4. Книжная лавка господина Вортеп-Бара
Мы с братом скорым шагом двигались по улицам. Я сжимала руку Бориса и придерживала шляпку от ветра; лицо кололи холодные, острые крупинки снега, щёки покусывал мороз. Порывы ветра налетали с Невы; мы уже пересекали Троицкий мост и направлялись на Петербургскую сторону. По правде говоря, я чувствовала себя очень неуютно: мы ещё никогда не отправлялись на такие дальние прогулки без старших. Хотя Борис утверждал, что знает, куда идти, я была в этом вовсе не уверена и с беспокойством прикидывала, что будет нас ждать дома, если скрыть нашу выходку не удастся.
Вчера у нас едва не разразился скандал. Оказалось, пока мы с мисс Мур прогуливались, Егоровна всё-таки донесла маменьке о странном поведении гувернантки. Мама сперва даже не поверила, но Егоровна призвала в свидетели Шурочку, которая для своего возраста была довольно бойкой девочкой, хорошо говорила и прекрасно могла поведать о многих событиях. Сама же Егоровна кое-что даже и приукрасила, надеясь, наконец-то, сбросить мисс Мур с её пьедестала. Поэтому мама с нетерпением ждала, пока мы вернёмся, чтобы разобраться в «возмутительных поступках» гувернантки.
Мне стало ужасно жаль бедную мисс, тем более, что мы с братом уже убедились: она ни в чём не виновата. Но не могла же я пойти к маменьке и сказать: «Мисс Мур заколдовал какой-то проходимец, правда, мы не знаем, кто он. Поэтому мисс приходит в ярость всякий раз, когда слышит извинения, и вообще не помнит себя, а потом не ведает, что произошло». Разумеется, взрослые подумали бы, что мы играем в какую-то игру. И ещё – интуиция подсказывала мне, что родителей лучше вообще не вмешивать в историю Человека со смущённым лицом. Не знаю, почему я была в этом так уверена. Но даже вздумай я всё рассказать, мне бы, конечно, ни за что не поверили.
Мне очень хотелось как-то защитить мисс Мур; к счастью, она сама невольно помогла в этом. Мисс не пыталась оправдываться, вообще не говорила ни слова – она была очень бледна, казалась больной и бессмысленно смотрела на маму, точно не слыша обвинений в свой адрес. Это было настолько на неё не похоже, что маменька сменила гнев на милость.
– Уж не захворали ли вы? – спросила она. – Мне кажется, мисс, – вам нужен отдых.
Воспользовавшись удачным моментом, я подскочила к маме и зашептала ей, что мисс и правда ужасно плохо себя чувствует, на прогулке едва могла идти, и сегодняшние происшествия были потому лишь, что нашей гувернантке нездоровилось и она была не в силах сносить наши шалости так же спокойно и терпеливо, как обычно.
Слава Богу, мама, кажется, поверила. Она приказала горничной Поле помочь мисс лечь в постель и настояла, чтобы весь следующий день та посвятила отдыху. Мисс безучастно повиновалась, а маменька отправилась перерывать наши домашние снадобья и микстуры в поисках лучшего средства от мигрени. Мы же, таким образом, на весь следующий день оказались предоставлены сами себе.
Едва мы с братом очутились в детской, он плотно прикрыл дверь, предварительно убедившись, что в коридоре никого нет, и никто нас не услышит. Шура уже была в кровати, в окружении плюшевых игрушек. Борис громким шёпотом, сбивчиво, путано и волнуясь, наконец, выложил мне свои мысли по поводу старичка из Летнего сада.
– Лиза, иди сюда ко мне, только тише! Шура спит? Так вот, слушай же. Помнишь, мы прогуливались с папой, когда ему не надо было на службу, помнишь? Был солнечный день, он водил нас на Петербургскую сторону в зоосад. Помнишь? А потом мы прогуливались по улицам, папа купил нам воздушных шариков и мороженого. Помнишь? Так вот, мы шли по какой-то улице, не знаю, как она называлась… Но только ты разговаривала с отцом, а я смотрел по сторонам. И вот… я увидел какую-то лавку, там в витрине сидел старичок и читал книгу. А потом он поднял голову, увидел, что я на него смотрю, и подмигнул мне.
– Ну, и что же?
– А то, что это он и был… Старичок из Летнего сада. Там, в витрине! Ты что смеёшься, Лизка? Не веришь, что я говорю правду?
– Ну, послушай… Это же глупости! Зачем старичку сидеть в витрине? Он что, в этой лавке продаётся?.. Так не бывает, чтобы людей в витрину сажали!
– А его никто и не сажал, он сам там сидел! Но если ты не перестанешь надо мной смеяться, изволь, я буду молчать…
– Хорошо, ну будет, будет! Я уже не смеюсь! Ну, брось дуться, Боренька…
– Знаешь, Лиза, я наверное, нашёл бы эту лавку, если бы только попал как-нибудь на ту улицу. Только вот кто нас отпустит? Если мы скажем папе или маме…
– Им ничего говорить нельзя! Нам всё равно никто не поверит! Мама, небось, опять скажет, что мисс Мур нам слишком много сказок читала.
– Да. Бедная мисс! Послушай, Лиза, если только мы хотим её спасти, я должен найти этого старичка. Ну, вдруг он знает что-то про этого… Человека со смущённым лицом?
– Тихо! Не говори о нём здесь, дома, а то… мало ли что. И вообще – куда это ты собрался один, так далеко? Кто тебе позволит?»
– Не один, а с тобой! Ну, сестрёнка! Ну, придумай же что-нибудь! Если мы ничего не будем делать, мисс Мур может так и не выздороветь! Неужели тебе её не жалко?
– Мне её жалко. Но чем мы тут поможем? Мне совсем не нравится твоя затея! Скажи уж, что хочешь просто из дома сбежать… Ну, всё-всё, будет, не обижайся! Я подумаю. Обещаю. А сейчас завернись в одеяло, вот так, и засыпай, пожалуйста, а то нас могут услышать.
И вот теперь мы вдвоём двигались сквозь злой рой снежинок через мост и вперёд, по Каменноостровскому проспекту. Трудно представить более неподходящую погоду для такой прогулки! Я почти ничего не могла различить перед собой, кроме мрачных и, как мне казалось, зловещих силуэтов каменных зданий. Прохожих на улице почти не было. Я несколько раз предлагала брату вернуться и сделать новую попытку в более погожий день, но Борис упрямо качал головой и утверждал, что раз уж мы начали это дело – нельзя его бросать, ничего не добившись.
Дома я, как смогла, постаралась обеспечить нам «алиби» – это слово я часто слышала от нашего отца, известного в Петербурге адвоката. Однажды я попросила папеньку разъяснить, что это значит: оказалось, алиби в переводе с латинского означает «где-либо в другом месте» и помогает доказать невиновность предполагаемого преступника. Мне отнюдь не хотелось быть в роли преступницы, но что же делать? Мама ни за что не отпустила бы нас одних так далеко, да ещё в такую погоду. Поэтому сначала я зашла после обеда к мисс Мур и убедилась, что та лежит в постели и состояние её со вчера ничуть не улучшилось. Затем я подошла к маме и объявила, что иду учить урок по французскому к моей приятельнице Ане Березиной, которая жила совсем близко, за два дома от нас. Маменька Анюты имела родственников во Франции и своих детей старательно приучала к французскому языку, а я частенько пользовалась помощью подруги в приготовлении уроков, чтении и пересказах. Для моей матери это прозвучало убедительно. Борис же со своей стороны заявил, что ему скучно, свои уроки он выучил и желает идти со мною к Березиным. Мама отпустила нас с условием вести себя у Березиных прилично: не шуметь и не докучать хозяевам.
Таким образом, из дома мы выбрались. Я с опозданием подумала, что надо было предупредить Анюту о нашем побеге; впрочем, если бы мама нас хватилась, это всё равно бы не помогло. Я заметила, что Борис считает улицы, пересекающие Каменноостровский; в общем, я помнила, что здесь мы гуляли с отцом, но моя наблюдательность была хуже, чем у брата, и куда мы идём, я вовсе не представляла. Борис же уверенно свернул на Большой проспект, затем мы нырнули ещё в какую-то улочку, я лишь успела прочитать название: «Ординарная». Злой холодный ветер грубо толкнул меня в спину и вдруг пропал, точно ему приказали успокоиться! Чем дальше мы двигались по улице, тем тише становилось. Колючая снежная крупа превратилась в невесомые снежинки, легко парившие в воздухе. Я оглядывалась в изумлении; Борис же задумчиво покусывал палец, затем потянул меня через улочку – мы остановились у какой-то лавки. Вокруг не было ни души.
Я смотрела на вывеску: сначала не смогла ничего разглядеть, но, как только мы вступили на крыльцо, над нами стали отчётливо проступать буквы странного серебристо-зелёного цвета. Скромная надпись гласила: «Книжная и сувенирная лавка г-на А. И. Вортеп-Бара». Я громко фыркнула.
– Что за дурацкое имя! Никогда такого не слышала. Ой… Боренька, ты только взгляни!
Да, тут было на что посмотреть! Тёмная витрина вдруг засветилась, и на ней стал виден занавес – точно в театре. Занавес пополз вверх, и нашим взорам открылась изумительная картина: витрина представляла миниатюрную комнатку с мебелью и книгами; ещё там стоял стол со свечой, мягкие кресла. На одном из кресел лежал рыжий кот – он, казалось, дремал, но его прищуренные изумрудные глаза пристально следили за нами. По комнате сновали несколько мальчиков в одинаковых одеждах: один смахивал пыль, другой складывал книги, третий перебирал что-то в нарядных крошечных коробочках, четвёртый почтительно протянул на подносе стакан с чаем… почтенному седому старичку, что сидел в кресле с книгой в руках. Старичок кивком поблагодарил мальчика, взял стакан, отхлебнул – затем повернул голову и взглянул прямо на нас! Он улыбнулся, спокойно и приветливо, будто старым знакомым – и точно, я тут же узнала его! Борис не ошибся: это был тот самый старичок, встреченный нами в Летнем саду. Я стояла, ошарашенно уставившись на витрину, затем перевела взгляд на брата и удивилась: Борис смотрел на старичка и улыбался ему в ответ!
– Боренька, но как же так? – пробормотала я. – Ведь они… Ведь это куклы! Они ненастоящие! Они совсем маленькие и выставлены в витрине!
При этих словах старичок пристально взглянул на меня и отрицательно покачал головой. Я взвизгнула – настолько меня напугала эта странная кукла, не больше локтя в высоту.
– Боренька, пойдём домой, – дрожащим голосом пролепетала я, – не знаю, как это у них устроено, но, если…
Кукла посмотрела на меня уже строго, вновь покачала головой. Затем встала, поклонилась и приглашающим жестом указала на вход в лавку.
– Ну что, видишь? Он хочет, чтобы мы вошли! – торжествующе выпалил Борис. – Ну, пойдём, тебе разве не интересно?
Нет, мой брат всё-таки был совсем ребёнком! Кукла, которая общается с людьми и слышит их разговоры сквозь витрину, показалась мне гораздо более страшной, чем интересной. Но рассуждать было некогда: Борис уже тянул на себя тяжёлую дверь – не могла же я оставить его здесь одного! Я взяла его за руку и первой переступила через порог. Нас встретил мягкий, певучий звон колокольчика, и первым, кого я увидела, был большой рыжий кот с изумрудными глазами. Он вскочил с кресла, точь-в-точь такого же, как в витрине, потянулся и оценивающе поглядел на нас. Затем поднял хвост трубой и направился в глубину лавки, точно приглашая нас следовать за собою.
Я пошла первой – из полутёмной передней мы попали в саму лавку… Как описать моё впечатление от увиденного? Снаружи это было приятное, но очень скромное небольшое помещение. Но стоило мне сделать несколько шагов, как книжная лавка будто бы начала медленно расти вверх и вширь; я увидела винтовую лестницу, ведущую на верхние этажи, которых было не то три, не то четыре. Комната была круглая и очень тёплая. Длиннейшие стеллажи, уставленные книгами, убегали ввысь, насколько хватало глаз; всё помещение лавки освещалось свечами, которые горели гораздо ярче обыкновенных, да ещё уютно потрескивал огромный камин. Однако в комнате совсем не пахло дымом или воском; вместо этого ощущался лёгкий свежий запах хвои – я различила букеты сосновых и еловых веток, стоявших в больших вазонах.
Сколько же здесь было книг! Я никогда не видела их столько разом, да и вообще не представляла, как можно собрать столько книг в одной комнате… Я подняла голову: куполообразный потолок терялся в вышине… Мы сделали несколько шагов вслед за нашим удивительным провожатым. Прямо у камина лежал пушистый тёмно-зелёный ковер, и стоял тяжёлый дубовый стол, где были разложены книги и различные игрушки, которые я пока не успела рассмотреть. Ещё там было точь-в-точь такое же кресло, какое мы видели в витрине; только сейчас оно пустовало. Я покосилась на диван, что находился неподалёку: на нём были рассажены в ряд несколько одинаковых кукол – те самые мальчики в одинаковых одеждах, что хозяйничали в витрине. Ростом они были почти что в половину меня. Ещё один такой мальчик стоял у стола с красивой, яркой коробкой в руке. Из любопытства я заглянула туда: там лежал изумительнейший набор красок: столько разных оттенков я и вообразить не могла; ещё там были всевозможные кисти, цветные карандаши…
– Боренька, глянь, какая красота! – восхищённо выдохнула я.
Кукла взглянула на нас обоих и улыбнулась.
– Желаете приобрести? – приятным, хотя немного писклявым голосом поинтересовалась она. – У вас, милая барышня, отменный вкус.
Я завопила от неожиданности и отшатнулась, едва не наступив на кота; тот возмущённо зашипел, но я готова была поклясться, что он ухмыльнулся себе в усы… Да что это за странное место?! Борис, однако, оставался спокоен, и я даже восхитилась его хладнокровием.
– Большое спасибо, – ответил он кукольному мальчику, – но сейчас мы хотели бы видеть хозяина лавки.
Мальчик невозмутимо поклонился и, быстро перебирая ногами, заскользил куда-то меж стеллажей… Подошёл другой мальчик (или тот же самый? они все были совершенно неотличимы друг от друга) и поставил на стол серебряный поднос с разнообразными сладостями: марципаном, шоколадными конфетами, яркими леденцами, кексами с изюмом, клубничным вареньем, карамелью, мармеладом, яблочной пастилой, жареным миндалём… Я бездумно созерцала всё это великолепие, когда брат подтолкнул меня локтем. Я обернулась.
Перед нами стоял хозяин лавки: почтенный старичок, невысокий и благообразный, с серебристой бородкой и совершенно седой, хотя и вполне густой шевелюрой. Он был одет в слегка старомодный сюртук и опирался на трость; на его безымянном пальце тускло поблёскивало кольцо с изумрудом. Ещё я заметила, что руки его были тонки и изящны, точно у музыканта. Вот только его голубые глаза сейчас совершенно не выглядели старчески-выцветшими; наоборот, взгляд был острым и пронизывающим.
Да, теперь, увидев его воочию, я вспомнила: тогда, в Летнем саду, конечно же, был он.
– Господин Вор… Ворп… Вотр… – брат замялся; у него была замечательная память на лица, но не на имена.
– Господин Вортеп-Бар? – пришла я на помощь. – Простите, что мы вот так ворвались к вам…
Хозяин широко улыбнулся, отчего вокруг его глаз лучами собрались морщинки.
– Во-первых, милая барышня, вы не ворвались, а зашли в мою лавку, куда может прийти всякий, не правда ли? Во-вторых, если не ошибаюсь, мы знакомы: вы видели меня на прогулке в Летнем саду, а ваш братец ещё и раньше. В-третьих, зовите меня лучше Андреем Ивановичем – так проще. Ну а в-четвёртых, вы ведь проделали такой долгий путь одни не ради покупок, верно?
– Верно, господин Ворпреп… То есть, э-э-э, Андрей Иванович, – решительно подтвердил Борис. – Я помню, как вы себя повели тогда, в саду, с тем неприятным господином, который просыпал вам на колени свои мятные лепёшки. Вы не думаете, что он… м-м-м, несколько странный?
– Думаю, – согласился Вортеп-Бар.
– А… вы случайно не знаете, кто он такой?
– О, нет, – покачал головой хозяин.
– И вы не встречали его раньше?
– Я пару раз замечал его на улицах, – прозвучал лаконичный ответ.
Беседа зашла в тупик, и я пожалела, что мы, рискуя навлечь на себя гнев маменьки, потеряли столько времени. В самом деле, даже если этот господин что-то знает, с какой стати ему откровенничать с незнакомыми детьми? Я опустила голову. Бедная мисс Мур…
Брат тоже помрачнел.
– Думаю, друзья мои, мы не с того начали, – нарушил молчание Вортеп-Бар. – Ведь вы пришли с определённой целью? Присядьте, отведайте сладостей – держу пари, вас не часто балуют дома таким угощением – и расскажите мне всё.
По мере того, как мы, перебивая и дополняя друг друга, выкладывали нашу историю, мне пришло в голову: а ведь хозяин лавки – первый, с кем мы решились поговорить о Человеке со смущённым лицом. Он слушал внимательно, не высказывая ни недоверия, ни насмешек, и я даже приободрилась. Нечасто взрослый слушает тебя так. Однако господин Вортеп-Бар всё больше мрачнел.
– Значит, всё это его проделки… – пробормотал он. – А я-то думал… Не на того пенял, значит.
– Что?! – в один голос воскликнули мы. – Так вы знаете, кто он?!
– Боюсь, я ошибся и принял его за другого, – ответил нам Андрей Иванович Вортеп-Бар. – Дело в том, что тот, другой, может иметь множество лиц, но он бы не осмелился… Вот что, дружок, – прервал хозяин сам себя, обращаясь к Борису. – Опиши-ка мне ещё раз, поподробнее, что было в тот вечер у вас дома. Кто где стоял, сидел, кто к кому подходил, и прочее.
– Быстрее будет нарисовать, – подсказала я. – Понимаете, брат отлично рисует, а вот рассказывает слишком скоро и сбивчиво, так что порой и понять ничего нельзя.
Мы с Вортеп-Баром вместе наблюдали, как под карандашом Бориса возникает наша гостиная, затем появляется Человек со смущённым лицом, приближается к нам… Вбегает Фридрих, затем появляется мисс Мур. Потом Борис изобразил столовую, где мы пили чай, потом – как наш незваный гость поцеловал руку мисс и исчез, а Фридрих кинулся за ним следом…
– Стоп! – воскликнул Андрей Иванович. – Когда он прощался с вами и целовал мисс руку, Фридрих был в комнате?
Мы задумались.
– Кажется, нет, – вспомнила я. – Да, точно! Я же оставила его в гостиной, чтобы он не рычал; а потом, вероятно, наша горничная или няня, проходя, выпустила его, пока мы вчетвером были в столовой. Однако… при чём тут Фридрих? Ему чем-то не понравился этот человек, но Фридрих – всего лишь трусливая, избалованная собачонка.
– Ну, не скажите, милая барышня, он не совсем таков, – Андрей Иванович задумался. – Вот многие люди ведь не любят чёрных зверей, боятся их – а на самом деле чёрные животные, собаки, кошки – они своих домашних от нечистой силы защитить способны.
– Папа наш во всё это не верит, он Фридриха не поэтому завёл, – начала было я, но тут же осеклась. – Нечистой силы, вы сказали?..
Борис с тревогой смотрел в лицо господина Вортеп-Бара.
– Ну, а кто же такой, по-вашему, этот Человек со смущённым лицом? – мягко спросил нас Андрей Иванович.
– Может, он фокусник какой? Этот… как его… иллюзионист? Или там, факир? Помнишь, Лиза, мы на ярмарке видели, как он змеями управлял?..
Андрей Иванович хлопнул ладонью по столу.
– Боюсь, друзья мои, так мы далеко не уедем… Подай-ка мои краски и кисть, – обратился он к кукольному мальчику.
Тот поклонился и засеменил наверх.
– Скажите, Андрей Иванович, – не утерпев, спросила я. – А они, эти мальчики, они, ну…
– Вы хотите спросить, не являются ли они нечистой силой? – Вортеп-Бар расхохотался. – У меня тут кого только не бывает, но эти – просто верные слуги.
– Механические куклы? Вы, верно, сами их изготовили? – спросил Борис с уважением. – А сколько их всего?
Андрей Иванович принялся объяснять, что всего кукольных мальчиков двенадцать, и Борис угадал правильно, но я перебила:
– А там, в витрине, там же вы! И так похожи на себя… – я покраснела, поняв, что говорю глупости.
– Лиза! – с упрёком воскликнул Борис.
– Там тоже куклы, – спокойно пояснил Вортеп-Бар. – Ага, вот и краски! А ну, попробуем!
Он обмакнул кисть и прикоснулся ею к рисунку Бориса. И вдруг, точно по волшебству, карандашные наброски заиграли естественными красками: мы все, вместе с Фридрихом, теперь выглядели на рисунке, как живые; наши комнаты тоже обрели цвет, яркость и объём.
– А вы талантливы, молодой человек, – уважительно произнёс Андрей Иванович. – Мою акварель не обманешь – она оживает далеко не на всех рисунках. Однако надо проверить кое-что… Эй, позови сюда Графского Проказника!