О поездке к Ане Стася решилась заговорить не сразу: понимала, что реакция Ивана вряд ли будет положительной. Сначала она накормила мужа, выслушала его обычное утреннее брюзжание и лишь потом осторожно завела:
– Вань, нас Аня пригласила к себе в гости на пару дней… – Естественно, Анька приглашала только ее, но муж и так никогда туда не ездил, поэтому Стася решила не заостряться на деталях.
– И что? – Иван сурово сдвинул брови, его вид не предвещал ничего хорошего.
– Ну… У нас ведь нет определенных планов? Я хотела бы съездить, я очень давно с ней не виделась.
– Вот, значит, как! Ты меня оставляешь?
– Ну почему сразу «оставляешь», Ваня! Можем поехать вместе… – в семейных спорах она чувствовала себя почти беспомощной. Странное дело, с подчиненными могла разговаривать железным тоном, а когда доходило до подобных разговоров, терялась, словно шестилетняя девочка. – Я всего лишь хочу съездить пообщаться с Аней, отдохнуть…
– А-а! Значит, от меня ты устала? Ты же знаешь, что я не поеду, я Аньку не люблю. – Глаза мужа превратились в щелочки.
– Перестань цепляться к словам! – наконец рассердилась Стася. – Почему я не могу поехать к подруге? Ты сейчас за компьютер сядешь, а мне что, в окно смотреть?
– Значит, я лишаю тебя культурного досуга? – Ваню понесло. – Езжай! Езжай куда хочешь! Тебе все равно, что со мной будет! Скатертью дорога!
Он хлопнул кухонной дверью, и Настя чуть не расплакалась. Надо же иметь такой талант – за минуту испортить настроение! Разговор с Тагиром тоже был скорее непонятным, чем веселым, и в нем тоже сквозила безысходность, хотя совсем не такая, какую Стася ощущала сейчас.
Можно было не ехать, остаться дома, ждать, пока Ваня остынет и будет готов мириться. Но, судя по вспышке, произойдет это не раньше чем к вечеру, а что до вечера?
– А, к черту! – пробормотала Стася и пошла собираться. Если Иван идет на принцип, почему она не может сделать то же?
Сумка была уложена в рекордные сроки. Ваня действительно засел гонять электронных монстров. Настя остановилась на пороге комнаты, глядя в его непреклонную спину.
– Я уезжаю, Ваня.
Тишина.
– От Ани я поеду прямо на работу, так что вернусь пятого вечером. Еды в холодильнике полно, чистые рубашки в шкафу. Если захочешь позвонить, номер ты знаешь.
Никакой реакции, муж продолжал щелкать мышкой, и монстры на экране разевали зубастые пасти, а кровь лилась рекой. Стася развернулась и ушла.
На улице мело. Температура понизилась, пушистый снег больше не падал, на небе была сплошная серость. Настя простояла на углу около двадцати минут, поджидая автобус, но транспорт по выходным ходил из рук вон плохо – и она, замерзнув, поймала машину. Раздолбанная «девятка» довезла ее до коттеджного поселка, где обитала Анечка, и укатила в пургу, раздраженно позвякивая.
Подруга встретила Стасю восторженно: и правда, соскучилась сидеть в одиночестве. Трехгодовалые близнецы играли в гостиной, там же устроились и подруги, попивая горячий чай с пирожными и увлеченно болтая.
– Ой, Анька, какая ты счастливая, – вздохнула Настя, когда подружка вывалила на нее ворох последних новостей и сделала перерыв, чтобы глотнуть чаю. – Столько интересного в твоей жизни, и муж тебя любит. – Сама она не была любительницей шумных вечеринок, но иногда ей хотелось окунуться в яркую жизнь: ее собственное существование в последнее время слегка утратило краски. Пора купить новую палитру?.. А любовь мужа была тем, чему можно позавидовать, Настя начинала это осознавать.
– Бросай своего кролика и айда к нам, счастливым женщинам! – засмеялась подруга. – Ну правда, зачем он тебе сдался, Насть? Не мужик, а холодец какой-то.
– Холодец?
– Ну да, противный такой студень, серый и трясется, бэээ! – Анечка передернула плечами. – Неужели ты правда его любишь? Ну, я понимаю, на первом курсе. На первом курсе кого мы только не любили! – мечтательно пропела она. – Неужели любишь, скажи?
– Люблю, – спокойно ответила Настя.
Ее любовь к Ване была теперь неспешной и неяркой, но она все-таки была, Стасе очень хотелось в это верить. Она поддерживала в себе огонек этого чувства уже не первый месяц, не давая ему окончательно угаснуть. Если угаснет, тогда что? Темнота за ночными окнами станет совсем беспросветной, рядом с мужем ей будет холодно, и даже интересные разговоры больше не будут интриговать. Ей казалось, что без своей любви она превратится в тень, зачем-то скользящую по унылым улицам. Не будет больше ни тепла, ни солнца, исчезнет смысл. Иногда ночами Насте снилось, что она бродит по пустому городу и смотрит на мокрый асфальт. Только асфальт и она, никого больше. Потеря любви откроет в ней ту же пустоту, что Стася чувствовала в этих снах. А ей не хотелось быть пустым местом, казалось, что без Вани она перестанет быть собой. Наверное, это самообман, помогавший ей чувствовать себя частью семьи, но думать об этом Настя не хотела. И как сказать об этом Анечке, счастливой, легко летящей по жизни Анечке, она тоже не знала.
– Ты, по-моему, просто боишься перемен, – между тем продолжала вещать подружка. – Даже странно. Такая уверенная в себе, почти бизнесвумен, и поддаешься на провокации своего философа. Пойми, на нем свет клином не сошелся.
– Для меня сошелся, наверное, – улыбнулась Настя. – Ты ведь со своего Юрочки пылинки сдуваешь, разве ты не можешь меня понять?
– Юрка – дело другое, – отрезала Аня. – Мужик пашет как лошадь, ему надо домой прийти и расслабиться. И к тому же Толстячок понимает, что женщине нужно! – Госпожа Рожкова мечтательно посмотрела в потолок и откусила кусочек круассана. – Ладно, Настька, не куксись. И на твоей улице перевернется грузовик с подарками!
В обществе Анечки Стася наконец смогла немного расслабиться – и лишь тогда поняла, что с момента, как на кухню вошел Ваня, пребывала в напряжении. Почему? Ладно, потом они поссорились, но до того? Она не делала ничего такого, о чем не могла бы сказать мужу, и все же, все же… она ему соврала. И не испытывала от этого неловкости, вот что. Неловкость была от другого: что, если бы Ваня увидел ее разговор с Тагиром? В этих строчках на экране не было ничего особенного, однако Насте почему-то хотелось оставить их для себя.
«Это ничего не значит, – думала она ночью, лежа в спальне для гостей и глядя в потолок. – Совсем ничего. Мне нравится этот странный собеседник, а Ваня не поймет нашего разговора, этот разговор ему не нужен; они с Тагиром в параллельных плоскостях, которые если и пересекутся, то где-то там, в бесконечности… Я могу говорить с незнакомым мужчиной и не испытывать из-за этого чувства вины. Может быть, даже по ту сторону экрана сидит не мужчина, а девушка или эрудированный подросток. Тагир говорил о масках, какую маску носит он? В Сети всякого можно ждать».
И хотя она не могла объяснить, как, но чувствовала, что за электронными строчками не девочка и не заигравшийся тинэйджер, а смертельно уставший мужчина. Эта усталость чувствовалась в каждой его фразе и заставляла Настю говорить и говорить, чтобы попытаться понять, что скрывается за маской вежливости. Эта усталость была настолько искренней, что не могла сама быть маской.
Хотя Стасе и удавалось выйти в Сеть на выходных, Тагира она в чате не видела и не смогла выяснить, обиделся ли он на внезапно прервавшийся разговор. Да и некогда было особо размышлять об этом, Аня умела заполнять свой и чужой досуг. Настя отдохнула, наигралась в снежки, нагулялась по лесу, наобщалась с веселыми Анькиными друзьями. Не выдержала и все-таки первая позвонила Ване, они наскоро помирились по телефону, но мужу было не до нее: закупился новыми компьютерными игрушками и целые дни проводил перед монитором. Что ж, пусть так, если для него они – лучший отдых.
Пятого января зевающая госпожа Рожкова везла Настю в «Сапфир». Стася шелестела бумагами, на выходных она успела поработать, впрочем, всегда остается что-то напоследок.
Совещание по поводу новых рекламщиков было назначено на двенадцать; поздоровавшись с сотрудницами, которые явно были рады выходу на работу меньше, чем она, Настя устроилась за компьютером. Быстро просмотрела почту – ничего интересного, пролистала необходимые документы, еще раз задумчиво просмотрела досье по «Тайлеру» и ничего нового для себя не обнаружила. До совещания еще почти два часа, а делать нечего. Настя подумала и набрала адрес чата «Старая Москва».
На сей раз посетителей в чате было побольше: люди оклемались после праздников. Почти двадцать ников, из них половина – знакомые. Тагира нет. Настя зашла в чат, посыпались приветствия, вопросы об отмечании Нового года. Ничего не значащий, легкий разговор, когда можно расслабиться и ни о чем не думать.
«К нам приходит Тагир», – сообщила машина десять минут спустя.
– Здравствуй, Тагир, – пробормотала Настя.
Офис с негромким жужжанием оргтехники, голосами сотрудников и заливистым смехом Лидочки отодвинулся далеко-далеко. Тагир вежливо поприветствовал собравшихся и умолк. Настя ждала: если через минуту не заговорит, обратится к нему сама.
«Тагир приглашает вас в личный кабинет», – вежливо сообщил компьютер.
Стася нажала на ссылку, открылось другое окошко, где немедленно побежали строчки, сегодня небесно-голубые:
– Доброе утро, снежная фея!
Это чудесное приветствие было как прикосновение волшебной палочки, превратившее ее из лягушки в принцессу. Настя широко улыбнулась и ответила:
– Доброе утро, господин волшебник!
– Волшебник? Я? Вы меня с кем-то путаете. Почему вы так внезапно пропали тогда?
Дать прямой ответ на этот вопрос означало разрушить что-то. Ей не хотелось говорить о Ване сейчас, но и врать не хотелось.
– Возникли непредвиденные обстоятельства. Вы не обиделись?
– Нет, я никогда вам этого не прощу! – Смайлик прижал ладонь ко лбу, символизируя наигранную трагичность фразы. – Неверная, вы покинули меня в годину бедствий!.. Гм. Я в юности занимался в театральной студии и до сих пор склонен к сценическим гиперболам.
Стасе очень хотелось смеяться – она так живо представляла жесты Тагира, как будто он сидел напротив нее. А между тем она не знает, как он выглядит. Попросить фотографию? Нет, неловко…
– Вам опять не спится в выходные или вы уже на работе? – поинтересовался между тем Тагир.
Отчего-то с ним было легко поделиться обыденностью – жизнь даже в мелочах казалась важной.
– Уже на работе. Жду совещания, скучаю. Вернее, уже не скучаю, спасибо вам.
– Пожалуйста, всегда обращайтесь. – Вновь ехидный смайлик. Тагир сегодня, определенно, был в ударе, от былой мрачности не осталось и следа.
– А вы тоже на работе? – рискнула поинтересоваться Настя.
– Нет, я дома. В данный момент пытаюсь отогнать кота от ноутбука. Коту очень нравится курсор. Это животное ловит его лапой.
– У вас есть кот? – К мужчинам, любившим животных, Настя чувствовала определенную слабость. Ее собственная мечта о домашнем любимце так и оставалась неосуществимой, поэтому каждому, у кого дома живет кошка, собака или даже хомячок, она по-хорошему завидовала. – Толстый?
– Семь килограммов. Окраса «был серый, но мы постирали его с „Тайдом“ и пятновыводителем». Породы голубой рэгдолл. Знаете, берете его на руки, а он обвисает, словно тряпичная кукла.
– А как зовут?
– Вам по паспорту или по жизни? Паспортное имя сейчас не вспомню, а так зовем Мессир.
Настя быстро нашла в Сети информацию о рэгдоллах – стыдно было признаваться в своем невежестве. С фотографии глянули умилительные голубые глаза, а сопроводительная записка гласила, что кошки эти за пределами США почти не разводятся. Такого кота может позволить себе лишь достаточно обеспеченный человек. Стася одернула себя: Тагир – не загадочные рекламщики, вовсе незачем составлять на него досье! Но, кажется, это не профессиональные навыки, а банальное женское любопытство.
– Извините, у меня тоже возникли чрезвычайные обстоятельства, – вдруг мигнула строка, – должен вас покинуть, удачного совещания, очень надеюсь увидеться позже! – Посыпались смайлики-розочки, и Тагир исчез.