Над скалистым берегом моря, в густой зелени акаций, прятались стеклянные строения украинской кинофабрики. Издали виднелись красные черепичные крыши. В этом саду можно было увидеть толпу бойких босоногих ребятишек и впереди всех – веселую загорелую девочку в ситцевой юбчонке и в вышитой украинской рубашке. Это была героиня кинокартины – бесстрашная Василинка. Шла съемка картины «Дочь партизана».
Василинкой была Гуля. Случилось так, что она вместе с матерью поехала на Украину. Режиссеры кинофабрики, увидя Гулю, сразу решили, что Василинка должна быть точь-в-точь такой, как Гуля. Матери не хотелось делать из Гули киноартистку, но режиссеры настаивали до тех пор, пока она не согласилась.
Гуле пришлось приняться за трудную, серьезную работу.
В картине была сцена, где Василинка верхом на лошади берет препятствие. Для того чтобы сыграть эту сцену, Гуле пришлось научиться ездить верхом – в седле и без седла.
Красноармеец привел во двор кинофабрики рослого белого коня. Поглаживая своего красавца по крутой, гладкой спине, он говорил:
– Це добрый конь. Нема бильше такого доброго коня, як Сивко.
Но «добрый конь» оказался злым и упрямым, когда на него посадили Гулю. Он рванулся с такой силой, что Гулю сразу откинуло назад, и она чуть не полетела вниз головой. Ее вовремя подхватили.
– Вы идите рядом, – сказала Гуля режиссеру, – а я еще раз попробую.
Она уселась поудобнее и дернула поводья. Сивко не тронулся с места. Гуля сжала ногами бока лошади, но она не шелохнулась. Красноармеец потрепал коня по загривку и сказал:
– Чого ж ты, дурень? Ходы! Ходы швыдче!
Гуля снова дернула поводья. Сивко вдруг затанцевал, отпрянул назад, и Гуля упала ему на шею. Ее опять успели подхватить.
Она покраснела.
– Что, испугалась? – спросили ее режиссер и оператор.
– Злякалась? – спросил красноармеец.
– Злякалась, – сказала Гуля. – Думала – убьюсь.
– Ну, может быть, хватит на сегодня?
– Нет, давайте еще, – ответила Гуля.
То сдерживая, то подгоняя Сивко поводьями, она заставила его наконец слушаться. Упрямый Сивко понял, что ему не переупрямить маленькую наездницу.
Учение повторилось и на другой день, и на третий. А когда Гуля научилась ездить и шагом, и рысью, и галопом, на дорожке парка поставили высокий барьер.
Смело и весело уселась Василинка в седло. Сивко сразу бросился вперед, но перед самым барьером шарахнулся куда-то в сторону. Гуля еле удержала его. Сивко брыкался, мотал головой, кусал удила. Гуля кое-как усидела в седле и снова направила коня вперед. Она неслась к барьеру, и ветер бил ей прямо в лицо. Сивко доскакал до цели и снова отпрянул в сторону. Он, казалось, во что бы то ни стало решил сбросить с себя эту легкую, но беспокойную ношу. У Гули закружилась голова. Она судорожно вцепилась в поводья.
– Прекратить репетицию! – закричал в рупор режиссер.
Но Гуля не захотела сдаваться.
– Ничего, у меня выйдет. Должно выйти!
Она уселась покрепче, прилегла к шее коня:
– Ну, Сивко, не выдай! – и опять помчалась к барьеру. Сердце у нее забилось еще сильнее.
Но Сивко выдал. Перед самым барьером он опять, в третий раз, шарахнулся вбок.
– Брось, Гуля, не надо! – кричал режиссер.
Гуля ничего не слышала. Стиснув зубы, сжавшись, словно пружина, погнала она коня галопом. Доскакав до барьера, она дала шенкеля, конь, не успев опомниться, сделал прыжок, и Гуля, точно на крыльях, взлетела куда-то вверх. Секунда – и конь снова плавно бежал по дорожке.
Барьер был взят. Так двенадцатилетняя Гуля взяла первую высоту в своей жизни.