В апреле 1933 года Сабина Бонхёффер и ее муж, Герхард Лейбхольц, профессор юридического факультета Гёттингенского университета, чье положение в силу «арийского параграфа» оказалось под угрозой, попросили Дитриха провести похоронную службу по отцу Герхарда. Он был обращенным евреем, детей воспитывал в протестантском духе, но крещен не был. И по нацистскому расовому закону, и по правилам лютеранской церкви (для отпевания требовалось доказательство крещения), Лейбхольц-старший не имел права на христианское погребение[62].
Пастор церкви Бонхёффер советовал не проводить службу. Несмотря на желание родных, он подчинился – и вскоре написал письмо сестре и зятю, в котором горько сожалел о своем решении: «Как мог я так сильно бояться в наше-то время?.. Все, о чем я могу просить, так это только о том, чтобы вы простили мою слабость».
Терзался не один Бонхёффер. Церковные власти также столкнулись со сложными институционными дилеммами. Как сосуществовать с нацистами? Около 30 % немцев были католиками. Через шесть месяцев после прихода Гитлера к власти Папа Римский Пий XII, который в молодости был послом Ватикана в Германии, обсудил с правительством договор о взаимном невмешательстве в дела друг друга – «Конкордат». Протестантов в Германии насчитывалось 45 миллионов, и динамика отношений была более сложной. Протестанты относились к нескольким десяткам относительно самостоятельных церквей – от лютеранской до евангелической церкви Старопрусской Унии. Эти церкви довольно условно объединялись под эгидой Немецкой евангелической церкви, которую чаще называли Немецкой протестантской церковью.
Протестантский блок являл собой потенциально довольно мощного противника нацистской партии, и нацисты активно стремились проникнуть в Протестантскую церковь. Партию поддерживала группа «Немецкие христиане», которая выступали за учреждение контролируемой государством Немецкой протестантской национальной церкви (Reichskirche). На митингах скандировали лозунг «Один народ! Один Бог! Один Рейх! Одна Церковь!». Некоторые заходили еще дальше – предлагали исключить Ветхий Завет из Библии, поскольку там слишком много историй мерзких евреев.
Правительство начало подталкивать священников и конгрегации к принятию «арийского параграфа» об этническом очищении. Такое вторжение в церковные дела возмутило многих лютеранских активистов, которые объединились вокруг консервативного теолога Карла Барта из Университета Бонна и протестантского богослова Мартина Нимёллера. Во время Первой мировой войны Нимёллер был командиром подводной лодки, затем пережил духовное просветление и к этому времени уже стал пастором церкви Святой Анны в берлинском пригороде Далем. Эти диссиденты называли себя «Движением молодых реформаторов за обновление Церкви». В одном из первых публичных заявлений они категорически отказались исключать неарийцев из лона Церкви, заявив: «Государство призвано судить; дело же Церкви – спасать».
Дитрих Бонхёффер стал одним из молодых реформаторов. Он глубоко осмыслил конфликт между Церковью и государством в своей весьма острой статье «Церковь и еврейский вопрос». Статья получила широкое распространение в пасторских кругах и в июне 1933 года была опубликована в протестантском журнале о политике и культуре Vormarsch («Прорыв»). Подобный шаг, конечно же, привлек внимание нацистских бюрократов[63].
В своей статье Бонхёффер повторил некоторые христианские догмы, оскорбительные для евреев: например, что после смерти им придется выбирать – либо принять Иисуса как Спасителя и попасть на Небеса, либо вечно гнить в аду с другими еретиками. И все же он высказал совершенно новую точку зрения – осудил преследование евреев нацистами и напомнил христианам, что вера требует противодействия подобной несправедливости. Если невозможно остановить локомотив государственных репрессий обычными способами, Церковь обязана «не только помогать жертвам, попавшим под его колеса, но и ставить палки в эти колеса»[64].
Нельзя сказать, что его статья поменяла мировоззрение многих из тех, кто служил на теологическом факультете Берлинского университета. Бонхёффер, не веря своим глазам, смотрел, как студенты и преподаватели начинают носить на рубашках и пиджаках булавки со свастикой. Одному из друзей по Объединенной теологической семинарии он говорил: «Самые разумные люди полностью потеряли и голову, и Библию».
В середине июля 1933 года Гитлер приказал Немецкой протестантской церкви в течение десяти дней провести выборы всех местных и региональных советов. Это была откровенная попытка обеспечить поддержку церковного руководства. Выборы оказались столь же яростными, как и политическая кампания, – в определенном смысле это и была политическая кампания. Группа молодых реформаторов обосновалась в Далеме. Однажды вечером в церковь пришли агенты гестапо и конфисковали все предвыборные материалы. На следующий день Бонхёффер и достопочтенный Герхард Якоби отправились в штаб-квартиру гестапо на Принц-Альбрехтштрассе и подали жалобу первому руководителю гестапо Рудольфу Дильсу. Некоторые конфискованные материалы были возвращены. Дильс предупредил пасторов, чтобы они не поднимали шума, если не хотят оказаться в Дахау. В этот концлагерь, недавно созданный неподалеку от Мюнхена, отправляли всех политических оппонентов режима.
Накануне церковных выборов Гитлер выступил по радио и призвал слушателей голосовать за кандидатов от «немецких христиан, которые твердо стоят на позициях национал-социалистического государства». Выборы были назначены на воскресенье. Бонхёффер все еще являлся капелланом Технического колледжа Берлина. Для утренней проповеди он избрал слова из Евангелия от Матфея о камне, на котором Иисус основал свою Церковь.
«Нам будет непросто, – сказал прихожанам пастор Бонхёффер. – Возможно, с человеческой точки зрения, великие времена для Церкви – это времена разрушений».
Возможно, Бонхёффер чувствовал, что грядет. «Немецкие христиане» подвергали ожесточенной критике лютеранских умеренных и реформаторов и получили подавляющее большинство практически во всех церковных советах – до 70 %. Конечно, без фальсификаций не обошлось, но влияние гитлеровской пропаганды бесспорно. Голосование оказалось таким катастрофическим, что с Движением молодых реформаторов за обновление Церкви было покончено. Вместо него Нимёллер, Бонхёффер и еще порядка двадцати их единомышленников создали Чрезвычайную пасторскую лигу по сопротивлению гитлеризму. Так они надеялись противостоять слиянию Протестантской церкви с нацистской партией[65].
Разочарованный результатами выборов Бонхёффер сменил приоритеты и сосредоточился на экуменической деятельности. Несколько лет он путешествовал по Европе и принимал участие в разнообразных симпозиумах, в том числе в Конференции молодежной комиссии международного отдела Всемирного союза за продвижение международного обмена через церкви. В сентябре 1933 года присутствовал на собрании Всемирного союза в Гранд-отеле в Софии. Ему удалось убедить делегатов принять резолюцию, осуждающую «государственные меры против евреев в Германии» и «арийский параграф» как противоречащий «Евангелию Иисуса Христа».
Софийская резолюция стала моральной победой, но весьма недолговечной. Через неделю представители Национальной протестантской церкви собрались в исторической замковой церкви Виттенберга, где погребен создатель протестантизма Мартин Лютер. Пастор Людвиг Мюллер, нацист из Восточной Пруссии, сторонник государственного контроля над Церковью, был избран лютеранским епископом – теперь он именовался «рейхс-епископом»[66].
Единственной хорошей для членов Чрезвычайной пасторской лиги новостью из Виттенберга стало известие о том, что Гитлер решил не заставлять священников принимать его «арийский параграф». Этот вопрос не стоил того шума, какой поднялся в международной прессе. Кроме того, Гитлер и без того породил в стране такой хаос, что Немецкая протестантская церковь более не представляла реальной политической угрозы.
В октябре Гитлер осмелел настолько, что вывел Германию из Лиги Наций – зловещий сигнал для международного сообщества. Через два дня Бонхёффер собрал чемоданы и вновь покинул континент. Ему предложили двухлетнее совместное пасторство в двух немецких лютеранских церквях в Лондоне. Бонхёффер сообщил рейхсепископу Мюллеру, что не станет проповедовать нацистские взгляды «Немецких христиан». Ему предложили подумать, но он отказался. Епископ ответил ему и другим непокорным пасторам: «Какие же вы сложные люди!»
Бонхёффер все острее чувствовал свой отрыв практически от всего немецкого народа. Перед отъездом в Лондон он отправил письмо своему наставнику Карлу Барту. Тот считал поездку в Лондон ошибкой, но Бонхёффер объяснил: «Настало время удалиться в пустыню».