Илье Левину
По своей, чужой ли воле —
Дом с окном на Капитолий,
И давно со всех сторон
Влажный важный Вашингтон.
И, надетые с размаху,
Дни совсем иных широт,
Будто новая рубаха
Впору, только ворот жмет.
Он не весь из прежних убыл.
Вдалеке хрустальный купол
(Не Исакий, боже мой!..)
Четко виден в час ночной.
– Каторжная жизнь, – вздыхает.
За окном совсем светает,
Но бессонно факс шуршит
И компьютер порошит.
В зарослях аппаратуры
Не заснуть и не проспать.
Складки штор за креслом хмуры,
Буквы аббревиатуры
Расплываются опять.
Я случайно не нарушу
Этой жизни колею.
Разгадать чужую душу
Так же трудно, как свою.
На каких-то пару суток,
За собой спалив мосты,
В вашингтонский промежуток
Я с судьбой его на ты.
Сердце-устрицу не сложно
Занавесить скорлупой,
Очень скрытной, осторожной,
Слишком хрупкой, но глухой.
Там под ней чужая рана,
Разъедающая грусть.
Я ее ломать не стану,
Даже и не прикоснусь.
Бережно ее не трону.
Буду так же потаенно
Дней плести слепую вязь,
Лишь улыбкой заслонясь.
Через пропасти влекома
Случаем или судьбой
От родимого Содома,
Так любимого и мной,
Принимая все как милость,
Без надежды и мечты,
Я сама сюда вломилась
С пепелища темноты.
И, везенью неудачи
Отдавая все на слом,
Бьюсь, как бабочка, незряче,
В этом городе чужом.
Влажным жаром щеки студит,
Льющимся из тьмы в окно,
И теперь что дальше будет,
В общем как-то все равно.
Может быть, в судьбе помарка,
Может, новая межа.
В медленных и пышных парках
Летняя трава свежа.
К этой жизни прикоснувшись,
Ухожу своим путем,
Мимолетно улыбнувшись,
Потому что ни при чем.
Впрочем, я нечаянно знаю,
Что и горе – не беда.
Не прощаюсь, исчезаю,
Растворяюсь без следа.