Рано утром следующего дня, когда солнце едва поднялось над кромкой леса, окрасив морозное небо и выпавший ночью снег в красные тона, баба Надя собирала Петьку в дорогу. Она решила, что вместе с ним пойдет в село и дед Илья. Если Иван до сих пор не вернулся, то кто-то же должен ухаживать за скотиной и птицей, кормить кроликов, топить дом…
– Ешьте! – сердито говорила она, накладывая в тарелки вкусно пахнущую горячую домашнюю колбасу, только что поджаренную. – Путь не близкий. Вон, сколько за ночь снегу намело!
Петька уписывал еду за обе щеки, а Илья жевал лениво и нехотя. Ему не очень хотелось идти в такую даль на лыжах. Да что поделаешь? Хорошо, что хоть метель улеглась… Небо прояснилось, очистилось, и до обеда не предвещало ненастья.
Лида и Элина пили чай с мятой и сушеной липой, молчали. Настроение было плохое. Вчера они сильно промерзли, разыскивая Ивана. Зима выдалась на удивление суровая, во всяком случае, всю эту неделю стоял мороз и непрерывно мело. Это было странно, потому как зимы все больше теплели, белым снегом баловали редко, в основном напоминая о себе слякотью и пронизывающими сырыми ветрами.
– Если не будете есть, желудки к спине прилипнут! – привычно ругалась баба Надя, глядя на девушек. – «Доходяги» какие-то, а не девки! С утра до вечера у плиты стою, разносолы всякие готовлю, кормлю их, кормлю, а толку? Кто посмотрит, скажет, что я вас голодом морю! От людей стыдно, ей-богу! Вы на себя поглядите, селедки сушеные! Тьфу! Дудки окаянные, прости Господи!
– А вы, баба Надя, на нас кричите, а сами об Иване думаете, – медленно произнесла Элина, кладя кусок сахара в чашку с чаем. – Боитесь, что он уже не вернется, потому что утонул. Да?
Она подняла на бабу Надю свои ясные, широко раскрытые глаза с длинными темными ресницами и мило улыбнулась, как будто сказала что-то очень приятное.
Баба Надя так и застыла с открытым ртом. Петька некстати засмеялся, а Илья с Лидой понимающе переглянулись.
С Элиной творилось что-то непонятное. Она, наверное, слишком долго молчала. А когда заговорила, то взяла себе за правило сообщать прямиком все, что думает. Это здорово шокировало окружающих. Особенно страдала баба Надя, которую Элина постоянно «выводила на чистую воду». Она делала это неосознанно, но от этого суть не менялась. Иногда баба Надя просто теряла терпение, как, например, сегодня.
– Ты что себе позволяешь? – взвилась она, как ужаленная. – Откуда ты знаешь, что я думаю? Что ты все каркаешь, как та ворона? Гляди, беду накличешь, дудка бестолковая!
«Дудками» она называла Лиду и Элину потому, что они обе были тоненькие и нескладные, «не фигуристые», как считала баба Надя, которая в женщинах ценила дородность и стать, чтобы «во всех местах было все, что положено».
Лида была светленькая и длинноволосая, а Элина темненькая и стриженая, с черными печальными глазами, которые изредка вспыхивали непонятным и мрачным огнем. «Дудки» порядком раздражали бабу Надю, главным образом тем, что мало ели и много разговаривали, поступали по-своему, не слушались советов и вели себя вызывающе, особенно Элина, которая буквально насквозь все видела и сообщала о своих догадках всем и каждому без малейшего стеснения. Что за времена настали? Никакого уважения к старшим, никакого почтения! Одни дерзость и нахальство!
Элина своим высказыванием об Иване поразила бабу Надю в самое сердце. Та действительно всю ночь напролет думала о сыне, о его неудавшейся жизни. Видно, если сразу не заладилось, – так уж и не жди счастья. Недаром же говорят, что корабль, который однажды пошел ко дну, поднимать наверх не стоит. Все равно утонет! Так и у людей бывает… Родился Иван в грозу, под дубом, потом его, уже взрослого, судьба догнала: под этим же дубом молнией поразила, разум отняла. От судьбы не уйдешь, ее не обманешь! И озеро лесное уже один раз Ивана погубить пыталось, – но тогда баба Надя и ее муж помешали свершиться злому делу, вытащили Ванюшку, отходили… А только, видно, отсрочка это была, а не спасение.
Баба Надя гнала прочь страшные мысли, сама себя уговаривала, но сердце-вещун болело, не давало покоя. И тут еще Элина каркает, несчастье кличет! Ах, беда пришла! Сердце чует, – не вернется Иван, – а разум в это верить не хочет.
– Ты как будто радуешься! – зло сказала она Элине. – Откуда тебе знать, – утонул, не утонул?! Может, он на рыбалку отправился? Или на охоту?
– А рюкзак как же? – возразила Элина, ничуть не смущаясь. – Рукавица? Веревка, что в лед вмерзла?
– Ну и что? При чем здесь веревка? Мало ли… Полынья-то где? – баба Надя победоносно посмотрела на девушку. Наконец, она нашла неопровержимый аргумент. – Нету ее! Иван хоть и телом тощий, да ведь нужно же, чтобы лед треснул, дырка образовалась, и не маленькая, раз человек в нее проскользнул… Вот Илья с Петькой до села доберутся, а Иван, может уже там, дома, печку топит!
Элина пожала плечами. Она не знала, что возразить бабе Наде, но осталась при своем мнении.
Петька и дед Илья встали из-за стола, начали собираться в дорогу. Лида помогала старику одеться, Элина мыла посуду. Баба Надя то и дело неприязненно на нее посматривала. Как это она раньше не замечала, какая Элина неприятная? Глаза у нее черные, колючие, и вся она, как терновый куст, жесткая и в шипах. А заговорит, так хоть из дому беги, – всю правду так и режет, невзирая ни на возраст, ни на что! И кто ее только воспитал такую? Современная молодежь сплошь без царя в голове, – беспардонная и непочтительная. Алена из дому уехала, и нашла свою смерть. Это городская распущенность ее погубила, мужик этот заграничный, Сергей! Теперь за Лидку принялся, а она и рада! Ох-хо-хо… Что бабе Наде делать? Как девок обуздать? Совсем от рук отбились! И Марфы нету, не к кому за помощью бежать…
Впервые за это время баба Надя по-настоящему, искренне загоревала о матери. Как ни крути, а за Марфой она жила как за каменной стеной. Лучшего совета и желать было нечего… А теперь ей самой решать надо, – она в семье голова! И надеяться ей не на кого!
– Если Иван вернется, – наказывала она деду Илье, – отправь его сюда, в лесной дом. Пусть под моим присмотром живет, так всем спокойнее будет.
Она долго смотрела вслед двум лыжникам, удаляющимся в сторону леса, пока не заболели глаза. Солнце стояло прямо над вершинами елей. Мороз пощипывал лицо и руки. Баба Надя поправила платок, запахнула тулупчик и пошла в сарай за дровами. Пора обед варить…
…Приветствую тебя, Око Великого Бога, Око Короля всех живых! Даруй нам свою силу! Наступило мгновение, и Круг жизни замкнулся…
Сергей спал и знал, что видит сон, что все это не по-настоящему с ним происходит. И Франция, и замок Мари, и подвал, – все это ему снится. Сейчас он проснется и окажется в светлой горнице, на деревянной кровати, устеленной пуховой периной и белоснежными простынями. Пахнет сушеной липой и зверобоем. На кухне баба Надя стряпает свои знаменитые пироги, в печке томится жаркое. У окна, отодвинув вышитую занавеску, сидит Лида, смотрит во двор, на засыпанный снегом сад…
А может быть, он проснется в харьковской квартире, где со стены смотрит горящими очами «Царица Змей» – картина, подаренная ему Артуром Корнилиным. Ее зеленый взор так напоминает бездонный взгляд Лиды…
Горский пытался открыть глаза, но веки были невероятно тяжелыми, неподвижными… С большим трудом удалось чуть приподнять их. В зрачки сразу ударил сильный, яркий свет, в самом центре которого – Богиня, прекрасная, юная, как весенний цветок! Она протягивает ему руки… отодвигает легчайшее, как дуновение ветерка, покрывало, за которым – великолепные дворцы, утопающие в зеленых садах; горы с белоснежными, сверкающими на солнце, вершинами; синяя, прозрачная гладь моря, сливающаяся с горизонтом…
В огромной зале с хрустальным потолком и стенами из черного мрамора, стоит золотой трон. И на том троне, весь в парче и бархате, в короне, усыпанной алмазами, восседает Владыка, подобный божеству.
Безмерное удивление охватывает Сергея, который в этом Владыке узнает…себя? Что за странные фантазии? Что за причудливые игры помутившегося рассудка? Что за восхитительный бред, от которого нет желания очнуться?
– Это все твое! – говорит прекрасная Богиня, и слова ее подобны переливам арфы в небесном дворце. А лицо ее сияет, как розовая жемчужина в глубине раковины…
– Мое? – спрашивает Горский. – За какие такие заслуги?
Его природный скепсис не позволяет ему поверить в бескорыстие щедрого дара. В этом мире свои законы, – и они диктуют свои условия. Если тебе что-то предлагают, а тем более так много и сразу, то неспроста.
– Ты знаешь тайну, которая тебе все равно не пригодится. Потому что если ты не поведаешь ее мне, то никогда не выйдешь отсюда, – с нежной, чарующей улыбкой произнесла Богиня.
Горский судорожно оглянулся и на миг увидел себя в подвале, валяющимся на грязном каменном полу, по которому бегают крысы и еще какие-то отвратительные твари, – то ли мокрицы, то ли сороконожки… В биологии он был со школьных лет профан.
Надо сказать, что эта картина «светлого будущего» ему пришлась не по вкусу. Однако, что же делать? Все требуют от него какую-то тайну, какой-то непостижимый секрет, а он… Если бы он хотя бы догадывался, чего от него хотят! Кажется, речь шла о золоте. Но при чем тут Сергей Горский, искусствовед, деловой человек, будущий писатель, наконец?.. Внезапно реальность обрушилась на него, словно ушат ледяной воды. Никакого будущего, кроме затхлого сырого подземелья у него нет! Кажется, у него даже и тела нет. Он умер, – как это принято говорить среди людей. Что же ему обещает эта красивая юная женщина в сияющих одеждах? Она говорит ему, что он станет Властелином Миров, – философом, магом, царем и любовником, – что все возможные знания и все богатства будут ему доступны… И за все это великолепие, за полное блаженства пребывание в сказочных чертогах, он должен всего-навсего рассказать секрет!
На миг Горскому показалось, что перед ним разверзлась черная бездна, в глубине которой светится зеленоватое пламя, словно на далеко запрятанный изумруд случайно упал луч неведомого светила. В его сознании вспыхнула догадка, поразившая его в самое сердце…
Он увидел неизвестный ему мир, – удивительно теплый, полный любви, нежности и переливов разноцветных энергий, – себя в нем, гордое и красивое существо, которое создает блестящие металлы и драгоценные камни не «мановением руки», а «мановением мысли»… Оказывается, это очень просто: он сам, каким-то непонятным способом, излучает поток, изменяющий внутреннюю структуру вещества по его желанию. Намерение мельчайших частиц материи существовать в том или ином виде воспроизводится в его сознании и помещается его волей внутрь обыкновенных камней, кусков металла, кристаллов… И они начинают сначала светиться изнутри зеленоватым пламенем, постепенно тускнеющим и приобретающим оттенок, а затем и блеск золота! Обыкновенные камни на его глазах становятся золотыми самородками, искрящимися алмазами, синими сапфирами… Восторг наполняет сердце творца, чьи создания столь совершенны! Он действительно умеет делать это! Он…
– Кто этот таинственный и великолепный Он ? – подумал Сергей. – Неужели, это я? Ведь хотят от меня чего-то все эти люди? И началось это очень давно, еще во Флоренции, где мы с Антонией гуляли и целовались в тени апельсиновых рощ? Проклятые знания погубили наше счастье! И теперь они послужили причиной моей смерти. Я снова потерял женщину…
Нет! Мысль отказаться от своих сокровенных знаний показалась Горскому столь ужасной, что он тут же прогнал ее. Ни за какие блага не откажется он от этого восхитительного восторга – творить красоту ! – который один и есть смысл жизни, существования в бесчисленных мирах… Кто-то хочет лишить его силы, его вечного внутреннего устремления, сделать мертвее холодных камней, парящих в безжизненном черном космосе! Что за блажь пришла ему в голову?! Он едва не поддался… Нашли, чем его испугать!
Размышления Горского прервала чудесная музыка, ветерок, пахнущий цветущим миндалем, журчание фонтанов… Светлая Богиня, стройная, как кипарис, грациозная, как лань, с яркими губами на сияющем лице, шла к нему по мраморной дорожке дивного сада. Она предлагала ему все, что только может пожелать смертный. Теперь она предлагает ему себя! Если он согласится открыть ей тайну… она станет его женой…
Блистательная дама, сама Богиня, облаченная в развевающиеся белые одежды, приветливо смотрела на него, подавая золотой кубок с Нектаром Вечности. У ног красавицы изящно улеглась черная, как смоль, пантера с горящими глазами. От чаши струился дурманящий, сладостный аромат лилий…
Вот этим соблазнять как раз и не следовало. «Бесплотный дух» Горского закипел, подобно вулкану перед извержением! Он просто пришел в бешенство, – неконтролируемое и неукротимое. Ему снова пророчат свадьбу? Память услужливо предоставила картинку пьяного застолья, где он, – жених – уткнувшись лицом в тарелку, сидит рядом с ненавистной Аленой, совсем не похожей на невесту, одетой в платье из парчи и бархата, ярко накрашенной… Ну, нет! На этот крючок он второй раз не поймается! Это уж простите великодушно! Нашли приманку! И за это он еще должен раскрыть «им» свою тайну?! Не на того напали, господа колдуны, «черные маги» или как вас там!
Сергей все сильнее и сильнее распалялся; возмущение переполняло его, как пару минут назад переполняла любовь. Он испытывал неизведанное доселе наслаждение от сотворения красоты, – и эту великую, чудесную тайну у него хотят отнять! И что ему предлагают взамен? Снова свадьбу? Эта неизвестная ему Богиня, конечно, привлекательна. Но ведь и Алена поразила его с первого взгляда «неземной» внешностью. А на деле что вышло? Сварливая и невежественная бабенка оказалась его законной супругой! Боже, как его тошнило от одного только ее вида, от звука ее голоса, от каждого сказанного ею слова! Это была пытка, настоящая пытка – видеть ее каждый день рядом, в своей квартире, в своей постели…
Если бы у Горского было тело, он бы застонал от досады и негодования. За кого же его принимают «господа маги»? Неужели, за идиота, у которого любимое занятие – наступать на одни и те же грабли? Если они таким путем собирались выведать у него секрет, то это их роковая ошибка. Так они от него ничего не узнают! Вообще нет смысла что-либо раскрывать им. Зачем? Он мертв, следовательно, хуже ему уже не будет! А раз так…
Неизвестно, чем закончились бы далеко идущие рассуждения Горского, если бы он снова не провалился в темноту. Видение прекрасной Богини померкло и стало удаляться, пока окончательно не растаяло в недрах подземелья. Наступила глухая, безнадежная тишина, нарушаемая тоскливым капаньем воды да возней голодных крыс…
На этот раз Сергей не полностью отключился. Его сознание работало, настойчиво продираясь сквозь туман забытья к далеким воспоминаниям. Оказывается, он действительно умеет нечто необычное! А может, и это – только бред больного воображения? Галлюцинации, вызванные болью, голодом и жаждой? Вопреки сомнениям, он подумал, что схема строения золота и драгоценных кристаллов навечно запечатлена в его памяти. Все алхимические ухищрения, все многочисленные ингредиенты, якобы необходимые для свершения сего таинства, все колбы, реторты, медные чаны, тигли [19], старинные пергаменты, колдовские заклинания и прочее, – только ритуал, мишура и пустая болтовня, производимые для отвода глаз. Иногда это использовалось для ускорения процесса, но в подавляющем большинстве случаев – для «пускания пыли в глаза» излишне любопытным существам.
Горский вдруг понял, что не только в полной мере обладает, владеет этим знанием, но и может делать его недоступным для других. Как, где и когда он этому научился? И почему потом все забыл? На эти вопросы пока не было ответов, но и то, что удалось вспомнить, – оказалось потрясающим открытием! Просто потрясающим!
Внезапно, в подземелье стало чуть светлее, и Сергей увидел, что к нему приближаются три странных фигуры. Он уже ничему не удивлялся, не думал, снится это ему или происходит наяву, жив он или мертв, бред это или реальность. Он перестал гадать попусту и просто смотрел на то, что происходит. Одна фигура была тоненькая, хрупкая и слабая на вид; вторая – огромных размеров, мощная и грубая, источающая силу. Они держали за руки третьего, совершенно не похожего на них человека, изможденного, небритого, с запавшими глазами…
– Артур? – Горский не знал, верить ему или нет, но в третьем он узнал погибшего художника Артура Корнилина. – И ты здесь? Тоже пришел по мою душу? Что будешь предлагать в обмен на мою тайну? Свой талант, известность, полет фантазии? Что?
Артур ничего на это не ответил. По его худому, избитому лицу текли слезы. Огромная фигура толкнула его в спину, и художник рухнул на колени, размазывая по щекам грязь. Жалкое и отвратительное зрелище…
Горский хотел броситься другу на помощь, прекратить это унижение, но…у него не было тела. Видимо, он все-таки умер! А вместе с телом он лишился и силы, способности драться, наносить удары, вмешиваться в действия других.
Обе фигуры как будто бы засмеялись. Как будто бы… Потому что у них не было лиц, – только низко надвинутые капюшоны, под которыми таился непроглядный мрак. Узнать можно было одного Артура, поникшего, безвольного и сломленного. Глядя на друга, Сергей понял что-то важное, то, чего он раньше не осознавал. Оказывается, умереть, – это далеко не самое страшное. Вот такая полная зависимость, потеря достоинства и чести, раздавленность, какую демонстрировал Корнилин, неизмеримо хуже! Лучше уж лишиться тела, но остаться самим собой, чем так пресмыкаться, молить о пощаде и быть готовым на что угодно… Бедный, бедный Артур! Ему и в самом деле не повезло! Он даже не пустота, он…
Подходящего определения в словарном запасе Горского не нашлось. Ему захотелось повлиять на Корнилина, встряхнуть его.
– Артур! – позвал Горский, не надеясь, впрочем, что Корнилин его услышит. Ведь он отныне только дух, лишенный всех земных признаков.
Но художник вздрогнул и поднял на Сергея полные тоски и страха глаза. В них блеснуло еще что-то, – стыд! Стыд, что друг увидел его в таком ужасном состоянии, в таком жалком положении. Жгучий, невыносимый стыд! Это было уже кое-что. Горский ощутил чувства Артура как свои собственные, как если бы его кто-нибудь увидел в подобных же обстоятельствах, бессильным и ничтожным. Боль и ненависть смешались в его сердце, которое, судя по всему, давно перестало биться, но продолжало страдать.
– Артур, где мы? – спросил он уже мягче, с нотками сочувствия в голосе. – Что от нас хотят? Как ты здесь оказался? Тоже упал в подземелье?
Корнилин вздохнул, встрепенулся и собрался было сказать…но тоненькая фигурка вытянула изящную ручку и крепко зажала художнику рот.
Откуда ни возьмись, появился Азарий, в черных рыцарских одеждах. Тяжелый меч волочился за ним по полу, царапая камень; темный, как ночь, плащ развевался за плечами, хотя ветра как будто не было.
– Его душа, – рыцарь показал на Корнилина, – пребудет в вечных муках! Навсегда закроются за нею двери Ада, а черные стражи пометят ее Знаком Вечного Заточения! Она будет навеки проклята и никогда не спасется!
Под мрачными сводами подземелья раздался странный и зловещий ритм, словно невидимый шаман стучал в свой ритуальный бубен… Рыцарь де Альвейр, вассал Розы, начал однообразные круговые движения влево, закручивая и раскручивая причудливые спирали шаманского танца. Этот дикий контраст – первобытного танца и рыцарского одеяния времен доброй старой Англии или средневековой Франции, – особенно неприятно поразил Горского. Черные перья на шлеме Азария колыхались в такт надоедливому ритму, от которого начало ломить в висках, и… непреодолимый сон навалился на Сергея, подобно глыбе гранита на месте последнего успокоения славного воина.
– Никогда-а-а… – гулко раздавалось под мрачными темными сводами, с которых капала вода. – Никогда-а-а…
Сергею, который очнулся от наваждения, стало так жутко, как будто это его, а не Артура ожидает вечное проклятие и плен.
– Быть несвободным, – что может быть хуже? – подумал он. – Наверное, «они» предложат мне душу Корнилина в обмен на Тайну. Может, рассказать? Ничто в мире не стоит гибели духа, пусть даже и униженного…
– Никогда-а-а… – повторяло эхо подземелья страшное слово, произнесенное черным рыцарем.
Что-то заскрипело, завизжало, заблеяло, загрохотало, и… нестерпимый свет ударил в глаза Горскому, который задохнулся от неожиданности. Разве у него все еще есть глаза, и он все еще дышит? Яркий свет ослепил его, лишил на мгновение сознания. Что это? Преисподняя разверзлась перед ним, или райские врата?
Все исчезло, – шаманские ритмы, черный рыцарь Азарий, безликие фигуры в капюшонах, жалкий, плачущий Артур Корнилин, – все. Осталось только подземелье, которое теперь, благодаря свету, Горский смог рассмотреть как следует. Ничего особенного: грязный каменный пол, мокрые своды, осыпавшаяся земля, дырка вверху, откуда льется холодный солнечный свет… Громкое блеяние привлекло внимание Сергея, – на полу, прямо на куче земли и камней возился козленок, светленький, с маленькими рожками.
– Так я все еще жив! – догадался Горский, – Раз я вижу и слышу этого козленка, значит…
Он приподнял голову и осмотрел себя. Тело как тело, даже не сильно худое; флорентийский медальон на месте, согревает грудь. Сергей попытался встать, и это у него почти получилось. Ноги слушались плохо, потому что он долго лежал неподвижно. Ударившись затылком о пол, он, по-видимому, потерял сознание, потом начались бредовые видения, галлюцинации, разные фантазии… Такое бывает. Может, у него сотрясение мозга или еще что посерьезнее! Все, происходившее с ним в подземелье, это последствия падения и травмы головы.
Козленок, наконец, очухался и подошел к Горскому, трогая его мягкой теплой мордочкой.
– Как ты сюда попал? – поинтересовался Сергей, и вдруг понял, что козленок провалился в подземелье случайно, и что теперь они оба смогут выбраться наружу, через ту дырку, которую он проделал при падении. Именно через нее льется свет, и через нее они выберутся наверх, к солнцу и жизни.
Сверху опять посыпалась земля, раздались громкие крики.
– Это пастух ищет козленка! – понял Сергей, и его сердце радостно забилось.
Через несколько часов, в домике у пастуха, вымывшись и переодевшись, Горский вдруг пожалел о том, что все, виденное им в бреду, в подземелье, на самом деле не существует. Ему вспомнилась Богиня, которая удивительно напоминала женщину с картины Артура Корнилина «Искушение», вспомнился сам художник… Было жаль, что он больше не увидит друга. Но особенно было жаль, что не существует Тайна, которую у него пытались выведать, и которую он сохранил, несмотря ни на что! А может…
Фантастическое предположение захватило Горского, повергло его в транс. Что, если он действительно знает ? Ему стало холодно, потом сразу бросило в жар. Что, если… В этот миг Сергей отчетливо и ясно понял, что в дом Мари он попал не случайно, что в подземелье он тоже провалился не случайно, и что благодаря «их» попыткам выведать секрет, он вспомнил.