– Боюсь, нам уже прямо сейчас здесь нужен человек, если это вообще возможно. У нас экстренная ситуация, – стараюсь я говорить в трубку самым что ни на есть вежливым, профессиональным тоном, жалея, что не могу мобилизовать в себе побольше авторитетности. Хотя сильно сомневаюсь, что таковая есть во мне вообще.
– Да, понимаю. Но это вряд ли сейчас возможно, – отвечает девица на другом конце линии, которая явно держит меня на громкой связи и под мои настойчивые просьбы набирает на своем мобильнике какой-то текст. Мне слышно, как тенькают кнопочки на клавиатуре ее сотового, поскольку она даже не потрудилась отключить там звук.
– Я разве не сказала вам, что звоню по поручению Рекса Пауэрса с «Супер-Мега-викторины»? – делаю я еще одну попытку, однако девицу это, похоже, ничуть не пронимает. – Он говорит, что вы обычно делаете это у него на дому и даже в последнюю минуту способны удовлетворить его требования.
Опять слышно, как набирается текст.
– А могу я еще с кем-нибудь у вас поговорить? – пытаюсь я добавить твердости в свой голос, но тут же «сдуваюсь», так и не сказав ужасающее: «с вашим начальником».
– Не-а, – не столько даже отвечает, сколько фыркает в ответ девица. – Остальные уже спускаются к выходу, так что я не могу никого позвать, а спускаться за кем-нибудь не собираюсь. Я могла бы заняться Рексом в четверг у него дома.
Я опускаю голову на стоящий передо мною стол. От телефона горит ухо, я даже чувствую, как ко мне в мозг проникают зловещие канцерогенные волны.
– Видите ли, проблема в том, – объясняю я приглушенным деревянной столешницей голосом, – что через полтора часа у нас эфир, а Рекс говорит, что ему надо привести в порядок грудь, прежде чем запустят камеру. И он утверждает, что вы, девочки, всегда точно знаете, где подконтурить и подвыщипать, чтобы подчеркнуть его мужское декольте. Это его собственные слова – сама я не очень в курсе, что это означает.
Долгое мгновение девица ничего не отвечает.
– О да, это мы умеем, – наконец говорит она. – Очень многие мужчины это любят. Но обычно на работу где-то по вызову меня подвозит мой парень, а он сегодня на футболе.
– Пожалуйста, – снова прошу я, ненавидя это неприкрытое отчаяние в собственном голосе. – Мы пришлем вам машину. Роскошную машину. Заплатим вам вдвое больше обычных расценок. Только, пожалуйста, приедьте! Неужто вы не понимаете, что Рекс не даст запустить съемку, пока его грудь не будет такой, как надо, а если мы снова застрянем тут на всю ночь, то режиссер будет винить во всем меня.
Девица испускает вздох.
Давя на сочувствие, я пробую еще один довод:
– Меня могут даже уволить.
Мобильник тут же прекращает тенькать.
– Ну ладно, хорошо. Куда мне надо ехать?
Я уже трижды успела ей это сообщить, однако объясняю еще раз, еле сдерживая в себе нетерпеливый вопль.
Едва я вешаю трубку, как в комнату шумно врывается Рекс.
– И что, она уже едет? – громко рокочет он своим знаменитым «викторинным» голосом. Незастегнутая рубашка болтается на нем по сторонам, выставляя напоказ выше упоминавшуюся грудь с буйной и «неоконтуренной» растительностью.
– Ну да, – бодро отвечаю я, выставив большие пальцы, словно все вышло без сучка и без задоринки.
– Так скажи ей, пусть поторопится, черт подери! – раздраженно требует он. – С каждой минутой эти окаянные кучеряшки выпирают еще сильнее. – Он указывает ладонями себе на грудь, и мой взгляд нечаянно задерживается на его кудрявой, как на лобке, поросли. Сглатываю подступившую к горлу тошноту.
– Даже представить себе не можешь, дорогуша, как тяжело приходится с такой роскошной, густой растительностью! – с патетикой сетует мне Рекс, плюхаясь на диван в углу. – Тебе-то повезло, у тебя там тонкие и неприметные волоски, до которых зрителям и дела нет. – Он накрывает себе лицо фланелевой салфеткой. – Не принесешь мне немного горячей водички? Хочу, пока дожидаюсь, распарить себе поры.
Мне хочется ему ответить, что для этого у нас имеются стажеры и посыльные. Хочется указать ему, что раковина находится как раз недалеко от его тупой башки. Хочется послать его ко всем чертям… Но я этого не делаю. Просто иду наполнить миску горячей водой.
Вы, наверно, не поверите, но я, вообще-то, даже не являюсь ассистентом Рекса Пауэрса. К несчастью, я допустила одну огромную оплошность тем, что с самого начала наших рабочих отношений не допускала буквально никаких оплошностей, и теперь он считает, что я единственная в этой студии, кому он может доверить какое-либо поручение. Посыльный для него – это «мешок трескучего дерьма», который «вечно все испортит». Это, конечно, правда, но все равно быть на побегушках не в моих, черт бы их побрал, обязанностях.
Придя сюда работать почти два года назад, я так была уверена в том, что попала на должность своей мечты. Я уже успела поработать курьером в одной продюсерской компании, потом помощником по персоналу уже в другом месте, затем помощником по персоналу где-то еще. Получить место ассистента режиссера для меня было огромным прорывом. Причем не просто каким-то ассистентом какого-то затрапезного режиссера – а ассистентом режиссера-постановщика одной из самых высокорейтинговых телевикторин дневного эфира на канале Би-би-си-9! Я всегда с огромным увлечением смотрела викторины. Пока я была маленькой, мы с Бабаней-Франни почти что каждый день смотрели «Кто хочет стать миллионером?», и у обеих из нас едва ли не целью всей жизни было, чтобы кто-то нас выбрал для «звонка другу». Достаточно долго, уже в подростковые годы, я считала, что мой идеал мужчины – это Крис Таррант[12] (так было, пока я не поняла, что на самом деле он не знает ответов на задаваемые им вопросы, а просто зачитывает их откуда-то, так сказать, из-под полы). Не сосчитать, сколько раз я затаскивала своих подружек Лорен с Джоэли на воскресные викторины в пабах! И все же лучшим моим напарником по викторинам всегда была Франни. Она вообще умнейший человек, которого я когда-либо встречала в жизни. В молодые годы она даже состояла в «Mensa»[13]. Бабуля всегда обладала буквально фотографической памятью, и IQ у нее доходил аж до 156, что было совершенно невероятно для участников популярных викторин семидесятых.
Короче говоря, работа в «Супер-Мега-викторине» казалась мне самой замечательной и интересной работой во вселенной, и я была уверена, что эти фейсбуковские чмошники, у которых по восемь детей и куча сопливых постов, просто поумирают все от зависти. Но на деле ведь все всегда оказывается совсем не так, как ожидалось, верно? Мне заранее говорили, что мой будущий ведущий «тяжелый в общении тип» – все меня о том предупреждали! – но я решила, что уж с этим-то я как-нибудь справлюсь. Я ведь так хорошо умею ладить с людьми! Я способна подстроиться под кого угодно. Но сейчас у меня такое чувство, что все, чего я добилась за последние два года, – это сделалась у Рекса Пауэрса прислужницей, девочкой на побегушках. Причем я до сих пор даже не уверена, знает ли он вообще, как меня зовут, – поскольку с подозрительной постоянностью обращается ко мне «дорогуша».
Выйдя из кабинета, я отлавливаю в коридоре Саманту. Она у нас единственный курьер, что не кажется полнейшей бестолочью, и к тому же я для нее официальный здесь «куратор».
На самом деле она мне очень нравится. Классная девчонка. Она только после школы. Пойти учиться в университет она себе позволить не смогла (а кто вообще, на самом деле, может в наши дни?), но все равно отчаянно хотела попасть на телевидение, а потому уже два года с демоническим рвением нарабатывает у нас трудовой опыт, параллельно трубя ночные смены в баре, чтобы хватало на проезд. Сэм честная трудяга и истинная северянка, а потому, естественно, считает всех остальных, богатеньких стажеров и вообще всех богатеньких полными идиотами. Если честно, ее резюме я выудила из стопки соискателей, просто чтобы позлить Рекса и своего начальника-режиссера, но оказалось, что она мне послана небом.
– Можешь срочно надыбать для меня машину? – спрашиваю я Саманту, вручая ей нужный адрес. – Скажи, что это буквально вопрос жизни и смерти.
– О-о-о! Это для какой-то знаменитости? – сразу оживляется она, и я не могу сдержать усмешки.
Если работаешь на телевидении, как-то предполагается, что ты не шибко благоговеешь перед знаменитостями, – но Саманта просто обожает встречаться с известными людьми. Порой мы приглашаем к себе на викторину звездных гостей – так Сэм при этом чуть не выпрыгивает из штанов. С каким немыслимым воодушевлением относится она к планируемому у нас вскоре грандиозному, заключительному в сезоне спецвыпуску, посвященному жизни звезд! Я, конечно, тоже этим сильно взбудоражена – но для меня это все равно как проклятие жизни. Даже не представляете, с каким раздутым самомнением мне порой приходится иметь дело! Вообще, как ни забавно, но те несколько знаменитостей первой величины как раз держатся на съемках так, что можно только мечтать: профессионально и доброжелательно, спокойно выполняя все то, о чем я их прошу. Но вот звезды третьего и далее разряда!.. Представить невозможно, какой это кошмар! Наверно, это потому, что чем ниже находишься по шкале известности, тем менее готов противостоять целому сонму бессовестных подхалимов и подлипал, которые быстро набрасываются на того, кто снискал знаменитость. Эти люди будут говорить тебе что угодно, лишь бы поближе подтянуться к твоему ореолу славы. Они готовы забраться к тебе в самое нутро и там уютно угнездиться, с халявными напитками и наркотиками, и всячески подбивая твое эго выходить из-под контроля, пока ты сам совершенно искренне не поверишь, что являешься всеми любимой звездой первой величины, когда-либо бывавшей на шоу знаменитостей «Остров любви».
И если честно – только тс-с-с! – мне кажется, что нечто подобное я понемногу начинаю наблюдать и в Джоэли.
Видели бы вы, какие себе гонорары вытребывают эти люди! Я уж не говорю об их райдерах в отношении гримерных! Так, у нас тут появился один актер, некогда, еще в 90-х, снимавшийся в «Холлиоксе» – не стану называть его имя, – который откровенно запросил, чтобы «сразу по прибытии» его в номере ожидали три женщины. Еле удержалась, чтобы не позвонить его маме и двум сестрам и не попросить их прибыть.
Впрочем, я надеюсь, одно другого все же будет стоить. Прямое вещание – всегда наиболее зажигательная разновидность телевидения, и для моего будущего резюме очень здорово, что я сейчас в этом котле варюсь.
– Увы, на сей раз никакой знаменитости, – мотаю головой в ответ Саманте. – О! Зато на будущей неделе в соседней студии будет записываться Давина МакКолл[14], – добавляю я приглушенным голосом, глядя по сторонам, не слышит ли кто, как я проболталась.
– О-о-о, как же я ее люблю! – восклицает Сэм, и я даже не сдерживаю смех. Еще бы! Все любят Давину! Это блистательная, сияющая богиня – и однажды, когда Рекс Пауэрс будет раздавлен до смерти своим непомерным самомнением, я стану молить Давину, чтобы она пришла на место ведущей этого шоу.
Сэм убегает, на ходу ища в телефоне вызов такси.
Я же достаю список дел на сегодня и по обыкновению вытягиваю руки к потолку. После работы я собираюсь на йогу и уже жду не дождусь, когда смогу сбросить с себя груз нынешнего дня. Сейчас, в разгар съемок сезона, все мы пашем на всю катушку. Восемьдесят выпусков, месяцами записывающиеся каждый будний день, – такое впечатление, что это никогда не кончится! Впрочем, кастинг в последнюю группу начнется не раньше будущей недели, а с нынешними участниками игры сейчас нянчится Аслан – второй ассистент режиссера и мой «рабочий муж». Так что, пожалуй, у меня до съемок даже есть немножко времени перехватить чего-нибудь в буфете.
В заднем кармане начинает вибрировать мобильник. Держу его там потому, что лично мне приятно чувствовать его дрожание попой, и мне ничуть не стыдно в том признаться.
В телефоне меня терпеливо дожидаются шесть сообщений от Лорен. В трех она спрашивает, что я думаю насчет коктейля из креветок в качестве закуски (я вообще ничего не думаю насчет закусок в виде креветочных коктейлей!), а в трех других изложены повестки наших ближайших «подготовительных» посиделок на этой неделе. Причем мне кажется, там много таких пунктов, которые мы уже с ней обсудили. И не единожды. Фактически за те несколько недель, что прошли после ее помолвки, мы уже, по-моему, обсосали все мельчайшие детали ее будущей свадьбы. Но всякий раз, когда решение вроде бы уже принято, всплывает вдруг что-то еще. Вот тебе и обещание Лорен принимать быстрые решения!
Я резко выдыхаю, от ее вопросов чувствуя себя немного очумело. У меня слишком напряженная работа, чтобы думать еще о креветочных коктейлях! Оставив сообщения без ответа, сую телефон обратно в задний карман и тороплюсь в наш студийный кафетерий. Мне надо выпить кофе, закинуть в себя какой-нибудь пирожок или кексик и поболтать с Франни.
Франни – это моя бабушка. Я ее зову «Бабаня-Франни» – и, по-моему, звучит это просто уморительно! Правда? Но она здесь не только моя бабушка – она общая для всех бабуля. Как только я получила место ассистента, она устроилась к нам в студию на должность «чайной леди» и попутно заведующей кафетерием. Как потом делился впечатлением остальной коллектив буфета, однажды она просто зашла к ним и сказала, что собирается устроиться сюда работать. Было это очень смешно, учитывая, как вообще трудно попасть куда-либо на телевидении, однако моя Бабаня-Франни – это стихия во плоти. Она врывается в уже устоявшийся мир, заявляет всем о своих желаниях и не приемлет в ответ никаких «нет». А поскольку ей без всяких преувеличений девяносто лет, то отвечать ей отказом, мне кажется, всем как-то даже неудобно. К тому же вдруг, услышав «нет», она возьмет да и помрет? Так что, пожалуй, хорошо, что никто на это пока не решился.
И я ужасно рада тому, что она со мною здесь почти бок о бок. Мне хочется, чтобы Франни была рядом как можно больше, всегда и непрерывно. Потому что, хотя она и самый что ни на есть живой и энергичный человек на свете, я не могу не понимать, что эти отношения имеют некий… временной предел. Мне страшно об этом даже думать, потому что бабушка для меня – любимейший человек во всей вселенной, но все же никуда не деться от реальности. Как ни крути, а ей уже стукнуло девяносто. Бабаня-Франни для меня и как мама, и как близкая подруга. Равно как и великолепнейшая бабушка. А поскольку брак у моих родителей был с самого начала очень неспокойным, а Франни жила всего в двух улицах от нас, то я почти все свое детство провела в ее доме, разгадывая вместе с нею викторины и слушая, как она целыми главами декламирует по памяти те книжки, что читала мне когда-то перед сном.
И как бы я ни любила своих родителей, я все равно считаю, что вырастила меня именно Франни, – по крайней мере, именно она воспитала во мне все самое лучшее. И нынешние наши совместные с бабулей перекусы во время ланча значат для меня невыразимо много.
В наполненной паром рабочей зоне кухни Франни, как всегда, держится с напускной суровостью. Роль ее главным образом заключается в присмотре за процессом готовки, поскольку сама она стряпать совершенно не умеет, но очень любит другими на кухне верховодить. Ее «многолетний опыт» в этой сфере очень высоко всеми ценим – в том смысле, что остальной штат кафетерия ее боится. В тот момент, когда я вхожу в кухню, она размахивает в воздухе своей клюкой. На самом деле в этом аксессуаре у нее вовсе нет нужды, но Франни утверждает, что с тростью она выглядит «величественной, как Мэгги Смит». Она говорит, что является престарелой аристократкой нашей забегаловки, которая, мол, «не в пример лучше этого несчастного «Аббатства Даутон»[15]». Жертва, перед которой она сурово машет палкой, – бедняжка Эндриа.
Эндриа – ближайшая подруга Франни и в то же время ее заклятый враг. На нее очень часто сыпятся палки – и в фигуральном смысле, и в самом что ни на есть буквальном. В данный момент Франни разносит ее насчет того, что в картошке фри должно быть больше жира. Вообще, все ее кулинарные советы обычно сводятся к тому, что «жира надо больше».
Едва бабушка замечает в кухне меня, как ее столь любимое мною, морщинистое лицо освещается радостью. Эндриа с облегчением кивает мне, здороваясь, и торопливо отходит прочь, я же, подойдя к бабуле, опускаю голову ей на плечо.
– У меня только десять минут, пока Рексу выщипывают его мохнатость на груди, – словоохотливо говорю я, себе добывая со стойки сэндвич с тунцом, а бабуле вручая ее излюбленный – с яйцом и майонезом.
– А можно посмотреть? – справляется она, когда мы усаживаемся за столиком по другую сторону стойки. Бабуле очень нравится Рекс.
Я выразительно закатываю глаза, Франни между тем прищурившись глядит на мой сэндвич.
– Выглядит ну просто отвратительно, – гадливо бормочет она.
– Твои же подопечные сварганили! – фыркаю я в ответ.
Бабуля пожимает плечами, и обвисшая кожа на ее лице складывается осуждающими морщинами.
– Да-а, ныне хороших работников днем с огнем не сыщешь, – сетует она, снимая с сэндвича пленку, зубами отхватывает от подсохшего уже хлеба здоровенный кусок и уже с полным ртом продолжает: – Я бы последний шиллинг поставила на то, что этот вот делала Эндриа. Он даже пахнет, как Эндриа. С этаким металлическим налетом дешевого французского парфюма и душком тоскливой брошенной жены. – Она заходится дьявольским смехом, и мне внезапно вспоминается, как бабушка читала мне «Ведьмы» Роальда Даля, когда я была маленькой. У нее всегда так здорово выходили страшные голоса!
Прежде чем продолжить разговор, Франни вновь откусывает от сэндвича. Она всегда предпочитает говорить с набитым ртом.
– Так, и как там нынче мой любимый Рекс? – шамкает она сквозь яично-хлебную кашу. – Приятно слышать, что он так о себе заботится. Хотя лично я предпочитаю у мужчин мохнатую грудь.
Это до крайности правдивое утверждение. Обычный для Франни тип мужчины – низкорослый и очень волосатый. Последний ее муж – супруг номер четыре – был чуть ли не копия Денни Де Вито.
– Да как всегда – сущий кошмар, – говорю я, и бабушка протягивает ко мне ладонь, чтобы утешающе погладить по руке. Это, конечно, очень мило – но теперь у меня рука в яичных крошках.
– Тебе бы надо иногда все же ставить его на место. Ему это пойдет только на пользу, – мягко журит она меня, и я испускаю громкий смешок.
– Я тогда потеряю работу, Франни. Он любит, когда ассистент при нем безгласен.
Бабушка склоняет голову набок.
– Но ведь с твоим коллегой Асланом он так не обращается, верно? Хотя тот по рабочему статусу на том же уровне, что и ты. Не так ли?
– Так, – отвечаю я, проглатывая прожеванный кусок сэндвича. – Но он мужчина. У него меньше опыта, и поступил он к нам уже после меня, и работает не так хорошо, как я, – однако он явно больше меня зарабатывает и пользуется бо́льшим уважением. Так уж устроен этот мир! Видела бы ты, как все участники в его присутствии меня игнорируют или же обращаются со мною точно с «чайной леди».
Тут Франни выпячивает вперед грудь, выпрямляясь на сиденье.
– Нет ничего зазорного в том, чтобы работать «чайной леди», Делайла, – недовольно говорит она.
– Да нет, конечно, нет, я знаю, – быстро говорю я. – Я лишь хочу сказать, что я не на это подвизалась. По должности я – ассистент режиссера. И подчиняюсь нынешнему режиссеру викторины. Но при этом я, кажется, только тем и занимаюсь, что бегаю у всех на побегушках. И Рекс из всей студии – самый ужасный. Он открыто заявляет всем и каждому, что любит, когда женщины ему подчиняются. Даже в эфире это говорил. Это его такой, мол, фирменный стиль. А еще он считает, что женщины всегда должны быть на каблуках и при помаде, – вздыхаю я бессильно.
– Тебе надо как-то больше стоять за себя, – говорит бабушка, стукнув тростью об пол. – Ты сама позволяешь, чтобы тобою помыкали и вовсю пользовались. И твой начальник, и коллеги – да даже твоя семья. Братец твой долг тебе вернул?
Я невольно вспыхиваю. Уже несколько недель прошло с того дня, как я в очередной раз одолжила Тому сто фунтов, – и, разумеется, он ни за что их не вернет. От него не добиться, чтобы хотя бы ответил на мой звонок, – что уж говорить о том, чтобы перевести деньги на мой счет!
Я мотаю головой, и Франни, вздохнув, меняет тему:
– А как дела у тебя с Уиллом?
Я улыбаюсь, вспоминая, как тихо и чудесно мы провели вдвоем последние выходные. В воскресенье мы с Уиллом сходили в кино – посмотреть совершенно отстойный ужастик, – после чего, по традиции, наперегонки добирались до дома. Он, как всегда, вызвал через интернет Uber-такси, а я села на автобус. И хотя он приехал раньше меня, мы оба сошлись на том, что выиграла все же я, поскольку мне не пришлось преодолевать в себе неловкость общения с посторонними и всю дорогу болтать с водителем такси.
– Все хорошо, – просто отозвалась я. – На работе его хотят ближайшим летом задействовать в каких-то сверхсрочных проектах, так что он будет крайне занят. Но зато, если он достойно себя проявит, его ждет неплохое продвижение.
– Хорошо, – кивает Франни. – Передай ему, что он всегда может заглянуть меня навестить – даже будь он очень важной благотворительной шишкой. В последний раз, когда мы виделись, он обещал, что мы с ним на пару надеремся шерри. Может, он примкнет к нашей компании в один из четвергов? Как думаешь, Лайла? За ним неисполненный должок – ты ему это передай.
– Конечно, передам, – киваю я, поднимаясь. Пойду-ка лучше погляжу, как там идет процесс «оконтуривания» Рексовой груди.
– Да, мне тут звонил твой папочка, – внезапно вспоминает Франни. – Говорит, что ты второй день ему не отвечаешь и не перезваниваешь, а он желает, чтоб ты знала, что твоя мать – злая ведьма. И говорит, что пенис у него всегда был совершенно нормального размера. Просто при вазэктомии ему что-то там сделали – невозможно было остановить кровотечение, – и теперь он не такой большой, как прежде, но все равно вполне приемлемых размеров.
Невольно завопив, я закрываю ладонями уши.
– Господи, Франни, зачем ты мне все это говоришь?! Тем более о своем собственном сыне!
Бабушка, хохоча, откидывает назад голову.
– Просто мне показалось, что это смешно. Я бы не стала рассказывать, если б не сочла таким забавным.