Я схватила газету и впилась взглядом в статью.
– Ли! – воскликнул Мет.
Но я жадно вчитывалась в высокопарные слащавые слова. Неизвестный журналист расписывал несчастную судьбу "бедной, но прекрасной девушки, вынужденной зарабатывать себе на жизнь трудным ремеслом". Дальше содержались намеки на то, что просто пением "ремесло" Марион не ограничивалось, но и здесь писака оправдывал "заблудшую душу, для которой никто не потрудился зажечь свет истины". В нетерпении я спустилась на несколько абзацев ниже и наконец-то нашла то, что искала: обстоятельства гибели приятельницы. Марион нашли утром в Центральном парке. Кто-то заколол ее ударом ножа в сердце.
Ноги ослабли, и я рухнула на стул. Рука, державшая газету, мелко дрожала.
– Ли! Ты что, знала эту певичку?
Не в силах выдавить из себя ни слова, я кивнула. Что делала Марион в Центральном парке ночью? Кто назначил ей там встречу?
– Вы дружили? – допытывался Метью.
– Нет, – хрипло выдохнула я.
А сама невольно вспомнила надежно спрятанный в потайном отделении сумки плоский золотой портсигар, вещицу, выпавшую из кармана пальто Марион. Теперь я никогда не узнаю, как именно эта вещь попала к ней.
Самое плохое заключалось в том, что я прекрасно знала, кому именно этот портсигар принадлежал раньше. Моему отцу, пропавшему четыре года назад. Однажды вечером он просто не вернулся домой, и я почувствовала, что его больше нет. Мама постарела за какие-то несколько дней и спустя всего лишь год ушла за тем, кого столь сильно любила. А еще через два года мы с братом вынуждены были продать родной дом и уехать из города. От вырученных денег почти ничего не осталось – все ушло в оплату якобы отцовского долга. Я прекрасно знала, что векселя, которыми яростно тряс высокий сухощавый тип с седыми висками, поддельны, вот только доказать ничего не смогла. А потом… У меня был выбор, но я предпочла бежать. И поклялась однажды все узнать и отомстить тем, кто лишил нас с Метом родителей и крыши над головой.
Я отогнала тягостные воспоминания, возвращаясь в реальность. Брат с тревогой смотрел на меня.
– Так откуда ты ее знала, Лайза?
– Она… она когда-то пела в том клубе, где я выступаю.
Вот так. Вроде бы и не солгала, и не проговорилась о своей работе в "Райской птице".
– Пообещай мне быть осторожной, Ли, – встревожено попросил Мет. – Кто знает, почему эту девушку убили.
– Полиция найдет преступника, – не слишком уверенно произнесла я.
Брат присел рядом со мной на корточки и нежно сжал мои ладони.
– Пожалуйста, Ли, побереги себя, хорошо? Даже если этого урода поймают. Мне не хотелось бы потерять тебя.
Разумеется, ни в какой магазин я не пошла, а направилась прямо в клуб. Судя по царившей внутри суматохе, о смерти Марион уже стало известно всем.
– Лайза! – нервно воскликнул Айзек, увидев меня. – Хорошо, что ты пришла. Знаю, мистер Уильямс дал тебе выходной, но нам без тебя не справиться. Мало того, что приключилось с Марион, так еще и Джинджер заболела.
В сердце ледяной змеей вползла тревога.
– А что с ней случилось?
Айзек поморщился.
– Выпила она вчера слишком много, вот ей и стало плохо. Прямо отсюда в госпиталь отправили.
Перед глазами встала коробка, перевязанная золотой лентой, Джинджер, отправляющая конфету в рот. Она так и не сказала, где взяла сладости, а я не могла думать ни о чем, кроме мерзкой надписи на зеркале, вот и не спросила. И только теперь мне в голову пришла мысль, что виной болезни Джин могло оказаться вовсе не виски.
– Она… она выживет? – запинаясь, спросила я.
Айзек только рукой махнул.
– Да куда она денется! Дерек посылал своих ребят узнать – ей уже лучше. Но еще дня три она точно в постели проваляется.
– Надо бы навестить ее.
– Пока что к ней никого не пускают, не знаю, почему. Лайза, ты ведь выручишь нас? Хотя бы одно выступление, пожалуйста.
Я задумалась. К Джинджер не попасть, что тоже весьма подозрительно. Вряд ли медики запретили посещения просто так. В квартиру Марион тоже войти вряд ли получится, скорее всего, там дежурят полицейские. Я почувствовала себя загнанным в ловушку зверьком. Сразу припомнился тот полный злобы взгляд, что преследовал меня из темноты. Мерзкое ощущение, что некто, ненавидящий меня, бродит где-то рядом, подходя все ближе и ближе. Марион, Джинджер… По сердцу внезапно полоснуло страхом: Метью! Он почти целыми днями один. Мой брат может оказаться беззащитным перед негодяем. Я лихорадочно пыталась придумать, что же мне делать, но в голову, как назло, ни одной дельной мысли не приходило. Снова бежать? Но где гарантия, что нас не найдут опять? После находки портсигара и гибели Марион я уже почти пребывала в уверенности, что это прошлое настигло меня. Что же делать?
– Лайза? – вновь просительно протянул Айзек. – Так ты нам поможешь? Хочешь, на колени встану?
Я натянуто улыбнулась.
– Не надо на колени. Я выступлю, но только с одним условием: мой номер будет на разогреве, до полуночи.
Судя по кислому лицу Айзека, он рассчитывал на несколько иной ответ. Но я оставалась непреклонна. Либо я выступаю в начале вечера, либо покидаю клуб и возвращаюсь только завтра, воспользовавшись законным выходным. Айзеку пришлось уступить, и я попросила поймать мне кэб: следовало до вечера купить новые краски для грима.
Мою гримерку отмыли, зеркало тщательно оттерли, раскрытые баночки с туалетного столика выбросили. Только розы все еще стояли в ведре. Их одуряющий аромат наполнял небольшую комнату, и я сморщила нос, а потом велела Айзеку:
– Пусть их тоже выбросят.
– Уверена? – переспросил он. – Это ведь целое состояние.
В голосе его слышались нотки благоговения, и я разозлилась: нельзя же все измерять деньгами. Лилии, кстати, на столике уже не было.
– Я сказала: убрать!
Голос мой прозвучал излишне резко, и в другой раз я, возможно, извинилась бы, но только не сейчас, когда от нервного напряжения воздух, казалось, звенел. Айзек посмотрел мне в лицо и вышел, не сказав ни слова. А еще через мгновение появилась служащая и поволокла ведро с цветами в коридор.
Выступление прошло успешно, но я почти не слышала аплодисментов. Вот то, что спину сегодня не сверлил ненавидящий взгляд, отметила. Уильямс поджидал меня в коридоре, но в ответ получил лишь короткое:
– Устала, все завтра.
– Хорошо, хорошо, – забормотал он. – Ты права, дорогая, тебе надо отдохнуть. И спасибо тебе, ты нас здорово выручила.
Я быстро переоделась и покинула клуб. Мобиль моего неизвестного поклонника еще не подъехал – слишком рано. Я криво усмехнулась: вот и хорошо, мне лишние свидетели не нужны.
Разгулявшийся ветер гнул верхушки деревьев, гнал по небу рваные тучи, то скрывая луну, то вновь позволяя ей озарить бледным светом высокую кованую ограду. Где-то неподалеку ухнул филин, и я вздрогнула. Зловещее, мрачное место, в которое перенес меня отцовский медальон, надежд не внушало. Но раз уж я сюда попала, то отступать поздно. Гулкий удар дверного молотка огласил окрестности и поднял с деревьев стаю перепуганных птиц, тут же с клекотом закружившихся надо мной.
– Кто? – раздался голос, казалось, прямо с неба.
Я огляделась, но его обладателя так и не увидела.
– Кто? – теперь в голосе сквозило нетерпение.
– Лайза Стоун, дочь Кристиана Стоуна, – робея, назвала я себя.
Ворота медленно приоткрылись, вдоль аллеи цепочкой вспыхнули фонари.
– Проходи.
Шла я медленно, словно стараясь оттянуть неизбежное. Окна особняка не светились огнями – похоже, его обитатели уже улеглись спать. Но стоило мне подняться на крыльцо, как дверь распахнулась.
– Прошу, мисс, – церемонно произнес высокий сухощавый старик, прямой, как палка, и седой, как лунь. – Хозяин ждет вас.
Не знаю, что я ожидала увидеть: зал для приемов или потайное святилище с жертвенником, но дворецкий сопроводил меня в самый обычный кабинет, уставленный книжными шкафами. Окна его выходили во внутренний двор, оттого-то я и не заметила света от горящей на столе лампы. Хозяин дома стоял у шкафа и повернулся при моем появлении.
– Все-таки пришла? – с веселым любопытством спросил он. – Дай-ка я тебя рассмотрю.
И хлопнул в ладоши. Комнату тут же залил яркий свет, и я заморгала. А когда глаза привыкли, то уставилась, в свою очередь, на того, о ком только слышала от отца, но ни разу не видела.
Несомненно, он был весьма привлекателен. Даже, пожалуй, красив. Высокий, широкоплечий, темноволосый, с правильными чертами лица и небольшой ямочкой на подбородке. Смущал только цвет глаз, светло-карий, почти желтый. Впрочем, мои собственные глаза имели почти такой же оттенок, только в них не вспыхивал золотой огонь.
– Сними парик.
Вздрогнув, я выполнила распоряжение.
– Распусти волосы.
Я вытянула из узла волос шпильки, тряхнула головой, и светлые локоны рассыпались по плечам.
– Твой дар запечатан, – хозяин дома не спрашивал, а утверждал. – Кто это сделал?
Я судорожно сглотнула.
– Отец. Он боялся, что я стану похожей на него.
– Вот как? И что же в этом страшного? – насмешливо спросил так и не назвавший своего имени незнакомец.
– Он был Темным, – равнодушно произнесла я.
– Ты знаешь, что это означает?
– Да, он рассказал мне. Он был чудовищем, пока не встретил маму и не отказался от проклятого дара.
– Так вот что он сказал тебе. Ты удивишься, Лайза, но в действительности все обстояло совсем не так. Но что же привело тебя сюда, раз ты так боишься своей сути?
– Страх, – честно ответила я. – Я хочу, чтобы вы позаботились о Метью, если со мной что-то случится.
– Кто это – Метью?
– Мой брат.
– И почему я должен заботится о нем, Лайза Стоун? Твой отец отрекся от своего клана, так почему клан должен беспокоиться о детях отступника?
Я пошатнулась, будто от удара. Действительно, с чего я взяла, что клан захочет мне помочь?
– Я.. я сделаю все, что вы мне скажете. Все, что захотите.
– Все?
Я зажмурилась и кивнула.
– Да.
Он рассмеялся.
– Вы, женщины, такие забавные. Почему-то уверены, что все мужчины при виде вас теряют головы от желания. Ты ведь подумала именно об этом, Лайза? О том, что за помощь тебе придется расплачиваться в моей постели?
От мучительного стыда я опустила голову. Да, подобная мысль пришла мне в голову, и я готова была согласиться ради Метью.
– Мне больше нечего предложить вам.
– Как знать, – загадочно ответил хозяин дома, – как знать. В чем заключается твой дар?
– Не знаю. Отец запечатал его до того, как он окончательно проснулся.
Мой собеседник присвистнул.
– Как интересно! Значит, он предпочел лишить тебя дара, даже не уверившись в его темной природе?
– Мой отец – Темный, – уверенно повторила я. – Кем еще я могла оказаться?
Хозяин внимательно посмотрел на меня, а потом сказал неожиданно мягко:
– Присядь, Лайза. Похоже, нам предстоит долгий разговор.
Он так и не представился, потому я произнесла:
– Благодарю, мистер…
Он удивленно приподнял бровь:
– Тебе неизвестно мое имя?
– Нет, отец не назвал его. Просто сказал, что кулон переместит меня к дому главы клана, но очень просил воспользоваться амулетом лишь в самом крайнем случае, когда больше помощи будет неоткуда ждать. Мне кажется, он предчувствовал свою смерть, мистер…
– Клайв. Клайв Леннокс. Нет, Лайза, у твоего отца не было дара предвидения. Он мог пить чужую жизненную силу.
– Что? – голос мой осип от ужаса. – Мой отец… он был… был…
– Палачом.
– Нет! – воскликнула я, не в силах поверить услышанному.
Мой папа, добрый и сильный, который усаживал нас с Метью себе на плечи, носил на руках маму, играл с соседскими детьми, подбрасывая их в воздух и ловя заливающихся смехом малышей в каких-то полутора метрах над землей, просто не мог оказаться чудовищем!
– Я вам не верю!
– Лайза, – произнес Клайв, – либо мы спокойно продолжаем разговор, либо ты покидаешь мой дом. Я не намерен тратить свое время на то, чтобы утешать истеричную девицу.
Я некрасиво шмыгнула носом и сморгнула слезы.
– Хорошо, мистер Леннокс. Вам не придется меня успокаивать.
– Обращайся ко мне по имени и на "ты", Лайза.
– Хорошо, Клайв.
– Налить тебе выпить?
Я хотела отказаться, но потом подумала, что после нескольких глотков спиртного выслушивать новую порцию жутких сведений будет гораздо легче.
– Благодарю.
Клайв подал мне бокал с золотистой жидкостью и продолжил расспросы:
– Что еще ты знаешь о своем отце?
Я задумалась. Получалось, что почти ничего. Нет, я многое могла рассказать о его домашних привычках, о том, как он любил бифштексы или красное вино, о халате, в который он кутался вечерами, о его любимых словечках и шуточках. Но вот о его жизни – настоящей жизни – я ничего толком не знала.
– Понятно, – несколько разочарованно произнес Клайв. – Увы, здесь помощи от меня будет мало. Мне известно лишь то, что Кристиан отрекся от клана задолго до того, как я возглавил его. А несколько лет назад тело Стоуна обнаружили на вересковой пустоши близ Нортстауна. Что ему там понадобилось?
Чувствуя себя ничтожной глупышкой, я вновь покачала головой.
– Не знаю. Маму известили телеграммой. Она поехала забирать тело, но не смогла его получить. В Норстаунском морге ночью полыхнул пожар. Все останки потом похоронили в общей могиле. Наверное, именно это и подкосило маму окончательно. Домой она вернулась старухой. Мы с Метью даже не сразу узнали ее: седая, морщинистая, скрюченная, с дрожащими руками. Она не протянула долго.
– Мне очень жаль, Лайза. А что произошло потом? Почему вы уехали из родного города?
Вновь накатило полузабытое отчаяние от того, что больше не осталось ни кусочка уютного детского мирка, где все представлялось таким надежным и незыблемым. Я снова слышала равнодушный голос, сообщавший, что у нас с Метью больше нет дома. А потом другой, хриплый и сбивающийся… Нет, нельзя об этом думать!
– Оказалось, что мы разорены. Мне предъявили векселя, якобы подписанные отцом. Доказать, что подпись поддельна, не получилось. Вот мы с Метью и уехали. Все-таки тяжело оставаться там, где нас преследовали на каждом шагу чужие взгляды, то сочувствующие, то насмешливые, то злорадные. Лучше уж поселиться в городе, где никому нет до нас дела.
Клайв внимательно посмотрел мне в лицо, будто догадавшись, что я сказала ему вовсе не всю правду.
– И что заставило тебе обратиться ко мне?
Я рассказала ему о гибели Марион, о болезни Джинджер, о надписи на зеркале. Потом, немного поколебавшись, поведала о таинственном поклоннике, мобиле с удивительно осведомленным шофером и странном букете.
– И ты думаешь, что тебе грозит опасность?
– Я в этом уверена. Да, чуть не забыла. Вот!
Я открыла сумку и принялась нашаривать в потайном отделении портсигар. Пусто. Куда же он мог провалиться? Пришлось вынуть все из сумки и как следует встряхнуть ее. Ничего. Меня охватило отчаяние.
– Что ты ищешь, Лайза?
– Отцовский портсигар, – растерянно ответила я. – Ума не приложу, куда он делся.
Клайв подошел к столу, отодвинул верхний ящик. Тускло блеснуло золото, ярко сверкнули бриллианты монограммы.
– Прошу.
Я с недоумением посмотрела на сигарету.
– Нет, вы… ты неверно меня понял. Мне не нужна сигарета. И я не невежда, способная закурить без позволения хозяина дома. Я хотела показать тебе эту вещь.
– Но зачем?
– Дело в том, что отец всегда носил портсигар с собой. А совсем недавно он выпал из кармана одной моей знакомой. Наверное, его забрал убийца и отдал ей.
– Убийца, или нечистый на руку полицейский, или вороватый работник морга. Почему бы тебе не спросить знакомую, где она взяла эту вещь?
Я сглотнула подступивший к горлу комок.
– Не могу. Это та самая Марион, о которой я рассказывала. Ее убили.
Клайв задумался.
– Что-то здесь нечисто, – наконец произнес он. – Конечно, это мог быть подарок поклонника, но почему-то я не верю в такую версию. Да и не носят женщины портсигары в карманах, скорее уж в сумочках. И не теряют столь опрометчиво ценности. Скорее всего, этой Марион заплатили за то, чтобы портсигар Кристиана попался тебе на глаза. А потом убили, чтобы не болтала лишнего.
Руки задрожали, горло перехватило. Одно дело – самой подозревать, что таинственные и жуткие события каким-то непостижимым образом связаны с тобой, а совсем иное – когда кто-то озвучивает твои догадки вслух. Это не дурной сон, что проходит с рассветом и рассеивается, если рассказать о нем кому-нибудь. Нет, подтвержденные чужими словами подозрения нагоняют еще больший страх.
– Но кто мог это сделать?
– А вот это, – мрачно произнес Клайв, – мы и попробуем выяснить.