Глава 5

«Это коммунальная, коммунальная квартира

Это коммунальная, коммунальная страна».

Группа Дюна

– Александр! Сын, ты в порядке? Кто же тебя так… ой горе то какое луковое!

Рано утром пришла мать.

Ирина Игоревна. Женщина средних лет. Вся потертая, заезженная и с миной недовольства на лице. Будешь тут довольной. Дома бывать по праздникам. И то не по всем. По годам Ирине Игоревне чуть за сорок, а по виду – глубоко за пятьдесят. Морщины на лице, как у шарпея.

Пельменя матушка увидела спящим в одежде на кровати. План проснуться по ночи, облегчится и заодно переодеться провалился – мочевой пузырь в новом теле оказался такой же большой, как и желудок. Саня дрых без ног всю ночь напролёт.

После «кто же тебя так» матери последовали ее вопли…

Ну да, выглядел Пельмень отвратительно, тут ни дать, ни взять. Как и чувствовал, кстати. Ощущения такие, будто попал под асфальтоукладчик.

Беда.

Сон как рукой сняло. Саня сел на краю кровати. С минуту понаблюдал за матерью, бегавшей туда-сюда по коммуналке. Как ужа под жопу получила. Дёрганная вся. Потом вяло сказал.

– Все нормально, ма. Я если че живой.

– Нормально?!

Женщина, наконец нашла что искала – аптечка лежала в тумбочке рядом с кроватью родаков. На ночь кровать задёргивалась «балдахинном» – с горем пополам установленной простыней.

Бати кстати дома не оказалось. Наверное, спецом свинтил, пока ходят параходы.

– Да на тебе места живого нет! Кто тебя так?

Мать села рядом с Сашей на кровать, выпотрошила аптечку. Нашла йод. Открыла пузырёк и ливанула хорошенечко на вату.

– Бедное мое дитё… ой-ой-ой!

– Я упал, – не нашёл сказать ничего лучше Пельмень.

– Упал ты, как же! Вечно ты этих козлов выгораживаешь, – мать аккуратно обрабатывала раны, не жалея йод. – То тебя в реку сбросят, то одежду порвут. Это ещё ладно, я могу понять, но чтобы вот так…

– Бывает, ма – забей, – Пельмень морщился от прикосновений ваты.

– Почему не стал писать заявление?

Понятно. Саня догадался, что матери каким-то боком припёком стало известно о случившемся вчера. Хреново. Первое правило во дворе – не подключать ментов, а второе правило – родителей. А тут и менты, и мамка. Полный набор среднестатистического лоха.

– Не смотри на меня так, сын! Я между прочим с работы ушла, как только участковый позвонил! Лидке позвонила, чтоб подменила!

– Ну я ж не просил тебя никуда уходить, – пожал Пельмень плечами. – Я пацан взрослый, разберусь сам, лады?

Мамку жалко, конечно, хоть она и чужая тетка, но позволять ей лезть в свои дела Пельмень не мог.

– Разберёшься? Сам? – продолжала причитать женщина.

– Че нет то, сын у тебя взрослый вырос, опека не нужна. Тебе самой легче станет. Вон батя на шее сидит и достаточно.

Мать аж мазать йодом перестала от возмущения. Поднялась, схватила Пельменя за ухо и подняла.

– А ну ка иди сюда засранец, – за ухо подвела его к зеркалу.

Пельмень не сопротивлялся. Как обращаться с бабами Саня знал по прошлой жизни. Иногда лучше безропотно выполнить то, что от тебя хотят – целее будешь и нервов меньше убьешь.

– Посмотри ка на себя, наш самостоятельный, – сказала с жаром Ирина Игоревна.

Пельмень посмотрел. Паршиво, ну да. Лицо свезено, на лбу отпечаток чьих то сандалий. Под носом – не пойми что, сгусток крови запечённый. Губа разбита. Одежда соответственно в хлам – порвана, перепачкана. Не а че, когда тебя пинают вчетвером – есть варианты выглядеть как-то иначе?

– Че не так, ма? Ну получил. Ну бывает. Отквитаемся.

– А то не так, Сашенька…

Вот тут запахло жаренным. Пельмень отчётливо вспомнил, что если мать переходит к уменьшительно ласкательным конструкциям – быть беде.

Ирина Игоревна начала раздевать Пельменя, сняла майку, шорты, оставив того в одних трусах. Саня стоял, переминаясь с ноги на ногу.

– Вот это что? – она потрясла скомканными вещами перед его лицом.

– Вещи, ма. Тебе перечислить какие?

– Перечислить, он ещё и издевается… дуру из меня не делай, Пельмененко!

Женщина расправила майку, вытянула перед собой, показывая сыну дыры, порезы и пятна крови. Тыча в каждое такое повреждение пальцем и подсовывая Пельменю под нос.

– Ма, хорош, понял…

– Ты знаешь каких трудов мне стоило такую майку достать? Знаешь, что я звонила тете Алене… – заводилась женщина. – А кто теперь за это платить будет? Кто тебе новые тряпки купит? Ты цены вообще видел, наш ты самостоятельный?

Пельмень молчал.

Надоело.

Все равно бабу не перетараторишь.

Хотелось поскорее закончить и пойти хорошенько посрать. Живот давил.

– А вот если бы ты заявление написал, то участковый бы быстро их нашёл! Но нет же, насмотрелся на Настькиных ухажёров и тянет теперь на всякую блатоту. Только ты Сашенька не блатной. И отца не трожь! Он между прочим инвалид и пьёт потому, что мы не можем позволить себе обезболивающее! А вы, что ты, что Настя его за человека не считаете!

Опа.

Батя у Пельменя оказывается не просто алкаш, а ещё и инвалид. И вообще – заливать сливу это про лечение. Прикольно. Оправдание на все сто.

А батя то шарит, как обрабатывать баб.

Женщина тяжело вздохнула. И всучила Пельменю его одежду.

– Вот в этом и будешь ходить, раз ты у нас блатной и не ценишь труд матери!

Пельмень заметил, что лицо женщины изменилось – пятнами красными пошло. Потом побледнело.

– Так все, шуруй в ванную, а у меня давление скакануло!

Мать взяла аптечку, вытащила пузырёк и сыпанула себе в ладонь жменю валерианки.

– Довели, сил никаких нет, хоть вешайся, – причитала женщина.

Пельмень задерживаться не стал. Пошёл в ванную. Плетясь по общему коридору и ловя на себе взгляды соседей.

– Здрасьте, здрасьте.

Шаркая тапочками остановился у двери ванной, объединённой с туалетом.

Закрыто.

Раздраженно постучал в дверь, торопя. Дверь открылась и на пороге вырос тот самый сосед, сожравший Сашкину сгущенку вчера.

– О, здоров сосед! Кто тебя так разукрасил?

– Упал, – буркнул Пельмень, не испытывая желания вступать в разговор.

– Понятно… ты это, сосед, если ты в ванную, то особо не принюхивайся, твоя вчерашняя сгущёнка не пошла.

Сосед похлопал Пельменя по плечу. Зашёл в ванную, зажимая нос рукой.

Там помылся.

Грязную одежду постирал. Права оказалась матушка – ни майка, ни шорты никуда не годились. Ветошь. Как-то неудобно перед Ириной Игоревной, если смотреть на расклад с такой стороны.

Пока же на весь этаж поднялся ор – вернулся батя. Утро, а инвалид алкаш на рогах, видать после терапии. И судя по воплям матери – пропах женскими духами. Не ожидал видать батек, что жёнушка припрется ни свет, ни заря. Без предупреждения.

– Я ж тебе сучаре такой хер оторву, алкоголик долбанный, – орала женщина так, что слышно на весь этаж. – Совсем нюх потерял. У нас сын покалеченный лежит, мне участковый звонит, а ты хоть бы хны. Нинку свою трахаешь! И сливу заливаешь с утра пораньше!

Пельмень слушал новый скандал, сидя на унитазе. Дурдом, конечно, как здесь до того жил несчастный Пельмененко – загадка. Когда вся семья в сборе – свихнёшься. Орут на весь этаж. Что станет, когда явится сестра, интересно знать. Вообще на фиг поубивают друг друга на пяти квадратах.

– Ты меня когда последний трахал, козел? У меня там засохло уже все, – продолжала орать мать.

Что отвечал батя Пельмень не слышал, если вообще что-то отвечал. Пьяным он едва ворочал языком.

Пельмень поискал туалетную бумагу, но вспомнил, что вместо неё пользуются обыкновенной газетой. Нарезанной квадратиками. И сосед как назло использовал последний клочок. Вот урод и здесь поднасрал.

Дождался, когда лай стихнет. Потом вышел. Идти правда пришлось в одном полотенце, чистые трусы Пельмень как-то не додумался взять.

У входа в ванную встретил бабу Риту. Та фыркнула и зашла в ванную, бросив напоследок что-то типа «сначала жрет вагонами, потом срет тоннами». Понятно, «повесила» на Саню вчерашнее варенье.

– И вам всего хорошего, – кинул вдогонку Пельмень, оправдываться не стал.

Медленно поплёлся в свою квартиру, где страсти между родителями улеглись. И как выяснилось перешли в новую фазу – мать сидела на коленках у в зюзю пьяного отца и гладила его по голове.

– Пошли я тебя покормлю, мой сладенький, что ты хочешь кушать? – приговаривала.

Саня остановился, посмотрел на «своих» родителей, пожал плечами.

Бывает.

Мать повела батю на кухню, придерживая под локоток. Чему Пельмень только обрадовался, следовало переодеться, а святить толстой жопой пусть даже перед родаками – не кайф.

Родители вышли.

Пельмень надел свежие трусы.

Ну и решил не изменять привычкам своего прежнего тела. Утро «Зверя из преисподней» начиналось с зарядки. А сейчас 7 утра – самое время размяться.

Включил радио, там под руку вещал Владимир Семёнович:

Вдох глубокий, руки шире,

Не спешите, три-четыре!

Бодрость духа, грация и пластика.

Общеукрепляющая,

Утром отрезвляющая

(Если жив пока ещё) гимнастика!

Пельмень встал, подергался, делая взмахи. Сделал вращательные движения головой, шею разминая. Потом попытался отжаться. В былые времена он делал разминку, включавшую три повтора по 20 отжиманий с хлопками. Что сейчас получится вымучить – проверим опытным путём.

Началось дрянно – Пельмень вдруг понял, что со своей нынешней комплекцией оказаться на полу животом вниз – уже проблема. Ноги у Пельмененко настолько толстые, что сесть на присядки как-то совершенно не выходит.

Почесал репу.

На помощь пришла смекалка.

Сел на кровать, оттуда уже сполз на пол. На живот перекатился морским тюленем и упёрся ладонями в пол.

Ну ка…

Погнали…

Упор!

А вот хренушки.

Как не пыжился Саня, как не пытался выпрямиться на ладонях и встать в упор – ничего не выходило. А вдовесок Пельмень смачно бзданул, обессилев.

Встать в упор, не то что даже отжаться, оказалось проблемой, и как, спрашивается приводить себя в надлежащую форму, если элементарные упражнения недоступны.

Полежав с минуту, Саня предпринял последнюю попытку занять положение для отжиманий. Оттолкнулся от пола, чувствуя как ходуном заходила каждая мышца. Покраснел, руки от напряжения затряслись в локтях.

– Давай давай давай…

Медленно но верно тело приподнялось от пола. Дрожь в руках усиливались, но тело миллиметр за миллиметром поднималось все выше от полу. Пельмень часто задышал, чувствуя нехватку кислорода. Услышал долбящий в висках пульс.

Вот… почти… чуть-чуть осталось.

До того, как выпрямиться полностью осталось приложить одно усилие. Собраться и первая победа в кармане.

Не тут то было.

В тишине раздался глухой хлопок.

ПУХ!

И Пельмень, державшийся на последнем издыхании, грузно упал на пол.

Сука!

Он медленно поднял взгляд на источник шума. И первым, что увидел стали длинные женские ноги. А какие же сука стройные! Он поднимал голову выше, а ноги эти как будто бы не кончались, настолько длинные. Потом появилась коротюсенькая юбочка и… Пельмень сглотнул, облизывая вмиг пересохшие губы. Он смотрел снизу вверх, потому увидел белоснежные трусики. Белые пребелые, в которые сразу в нескольких местах вонзились чёрные короткие лобковые волоски.

Ой мамочки.

– Привет дурень, хера разлёгся? И куда ты пялишься?

От трусиков-такипришлось отвести взгляд, как бы не хотелось. Пельмень не сразу сообразил, что перед ним стоит его «сестра». Личико круглое, милое, густая чёрная челка, ярко накрашенные красным губы, ресницы длинные. А ещё – грудь. Как минимум полноценного третьего размера. Соски стоят, оттопыривая яркий зелёный топик.

– Привет, – ответил он изменившимся голосом.

Сестра то у Пельменя оказывается секс бомба!

– Вставай давай, итак живем в конуре, а у тебя такая жирная жопа, что ты все место занимаешь!

Наглая.

Жуёт жвачку.

Сестра, сексуально покачивая бёдрами, прошла к тумбе у кровати Пельменя, поставила сумку.

Пельмень почувствовал запах ее духов. Хотя это наверное даже не духи были, от неё так и разило сексом. Почувствовал, как твердеет его кочерыжка в трусах. Вот блин, неудобно получается – это выходит у него на сестру встал.

– Я не поняла, мать дома? – Настя увидела ее сумку.

Заглянула в неё, порылась, ничего интересного не нашла. Но положила туда деньги. Несколько купюр.

– Дома, – буркнул Пельмень.

– А папаша?

– Тоже.

– Не вовремя я заскочила. Папка пьяный?

– Угу.

– Вот козел, угробит нам мать. Говорила же ему не пить, когда мамка дома.

Настя подошла к окну, открыла, высунулась едва ли не наполовину и замахала рукой, следом отправила воздушный поцелуй.

С улицу надрывалась Комбинация.

«Твоя вишневая девятка

Меня совсем с ума свела

Твоя вишневая девятка

Покой мой напрочь отняла

Твоя вишневая девятка

Опять сигналит за окном

Твоя вишневая девятка

Ты полюби ее потом…»

Юбочка Настьки приподнялась и Саня вновь увидел аппетитный холмик – сестра носила стринги. Взгляд отвести не вышло.

– Ты кому машешь? – попытался отвлечься Пельмень.

– Алексею, купил новую тачку.

– Вишневая девятка, угадал?

– Канеш.

Пух!

Настя снова надула и лопнула пузырь. Обернулась, извилась, поправляя поднявшуюся юбочку. Потом вытащила жвачку изо рта, сунула в первый попавшийся клочок бумаги и всучила Саше.

– Выкинешь, братик?

– Выкину.

Пельмень кое как справился со стояком и теперь сидел на полу. Вставать не торопился – после потугов с отжиманиями тупо не осталось сил.

– Полотенце твоё? – Настя взяла вафельное полотенце в котором пришёл Пельмень ноготками указательного и большого пальцев. – Чистое?

– Я обернулся, когда из ванной выходил.

– Не дрочил? – она повертела полотенце, критически осматривая. – Нигде его не обкончал?

– Я так то таким не занимаюсь, – возмутится Пельмень. – Я даже им не вытирался, если че.

– Понятно все с тобой, я в душ. Если мать придёт, пока меня не будет, скажи, что я вернула ей 50 рублей. А то она меня задолбала этими копейками! Мы с Лехой в день больше тратим!

С этими словами сестра сняла с себя свою юбочку и топик, оставшись в трусиках. Грудь у Настьки оказалась крепкого третьего размера, стоячая. Обернулась полотенцем.

Понятно все – особенности жития в коммуналке – они такие, но что б прям ТАКИЕ, блин…

– Отвернись дурында, хватит на меня пялиться, ты правила забыл? Или где мне по твоему переодеваться?

Трусики она сняла уже потом. И кинула в лицо Пельменю. Хрен его знает как тут по правилам принято, но трусики так и повисли на лице Сани.

– У-у… – выдавил Пельмень что-то нечленораздельное.

Снимать трусики с лица как-то не торопился. Сестра выскочила из комнаты в общий коридор к ванной.

А Пельмень, наверное, так бы и сидел на полу тесной коммуналки, но в этот момент зазвонил телефон, висевший у входной двери на стене.

Звук такой противный главное.

В комнатушке помимо Пельменя никого не было и трубку пришлось снимать ему. Телефон трезвонил и выключаться не собирался. Звонивший оказался настырным. Пельмень заставил себя подняться, и шаркая ногами поплёлся к телефону. Снял трубку.

– Але.

Из динамика послышалось кратковременное шуршание, а потом кто-то включил запись:

«Ты уедешь скоро

Опустеет шумный город

После нашей ссоры

Может прав ты, я не спорю

В том, что разбились мечты

Не виноваты цветы

Жёлтые тюльпаны, о-у-о

Жёлтые тюльпаны…».

Дебилы, блин. Пельмень послушал куплет и положил трубку.

Через минуту телефон зазвонил снова. Но на этот раз Сашка выключил провод из штекера.

Одни орут.

Вторая сиськами вертит перед носом.

Третьи названивают. Наверное какой-нибудь тайный воздыхатель Насти.

Чокнуться можно в этой коммуналке.

Пока никто не вернулся, Пельмень порылся в своих вещах, нашёл новые шорты и майку, нарядил на себя. Надо валить в ДЮСШ, куда он так и не дошёл вчера.

Завтракать Сашка не стал – ограничился стаканом выпитой воды. Все – теперь жесткая строжайшая диета. Ее тоже следует раскисать и закупиться продуктами.

Загрузка...