После того, как Билли удалился со списком заказов, я крикнула в распахнутое окно маме и Дэвиду, что собираюсь на прогулку, а сама отправилась в лес в надежде отыскать странную девочку. Даже если это розыгрыш, я не могла отделаться от грызущей тревоги. Моей младшей кузине Грейс было четыре года, и тётя в жизни не позволила бы ей вот так носиться по лесу. Слишком много здесь таких мест, где ребёнок может заблудиться или пораниться, и никто не найдёт его, пока не станет слишком поздно.
Ярко-розовый гибискус задел мою руку, и у меня возникла идея. Грейс обожала плести венки из цветов – как и все девочки, к которым меня приглашали в няньки. А уж здесь-то цветов было навалом, и если я буду внимательна и не сорву те ядовитые цветы, которые мама прицепила на шляпу, венок запросто выманит малявку из укрытия. Останется только вытянуть из неё, кто она такая и где её родители.
Какие-то цветы были мягкими, как бархат, другие – гладкими, как кожа младенца, и когда я срывала их с ветвей, они испускали целые облачка пыльцы, оседавшей на коже и слипавшейся в противную корку. Держа в руках целую охапку плюмерии и жасмина и борясь с головокружением, я села на нижнюю ступеньку лестницы, ведущей к нашему дому, и принялась плести венок.
Оттого, что стебли были непривычно тёплые, буквально температуры тела, я не могла отделаться от ощущения, будто держу в руках чьи-то пульсирующие вены. Пока я укладывала их в венок, сок капал мне прямо на ноги, невольно напоминая о всей той крови, которую потеряли мои лёгкие за последний месяц. Вообще-то её количество ужасало, хотя врачи уверяли меня, что я не должна паниковать и зацикливаться на этом, если хочу выздороветь.
Но ведь может случиться и так, что, сколько бы я ни тренировалась, никакие растяжки и практики не излечат моё тело. Может, мне навсегда придётся отказаться от фридайвинга. Или же Дэвид убедит маму просто запретить мне нырять, и тогда придётся ждать совершеннолетия и переезжать от них, чтобы начать всё заново. А к тому времени Миа или Иви, а то и сразу обе – побьют национальный женский рекорд и оставят меня далеко позади. Почти всю жизнь я посвятила тому, чтобы быть лучшей в этом единственном деле, но что толку тратить столько времени ради одной цели, которой я лишилась за каких-то восемь с половиной минут?
– У тебя такой вид, будто ты кого-нибудь сейчас прирежешь. – Билли с синим рюкзаком на плечах поднимался по грязной тропинке, отважно шагая босиком. Он кивнул на болтавшийся на поясе длинный мачете: – Хочешь, одолжу?
– Нет, – я посмотрела на остатки цветка у себя в руках, – это что-то вроде экзистенциального кризиса.
– Отстой, – серьезно заметил Билли.
– Ага. – Я выбросила испорченный цветок и аккуратно сплела концы венка, а затем критически осмотрела своё произведение, отложив его в сторону. Получилось даже лучше, чем я ожидала.
– Это мне, что ли? – Билли уставился на венок.
– И как ты догадался? – Я напялила венок поверх его бейсболки. – На самом деле это для «Вайолет», – я нарочно показала пальцами кавычки, произнося её имя, – так что не вздумай его помять.
– Ей понравится, – заверил он. – Вот только вряд ли мы сегодня снова её увидим. Не знаю, какой у неё распорядок, но обычно я натыкаюсь на неё не чаще чем раз в пару дней.
– Раз в пару дней? – это казалось совершенно невозможным: чтобы маленький ребёнок в этих условиях выдержал в одиночестве хотя бы один день. Моя кузина закатила бы истерику уже минут через двадцать.
– Адди, у неё всё хорошо. – Билли выразительно посмотрел на меня. – С ней ничего не случится. Обещаю.
Стало быть, это стопроцентный розыгрыш. Я понятия не имела, как он сумел это устроить, но родители девочки, очевидно, могут иногда навещать остров на своей лодке, а Кен с Мелиндой просто забыли нас предупредить. Или вообще о них не знают.
«Ааа-ди-ди-ди!» – звала меня птица.
– А мачете зачем? – поинтересовалась я.
– Папа любит, когда я расчищаю тропинки. Здесь всё правда растёт как на дрожжах. – И Билли жестом пригласил меня следовать за ним под истекающей влагой купой банановых листьев.
– Здесь ещё есть развалины, вроде того дома? – спросила я.
– Не-а. После Евлалии Уэллсы были единственными, кто жил на острове, – пока не приехали мы. Да и с тех пор приезжало совсем мало гостей.
Мы дошли до развилки. Направо шла дорожка, по которой нас утром катали на гольф-каре, а налево – тропа, заросшая плющом, обвитым серебряной от росы паутиной. Неистово размахивая мачете, Билли врубился в зелень, а мне пришлось переждать, пока развеется рой вспугнутых им насекомых – хотя я их не разглядела, но они наверняка были ужасные, – прежде чем шагнуть следом.
– Как могло получиться, что до вас сюда никто не приезжал? – продолжала расспрашивать я.
– Не знаю, – сказал Билли. – Семья Моранди владела островом больше ста лет, – он снёс макушку растению с какими-то висячими листьями, похожими на щупальца осьминога, и поморщился, – но я никогда с ними не встречался.
От порыва ветра растения закачались, хлопая мокрыми листьями по рукам и лицу, так что я вся сжалась, чтобы поместиться в узкой проход, прорубленный Билли.
– А почему?
– Без понятия. Думали, что они захотят пожить в том роскошном доме, где сейчас остановились вы, – Билли безжалостно воевал с кустами, так что остатки цветов разлетались по сторонам, – но они сюда так и не явились. Кто-то из них каждый месяц присылает папе чек, ну и если какие проблемы, типа генератор перегорел или ещё что, папа им сообщает, и присылают ещё денег.
Каким-то образом лес становился гуще и гуще по мере того, как мы углублялись в него: деревья делались всё выше, а их кроны – шире и мокрее. С веток свисали гигантские орхидеи с раззявленными ртами. Стоило снова подняться ветру, и в воздух поднялись целые облака пыльцы, облепившей мне щёки и губы. Она была сладковатой на вкус. Под глухой стук сердца, отдававшийся в ушах, роскошная зелень словно кружилась над нами в танце. Здесь было очень красиво. Так тепло и уютно. Я боролась с искушением улечься прямо на землю и позволить растениям убаюкать и укрыть меня.
– Берегись! – Сучок с острыми шипами упал Билли на плечо и отлетел прямо на меня. Я едва успела увернуться: сердце стучало как бешеное. Как будто я только что проснулась. Я что, всерьёз собиралась заснуть вот тут, прямо посреди леса?
– Извини. – Билли отвёл в сторону ветку и вытер пот со лба. – Мы почти пришли.
– Куда пришли? – У меня опять возникло ощущение слипающихся лёгких, и колени грозили вот-вот подогнуться.
– Увидишь. – Он направился в обход валуна размером с автомобиль, пестревшего от пятен лишайника и мелких розовых цветочков. Впереди с веток свисали бороды испанского мха, создавая настоящий занавес. Билли продрался через него и раздвинул для меня.
У меня захватило дух. Пространство за занавесью из мха широко распахнулось, пронизанное серебристо-голубым сиянием и заполненное шумом плещущейся воды. Это не могло быть настоящим. Может, я на самом деле разлеглась в той чаще и заснула? Тайком ущипнув себя за запястье, я шагнула вперёд, в эту невероятную красоту, и стала не спеша любоваться ею.
Округлый пруд, примерно в сотню футов диаметром, лежал у наших ног. Берега обрамляли грубые и серые валуны, а позади возвышался каменный утёс. Вода, кристально прозрачная у берегов, постепенно темнела на глубине, и в самом центре её сиял ровный круг цвета сапфира. Голубой круг глубокой, бездонной воды – в точности как та, в которую я погружалась когда-то в Белизе или на Багамах. Такая, в которую я погрузилась бы в Дахабе. Это было слишком жестоко.
Билли уселся на берегу и опустил ноги в воду. Я скорчилась рядом. Мне было страшно и казалось, что стоит хотя бы пальцем прикоснуться к этой ослепительной воде, она поглотит меня целиком – хочу я того или нет.
– Тёплая? – поинтересовалась я, скрипя зубами от подавляемого желания.
– Она превосходная, – заявил Билли.
– А там что? – Я кивнула в сторону невероятной голубой дыры.
– Это же сенот[3]. Там источник пресной воды. – Он достал из рюкзака зерновой батончик, развернул и откусил сразу половину. – Хочешь?
– Нет, спасибо. – Я скинула сандалию и потрогала пальцем зеркальную холодную поверхность. Появились мелкие круги, постепенно расходившиеся по пруду. – Здесь кто-нибудь пробовал нырять?
– Папа пытался пару раз. – Билли запихал в рот остатки батончика и продолжал, не потрудившись сначала прожевать: – Но там дно уходит в такие туннели, что он сказал, что это опасно. Эти туннели пронизывают весь остров и могут открываться на поверхность в самых неожиданных местах. Так что смотри не провались в воду, если пойдёшь в лес.
Волоски у меня на руках встали дыбом.
– Поскольку мачете у меня нет, вряд ли я зайду так далеко.
– Тогда держись меня. – Билли ухмыльнулся. – В общем, здесь можно плавать и снорклить[4], но только не нырять с аквалангом.
– Да кому нужен акваланг! – буркнула я, машинально окунув в воду обе ноги. По всему телу, от пяток до макушки, прошла сладостная дрожь предвкушения. Я почувствовала в воде едва заметное биение, как будто где-то на дне бухал огромный барабан. Или это просто билось моё сердце, всё ещё в восторге перед здешней красотой.
Билли подобрал пригоршню камешков и стал кидать их, один за другим, в середину пруда, и круги от них расходились всё шире, пересекаясь друг с другом.
– Я слышал, что с тобой случилось.
Я тоже взяла камешки и стала кидать так, чтобы попасть в те места, куда упали его.
– И что же ты слышал?
– Ну, что ты типа как олимпийская чемпионка по фридайвингу.
Горькая улыбка скривила мои губы, и я так размахнулась, что камешек улетел на другой берег.
– Фридайвинг не входит в олимпийские виды спорта, но я была близка к женскому национальному рекорду США для моего веса, без ласт.
– Чума как круто. – Билли ткнул локтем мне в руку.
– Типа того. – Я отстранилась. – Тебе показали видео?
– Какое?
– Как я утонула. Как я умерла.
Он присвистнул.
– Не въезжаю. Как-то ты не тянешь на мёртвую.
– Тянула на самом деле. – Ноги озябли, я подняла их из воды и стала растирать. – Не было ни пульса, ни дыхания. Ровная линия.
Билли отклонился, глядя на меня, и вместо жалости, ставшей уже привычной в других людях, в его лице я увидала что-то иное, некий вопрос. Примерно так же смотрел на меня прошлой ночью его брат. Я даже подумала, что стоит и сегодня вечером выбраться из дома и поискать Шона. Но с другой стороны – он-то даже не захотел пойти сегодня с нами на экскурсию.
– Со мной такое же было, – выдал Билли.
– Правда? – опешила я.
Он выпрямил ноги и зашлёпал босыми пятками по воде.
– Раньше мы жили в Мичигане. Рядом с озером. – Билли ткнул большим пальцем в сторону сенота. – Побольше этой лужи. Мне было двенадцать, когда мы с пацанами бегали по льду, и я провалился. И пробыл подо льдом почти два часа, пока меня не нашли. Был синий и дохлый.
У меня из пальцев выпал камешек, который я собиралась кинуть в воду.
– И как же они тебя из этого вывели?
– Меня спасла ледяная вода. – Билли сорвал бейсболку заодно с венком из цветов и пробежался пальцами по растрёпанной шевелюре, имевшей такой вид, будто он стриг волосы сам. – Она сохранила мой мозг и внутренности, не дала им протухнуть.
– А для этого есть какое-то научное объяснение? – Я ткнула ногой его по колену.
– Это всё, что я слышал от врачей. – У Билли появились морщинки вокруг глаз, и я поразилась: он может шутить на эту тему! У меня до сих пор от разговоров о смерти мороз по коже.
Билли выразительно помахал новым зерновым батончиком, но я отрицательно мотнула головой. Он развернул батончик, отломил кусок и попытался забросить его в раскрытый рот. Кусок отскочил от его носа и улетел в траву. С беззаботной улыбкой Билли нашарил его в кустах, обтёр о шорты и сунул в рот.
– Тебя никогда не интересовало, что случилось с тобой в это время? – удивилась я.
– В смысле пока я был человеком-эскимо?
– Ну… да. Типа того.
– То есть не видел ли я ангелов, и жемчужных ворот, и прочего?
Я понимала, что это шутка, но мне было не до смеха.
– Видел или нет?
Он не спеша прожевал и проглотил батончик.
– Не-а. Ничего такого я не видел.
– То есть вообще ничего, верно? – уточнила я. – Вот так же было и у меня.
Билли запустил в полёт ещё кусок батончика. На этот раз он полетел по широкой дуге, и парень явно сделал это нарочно, поймав его на полдороге.
– А ты чего ожидала?
– Я вообще-то не ожидала, что умру, поэтому ничего.
– Ты ныряла под воду на целую милю по сто раз на дню и тебе никогда не приходило в голову, что это смертельно опасно?
– Вовсе не на милю. – Однако мой голос дрогнул, выдавая неуверенность. – И вообще-то да, я, конечно, думала, что это опасно. Что я могу умереть. Мне просто казалось, что должно быть что-то… ещё.
Билли расправился с последним куском батончика, на этот раз попав в рот. И хихикнул, чавкая липкими кусками:
– Ага, значит, ты ждала ворота и типов с крылышками!
– Нет, но я думала, что будет свет в конце туннеля, или… ну не знаю, что я заново рожусь младенцем, или орлом, или ещё кем-то. – Я подобрала обёртку от батончика и сложила её в маленький квадратик. – Что угодно. Только не ничего, – у меня снова задрожал голос, и я попыталась скрыть это, изобразив кашель. Но это была неудачная попытка, потому что лёгкие тут же решили, что я собралась пожертвовать новой порцией крови. – Прости. – Уткнувшись в локоть, я постаралась подавить приступ, чтобы не слишком напугать Билли.
Он сделал вид, что не заметил, как я украдкой вытерла с руки кровь.
– Может, тебе просто не хватило времени на все эти штуки. Ты долго была в отключке?
– Восемь с половиной минут.
– Пфф! – Он небрежно отмахнулся. – Это вообще не считается. Даже не знаю, возьмут ли тебя в мой клуб не до конца умерших.
У меня отвисла челюсть, а потом я расхохоталась.
– Вот уж не знала, что там такие высокие требования!
Билли театрально закатил глаза:
– Погоди, ты ещё не сдавала письменный экзамен! – И он забросил в пруд очередной камешек. – Но кроме шуток: по-моему, поэтому только мы с тобой и можем видеть Вайолет, а остальные нет.
– Ну да, вот сейчас выскочит остальная её родня, и ты меня рассмешишь до икоты, – фыркнула я.
– Полагаю, не стоит с этим спешить, – сказал Билли. – Не поплаваешь, прежде чем пойдём обратно?
Я хотела этого больше всего на свете. Я не могла оторвать взгляд от великолепной синевы, мягко плескавшейся у моих ног. И я понимала, что не смогу просто поплавать и уйти. Я не справлюсь с желанием погрузиться.
– Я не взяла купальник.
– Ну, если это из-за меня… – У Билли буквально глаза полезли на лоб.
Я кинула в него камешек, он уклонился и чуть не свалился в воду, и жаль, что не свалился, ведь тогда мне бы пришлось прыгнуть, чтобы его спасти, прямо в одежде, и я хотя бы ненадолго ощутила на себе эту благословенную сапфировую прохладу. И я бы сунула голову под воду – всего на пару секунд – и взглянула на загадочную синюю дыру.
– Сколько времени?
Билли посмотрел на свои дешёвые пластиковые часы.
– Почти шесть.
– Так поздно? Чёрт, мне же надо успеть к ужину.
Его лицо заметно вытянулось, однако он послушно встал и поднял с земли рюкзак и мачете.
– Ага. – Мне было трудно расставаться с этим удивительным голубым прудом, но отчасти так было даже легче – избавиться наконец от пытки: видеть эту глубину и не нырнуть в неё.
Тропа так заросла лианами и травой, что не верилось, будто мы проторили её всего час назад. Правда, пыльцы явно стало меньше, и я в этот раз не впадала в спячку, пока Билли самоотверженно воевал с джунглями.
– Что, предки так заморачиваются с ужином? – спросил он.
– Вообще-то только мама мне родная, – сказала я.
– Прости. – Он виновато глянул через плечо. – Наверное, фигово тебе приходится.
– Ага. – Я отвела от лица ветку с кружевными тонкими листочками.
– Если сильно прижмёт, можешь потусоваться со мной, – сказал он. – Ничего такого, но на маяке прикольно, и интернет есть.
А ещё там Шон.
– Твой брат сейчас чем-то занят?
– Дрыхнет без задних ног, – хмыкнул Билли. – Он у нас вампир. Весь день спит, а по ночам режется в видеоигры и троллит всех, кого найдёт по Сети. Не врубаюсь, чего он там торчит. Там каждая страница неделю грузится.
Я не могла представить, как такой симпатичный парень, платиновый блондин, торчит у компа и достаёт ради хохмы незнакомых людей. Но, с другой стороны, я отдавала себе отчёт в том, что трудно составить верное суждение о человеке, с которым познакомилась под луной на тропическом пляже.
«Ааа-ди-ди-ди!» – завелась птица.
– Она же тебя зовёт! – воскликнул Билли.
– Ну, спасибо! – Мне стало легче: хоть кто-то это заметил.
– Типа… ну, пожалуйста?
Мы почти дошли до начала лестницы, ведущей к нашему дому, и Билли стал так топать и размахивать мачете, что я слегка испугалась.
– Завтра потусуемся или как? – спросил он.
– Выбирать всё равно не приходится. – У него сделалось такое лицо, что я пожалела о своих словах. Билли не виноват в том, что я застряла здесь, буквально сама не своя из-за невозможности нырять. – Прости, я не это имела в виду! Я не против потусоваться.
– Ты ещё много чего не видела. – К нему вернулась привычная ухмылка. – Ещё одна неофициальная экскурсия?
– Будет круто. – Я потянулась, чтобы забрать венок, и на миг его глаза расширились от удивления, пока он не понял, в чём дело. – Спасибо, Билли, – сказала я и надела венок на себя.
– Всегда пожалуйста. До завтра. – Он крутанулся на месте, отчего мачете так и взлетело в воздух, и скрылся в лесу.
А я поползла вверх по лестнице. В груди кололо и саднило, и пришлось остановиться, чтобы прокашляться. Сложившись пополам, до боли напрягая диафрагму, сквозь слёзы в глазах я разглядывала алые капли на ступеньках. Они впитались в камень и пропали.
А потом точно на этом месте возник росток. Прямо на глазах он вытянулся, и на его верхушке появился розовый бутон.
Я проморгалась и протёрла глаза. Такого просто не может быть. Я смотрела на цветок, мысленно приказывая ему исчезнуть – словно это была галлюцинация, порождённая обезвоживанием, больными лёгкими и долгой прогулкой по душному лесу, – однако он упорно торчал на месте, лишь покачивался на ветру.
Может, это простое совпадение. А может, как бы невероятно это ни звучало, есть такие виды плюща, которые способны вырасти и зацвести за секунды при контакте с влагой. В конце концов, в крови тоже немало воды.
Или, может быть, я теряю рассудок.
Бутоны плюща наклонились в мою сторону. Лепестки начали раскрываться, но это было простое совпадение, что он вот так расцветает передо мною, как будто благодарит за пролитую кровь. Это точно совпадение. Чувствуя тяжесть в желудке, я отступила, стараясь не задевать растение, и помчалась вверх по ступенькам.