Вера очнулась в своем темном кабинете от воспоминаний о солнечных майских днях трехлетней давности, ловя себя на мысли, что уже слишком надолго задержалась на работе в институте и совершенно забыла, что нужно включить свет. Цветные линии графиков, светящиеся на мониторе в сумраке рабочей комнаты, вернули ее в реальность осеннего вечера, уже перетекающего в ночь. Зайду к Игорю Олеговичу и сразу домой, подумала Вера, но вновь воспоминания перенесли ее мысли во времени.
Как же быстро пролетели эти первые годы в науке, за сложной научной работой в лаборатории Страдова. Сейчас, спустя почти три года, после той первой, очень странной встречи с Игорем Олеговичем, Вера все также каждое утро торопилась на работу в свою прежнюю современную лабораторию. Но, вот ирония судьбы, спешил сейчас туда вместе с Верой и Игорь Олегович, которого Страдов, руководитель Веры и директор института, пригласил к себе на должность своего заместителя. «Да, когда-то Игорь Олегович отказался принять меня в свой институт, опасаясь моего шефа Страдова, а Страдов сделал так, что я стала сотрудничать с Игорем Олеговичем в стенах своей лаборатории. Вот ведь интересно, что все-таки судьба моя или Страдов все выстроил так, как я хочу», – радовалась про себя Вера.
Появление Игоря Олеговича в институте на высокой должности, спустя год после его отказа на их первой встрече, Вере многое объяснило. Но все-таки это назначение было для нее неожиданным. Она даже и не предполагала, что когда-то будет вновь знакомиться с ним в один из своих будних дней и в одном из кабинетов уже своего такого родного и современного института.
В то свежее мартовское утро исследовательский институт встретил Веру спокойствием просторных коридоров со сверкающими стеклянными стенами. В последние годы здесь все сильно менялось. Страдов, научный руководитель Веры, совсем недавно стал директором и основательно взялся за радикальные изменения всего подряд. Да, он менял все – от старого ремонта и оборудования в лабораториях до персонала. Самые слабонервные, а может, наоборот, сильно нервные, люди побыстрее увольнялись, не желая выносить властности характера нового директора, молчаливо протестуя против его строгой авторитарности. А тем временем здание и оборудование института обретали новейший современный вид, осваивались перспективные технологии в исследованиях и диагностике, привлекались к работе передовые в своих областях специалисты, закупалось самое знаменитое в медицинских кругах оборудование из Европы и Америки. А все ценные для руководства научные сотрудники были снабжены личными ноутбуками самого последнего выпуска в серебристых корпусах со светящимися символами надкусанного яблока.
Едва Вера вошла в здание научного института, как в сумочке зажужжал мобильный телефон. Страдов срочно вызывал ее в свой кабинет. Бодрый, упругий, энергичный, Страдов чем-то напоминал Вере своим характером резиновый мячик. Звонко решал возникающие проблемы, незамедлительно раздавая деловые звонки нужным людям. Несмотря на свою крупную приземистую фигуру, он передвигался по коридорам огромного института со стремительной скоростью так, что даже Вере на её длинных ногах было трудно за ним поспевать. От него исходила та самая харизматичная энергия, под влиянием которой люди, словно загипнотизированные, выполняют любое поручение и забывают про собственные цели в жизни, если они, конечно, есть.
– А, Вера, привет! Проходи, садись, – произнес шеф дружеским тоном. Ему удавалось разговаривать с каждым человеком в приятельской манере, будто рядом был и не подчиненный вовсе, а старый знакомый, но при этом его собеседник никогда до конца не мог расслабиться.
Вера осторожно прошла по отполированному до блеска золотистому изысканному пробковому полу кабинета и тихо присела на светлый кожаный стул. Воздух был плотно пропитан крепким ароматом кофе элитного сорта и резким запахом дорогого фужерного парфюма. На широком директорском столе вперемешку со стопкой научных статей и журналов расположилась увесистая книга – альбом произведений живописцев эпохи Ренессанса с картиной Тициана на обложке. Рядом с альбомом тут же на столе приютилась изящная фарфоровая статуэтка, изображающая молодую девушку в шляпе с кистью в руке, делающую художественный набросок на планшете. «Это же статуэтка Гендельмана, от Ленинградского фарфорового завода», – промелькнуло в голове у Веры. «Редкость! Вот бы клеймо посмотреть – подлинник это или точная копия», – Вера пытливо разглядывала статуэтку.
Манера шефа торопливо задавать вопросы и не дослушивать до конца ответы, перебивая на середине фразы, отвечая на них же самому, уже была привычна для Веры. Но Вере трудно было понять, как эта вуаль теплого дружелюбного тона в общении могла сочетаться с его жестокими поступками. Еще месяц назад Вера почти закончила писать свою кандидатскую диссертацию: она все лето, забыв про отпуск, описывала результаты исследований, выводила графики, отправляла их шефу на проверку. Он одобрительно кивал в ответ, расточая похвальное «молодец», но после продолжительного больничного, Вера вдруг узнала, что вся её работа была им строго раскритикована и была возвращена под вердиктом «все переделать». Сказать, что Вере было обидно, когда она выслушивала критику – этого сказать было мало. Будто сотни иголок впились в Верино сердце, приостановились все мысли. Сначала ей хотелось бежать в отдел кадров и поспешно писать заявление об увольнении. Но все ее порывы уволиться были сразу же погашены убедительной речью шефа с уверением в том, что вновь быстро утвердит новую тему диссертации, повысит зарплату и поручит Вере руководство новым проектом.
И вот, спустя неделю после пережитой новости, Вера снова сидела в бежевом кресле в его кабинете, готовилась выслушать его мнение о теме для новой диссертации, напряженно улыбалась, как под легким гипнозом, боясь задать лишний вопрос, ловила тревожным вниманием каждое слово Страдова и ждала его распоряжений. Но в тот мартовский день Веру ждал очередной сюрприз шефа, от неожиданности которого Вера остолбенела. Вслед за ней в директорский кабинет Страдова поспешил войти тот самый, «ученый ангел», высокий тонкий, интеллигентный, из кабинета номер 209 Центра медицины сна. Да, перед Верой собственной персоной стоял Игорь Олегович, торжествующе сиял неугасаемыми огоньками любопытных акварельно-голубых глаз и улыбался открытой детской улыбкой. «Какой же наш научный мир маленький, словно коробочка», – подумала Вера. С момента их первой и последней встречи с Игорем Олеговичем прошло уже больше года. Она с молчаливым изумлением смотрела на новоиспеченного руководителя в ее институте.
– Здравствуйте, Вера! – голос нового заместителя директора был радостным и энергичным. Игорь Олегович стоял поразительно прямо. Все та же стройная фигура, устремленная ввысь, благородная осанка и посадка головы. И тот самый оживленный небесно-голубой взгляд, и по-прежнему, словно где-то в глубине этих глаз горят яркие вдохновенные огонечки. Игорь Олегович улыбался с искренностью ребенка, который радовался новому интересному событию в своей жизни. Дыхание Веры перехватило, мысли остановились.
– Здравствуйте, Игорь Олегович. Вот не думала, что вы меня узнаете. Мы виделись лишь раз и это было целый год назад, – улыбнулась в ответ Вера.
– Вот, узнал. У вас только немного изменилась прическа, Вера, – с этими словами Игорь Олегович, дружелюбно улыбаясь, протянул своей новой сотруднице приветливую мягкую ладонь с тонкими, резко очерченными пальцами. Вера чуть помедлила, пожала протянутую теплую сухую руку и ответила, стараясь обрести контроль над теснившимися в душе эмоциями:
– Поздравляю вас, Игорь Олегович, с новым этапом в вашей жизни. Я удивлена. Все-таки мы будем работать вместе, как я и хотела год назад. А у вас будет в распоряжении самое лучшее оборудование, и даже наш магнитный томограф с высокой напряженностью поля, – улыбнулась в ответ Вера.
– Да, Вера, я очень рад этим новым возможностям. Вы знаете, только что с Андреем Николаевичем приняли решение оборудовать комнату светолечения в клиническом отделении. Я сейчас разговаривал с представителями компании, которые будут устанавливать лампы. Уникальный проект! Вот увидите!
– Вот это да! Как вы все быстро решаете! Вижу, у вас сложился замечательный тандем.
– Да. Андрей Николаевич поддержал мои идеи. Нужно многое успеть сделать, время так стремительно летит. А пациенты страдают. Для них каждый эпизод депрессии – потерянное время жизни. Вот, сделаем комнату, в любой точке которой будет интенсивный яркий свет – более двух тысяч люксов. Пациенты будут проводить в комнате по сорок минут рано утром.
– Лечение рассветом? – спросила Вера.
– В какой-то мере, да. Но, Вера, в рассвете интенсивность света нарастает постепенно, а здесь сразу пациент попадает в ярко освещенное помещение. Кстати, я сравню действие такого метода с действием ламп, которые имитируют рассвет. Мы с главным врачом клиники Валерией Васильевной уже составили план ее диссертации на эту тему. Буду ее научным руководителем.
От удивления Вера не находила нужных слов, теряясь в мыслях, что же еще можно сказать столь увлеченному только своими научными проектами человеку. И под убедительным предлогом, что очень торопится, поспешила выйти из кабинета Страдова. Через пять минут Вера уже стояла на просторном мраморном крыльце института и вдыхала холодный воздух ясного мартовского дня, стараясь впустить этот холод поглубже в свои чувства. Внутри все волновалось, мысли все еще не возвращались в так некстати опустевшую голову, пульс на пределе. Солнце замерло в весеннем небе. Вера изо всех сил пыталась себя успокоить. Ну сколько можно бороться со своими чувствами! Опять в этих его исследованиях участвую не я. Спокойно-спокойно. Он ведь мне тогда совсем не объяснил почему не стал со мной сотрудничать, как я не смогла догадаться, что в его планах – сотрудничество со Страдовым, от которого я той весной хотела уходить. Если бы он тогда меня взял к себе в сотрудники, то навредил бы отношениям со Страдовым и не видать бы ему этой должности. Только сейчас причина его отказа тогда, год назад, нарисовалась в голове у Веры с отчетливой ясностью. У Веры было много невысказанных вопросов к себе, но никак не находилось утешительных ответов на то, как можно быть такой наивной в столь сложном, играющем в свои запутанные интриги мире. Она казалась себе пешкой, в обход которой сделали сложный шахматный маневр. Но почему опять совместный с ним проект проходит мимо меня!
Ночью Вере никак не спалось. Напрасно она ворочалась с боку на бок вот уже третий час. Вера нехотя встала из растерзанной бессонницей постели, прошлась босыми ногами по прохладному полу коридора и вышла в кухню, чтобы включить компьютер на рабочем столе. Стрелки настенных старинных часов показывали три часа. Любимое время суток – ночь, время тишины, время, когда можно побыть с собой, обняв свои колени, помолчать наедине с невысказанными мыслями, пройтись воспоминаниями по недописанным картинами своей жизни. Вера вспоминала ту прежнюю себя, ту студентку, у которой все было выверено, рассчитано на проверенные формулы в работах и на пятерки в дипломе. Но так внезапно пришло это неподконтрольное разуму притяжение и к человеку, словно неудержимый поток горной реки захватил все мысли, мешая сосредоточиться только на себе и разобраться, к чему же ее больше тянет.
Да что со мной? Вера вспоминала его пронзительно чистый голубой взгляд, и разум рассудительно говорил ей – в этих глазах у него к тебе лишь дружелюбность и любопытство. Ну чего же ты хочешь, скажи, мое непослушное сердце? Сама себя спрашивала Вера. Чтобы дотянуться до таких ученых степеней и должностей, как у него, мне нужно сутками напролет работать над собой. И тогда я добьюсь его уважения, стану такой представительной и влиятельной, что он не сможет мне отказать в сотрудничестве. Сердце мое, какое же ты наивное, шептал Вере разум. Разве здесь важны твои достижения. Два человека встречаются и находят общие интересы по необъяснимым причинам, а не начинают изнурительную работу над собой, чтобы дотянуться друг друга. «Но я все равно хочу быть рядом, боль разрывает меня изнутри. Помоги мне просто быть рядом с ним, просто быть где-то рядом», – шептала Вера самой себе. Теперь непрошенные мысли, несмотря на глубокую ночь, предназначенную человеку для сна, мелькали в её голове с бешеной скоростью.
Вера давно заметила по публикациям, что Игорь Олегович сотрудничает с людьми увлеченными, харизматичными, влиятельными в науке и медицине, и этот круг общения был идеальным недостижимым миром для Веры. Рядом с ним Вера ощущала себя невоспитанным подростком и ничего не могла с этим ощущением сделать. В детстве она жила в рабочем поселке при громадном металлургическом заводе, и только издали восхищалась манерами людей из интеллигентного общества, при этом втайне мечтала быть такой как они – благородно нести достоинство, тактично разговаривать, держать строгую осанку, уметь обходить неловкие моменты в общении и элегантно избегать бестактных тем. И вот он – эталон ее идеала, но слишком устремленный к своим целям, чтобы к нему приблизиться.
Вера вспомнила, как в школе с самого первого класса ее окружали одноклассники из семей рабочих, которых вопросы самосовершенствования абсолютно не волновали. Дети из ближайшего окружения высмеивали Веру, когда она пыталась вставить в свою речь новое, неизвестное им, слово из недавно прочитанной книги, и не понимали ее привычки читать романы на переменах между уроками, вместо того, чтобы ради забавы бегать между партами и бросать друг в друга меловой тряпкой для учебной доски. Вера помнила, как в пятом классе на перемене она листала тонкую книжечку с повестью Булгакова «Собачье сердце», вдруг к ней подбежал одноклассник, со смехом вырвал книгу и стал кидать ею в своих товарищей вместо грязной тряпки в глупой детской игре. Коричневая книжица с нарисованным красным сердцем на мягкой картонной обложке заметалась по классной комнате, а живое сердце Веры разрывалось от возмущения.
И после той второй встречи с Игорем Олеговичем, вновь тревожная бессонная ночь в раздумьях и воспоминаниях, утро субботы, и розовая полоса рассвета на подоконнике. Бессонные ночи не дают ощутить отчетливую грань между днями. Едва дождавшись, когда весеннее утро окончательно наполнится ярким светом, Вера шла на улицу. Прохладный ветер неласково гладил её щеки, щипал лицо мелкими острыми колючками морозный воздух. Снег на пеших дорожках еще вчера таял от тепла начинающейся весны, а сегодня утром застыл в коричневый грязный лед, сохранив замерзшие вмятины вчерашних следов прохожих, присыпанных желтым песком.
Садиться за руль не хотелось, Вера прошла пешком по тротуару вдоль широкого проспекта, по которому уже мчались деловитые автомобили. Сопровождая нелегкий скользкий путь пешеходов, повсюду стояли раскладные столики и картонные коробки с букетами ярких желтых мимоз, готовых быть подаренными на восьмое марта. Ёжились продрогшие на утреннем холоде продавщицы. Глядя на мелкие пушистые шарики цветов, Вера невольно вспомнила фразу из «Мастера и Маргариты»: «Она несла в руках отвратительные тревожные желтые цветы». Да. Как раз перед тем, как любовь выскочила перед Мастером и Маргаритой, как убийца, Маргарита несла вот такие прекрасные, видимо нелюбимые Булгаковым, мимозы. Так странно, что автор назвал эти цветы отвратительными.
Желтые пушистые шарики еще непроданных цветов на самодельных прилавках сыпались с хрупких стебельков мимоз и рассеивались вокруг картонных коробок. Вера бросила взгляд на обледеневшую дорожку, где в рытвинах измятого коричневого льда тротуара застыли эти беззащитные желтые комочки, яркие нежные цветы прочно вмерзли в грязный коричневый лед. Тоска холодной рукой сжала ее сердце.
Что-то заставило поднять взгляд. Перед Верой возникла цыганка – женщина лет сорока в яркой бирюзовой куртке с дырой возле кармана. Длинные и гладкие волосы смуглой женщины были выкрашены дешевой хной в рыжевато-коричневый цвет, сейчас они рассыпались по плечам небрежными локонами, и блестели на мартовском солнце. Цыганка заглядывала в глаза Вере своими темными карими глазами из-под густых черных ресниц.