Остров коровищ


Нет, по-моему, других двух народов в Европе, которые испытывают друг к другу столь интересные чувства, как русские и немцы. У нас – то драка от Кремля до Рейхстага, то дружба: Европу вместе делим или фамилии царские основываем. Вроде бы несовместимы известное наше «авось» и не менее известное их «яволь». А ведь, тем не менее, кто из европейских народов знает недостатки и положительные качества друг друга лучше этих двух?

Для французов Европа кончается за Рейном. Дальше, убеждены они, начинаются земли варваров, пьющих пиво и гогочущих в самый неуместный момент. Ясновельможные поляки опять-таки убеждены: за Бугом проживают неудачные потомки просвещенных славян. И ведь иногда за эту свою убежденность ой как им доставалось: то немцы ходят по Парижу, то русские по Варшаве… То наоборот. Для китайцев, наверное, проблемы взаимоотношений европейцев вообще непонятны: мы для них все на одну широкоглазую физиономию.

Исполненный такими противоречивыми мыслями, я навестил однажды весной своих знакомых в городе-герое Ганновере. Имея богатый опыт общения с немцами и с горечью убеждаясь, что многие из них решительно ничего ни о России, ни о русских не знают, кроме того что им показывают тамошние массмедиа, разговор с незнакомыми, которых мне представляли друзья, я обычно начинал так: «Да, я русский, живу в России, нет, в Москве (город такой) по Кремлю медведи не ходят, пользоваться шариковой ручкой, велосипедом и компьютером умею». Помогает!

Дальше разговор проходил в более располагающей к дружественным контактам атмосфере. Вечерами дело доходило даже до юмора: анекдоты травили. Сидишь перед тремя немцами, рассказываешь в третий уже раз про Вовочку и давишься от хохота. Те тупо молчат: «Когда смеяться?» – «Ладно, проехали, вы свой расскажите». Те аж икают от смеха – такой вот смешной анекдот про Фрицхен, а сам думаешь, что даже Петросян веселее. Пришли к выводу: русский юмор немцам не понять, потому что он бывает слишком мрачным, немецкий юмор нашим лучше не слышать – совсем тяжелый. Ну хоть друг над другом посмеялись. И до сих пор смеемся.

Дошло до того, что попросил один товарищ помочь ему дрова достать. «Есть, – говорит, – у меня домик охотничий в лесу. Надо пару деревьев свалить, дрова напилить. Помоги, а?» О чем разговор, думаю, поехали. Домик и впрямь в лесу. В буковом. Буковый лес по-немецки – «бухенвальд». Во, думаю, попал: что ни слово, то задумаешься. Так или иначе, работал я на немецком лесоповале.



Домик охотничий сильно смахивал на «хрущевку» после ядерной войны – ни тебе раковины, ни туалета. Только буковый лес и спасал… Зато с едой проблем никаких не было: чуть пробрал голод, берешь ружье и идешь на охоту. Кабанов там видимо-невидимо, косуль тоже. По вечерам пиры устраивали. Вот только сама охота в Германии ни в какое сравнение с нашей, русской, по-моему, не идет.

У нас по лесу походить надо, поискать – иногда долго, – пока услышишь, где глухарь токует, или тем более лося увидеть! Немецкий охотник проходит или, что чаще, проезжает пару километров до своего лабаза, поднимается, открывает дверь и окна, достает сигареты и ждет. В трех километрах шумит автобан, чуть дальше виден огромный супермаркет. Из леса выходит к кромке поля косуля. Прошла еще пять метров – всё, ужин обеспечен. Вот и вся тебе зажигательная охота.

Товарищ мой – таксидермист по профессии, чучела делает. Многие охотники просят его сохранить их трофей для следующих поколений. Всего кабана или косулю брать дорого, да и не очень удобно, заказывают у него поэтому головы добытых животных – красиво смотрятся дома на стенах. Так этот товарищ опять попросил меня ему помочь. Выкатил из дома огромный котел, развел огонь и говорит: «Слушай, тут черепа надо бы проварить, на чучела пойдут. Ты последи, будь другом!» – «Ну, парень! Мало того, что в бухенвальде, так еще и черепа варить?! Ладно, давай». Так вот и варил: утром вставал и, вздыхая и кряхтя, танцевал вокруг этого огромного котла. Зрелище, уверяю, не для детского сада: хуже Бабы-яги или фрау Холле.

Немцы в округе, понятное дело, пронюхали, что у них в лесу поселился русский и черепа варит. Смотреть на меня стадами ходили – якобы мимо шли. Иногда в дом заходили – поговорить им хотелось, – пиво с собой приносили.

«Ребята, – говорю, – вы к нам давайте! У нас места знатные, зверя много!» – «Денег нет».

Для немца «нет денег» – это не тогда, когда в кошельке и вправду смерч, а тогда, когда хочется купить еще что-нибудь, но жалко. Привыкли к достатку. Приехал старичок на «мерседесе» и жалуется: пенсия, мол, маленькая. Тебя бы, думаю, по местам боевой славы провезти – по деревням нашим. Там пожалуйся! На сей раз в плен не возьмут – на месте линчуют.

Обратил, кстати, внимание, что немцы, побывавшие в России, относятся к ней с большим уважением. Даже если в плену побывали. Очень любят наших бабушек, очень не любят наши дороги. Разделил с ними мнение. Однажды разговорился с одним тамошним ветераном о войне – тема для немцев больная. «Почему с такой мощной армией вы войну продули?» – «А мы города занимали. Ваши-то все сразу в леса подались. Не побежишь же за ними! Время подошло – из лесов и вышли. Не будешь ведь в городе сидеть да ждать, пока хозяева разбираться придут, – вот и отступили. А вообще – правильно вы нас тогда». Кончаются такие разговоры чаще всего слезами и тостами за вечный мир и дружбу. Да и можем мы в мире-то жить – раз уж смеемся друг над другом.

Черепа поднадоели изрядно. Хоть и вареные, а все-таки. В общем, ударился в пасторальную романтику и сельский труд: пошел в батраки. Стал ухаживать за коровами, в поле работать. Так понравилось, настолько втянулся, что и не заметил, как оговоренный срок работы подошел к концу. Говорим вечером на завалинке, наблюдая немецкий закат: «Слушай, мне ж завтра уезжать!» – «Да ну?! Оставайся!» – «Нет, не могу. Хватит с меня вашей романтики».

Взгрустнул хозяин. Потом встрепенулся: «Знаешь что? Покупай корову!» Я, правда, испугался. «Ты чего, – говорю, – совсем устал? Давай уж и седло сразу приладим! Здорово меня дома встретят: от самой границы довезут с коровой. На скорой-то». – «Не, ты не понял. Смотри: покупаешь у меня корову – я тебе выписываю сертификат. Ты получаешься ее собственник. Корова-то здесь пусть остается – я за ней ухаживать буду. Молоко от нее получать. Мол, беру ее у тебя в аренду – проценты тебе идти будут. А ты за ними приезжай в любое время – заодно и подработаешь».

Ну, и настолько меня вся эта затея впечатлила своей оригинальностью и простотой, что я согласился: купил себе очаровательную коровищу бельгийской какой-то породы. Местные совсем обалдели: странные русские не только черепа варят, но еще и коров скупают. Хутор стоит вдали от другого жилья, так я его «Остров коровищ» прозвал. Тут моя коровушка, тут мои сокровища сельскохозяйственные.

Так и ездил потом некоторое время на этот самый «Остров коровищ» – и работал, и с людьми хорошими общался, и просто жизнь узнавал. Интересная она, жизнь. Бывает, даже веселая. И слава Богу.