ЖУРНАЛИСТИКА – СТРАШНАЯ СИЛА
Правду писать мешают… погоны.
«Кто ответит мне, что за дом такой
Почему во тьме, как барак чумной…»
В. Высоцкий
Ночь. Страшный мрак казармы. Худенький солдатик-первогодок, выбиваясь из сил, противостоит пятерым здоровенным лбам-«дедам». Отбивая удары, он знает, что сейчас против него не только эти подонки, но и старшина с командиром роты, военная прокуратура и суд. Никому из них не хочется работать, наводить уставной порядок в казарме. Зачем, когда «зэковский» беспредел всех устраивает?
Эту жуткую, но обыденную аллегорию я вспоминаю, когда меня спрашивают, может ли быть свободным военный журналист. «Конечно, может, – отвечаю я, – как тот солдатик, защищающий свою жизнь в пьяной полузэковской казарме».
Хорошо, если появится во время этой издевательской бойни авторитетный «дед», включит свет:
– Ша, братаны! За что бьете салагу? Что посмел покритиковать наш беспредел? И правильно сделал. А вы – неправы, впятером – на одного. Хотите драться, давайте уж один на один, по справедливости.
Думаете, я преувеличиваю? Тогда оцените ответ ВРИО начальника Северо-Кавказского регионального пограничного управления ФСБ РФ генерал-лейтенанта Валерия Путова, данный мне в присутствии гражданских журналистов:
– В разные времена к критикующим подходили по-разному. В Средние века их на костер вели, сжигали. Теперь, в более цивилизованные времена, с ними по-другому поступают.
Видимо, генерал подразумевает жестокие избиения и убийства журналистов, посмевших показать факты беззакония нашей жуткой действительности.
Этот же генерал, когда на меня и мою жену совершил нападение пьяный прапорщик из этого СКРУ, поначалу вообще проигнорировал мою просьбу защитить семью от агрессии, а на второе обращение цинично ответствовал:
– Изучите статью 18 Устава Внутренней службы и главу 5 Дисциплинарного Устава!
Мол, не по Уставу ты, подполковник, обращаешься!
Очень характерной была реакция другого генерала, нынешнего начальника СКРПУ ФСБ РФ – Николая Лисинского – на мою просьбу помочь разобраться в явных финансовых махинациях пограничной общаги. Вот его ответ:
«Тон, в котором написано Ваше „заявление“ мне считаю оскорбительным и нетактичным. Командование СКРУ рассмотрело Ваше „заявление“ и напоминает Вам, что военнослужащий в соответствии Устава ВС РФ подаёт рапорт… Военнослужащие… не возмущаются за содержание и оплату обслуживающего персонала, за исключением только Вас, сеющим нездоровое отношение среди обслуживающего персонала и проживающих жильцов».
Вот те раз! Его же клерки строго-настрого запретили мне писать само слово «рапорт». Мол, твоё командование – в Москве, а «рапорт» подаётся по команде.
И второе. Жильцы-то как раз и возмущались неправедными поборами, и даже общее собрание с протоколом было. Так что непонятные обвинения выдвигает мне генерал!
Впрочем, непонятно поведение и его заместителя, тоже генерала. Когда его только-только назначили на Кавказ, я (согласно Устава), зашел представиться. И он изрёк:
– Илюшкин? Который плохие статьи о погранслужбе пишет? Я с тобой первый и последний раз разговариваю по-хорошему!
– Извините, а как будет во второй?
– Я поставлю вопрос о твоей высылке!
Не менее любопытные мысли изрекали при встрече со мной и другие чиновники этого регионального пограничного управления. То, что обещали засудить, я уже в расчет не беру. И что нецензурно выражались, на дуэль вызывали, тоже.
А вот начальник финслужбы СКРПУ полковник Сергей Яковлев решил своё мнение обо мне оформить письменно в послании редактору газеты «Ставропольский меридиан». Там он называет меня и «корреспондентом-следопытом», и Икаром, и саботажником. И резюмирует, что таким – место на гауптвахте, под арестом.
У читателя, видимо, давно возник вопрос – за что же так ненавидят чиновники СКРПУ скромного журналиста-подполковника? Может, он действительно нехороший человек, пьяница и просто непрофессионал, мешающий пограничникам на Кавказе зорко оберегать южные рубежи Родины?
Да вроде бы нет. Ведь ещё года два назад моё руководство из Москвы гордо сообщило начальнику СКРУ: «Рады Вам сообщить, что подполковник Пётр Илюшкин по итогам года занял первое место среди журналистов газеты «Граница России». И что «служебно-боевая деятельность СКРУ освещается на страницах газеты полнее и глубже, чем в других региональных управлениях…»
А ещё меня признали лучшим автором журнала «Пограничник», лауреатом конкурса «Литературной России» и Военно-страховой компании, неоднократным победителем фотоконкурсов Ставропольского края.
Военной машине гордиться бы таким приобретением. Но она, наоборот, поперхнулась и запротестовала. Мол, срочно заберите с Кавказа своего корреспондента, «очерняющего погранвойска» и «выносящего сор из избы».
В чём же выразилось это «очернительство»? К примеру, в том, что я опубликовал в гражданской газете (а военные не рискнули) материал о голоде на учебном центре в Ингушетии.
Реакция была предсказуема. Несмотря на точность информации (оттуда после статьи срочно госпитализировали почти 20 доведённых до дистрофии молодых солдат), командование СКРУ попыталось организовать уголовно-дисциплинарное преследование меня: «За сознательную фальсификацию фактов».
Причём в письме моему редактору начальник СКРУ сообщал что я фотографировал безштановых солдатиков, стоявших в строю и хотел эти снимки продать (о ужас!) за рубеж.
Представляете, где бы я находился в страшном 1937 году – после такого вот письмеца?!
К счастью, ныне уже другой век. Однако гнев начальника СКРУ в Москве в штабе погранслужбы, был услышан. И воспитательный отдел разослал в войска срочную телеграмму, предписывающую всем ведомственным газетам тщательно изучить мое творчество. И, понятное дело, заклеймить позором.
Мое руководство тоже не осталось в стороне. Всем посткорам нашей газеты «Граница России» пришла депеша:
«Обращаю особое внимание на недопустимость конфликтов с руководством региональных управлений ФПС, пресс-службами, а так же публикаций, порочащих пограничную службу в местной „желтой“ прессе. Это чревато неприятностями, в первую очередь для самих посткоров, последствиями. Подполковник Илюшкин П. Н. попал в справку на доклад директору ФПС РФ, где по нему будет приниматься решение о переводе в структурные подразделения СКРУ, для дальнейшего прохождения службы».
Получив это послание, я сразу вспомнил мультфильм по сказке Киплинга. Помните, как Маугли сидел на дереве, а свора злобных псов пыталась его достать? Никто и не подумал отдать героя в подчинение (читай «растерзание») собакам!
Впрочем, свое негативное отношение ко мне командование книжно-журнального издательства «Граница» никогда не скрывало. Вот мнение заместителя начальника КЖИ полковника Владимира Петрова:
«Цель военного журналиста – не публикация „бомбы“ в оппозиционной прессе, а решение проблемы. Петр Николаевич нарушает не только этические, но и служебные нормы поведения. При повторении подобного контракт с ним продлен не будет».
С этим мнением, надо полагать, согласен и сам начальник КЖИ полковник Александра Калиниченко: «Если редактор не публикует Ваши материалы? Он за все отвечает. Его накажут, выгонят с очереди на квартиру. Не надо заниматься подставой нас! Надо сочетаться с нашими корпоративными интересами!
А еще мой начальник сурово меня спросил:
– Зачем говорить гражданской тете Маше, что тыловик Сидоров – негодяй? Зачем ей это? Я что-то не пойму!
А я, господин полковник, что-то не пойму, зачем и для кого в Конституции записано: «Каждому гарантируется свобода мысли и слова… Каждый имеет право свободно искать, получать, передавать, производить и распространять информацию любым законным способом».
Кроме того, любая «тетя Маша» налоги платит – из своего тощего кошелька – на содержание всех силовых структур. И просто обязана знать, насколько хорошо отрабатывают ее деньги эта охрана. И насколько хороши в армии условия службы ее родного сына.
Непонятно только, почему эти очевидные аксиомы не для всех очевидны. Тем более, что военный корреспондент даже в силу своих служебных обязанностей должен (цитирую):
«Смело вскрывать недостатки в стиле и методах работы отдельных командиров, отрицательно влияющие на результаты службы. Добиваться, чтобы критика… помогала искоренению недостатков».
Кроме того, наша обязанность «постоянно и объективно информировать на страницах газеты „Граница России“ как военнослужащих, так и гражданское население страны… по проблемам охраны и защиты ее рубежей».
Казалось бы, редактор должен рвать и метать если корреспондент не выполняет эти обязанности. А у нас получается, что очевидное становится невероятным!
Это тем более странно, что руководство погранслужбы требует от военной прессы не ура-патриотических, а критических, проблемных материалов. Об этом нам сказали в январе 2003 года на сборах в Москве. Причем меня (к моему удивлению) называли единственным, кто это требование выполняет – профессионально и смело.
И что же другие журналисты? Когда я их спрашивал, начнут ли они смело вскрывать недостатки, они крутили пальцем у виска:
– Мы что, сумасшедшие? Флюгер развернется, а мы останемся без квартир, льгот и всего прочего. Зачем высовываться?
Приехав назад, в Ставрополь, я решил провести исследование на тему: «Может ли быть свободным военный журналист». И первым делом обратился к своему коллеге, редактору «окружной» газеты «На рубежах Родины» подполковнику Эдуарду Рагимову. Его ответ в общем-то был прогнозируем:
– Мы все от кого-то зависим. Если я чем-то недоволен, то могу сказать об этом на кухне. У нас, военных, есть люди, которые за тебя думают. Ну а то, что ты пишешь о недостатках войск в гражданскую прессу, считаю неэтичным. Тебя ведь погранслужба финансирует, ты погоны носишь. Не плюй в колодец, из которого воду пьешь!
Любопытно, что его подчиненный, ответственный секретарь Александр Дыдынский, мнения совсем иного:
– Свободным военный журналист быть не может. Потому что это чревато серьезными последствиями – начиная от выговора и заканчивая увольнением по служебному несоответствию.
А что по этому поводу думает пресслужба СКРПУ? Ее начальник подполковник Сергей Ливанцов вообще отказался отвечать на незатейливый, в общем-то, вопрос с формулировкой: «Потому что не считаю нужным!»
Его подчиненный майор Владислав Козлитин оказался более разговорчив:
– Если человек получает деньги в военной газете, он должен работать в интересах этой структуры. Ведь, надевая погоны, мы добровольно ограничиваем себя во многом. Поэтому, узнав о каком-то негативе, не совсем порядочно выносить эту информацию за территорию забора.
Может быть, все люди в погонах так думают? Или это «издержки» только лишь военной прессы и пресслужбы? Разговаривая с людьми, я пришел именно ко второму выводу. Все сходились к мысли, высказанной подполковником Владимиром Машкиным:
– Военный журналист должен быть независимым. И в первую очередь защищать интересы военнослужащих, а потом уже писать о цветочках-лютиках. У нас же чиновники не хотят выполнять элементарного – ни своих обязанностей, ни Устава, ни закона! И заставить их нормально работать может только публикация в свободной прессе.
Очень интересное мнение высказал бывший офицер, а ныне ответственный секретарь газеты «Ставропольские губернские ведомости» Анатолий Фишкин:
– Странный вопрос ты задаешь. Ведь взаимоотношения в армии определяются афоризмом типа «Я начальник, ты – дурак». Поэтому любая ведомственная газета по определению не может быть свободной. И вообще, вся военная пресса – это одна большая пресслужба. А задача пресслужбы – защитить честь мундира. И скрыть, насколько это возможно, негативные факты.
Кстати говоря, о подобном сокрытии с гордостью говорил нам один генерал, имеющий отношение к прессцентру погранслужбы России. Когда, мол, банда Гелаева свободно прошла через границу (ее, к своему немалому удивлению, обнаружила в Ингушетии «пехота»), их служба потратила гигантские усилия, дабы о проколе погранцов никто не узнал.
Кстати, говоря, я был единственным журналистом, вовремя предупреждавшем о возможной трагедии в том самом месте. Речь шла о голоде и беззаконии на учебном центре.
Вместо наведения порядка начальник СКРУ свой гнев обрушил на меня. И что же? Сначала происходит массовый расстрел своих – своими же погранцами, затем – свободный проход (все там же) огромной банды…
Предупреждал я также о неминуемо надвигавшейся трагедии на одной из погранзастав в Чечне. И что командование? Один генерал своей рукой начертал на рукописи: «Нытье хлюпиков нельзя смаковать. Мы же не НТВ!»
Статью, естественно, не опубликовали. Мер по наведению порядка не предприняли. А на той самой заставе солдат в упор застрелил офицера…
На другой моей статье – о расстреле в Чечне солдатами своих сослуживцев – уже военный прокурор начертал: «Публикации не подлежит!»
А мое начальство выразилось чуть иначе: «Страшно написал». И, конечно, не опубликовали. Зато напечатали (целыми полосами!) рекомендации… по разведению кроликов да размышления ветеранов.
Ну а я пошел со своим наивным вопросом о свободе журналиста к редактору Ставропольской телерадиовещательной компании Оксане Бармуте. Она не раз бывала в «горячих точках», и прекрасно разбирается в военной теме. Вот ее мнение:
– Все зависит от СМИ, где работает военный журналист. Если газета рассчитана на «сладкую» подачу, лишенную объективности, то проблем у корреспондентов с командованием не будет. Но очень хочется надеяться, что у высокого начальства хватит мудрости понять, что военный журналист о любом недостатке в войсках напишет добротнее, качественнее гражданского коллеги. Ведь рано или поздно известие о зле всплывает. Но нельзя же допустить, чтобы это зло, поначалу маленькое, разрослось до невероятных размеров.
Такое же мнение высказал и собкор «Парламентской газеты» по Северному Кавказу Александр Быков:
– Нормальный командующий, читающий свою прессу, обязательно спросит: «Где критика?» Ведь даже в советское время все руководители понимали – «снизу» чиновники многое замалчивают. А потому во многом полагались именно на газетчиков.
– Ну а сейчас что случилось, почему некоторые военные чины так боятся правды?
– Главное – это дурь «верхов», непонимание того, что военный журналист вскроет проблему профессионально и предотвратит худшее. Нельзя сбросить со счетов искаженный взгляд на корпоративность. Ну и страшная коррумпированность, непрофессионализм и многое другое. Какая уж тут правда!
Так же критичен и Уполномоченный по правам человека по Ставропольскому краю Алексей Селюков, у которого я состою в Экспертном совете:
– Корпоративщина в военной среде довела до полной потери доверия к армии. Вот недавний пример: военнослужащий сначала сексуально домогается молоденькой девочки, а затем убивает ее. И продолжает ходить на службу! А военный прокурор нам сообщает – мол, у него же двое детей, их кормить надо. Что за цинизм, что за круговая порука!
– Считаю, – продолжил Алексей Иванович, – что только свободным военный журналист представляет интерес для общества. Ведь выявление и бичевание недостатков армейской жизни – его профессиональная обязанность.
Почему же тогда военные газетчики уклоняются от своих прямых обязанностей? Нежели, заметив беззаконие, молчат и даже спят совершенно спокойно?
Более того. Когда офицеры границы пишут в свою газету о безобразиях, их просто не публикуют. Недавно вот офицерское собрание N-й воинской части из Владикавказа прислало в редакцию «На рубежах Родины» горькую исповедь о своем униженном безквартирном выживании.
Опубликовали? Конечно же нет. Более того, когда я направил офицерское письмо в гражданскую газету, разразился «политический» скандал. Пресслужба СКРПУ начала срочно выискивать мои статьи во всех СМИ, а руководство «окружной» газеты запретило своим сотрудникам брать мои материалы.
Меня, в общем-то, все это не удивило. С подобными «ответами» на «вынос мусора из армейской избенки» я встречаюсь лет 20, с лейтенантских времен.
Но тогда были тоталитарные времена, и на военной газете честно указывалось, чья она «содержанка» – политотдела.
Времена вроде бы изменились, Россия пытается жить по европейским цивилизованным правилам. А монстры у нас – все те же! Как тут не вспомнить «Черный дом» Владимира Высоцкого, где все «скисли душами, опрыщавели», и «долго жить впотьмах привыкали».
– По-другому быть не может, ведь 4 поколения у нас выросли в тоталитарном режиме! – подтвердил мои мысли член международной ассоциации журналистов, член Союза журналистов России, редактор газеты «МК – Кавказ» Харун Акбаров.
И любой журналист – оттуда родом. А кто пытается вопреки всему сказать правду, должен стать «брэндом», которым дорожат. Иначе его просто уволят или вынудят самого уйти.
О том, какое страшное давление идет на военного журналиста, я уже рассказывал. Это и угрозы физической, судебной расправы, и прямые нападения на меня и мою семью, и отправка кляуз командованию погранслужбы в Москву, и многое другое.
Кроме того, я, офицер центрального подчинения, имеющий более 20 лет выслуги, прозябаю с женой и двумя малолетними детьми в антисанитарных условиях общаги СКРПУ (на каждого члена семьи приходится менее 4 кв. метров!).
Более того, мне, журналисту центральной пограничной газеты, даже не выделено оборудованное оргтехникой помещение. И я, в наш-то компьютеризированный век, пишу свои корреспонденции от руки, ночью в вонючей общажной кухне (чтоб не мешать детям спать в крохотной комнатушке).
А моя родная московская контора, не обеспечив меня абсолютно ничем, требует статей о героической службе погранцов в «горячем» регионе.
Я, как истинный военный, обязавшийся «стойко переносить все тяготы военной службы», плюю на гнилой быт, и пишу рапорт на командировку.
Думаете, еду? Как бы не так. Начальник СКРПУ отписывает мое «прошение» своей пресслужбе или воспитательному отделу. Те, естественно, пишут, что я к ним никакого отношения не имею. И я, конечно, никуда не еду.
Или вообще чудовищная резолюция: «Это не его тема!», наложенная на мою просьбу выехать в район Тузлы. Опять же резолюция – не мне, а воспитателям, пресслужбе и даже почему-то… газете СКРУ «На рубежах Родины».
И пока мой рапорт «гуляет» в пыльных недрах некоего «черного дома», я сижу в общаге и наблюдаю за «тузлинским кризисом» по телерепортажам.
И вспоминаю, что Уголовный кодекс (ст.140) предусматривает наказание «за злостное воспрепятствование в какой бы то ни было форме законной профессиональной деятельности журналистов».
Но обращаться за помощью в суд или прокуратуру – бессмысленно. Ведь военная прокуратура в ответах на мои запросы фактически узаконивает выявленные мною беззакония. А г-н председатель военного суда Ставропольского гарнизона вообще запрещает мне присутствовать на открытых (!) судебных заседаниях, мотивируя это тем, что… не знает Закона «О СМИ».
И как в таких условиях работать журналисту? Согласен ли кто-то такой ценой оставаться «вольным стрелком» – всем запретам вопреки? Тем более, что даже «певец вольности» Высоцкий рекомендует бежать из «Черного дома» башку очертя туда, где люди живут.
Но кто тогда поможет пограничникам, потерявшим надежду найти справедливость в своем «черном доме»? Суд прокуратура, командование? Хотелось бы верить, но…
– Здравствуй, мятежный корреспондент! – приветствуют меня офицеры в штабе СКРПУ, у нас опять проблемы, а надежда только на твою помощь…
«Обыкновенно это люди звериного образа, с всклоченной, нечесаной головой, с соломой и пухом в волосах, не признающие пепельниц и плевательниц, берущие взаймы без отдачи, лгущие, пьющие, шантажирующие».
«Тритирует всех жильцов, создает канфликтные ситуации, димонстративно умывается, чистит зубы, смаркается на кухни, где жильцы моют паосуду и праодукты питания; привел „бомжа“; пастоянно приводит желтую прессу; собатировал перепись насиеления; пастаоянно нам хамит…»
Знаете, что связывает и разделяет эти две цитаты? Обе о журналистах. Первая принадлежит блистательному перу великого Чехова, который остро высмеял драматургов, «рисующих» образ эдакого одичавшего журналюги.
Вторая написана на 120 лет позже. И является шедевром коллективной мысли целой плеяды прапорщиц, ефрейторш и пенсионерок, обитающих в славной общаге славного града Ставрополя. И написан сей знаменитый донос супротив, как вы догадались, журналюги. Но уже своего, родного, пограничного.
Причем звание у него, этого поистине «дикого помещика», почему-то аж подполковничье. Зато, (ха-ха!) несмотря на московское подчинение, принадлежность к самой главной пограничной газете, 23-хлетний стаж военной службы, живет этот представитель «ненавистного офицерья» вместе с семейством в общажной крохотной конуре. И на человека там приходится по 4 квадратных метра, как на гауптвахте.
«Так ему, однако, и надо! А то пишет и пишет свои негодяйские статьи о казнокрадстве и преступности. И хоть бы не трогал общагу, в которой много нарушений! А то ведь… доблестные тыловики угрожают: мол, ежели не поможете выгнать из войск зарвавшегося журналюгу, то общагу прикроем…
Пожелания эти нашли, конечно же, теплый отклик у некоторых жильцов, а также вахтеров, уборщицы и комендантши. Губерния, как говорится, пошла писать. Правда, с грубейшими орфографическими ошибками. На которые, надо полагать, в страшном тридцать седьмом году внимания Берии – ежовы вовсе не обращали.
Видимо, некоторые типажи, с радостию подписывающие любые доносы, это всего-то призраки из страшного прошлого. Иначе как объяснить их клевету, направленную в Москву: «Мы не можем припомнить за последние годы ни одной статьи, которая пропагандирует положительные стороны жизнедеятельности погранвойск. И как мог человек попасть в ряды корреспондентов. Создается впечатление о его профессиональной непригодности, так как по многим вопросам жизнедеятельности погранвойск он не имеет представления и не владеет не только военной терминологией, но и элементарными знаниями русского языка…»
Во как! И кто же эдак судит корреспондента центральной военной газеты России? Очень, очень это показательно! Особенно если учесть, что они не только моих статей не читали, но и любых других.
Как тут не вспомнить знаменательную песню о марионетках и их скрытом кукловоде: «Ах, до чего ж обидно, что хозяина не видно…»
Не знаю, такого ли «хозяина» указала в своей жалобе на мою, якобы, «хулиганскую деятельность» вахтерша общаги Петрова Л. И.? Она так и писала в Москву – мол, на это ее подвиг начальник тыла СКРПУ ФСБ РФ генерал-майор Николай Федотов (ныне уволенный).
Причем ее клевета была не столь безобидна, как предыдущие жильцовские измышления о «бомжах» и всем прочем. А содержала она очень конкретное обвинение. В совершении мною, старшим офицером центрального подчинения, уголовного деяния – то бишь, хулиганства. Правда, вахтерша уточняла, что свидетелей преступления нет.
Мне, естественно, пришлось обращаться в суд – за защитой чести, достоинства и деловой репутации. Причем никакой «крови» я не жаждал, а всего лишь просил вахтершу написать опровержение.
Но она, как говорится, стояла насмерть. И помогали ей в этом… Не поверите! Два главных «правовика» СКРПУ (ныне они не служат здесь) – начальник отдела правового обеспечения полковник юстиции Василий Хоменко и его заместитель подполковник юстиции Владимир Юдин. Во как!
Но они, понятное дело, пришли не сами по себе. Их, как пояснил Хоменко, прислал один ба-а-а-альшой генерал (ныне уволенный). Во как!
И они, понятное дело, честно отрабатывали свой хлеб насущный. Юдин, к примеру, назвал меня почти террористом. А его шеф Хоменко вообще обвинил меня (причем совершенно голословно) в клевете на пограничную службу всей России!
Ну а нежданно (или «жданно»? ) появившиеся «свидетели» моего «хулиганства» хоть и подтвердили, что никакого хулиганства-то и не было, но плели такую чушь, что у судьи уши вяли.
К примеру, прапорщик Еремеева вместе с комендантшей Омельченко очень красочно рисовали… мою колдовскую деятельность – мол, всю общагу заколдовал).
Омельченко же договорились до того, что попытались учить судью, достав выдержки из какого-то буклета…
Конечно же, судья слушал такую откровенную бредятину, схватившись за голову. И удивленно – скорбно вопрошал: «И это – погранвойска? Какая речь может быть о защите границ!»
И вынес, конечно же, единственно верное решение – чтоб писала вахтерша опровержение, и никаких гвоздей!
…Очень показательную фразу после заседания суда бросил мне муж вахтерши, бывший прапорщик (кстати, приехавший на собственном «Мерседесе»): мол, начальник СКРПУ генерал-полковник Лисинский сказал, что меня, журналиста, нужно сажать в тюрьму.
Странно, странно. Ведь генерал Лисинский лично говорил мне, что мои критические статьи очень помогают в наведении порядка. Мол, уволены же начальник тыла генерал Федотов и другие…
Кому ж поверить – уважаемому генералу или бывшему прапорщику? Впрочем, не этот вопрос главный. Важнее вычислить «кукловода», стоящего за марионетками, повылезавшими страшными призраками из 37-го года. Иначе он остановит развитие России, ввергнув ее в те ужасные кровавые времена…