1972 год
Тебя зовут Итака Экспосито [4]. Тебе не нравится, когда называют твою фамилию, потому что она обнажает и выдает твое постыдное происхождение: женщина, давшая тебе жизнь, или ее родственники оставили тебя у дверей школы Веракрус в северном городе пятнадцать лет назад. Ты не знаешь, почему монахини дали тебе такое странное имя и почему не отправили тебя в приют. Ты не знаешь ничего, даже дату своего рождения: ее заменили на не слишком правдоподобное «1 января 1957».
Глядя на других девочек, ты думаешь о том, что могла бы быть одной из них. Той, у кого были заботливые родители и семья, где любят и обнимают, – и свой дом, и шкаф, и ящички, и одежда, а не только эта вечная унылая униформа.
Твои одноклассницы насмехались над твоим происхождением, пока о тебе не начали писать в газетах.
Их родители были очарованы историей о девочке-вундеркинде, маленьком Моцарте-художнике из Витории. Монахини возили тебя в Мадрид и Барселону, Лондон и Венецию. Тебя выставляли перед важными лицами и журналистами, и ты за фантастически короткое время копировала у них на глазах произведения Гойи (это было просто), Вермеера (свет на его картинах был настоящим волшебством, и ты впитала его настолько, что оно стало тебе подвластно) и Караваджо с его «тенеброзо». Тебе было тогда девять лет, и детство для тебя уже закончилось.
Ты вдруг оказалась в мире галеристов, директоров музеев и картинных галерей.
Перед очередным выступлением, после изматывающих гастролей по всей стране, ты почувствовала себя настолько плохо, что не смогла даже подняться с постели в хостеле. Они пытались давить, уговаривать, но потом мать Магдалена поняла, что все закончилось, и дальнейшие гастроли были отменены. Ты не знаешь, тогда ли она возненавидела тебя, или ее холодная враждебность появилась еще раньше. Ты ни разу не увидела ни песеты из того, что получили монахини за твои выступления: они говорили, что это была плата за твое содержание и воспитание с младенчества.
С математикой у тебя был порядок. Ты видела счета в чемодане сестры Акилины, монахини, преподававшей предтехнологию (это именно от нее ты получила все свои знания о холстах, масле и перспективе).
Ты единственная сирота в школе, ты спишь с другими воспитанницами в общей спальне с одинаковыми кроватями, и там, в маленькой тумбочке, хранится все твое имущество: униформа и ночная сорочка. По выходным ты стираешь свою одежду и вешаешь ее сушиться на батарею, а сама тем временем читаешь какую-нибудь книгу, взятую из школьной библиотеки, твоего настоящего пристанища. Эти страницы убаюкивают тебя каждую ночь в своих объятиях; сотни писателей радушно принимают тебя в свой мир, не напоминая тебе о том, что ты могла бы быть кем-то другим, и украдкой приоткрывают перед тобой завесу над тайнами твоей будущей жизни.
У тебя есть план.
Великолепный план побега.
Но это будет потом.
А сегодня ты сосредоточена на том, чтобы извлечь иллюстрацию со старинным видом Мадрида из книги, увлекавшей тебя с пяти лет: «Путешествие по Испании и Португалии» Иеронима Мюнцера. Это старинное переиздание XIX века, при том что оригинал был еще на четыре века древнее. Сначала эта репродукция просто вызывала у тебя восхищение, но потом это переросло в настоящее помешательство, и ты поняла, что хочешь ее для себя. Как свою маленькую собственность. Нечто только твое.
Картинка не занимает много места, а школа такая огромная, просто гигантский муравейник со своими рабочими муравьями – рядовыми монахинями – и королевой, матерью Магдаленой, которая, несмотря на свою молодость и красоту, служит настоящим жестким стержнем этой экосистемы. Тут столько галерей, туннелей и укромных уголков, где можно припрятать свои сокровища, вроде той потрясающей иллюстрации, которой ты задумала завладеть…
Ты быстро научилась отличать настоящие жемчужины от экземпляров, не представлявших особой ценности. Наиболее древние книги имели самые неприглядные переплеты: пожелтевшие пергаменты, сморщившиеся от времени, перепадов температуры и сырости. А самые красивые переплеты, из кожи и бордового бархата, с металлическими накладками, были у более поздних книг – XIX века, золотой эпохи великих библиофилов.
Сестра Акилина выписывает библиофилический журнал, из которого ты черпаешь все свои знания. Он называется «Титивиллус», по имени маленького демона, нашептывавшего переписчикам под руку, чтобы они совершали ошибки в своей работе, и потом поджидавшего их в аду. Ты утаскиваешь журнал после ужина, когда сестра Акилина исчезает – как говорит она сама, ухаживать за стариками… кто ее знает, что она имеет в виду. Ты входишь в ее келью и подменяешь журнал на предыдущий номер. Изучаешь его, выписываешь все самое интересное, чтобы не забыть, и возвращаешь на место до того, как сестра прошествует обратно по коридору из восточного крыла, со стороны частных владений школы – великолепного здания из серого камня, наподобие английского замка, со своими маленькими зубцами на стенах и круглой башней.
Однако на этот раз тебе предстоит нечто другое: ты собираешься похитить драгоценный кусочек библиографической редкости.
Весь план тщательно продуман.
Во время празднования дня святой покровительницы ты вызвалась поработать на школьной ярмарке-лотерее. Ты рисовала забавные карикатурные портреты учениц, по пять песет за штуку. Ты работала двенадцать часов без перерыва. Даже когда все сестры отправились обедать, ты осталась, чтобы нарисовать еще несколько портретов. В конце дня ты сдала кассу, целое состояние: сто песет. Ученицы, желавшие получить портрет, сменялись одна за другой, и монахини были настолько заняты лотереей, музыкой, мессой и визитом епископа, что никто не подсчитывал количество сделанных тобой рисунков. Поздно вечером, оставшись одна в туалете, ты наконец смогла развернуть перед собой свое богатство: шестьдесят пять песет. Это был твой первый заработок, твой первый гонорар, твой первый доход.
Потом будет еще много – и всегда благодаря твоему мастерству, которое так радостно и легкомысленно все называли «твоим даром». Как будто годы упорной учебы и практики были ни при чем, словно ты родилась, уже умея копировать Гогена, и для этого не нужно было бесконечно изучать грустные лица его таитянских женщин, пытаясь вжиться в их душу и постичь тайну их потерянного взгляда.
С деньгами, вырученными на дне святой покровительницы, ты улизнула в одну пятницу, когда у вас было свободное время и монахини позволяли воспитанницам выходить на часок прогуляться по Витории. Когда-то ты упросила сестру-библиотекаря, чтобы та разрешила тебе подметать пол в библиотеке и вытирать пыль с книжных полок. По прошествии некоторого времени иногда – лишь иногда – случалось, что она оставляла тебе ключ, а сама уходила. Однажды такой счастливый день выпал на пятницу, и ты помчалась в хозяйственный магазин на улице Олагибель, где за двадцать песет сделала себе дубликат. Потом выжидала несколько недель, стараясь не посещать слишком часто библиотеку, чтобы сестра-библиотекарь успела о тебе подзабыть. И вот наступил понедельник – в этот день библиотека закрыта во второй половине дня: много уроков у приходящих учениц и все монахини заняты…
Это был долгий день. Микаэла, самая богатая из учениц школы, наверное, уже получила сюрприз. Она всегда плохо к тебе относилась, и ты знаешь, что она устраивала неприятности девочкам, которые когда-либо пытались общаться с тобой. Микаэла возглавляет «круг избранных» в классе. Монахини смотрят на все сквозь пальцы благодаря щедрым пожертвованиям ее отца.
Ты всегда старалась держаться от нее подальше, чтобы не быть постоянным объектом насмешек – она любила задавать одни и те же вопросы: «Эй, а тебя куда родители повезут на каникулы? Где ты будешь отмечать Рождество?» Сначала было больно, но потом ты научилась принимать это как обычную неприятность, вроде ливня или грозы с громом. Дождь тебя намочит, но не убьет. Молния может тебя испепелить, но ты доверяешься своей судьбе, и все проходит стороной.
А вчера Микаэла пришла с отметиной на щеке. Все пять пальцев. Видимо, от ладони ее отца, как все мы предположили. Никто ничего не сказал. Микаэла тоже молчала. У тебя самой нет отца, и ты впервые рада быть сиротой: что, если б твой родитель тоже оказался таким? Ты знаешь, что Микаэла влипла в историю. В последнее время она часто прогуливает занятия, и всем известно, что виной этому мальчик, один из учеников школы Саградо Корасон. И вот вчера она опять прогуляла.
Мать Магдалена потребовала от Микаэлы, чтобы ее отец прислал в школу объяснительную записку по поводу ее отсутствия. Ты от кого-то об этом услышала: в школьных коридорах эхом разносятся все разговоры, особенно самые сокровенные. Всегда найдется кто-нибудь, монахиня или ученица, кто разболтает секрет. И пока сестра Акилина ведет урок естествознания у учениц третьего класса, ты проникаешь в ее кабинет и ищешь объяснительные записки от отца Микаэлы. Подпись у него простая, стилизованная, с курсивным начертанием и незамысловатым росчерком. Твердая и высокомерная – как и сам отец, бьющий свою дочь.
Важно также использовать правильную бумагу, но, к счастью, это обычный альбомный лист; чернила – черного цвета, найти такие же не составит труда. Ты составляешь письмо, беря слова из предыдущих объяснительных записок, и в результате отсутствие на занятиях в часы запретных поцелуев оказывается следствием обычной простуды. Микаэла никогда не узнает, кто спас ей другую щеку.
А ты тем временем трясешься от страха в библиотеке.
Одно дело – тысячу раз по ночам представлять себя обладательницей иллюстрации, которой ты одержима. И совсем другое – повернуть ручку, вставив в замочную скважину дубликат ключа, тяжело дышать в ожидании, сработает ли замок, потом быстро проскользнуть внутрь и закрыть за собой дверь. И вот ты наконец в пещере Али-Бабы, но свет включать нельзя. Тебя окружают несметные сокровища – настоящий соблазн для того, у кого нет ничего за душой, кроме сорока пяти песет и ключа.
Вокруг царит полутьма, благодаря высокому и узкому окну, и ты пробираешься сквозь светотени этого живого полотна. Наконец добираешься до своей вожделенной книги и достаешь скальпель, прихваченный на уроке предтехнологии. Вырезать страницу из старинной книги вовсе не так-то просто, как казалось раньше. Бумага крепко прошита, и нить не поддается. Лезвие скальпеля недостаточно острое. К тому же ты не хочешь испортить книгу: она заслуживает того, чтобы оставаться такой же прекрасной в последующие сто лет – пусть без одной страницы, но в безупречном состоянии. Ты не хочешь повредить другие страницы – они не виноваты в том, что в них нет той завершенности и красоты, как на этой иллюстрации, завладевшей твоим воображением с детства.
Ты закрываешь глаза и стараешься сосредоточиться. Повторяешь про себя стихотворение Альмафуэрте, одного из твоих учителей, одного из тех, кого ты не знала, но кто открыл для тебя первые крупицы жизненной истины:
Даже если побежден ты, не сдавайся.
Даже если раб, не будь в душе рабом.
И, дрожа от страха, действуй смело.
Яростно сражайся, хоть изранен…
И пускай грозит возмездьем и кусает
По земле катящаяся голова [5].
Ну что ж, «даже если побежден ты, не сдавайся».
Теперь существуют только эта иллюстрация, скальпель и ты. Вы превратились в закрытую экосистему, где ты была хищником, страница с иллюстрацией – добычей, а скальпель – твоим грозным оружием.
Тысячи часов, которые ты провела, держа кисть и виртуозно копируя ею чужие мазки, сослужили тебе хорошую службу: благодаря этому у тебя твердая рука – не хуже, чем у часовщика, хирурга или наперсточника.
Ты прикладываешь необходимую силу, и столетняя нить наконец поддается – иллюстрация начинает понемногу отделяться.
Вся суета мира остается где-то далеко за пределами твоего ровно бьющегося сердца. Точность – единственное, что сейчас важно: пациент, перенесший операцию, не должен получить никаких увечий. Ты вырезала драгоценность из старинной книги, и листок, отделенный от остальных, становится почти невесомым в твоих руках.
Ты расстегиваешь свою белую блузку и прячешь листок под майку, которая уже стала тебе мала. В такой ситуации это даже к лучшему. Бумага быстро становится как будто частью твоего тела.
Ты ставишь пострадавшую книгу обратно на предательски зияющее пустое место на стеллаже с инкунабулами. Именно для этого ты вот уже несколько месяцев старательно протирала пыль на полках: там не должно остаться никаких следов, которые могли бы выдать, что кто-то тайком туда забирался.
Теперь остается вторая часть твоего плана: нужно хорошо припрятать свое сокровище, чтобы иметь возможность снова любоваться им, когда захочется. Это твоя первая собственная драгоценность, отнятая у прошлых веков.
И так будет всегда: ничто не будет дано тебе просто так, тебе придется брать все самой. Свободу, любовь, жизнь…
Наступает вечер, и ты хочешь только одного: чтобы ужин поскорее закончился и ты могла бы наконец отдохнуть, лежа в темноте на своей кровати.
Однако в этот день что-то идет не так. Происходит нечто необычное. Мать Магдалена зажигает свет в общей спальне воспитанниц. Слышны удивленные перешептывания, кое-кто даже осмеливается ворчать. Но ты уже знаешь, что это из-за тебя. Настоятельница любит во всем порядок и предсказуемость, она никогда прежде не нарушала в полночь покой ваших снов.
– Итака Экспосито – в мой кабинет. Со мной.
Ты в оцепенении выбираешься из кровати в ночной сорочке; ночь очень холодная, и нужно скорее обуться. Все смотрят на тебя, и ты видишь в их глаза ужас. Возможно, у некоторых еще сочувствие.
– Забери свою форму, ты покидаешь школу.
Твои щеки начинают леденеть изнутри.
«Куда? Куда меня могут отправить?» – думаешь ты. И сразу приходит осознание: ты пятнадцатилетняя сирота, которую собираются изгнать из монастырской школы.
Ты берешь свою потрепанную форму школы Веракрус и идешь следом за матерью-настоятельницей. В этот раз на ней нет покрывала, и ты впервые видишь ее светлые волосы с короткой мужской стрижкой, стройную и прямую фигуру под ночной сорочкой: она красивая женщина, несмотря на неизменную горькую гримасу, кривящую ее рот, когда она улыбается.
– Закрой за собой дверь.
Ты подчиняешься: тебе не хочется, чтобы кто-то все это видел и слышал.
Ты знаешь, что она ждала этого момента много лет, и вот случай подвернулся – ты сама преподнесла ей его на блюдечке. Проклятое помешательство – ведь можно было ограничиться тем, чтобы просто любоваться иллюстрацией во время каждого визита в библиотеку… Но желание обладать этим сокровищем, сделать его своей собственностью, постепенно завладело всеми твоими мыслями.
И ты поддалась.
Это твоя вина.
Настоятельница предъявляет тебе улики, подтверждающие твое преступление. Рядом с иллюстрацией лежит также сказка Андерсена «Девочка со спичками». Самая грустная, рассказывающая о нищей девочке, которая в канун Нового года умирает на улице от холода под снежным покрывалом. Она видит в небе падающую звезду и вспоминает, что говорила ей бабушка: «Кто-то теперь умрет». Девочка поджигает оставшиеся у нее три спички, пытаясь согреться. Когда загорается последняя, появляется ее покойная бабушка, берет ее на руки и уносит с собой на небо. Ты украла эту сказку на прошлое первое января: у тебя был день рождения и ты решила что-нибудь себе подарить. Это был твой первый подарок, и ты была просто счастлива. Ты спрятала сказку под занавесом в старой часовне, где постоянно шел ремонт и куда никто не ходил.
– Я должна уведомить соответствующие органы; ты несовершеннолетняя, и тебя отправят в исправительное учреждение.
Она все время наблюдала за тобой, следила… возможно, она знает тебя даже лучше, чем ты сама.
В этот момент раздается осторожное постукивание в дверь костяшками пальцев.
– Не сейчас! – повышает голос мать Магдалена.
Сестра Акилина входит, проигнорировав возражение. На ней халат и меховые тапочки.
– Что здесь происходит? – спрашивает она, и в ее голосе слышатся властные нотки, не знакомые тебе прежде. Очевидно, есть что-то такое, чего ты не знаешь о них обеих – впрочем, ты всегда замечала, что было нечто странное в их общении между собой.
– Итака Экспосито нанесла ущерб библиотечному фонду нашей обители. Следует сообщить об этом в епископат и органы власти. Я этого так не оставлю. Это был один из самых ценных наших экземпляров!
– Вы никуда ничего не сообщите, матушка. Не забывайте, без меня вам не обойтись. Вот, взгляните, что пришло сегодня…
Сестра Акилина кладет на стол какие-то бумаги. Мать Магдалена просматривает их, и в ее глазах читается паника. Она в полном смятении опускается на стул.
– Разумеется, без вас мне не обойтись, как всегда в трудные времена… Но в любом случае Итака должна покинуть школу.
– Она никуда не уйдет, она мне нужна.
– Зачем она вам нужна, не понимаю.
– Все вы понимаете, вы же не слепая. А вот я скоро ей стану. Дегенерация желтого пятна у меня прогрессирует.
– Да, но медленно. Вы можете продолжать работать еще многие годы.
– Рано или поздно произойдет неизбежное, и вы это знаете, матушка. Будьте реалисткой, проявите благоразумие – именно в этом состоит мудрость руководителя школы, – стоит на своем сестра.
– Но мы не можем возобновить гастроли, она сама разрушила свою репутацию…
– Речь не идет о гастролях. Я уже стара, чтобы сопровождать ее, а вы сами не станете этого делать, вы с трудом ее переносите. Однако мне нужно подготовить ученицу, которая смогла бы меня заменить. Так было всегда.
– Она никогда не сможет стать одной из Эгерий.
– Почему нет?
– Они должны происходить из хорошей семьи, быть образованными, владеть иностранными языками. Ее уровень не соответствует.
– Это поправимо. Я займусь ее подготовкой.
– Ее все равно не примут.
– Предоставьте это мне.
– А нравственная сторона? Она ведь только что изуродовала библиографическую редкость!
– При чем здесь нравственность, если мы обсуждаем сейчас возможность принятия Итаки в общество Эгерий? Эта девочка по-настоящему талантлива.
– Итака Экспосито абсолютно неуправляема.
– Предоставьте ее мне, – повторяет сестра.
И вот ты видишь, как змея начинает отползать – настоятельница готова сдаться. Сестра Акилина продолжает, указывая на письмо, ставшее моим спасением:
– У нас есть неделя, чтобы раздобыть деньги и предотвратить закрытие школы. Сейчас нам не до рассуждений на тему морали. Нужно действовать, исправлять ошибки будем потом. Епископ не станет вмешиваться в ситуацию, чтобы помочь нам, матушка, – твердит сестра Акилина, и тон у нее совсем не просительный, а уверенный и спокойный.
– Что ж, хорошо. Но Итака должна быть наказана. Идите сейчас спать, завтра она будет в вашем распоряжении.
Сестра Акилина смотрит на тебя и молча сглатывает слюну. Победа одержана только наполовину, но она понимает, что на этом нужно остановиться. Как только сестра исчезает за дверью, ты снова оказываешься в холодных руках настоятельницы. Она смотрит на сказку о продавщице спичек. Из ее окна видно, как тихо, но постоянно падает снег. Ночи сейчас такие холодные, что вчера в парке Ла-Флорида насмерть замерз нищий, пытавшийся найти убежище в пещере Иисуса.
– Снимай обувь и оставь здесь свою форму, – приказывает тебе настоятельница.
Ты подчиняешься – у тебя нет другого выбора – и следуешь за ней вниз по лестнице. Мать Магдалена открывает перед тобой дверь во внутренний дворик: слой снега доходит тебе до щиколоток, но впереди еще вся ночь, и ты понимаешь, что к утру сугробы будут тебе по колено.
Однако впервые в жизни ты вдруг осознаешь, что завтрашнее утро для тебя может и не наступить.
Настоятельница оставляет тебя одну во внутреннем дворике, в одной ночной сорочке, с пушистыми хлопьями снега в волосах. Ты распускаешь косы в тщетной надежде, что длинные пряди хоть немного согреют твою спину. Но это не помогает. Ты начинаешь прыгать, двигаться, бегать в кромешной тьме по пустынному дворику. Ты легко могла бы делать это даже с закрытыми глазами – ведь тебе довелось играть здесь с самого своего младенчества.
Ты понимаешь, что если перестанешь все время двигаться, то умрешь, как рыба.