«Первое, на что мы обратили внимание, как только машина остановилась перед воротами, это дорога, ведущая к крыльцу дома. Каким-то волшебным образом она была расчищена от снега! Но кем? Мы все удивились.
Посыпались вопросы:
„А что, если в доме уже кто-то есть?“ „Неужели Марта приехала?“
Соня, как главная, пошла первой, мы – за ней.
И крыльцо было чисто выметено, лишь тонкий слой снега указывал на то, что человек, который так позаботился о нас (или о себе), здесь был совсем недавно.
– Чертовщина какая-то! – это сказала уже Наташа.
Самый на тот момент здравомыслящий и практичный человек из нашей троицы подняла голову к небу и перекрестилась по всем правилам.
– Соня, кто бы это мог быть?
Она обратилась к ней, как к доверенному лицу хозяйки дома, как если бы Соня могла что-то знать.
Но она не знала ничего. Как и я.
Зато я знала другое – вот сейчас мы войдем в дом, разгрузимся, и первое, что придет нам в голову, – это необходимость пробраться по сугробам в сарай, чтобы принести дров для камина.
Но мы и этого не сделаем, не успеем. Потому что дрова нам не понадобятся – от силы через полчаса, а то и меньше, когда мы заглянем в комнаты, точнее, в ту самую комнату, все трое вылетим оттуда с криком и визгом! Что забудем о своих салатах и тортах, и они, мои девчонки, попросят меня позвонить в полицию.
Наташа достанет свои сигареты, Соня вообще забьется в истерике, и только я, как старшая (ведь мне почти сорок, а им чуть за тридцать), позвоню Дождеву. И произнесу всего два слова, если только горло мое не сдавит ледяная лапа ужаса: „Он здесь“.
В спальню, где на кровати, прикрытые одеялом, лежат два трупа, никто из нас уже не вернется.
Соня будет завывать, Наташа откровенно рыдать, а я?
А я буду изо всех сил делать вид, что вижу эту картину впервые, что я, как и мои подруги, потрясена этим двойным убийством.
Я просто окаменею от страха. А чувство предательства по отношению к Соне накроет меня с головой. Ведь это в доме, за которым ей поручили присматривать, произошло убийство.
Получается, что и допрашивать будут в первую очередь ее. Эксперты исследуют замки на дверях и придут к выводу, что никакого взлома не было.
Да и о каком взломе может идти речь, когда я сама, собственными руками украла у Сони ключи. Украла, чтобы сделать копии. И эти копии ключей находились у нее сейчас в сумочке, а родные ключи лежат на прикроватной тумбочке в спальне, на месте преступления, причем тщательно мною протертые. А она, Соня, ничего об этом не знает.
Макс… Его ресницы, должно быть, побелели от мороза. Лицо, красивое, с благородными чертами, окаменело, заледенело. Мраморным стало и лицо девушки, пышные золотистые кудри которой тоже, должно быть, сейчас покрылись инеем.
У нас, у живых людей, отношения с мертвыми бывают подчас слишком близкими и очень простыми. Ведь мы, у кого бьется сердце, знаем точно, что тот, у кого сердце остановилось, не чувствует боли. И что обратного отсчета времени уже не будет, что он не оживет, его глаза не откроются никогда, а губы не произнесут ни слова (и никого уже не поцелуют). И в эту минуту вступает в силу закон живого, стесненного обстоятельствами человека, формулировка которого звучит цинично и жестко, как, впрочем, и сама смерть: они-то уже ничего не почувствуют, их не вернуть.
Такие слова я произнесла тогда, месяц тому назад, укрывая их еще теплые тела одеялом.
Знала, понимала, что они уже никогда не замерзнут, но все равно принесла из другой спальни самое толстое пуховое одеяло, даже перину, и накрыла их, обнаженных, прикрытых скомканными окровавленными простынями.
Сколько раз я представляла себе алгоритм действий, которые развернулись бы вокруг меня, позвони я в полицию и сообщи о трагедии. Сотни вопросов, связанных с моими отношениями с Максом.
Я почти слышала их, они снились мне.
– Какие отношения связывали вас с доктором Тропининым? Как вы оказались в доме Марты Круль? У кого были ключи от этого дома? Вы можете назвать имя и фамилию убитой? Что вам известно об отношениях доктора Тропинина с этой девушкой? Вы ревновали вашего любовника к этой девушке?
Ревность. Любовь. Страсть. Как же тщательно я скрывала все эти чувства от окружающих!
Никто, никто не знал о наших отношениях с Максом. Никто не знал, сколько тайн я в себе хранила. Для всех я была одинокая, немолодая уже женщина, не интересующаяся мужчинами. Женщина, прошлое которой убило в ней саму жизнь.
Быть может, я и на самом деле стала бы такой – бесчувственной, полумертвой особой, если бы не встретила Макса.
Его рыжие волосы, улыбка, веселые глаза растопили мое сердце, заставили кровь бежать по жилам, пробудили во мне жажду жизни, вернули мне, пусть и ненадолго, молодость.
Ревность… Этот мотив всплывет первым. И если даже учесть, что все мои друзья и коллеги на допросах скажут, что между мной и доктором Тропининым были лишь исключительно дружеские отношения, все равно – достаточно попасть в мою спальню, как картина моего женского мира предстанет во всей своей правде.
Десятки фотографий Макса, какие-то принадлежащие ему предметы одежды или обуви, все то, что согревало меня одним своим видом, присутствием в моей квартире.
Да, у меня был целый месяц, чтобы все это, целая коллекция неопровержимых улик, исчезло. Но я не сделала ровным счетом ничего – со всех стен на меня по-прежнему смотрел Макс».