Калей сложил поклажу в салазки, и потащил к пристани, а Мика и Ильда пошли за ним. Пес обежал их, шагающих по тропе, обнюхивал незнакомое место, тревожно подняв уши и далеко не отходил от хозяйки. Только пару человек встретили они, один поспешно отвернулся и пошёл прочь, а другой подошёл поздороваться к Вестнику.
– Рад что ты вернулся, – криво усмехнулся , – Здравствуй, госпожа , – поздоровался с волховицей с почтением, – Меня зовут Агном.
– Я – Мика, а это моя дочь Ильда, – назвалась целительница.
– Наш волхв, многие о нём знают, может, и у вас в Гандвике, зовут его Ранн. – говорил дорогой житель Оума, – тяжелая беда пришла, умерло людей немало, да и знахарки наши тоже. Еще один волхв остался, воспитанник Ранна, Ним. Сейчас без сил лежит, но выжил после болезни. За многими ухаживал, но и сам заразился. А всех наших целительниц похоронили, так что совсем беда, – всё рассказывал он, – Хорошо, что ты не испугалась. Вот и дом волхва, – провожатый показал на два дома за плетнем, немногим больше обычных.
Агн постучал в калитку, но было не заперто, и он вошёл во двор. Залаял хозяйский пёс, подбежал к гостям, но лишь заметил маленькую девочку, закрутил хвостом, и подошёл знакомиться, и обнюхал руки. Ильда не выдержала, сначала отдергивая ладони, а затем погладила чужую собаку.
Агн с недоверием смотрел на это, только качал головой.
– Пёс-то хозяйский чужих не очень…Ну да знахари, ведь, – бормотал он, – Пойдемте в горницу.
Мика привязала Тяпу, и все поднялись по лестнице в жилое место дома. Женщина увидела сидевших за столом двоих мужчин, один из которых, судя по одежде, и был волхв Ранн, у стены рядом с ним стоял резной посох. За столом сидела и женщина, с волосами, покрытыми накидкой. Хозяева встали первыми, поклонились.
– Здравы будьте, гости дорогие. За стол садитесь, – предложил волхв, – моё имя Ранн, волхв, – это моя жена, Альта.
– Я- Скир, старейшина, – сказал другой, – спасибо, что пришли к нам.
– Мое имя Мика, я ведунья из Избранных. Это моя дочь Ильда, – и женщина показала на девочку. – Что случилось, волхв Ранн, что за хвороба пришла в город, – сказала она, усаживая девочку, и садясь рядом с ней на лавку.
– Худо стало без Ульны, как старики говорят, да не поделаешь ничего…И людей по домам заставил Скир сидеть, да не помогает, меньше умирать стали… Да и травы тоже…
– И что за лихо навалилось? – спросила Мика
– Животами страдают…
– Заставьте всех пить только воду, вскипячённую в котлах… И где болезнь началась, в каких селениях, далеко ли от города?
– Первые… и он задумался, да стал постукивать посохом, вспоминая, – да , в селениях, ближе к степи, потом и у нас продолжилось.
– Травы больным надо приготовить, больше горячего пить. Шиповник да чертополох заваривайте, я привела с собой два тюка. Всё это печени недужного поможет, пережить болезнь. Если печень слабая, то умрет недужный, а так- выживет.
Вдруг девочка стала дёргать за рукав мать, и Мика наклонилась, что бы выслушать дочь. Ильда зашептала матери на ухо:
– Скир болен…
– Откуда знаешь?– ответила та.
– Вижу я… полоса чёрная.
– Станешь лечить?
Ильда кивнула, и села смирно рядом с матерью, сжав пальцы рук в замок. Мика вздохнула, опять взглянула на девочку.
– Скир, ты болен, – тихо сказала ведунья
Старейшина только усмехнулся в густую бороду, посмотрел и на Ранна, только тот не улыбался.
– Травы какие, что пить прикажешь? – спросил он.
– Всё по-другому будет, – одними губами улыбнулась Мика, – клянитесь, что не причините зла ни мне, ни дочери моей, – строго посмотрела она на каждого.
– Клянемся, – повторил и Ранн, и Скир и Альта поднесла кулак ко лбу.
– Смотри же, – говорила ведунья совсем тихо, – Ильда, давай, делай, что должно.
Трое взрослых оторопели, увидев, что маленькая девочка садится рядом со Скиром и кладет ладошки ему на лоб. Ранн и Альта не верили своим глазам, а Скир просто их закрыл. Было слышно, как в келье горит и чуть потрескивает фитиль масляной лампы на столе, и будто тени забегали по горнице. Они заметили, как лицо девочки побелело, она выдохнула воздух, и словно пиявка, насосавшаяся крови, отвалилась от старейшины, подхваченная Микой. Ильда спрятала лицо, ткнувшись носом в плечо мамы. Скир же встал, и не веря сам себе, провел пальцами по своей грудной клетке.
– Дышиться легко, – сказал старейшина, улыбаясь, – спасибо, девочка. Но всем этого видеть не надобно, – говорил он же уверенно. – что бы недужные, а тем вернее, и их близкие, не видели этого. Полотно вот возьмите. Альта, принеси! Вот за ним и излечивайте, что б соблазн у людей не возникал, что ото всего Ильда вылечит.
– Конечно, Скир, – важно начал Ранн, – с ними буду ходить, не дам в обиду девочку.
***
Так и началось излечение. Трое приходили в дом недужных, Ранн сразу зажигал благовония, обходил весь дом, изгоняя скверну. Мика проверяла болящих, вешала полотно, что бы здоровые не видели ничего, что творила там она, и хитрый волхв так умело напускал туману, не жалея сгоравших благовоний, так что никто и не обращал внимания на маленькую девочку, излечивающую всех, даже умирающих. Страждущие люди думали, что Могучая ведунья таскает с собой забавную, веснушчатую девчушку, что бы та набиралась знахарского умения, да может, и колдунье с далекого Гандвика не с кем оставить ребенка. Затем умелая волховица убирала ткань, загораживая ей девочку, а счастливые домочадцы видели излеченных близких людей. И Мика с Ильдой быстро исчезали, оставался Ранн, радушно принимавший благодарности исцелённых.
Но Мика более чем в два дома не ходила в один день, не желая, что бы дочь так уставала. Силы же девочки росли, и уже к концу недели она больше не слепла, лишь только сильно бледнела каждый раз, отдавая свои силы людям.Через месяц злая лихоманка стала ослабевать, и еще через месяц люди селения выздоровели.
Ранн и Скир не могли нарадоваться на заезжую ведунью. Никто им не мог помочь, или не захотел, а тут такое счастье. Жили же мать и дочь в гостевом доме волхва, Тяпа был все время привязан к своей будке, что бы не подрался с хозяйским псом, тоже сидевшим на привязи.
Волхв и старейшина сидели за столом, довольные да веселые…
– Ранн, что скажешь? Отпустим Мику с Ильдой? Всё они сделали, как сговорено было, – спросил Скир, задумчиво потирая пальцем столешницу, не поднимая глаз.
– Сам , наверное, уж всё решил… Дом ей поставлен, по обычаю, не в селении, – говорил волхв, – Старый дом умершей ведуньи, Краки, мы с тобой сожгли от греха. Так что всё сделано. Да и терем рядом, для недужных тоже есть.
– Ну, надо отблагодарить ведь… Да и одной как ей здесь? – вторил ему старейшина, – Надо бы какую старицу найти, что б по хозяйству помогала, да за дочерью следила.
– Корову надо дать, оленей пару, если волокуши или сани таскать придется, – добавил Ранн, – нефрит, меха, зерна, все что бы всё по обычаю.
– Пошли тогда к ней, а то может, уже узлы увязывает, в свой Гандвик собралась, -усмехался Скир, – я и посох ей сделал ладный.
***
Пройти до терема волхва было двадцать шагов ступить, так что скоро Ранн уже несильно стучал в дверь обиталища ведуньи.
– Кто здесь? – раздался звонкий голос Ильды.
– Ранн это, волхв, – назвался мужчина, – со Скиром пришли, старейшиной.
– Заходите, – ответила девочка, отпирая дверь, скрипевшую на ивовых петлях, – мама наверху, в горнице.
Поднялись они наверх, ступая по поскрипывающим ступеням лестницы. И верно, ведунья собирала корзины, стоящие на полу, и рядом на лавке стояли два тюка, и лари с откинутыми крышками, куда хозяйка укладывала добро.
– Привет тебе, хозяйка – поздоровался первым Скир, – мы тут с гостинцем тебе пришли, – продолжил он, ставя ларец на стол, и выкладывая подарки, – это нефрит, это вот, соболя тебе, – говорил он, потряхивая с десяток шкурок, раздувая красивый подшерсток,– тулупы овечьи тебе и дочери. И вот, самое главное, – сказал он, снимая рогожку с резного посоха, – тебе это, Свет Мика, и просим быть у нас в Оуме ведуньей. Оставайся здесь, к чему тебе в Гандвик возвращаться? Ни зимы, там ни лета. А здесь- и яблони растут, тепло летом, горное масло не разливается, очень у нас хорошо, – нахваливал родные места старейшина, – дом тебе поставили, ладный, с оконцами.
– Велика честь, Свет Ранн, и тебе Свет Скир благодарна, за доброту да за ласку. Коли зовёте, то и останусь, да дайте вперёд слово твёрдое что не погоните прочь по навету злому, да что никто Ильде плохого не пожелает. А если нет, то уйду в Гандвик, Близнецы в том свидетели. В Лукоморье колдунов жалуют.
Переглянулись Ранн со Скиром, пошептались недолго, да и ударили посохами в пол горницы, так, то лавки дрогнули:
– Быть по сему, – громко говорил волхв, – и о Ильде не дам весть на Алатырь, что б не отнимали у тебя дочь.
– Согласен я с Ранном, – утвердил Скир, – будет всё по уговоренному. Пойдём, покажем тебе ваш новый дом.
Запряг Ним, послушник волхва, оленей в волокуши, уложил всё добро ведуньи, а сыновья Скира повели корову в дом Мики. Следом пошла и ведунья с дочерью, а за ними бежал и их пёс. Дом стоял недалеко от Оума, в негустом лесу, пройти надо было где-то с две тысячи шагов. И вправду, дом красивый да ладный, рядом стоял малый терем, да три сарая, обнесенный высоким плетнем, с воротиной да крепкой калиткой. Мика с Ильдой обошли дом, и оконца, затянутые бычьим пузырём, двери войлоком изнутри обиты для тепла. В подклети и ледник был, да и припасы в ларях.
– Видишь, мама, как хорошо, – говорила девочка, обходя дом.
– Так то оно так.. – соглашалась ведунья, всё ожидая какого-то подвоха.
Вернулись в Оум, к его валам, поблагодарить Скира. Возле крепости, на завалинке у старого дома, сидела пожилая женщина, нянчившая куклу. Кукла была в войлочной куртке, расшитом платьице, да платочке, и как положено обычаем, без лица, а только вязаное полотно вместо него.
– Кто это? – спросила Мика, шедшую мимо нее женщину.
– Это, госпожа, – уважительно говорила прохожая, – несчастная Дигна, в поветрие умерли все, а последняя маленькая Асна. Вот Дигна и вошла в Царство богов за ней, не умирая, юродивой стала. Приносим ей еду, они ведь и не готовит пищу себе, только сидит здесь, и куклу нянчит, – сказала женщина, смахнув слезу, и пошла дальше.
– Не всем я помогла, – сказала Ильда, хватая маму за руку, – так ведь не успела, – и заплакала навзрыд.
Так она пошла, спотыкаясь и размазывая слезы, к женщине, протягивая руки к несчастной. Девочка подошла к женщине, взяла её за руку, и заговорила:
– Прости меня, – говорила она шмыгая носом, – не успела… Путь-то долгий из Гандвика…
– Асна? – сначала спросила юродивая подняв на девочку помутневшие глаза, – Тебя Элла отпустила со мной повидаться? Девочка, и чего ты плачешь?– спросила она уже внятно, и с удивлением посмотрела на куклу, лежащую на её коленях.
– Ильда. Я- Ильда, – назвалась юная ведунья, – вот моя мама, – и она показала на подошедшую Мику, – прости меня, что не успела я и твоей семье помочь. Если ты одна, может, с нами жить будешь? Все веселее, чем одной в пустом доме.
– Нездешняя ты, – сказала Дигна, -значит, издалёка пришли. Знать, так суждено мне, но спасибо тебе, славница, что разум мне вернула. Пойду, умоюсь.
Мика с Ильдой поблагодарили Ранна и Скира, да засобирались домой, Ним и сыновья Скира пошли их проводить. У тропинки стояла Дигна, с мешком за спиной, да салазками с нехитрым скарбом. Увидев ведунью, женщина ей поклонилась.
– Собралась к вам я. Что одной в четырех стенах делать да сиднем сидеть?
– Мы рады тебе, – сказала Мика обняла , и поцеловала женщину, – но и ты должна обещать нам, Дигна, что всё что увидишь и услышишь, ты не расскажешь чужим людям.
– Никто о вас ничего не узнает, ведунья, – низко поклонилась женщина.
Так и стала жить Дигна с ними. Мика и не знала, как бы ей с домом управиться. Корова, хозяйство, да недужные приходят, или чаще привозят на салазках родные, никак бы везде не успела. Многим помогала сама, лечила травами, да заговорами, иногда за загородкой излечивала Ильда самых хворых.
***
Дигна крутилась с коровой, что-то было не так с кормилицей.
– Ильда! – позвала женщина, вытирая руки сеном, а затем поливая водой из старого кувшина, – Ильда! Подойди! – опять повторила она.
Девочка пришла, с любимой куклой на руках.
– Да, Дигна, здесь я, – ответила она, подходя к женщине.
– Взгляни, будь добра, что с нашей бурёнкой.
Та только кивнула, зашла в сарай и уже гладила морду задиристой коровы, погладила её по пегому боку.
– Всё хорошо теперь. Сказала вовремя. Пойду я, сейчас мать будет учить травы разбирать, – и девочка побежала к дому.
Дигна уложила лубяные вёдра для молока, поставила рядом и кожаные вёдра для оленей, которых рано утром пастух забрал на дальний выпас. Посмотрела женщина на небо, прикрыв глаза ладонью, да подумала:
« Скоро уж обед готовить, печь уже горячая».
Но тут постучали в калитку, залаяла их собака для порядка, и женщина пошла открывать. Четверо человек сняли с салазок носилки с болящим. Женщина поправив платок строго посмотрела на просящих, и внимательно посмотрела опять на лежавшего. Мужчина нагнулся к болящему, поправляя одеяло на груди, и искательно посмотрел на ключницу. Дигна вздохнула, отводя взгляд, достала из сумки на поясе простое деревянное зеркало с бронзовой полированной пластиной, подарок Мики. Она перевернула его отражающей стороной к себе, отерла фартуком и поднесла к губам лежащего на носилках. Дигна поднесла зеркало к глазам, проверяя, затуманилась ли поверхность, и только устало вздохнула.
– Не поможет тут Мика. Умер он, товарищ ваш, – сказала она твердо, но опустила глаза, сочуствуя чужому горю.
– Может взглянет Свет Мика на друга нашего? – с надеждой попросил юноша, – меня же спасла ведь.
– Ты ещё дышал, живой был,– жестко добавила ключница, – а друг ваш умер. Или ты хочешь, что бы Стражи Мира Мике разум выжгли? Не может она Мёртвых воскрешать, не по Закону это.
– У нас много соболей, нефрит и ярое золото, все её будет. – и тихо произнес другой.
– Уходите. Она не из богов, – сказала ключница, захлопывая калитку перед просителями.
Дигна устало села на завалинку, переводя дыхание, посмотрела на калитку опять, да дверь дома.
« Непросто здесь жить, ой непросто. А ведь раньше думала- поди как хорошо лекарки да ведуньи живут- лечи себе ла лечи, а тебе только дары несут. Да и Ильде как достаётся- уж два раза с матерью в баню относили, в корыте с травами да в меду отмачивали, еле отошла, сердешная..»
Только подумала, а тут и Ильда прибежала, всё с со своей куклой.
– Что с тобой, – нахмурилась девочка, – сиди смирно, – и взяла женщину за руку, и руку словно обожгло, так что Дигна закрыла глаза. – Всё, теперь хорошо, – сказала глухим голосом Ильда.
Женщина посмотрела на ребёнка, да и обомлела- опять она с белым лицом, чёрными глазами да синими губами, и смеётся.
– Теперь хорошо, – сказала она, нащупывая лавку, – я посижу тут, пока пройдет, а то мать кричать будет. Сердце бьется ровно, – произнесла она ключнице.
Дигна почувствовала себя, опять как раньше, и не задыхалась больше.
– Тяжело у нас, – говорила девочка, смотря в сторону слепыми глазами, – умирающего принесли?
– Мёртвого.
– Я им в глаза смотреть не могу. Родне. – добавила Ильда, вытирая слёзы, – спасибо, что помогаешь…
– Не кручинься… Мать тебя на Алатырь отправит, отдохнешь от чужой боли, ума- разума наберёшься…
– Нет, мать сказала, не станет меня туда посылать, боится, что запрут меня в горе навечно. Прях боится. – и она поднесла пальцы к глазам, – вроде вижу, пошли есть? – и она улыбнулась ключнице.
– Ох ты, дитятко, – и Дигна поцеловала девочку в еще твердую щечку, – обожди, всё скоро готово будет. А сейчас мёду немного испей.
Женщина налила меда в деревянную чашку девочке, та напилась, и вернулась в горницу к матери, запоминать её наставления. Долго длился урок- запоминала Ильда травы, названия, как правильно заваривать и в какой посуде держать- где деревянной, липовой, где из глины, а где и бронза была хороша.
***
Так и прошло восемь лет. Ильда поднаторела в лекарских тайнах, стала сведуща и в травах, и путь по звёздам знала, да и по хозяйству была мастерицей, но, как и раньше, излечивала , как ведьма, лишь касанием руки. Соседи уж пообвыкли, что ни Дигна, ни Мика не старятся вовсе, а корова в доме колдуний уж два века коровьих годах живет. И псу время не помеха, жив- здоров, да по двору бегает, как щенок.
В один из дней, после излечения охотника, помятого кабаном, раздался стук в калитку. Дигна пошла посмотреть, отвлекшись от дел по хозяйству.
– Кто там? – построже, для острастки спросила она.
– Пирга я , сын Кнува, охотника вчера излечили Мика и Ильда, я сын его.
– Заходи, раз по делу, вьюнош, – открыла калитку ключница.
Вошел мальчик, с торчащими, выросшими почти до плеч локонами на бритой голове, выбивающимися из под шапки. На нем была по холодному еще времени войлочная куртка, подпоясанная плетеным нарядным ремешком, на ногах простые серые штаны, да мягкие сапоги. Отрок, как отрок, молодой да красивый, и вёл в поводу маленького лосёнка, на смешных ножках-веточках, и положил на землю корзинку большую, и снял мешок из-за спины.
– Присядь, устал, небось, – пригласила его разулыбавшаяся женщина, поправляя фартук и не помятую юбку.– Сейчас Ильду позову.
« Жених хоть куда для нашей красавицы, а то она и не видит никого, кроме болящих. Что за радость-одни недужные… »
Шла и думала довольная Дигна, относящаяся к Ильде если не как к дочери, то как к внучке точно. Вошла в горницу, а Ильда вся в слезах, стоит перед матерью, а та ей выговаривает:
– Не думай, дочь, что люди добрые такие, злые да завистливые они. Не будем таиться- и прогонят, а то и дом наш сожгут, да и нас вместе с домом. Уж я по себе знаю. Не ведают, как ты их пользуешь- и для них хорошо, и для тебя. Узнают- устрашаться, устрашаться- убить тебя захотят, по -другому не бывает. Или на Алатырь навсегда отошлют.
– Пряхи, с Алатыря, добрые они, говорят, спрашивают, захочу ли остаться у них, – шмыгая носом, бормотала девочка.
– Добрые… Если б так… Всегда они поступают, как должно. А одна из трех, – и она ткнула пальцем в грудь девочки, – такая, как ты… Я с ней искус проходила…Поплакала, девушка, да осталась там… Как раз, одна из Затворниц ушла по ледяной тропе, легла в Ледяную могилу, и Тира вместо нее и осталась, даже имя у неё забрали…
– Мика, там сын Кнува, вчерашнего хворого сынок, пришёл поблагодарить, Ильду зовет.
– Хорошо, – сказала Мика, но нехорошо усмехнулась, – иди девочка. Только слёзы вытри, – и подала ей платок.
Ильда вытерла слёзы, посмотрелась в дареное бронзовое зеркало, отлично отполированное, с ручкой в виде двух лосей с ветвистыми рогами.
– Красавица, – уже по – доброму сказала мать, и поцеловала в щеку, – Иди уж..
Юная ведунья, не спеша, как должно, прошествовала вниз, и увидела сидящего на скамье юношу. Привередливо оценила, ни слова не говоря, и кашлянула, что бы обернулся. Отрок вскочил, встал перед девицей, и покраснел. Дочь Мики была красива, да и отличалась от жителей Оума пепельными волосами, но была так же высока ростом.
– Здрав будь Свет Ильда, я- сын Кнува, излечили вы его вчера. Уже ходит отец, – улыбнулся отрок, – меня зовут Пирга, а это тебе дары, от семьи нашей.
Ильда посмотрела на юношу, был хорош собой, высок, как все гунны, и волосы, не такие как у нее, пепельные, а рыжеватые, выбивающиеся из -под шапки.
– Это подарки тебе, – и он открыл мешок, выкладывая богатые меха, – вот еще, – и показал на забавного лосенка, сразу потянувшего к ней мордочку, с такими блестящими глазами…– и вот…– уже неуверенно поставил перед ней корзину, и сверху снял рогожку, показывая, что внутри.
А там был малый волчонок, еще серенький, с маленьким хвостиком, как Пирга раскрыл корзину, сразу стал тыкаться в прутья черным носом. Ильде показалось, что она сказала спасибо, но она лишь пискнула, не сумев ничего сказать от восторга, переводя глаза от волчонка на лосёнка.
– Молва идёт, что ведуньи любят волков, – говорил неуверенно юноша, – а лосёнка сама корми из соски,– и он положил перед ней соску, сделанную из овечьего вымени, – привыкнет, будет за тобой как собачка бегать, даже когда подрастет.
Ильда неуверенно погладила лосёнка, тот сразу взялся облизывать ей пальцы.
– Сейчас, – вот возьми, – и юноша подал ей соску, проворно наполненную коровьим молоком вездесущей ключницей.
Девица поднесла соску к лосенку, и тот принялся проворно тянуть молоко, чуть захлебываясь поначалу.
– Ну вот, и отлично. Пойду я , – неуверенно сказал Пирга, оглядывая приглянувшуюся девицу, – можно прийти потом?
– Приходи, – улыбнулась девушка, продолжая кормить прожорливого лосёнка.
Дигна проводила гостя, кивнула ему на прощанье.
– Счастливо тебе, отрок, – сказала ключница, помахав платком.
Женщина вернулась к девице, и помогла отвести лосёнка в сарай, где отвели ему отдельные ясли. В другой половине стояли два оленя, которых изредка запрягали в волокуши летом или сани зимой.
В корзинке одиноко лежал волчонок, изредка поскуливая. Ему ключница тоже дала молока, но налила в старую деревянную плошку.
– Что мама скажет? – загрустила Ильда и просительно глянула на женщину. – о волчонке?
– Да не знаю, – пожала плечами Дигна, – как найдёт на неё.
Девушка вздохнула, и пошла наверх, в горницу, с корзинкой в руке, в которой сидел волчонок. Она с трудом поднималась по лестнице, и каждый следующий шаг давался тяжелее, чем прошлый. Осторожно открыла дверь в горницу, тревожно озираясь.
– Здесь я, Ильда. – раздался голос, – разбираю ларь.
– Подойди, – попросила девица, – вот, смотри, что сын излеченного подарил, – показала дочь матери подарок.
Женщина только глянула в корзину, и побледнела, пошатнувшись. Но быстро пришла в себя, поджала свои красные губы, схватила бронзовый нож, и подала его рукоятью к Ильде.
– Убей его девочка, убей своей рукой, прямо сейчас и убей…
– Не могу я… – говорила запинаясь Ильда, отходя от матери на шаг, и убирая корзинку за спину.
– Убей, прошу тебя… – Мика приближалась к дочери
Та в отчаянье смотрела на руку с кинжалом, как мышь на гадюку, уперлась спиной в стену дома и выронила корзинку. Плетеный домик звереныша упал на пол, он выпал да доски, ударился и обиженно заверещал, и пошёл на своих толстых лапках к девушке.
–Убей его…Хочешь, на колени встану… – сказала Мика, опускаясь перед дочерью на пол, – надо так, поверь мне…– опустила лицо в пол, – или тогда уж меня убей, – крикнула она, подняв на Ильду свои лихорадочно блестевшие глаза, найдя руки дочери, и вложили в них деревянную рукоять ножа, так что лезвие уперлось в шею матери, рядом с нервно подергивающейся жилкой.
– Нет, нет, – отодвигалась от нее Ильда
– Убей!!!– дико закричала мать дочери.
Ильда с белым лицом, беспомощно раскрытыми губами неловко пыталась отодвинуться, но места было совсем мало, она стала падать, зацепившись ногой за доску пола. Так она и падала, кинжалом вперед, направленным прямо в материнскую грудь. Волчонку же показалось, что с ним играют, и прыгнул, попав прямо своим маленьким сердцем на бронзовое острие. Ильде показалось, словно время замерло- она видела как нанизывается серый меховой комочек на нож, и поначалу, даже кровь не лилась, лишь словно просто разомкнулась плоть. Видела, как мать закрывает ладонью лицо от брызнувшей крови, и в следующее мгновение девица выпустила нож из руки, и с размаху упала на колени об дощатый пол горницы. Она видела уже пробитое насквозь недвижимое тельце волчонка, и мать, растерянно вытирающую кровь с лица.
Ильда утробно и страшно закричала, схватив себя за волосы, и стала биться головой об пол. Мика отерла лицо фартуком, и обхватила за плечи, пытаясь удержать дочь, бьющуюся в припадке, да куда там! В страхе закричала сильно, как только могла сама:
– Дигна, помоги!
Раздался шум по лестнице, и ключница, лишь мельком взглянула на лужу крови на полу, быстро схватила полотенце, связывая им руки рычащей уже совсем по- звериному Ильды. Мать пыталась удержать дочь, катающуюся по полу и размазывающую кровь по своей одежде и лицу, а тем временем Дигна связала девушке ноги, и вместе они положили на лавку перемазанную в крови юную возрастом целительницу.
– Рот ей разожми, – сказала Мика, засовывая деревянную плашку, что бы зубы себе не переломала.
Дигна смотрела на дрожащую ведунью, с лицом в волчьей крови. У неё самой тряслись руки, когда она смотрела на всегда такую добрую Ильду, бурно дышащую, лежащую и связанную, с налитыми кровью глазами, тщетно силящуюся разорвать узы.
– Дигна, – прохрипела Мика, – беги за Ранном, отливать водой Ильду будем. Никак без него.
Женщина только кивнула, ведь прямо золото, не женщина- завернула тельце волчонка в рогожку, взяла с собой. Она поспешила бегом в селение, прочь из страшного дома.
Мика взяла корыто с водой, и стала отирать влажной тряпицей лицо дочери от крови. На неё все так и смотрели побелевшие от злости её голубые глаза, и губы стали кривиться в незнакомой усмешке. Слабая деревяшка захрустела под крепкими зубами, лицо дочери побледнело, так, что словно вся кровь отлила до последней капли, а её губы посинели. Тут глухим, замогильным голосом, она заговорила:
– Что думаешь, по твоему станет, раз слугу моего убила?, – говорило нечто губами её дочери, – и не станет она Мне служить, коль Серого рядом не будет? – страшно засмеялась она, – Зря стараешься, придёт день, обратится ко мне она.
И только это произнесла, как закрыла Ильда глаза, и будто заснула. Мика все стирала кровь с её лица, потом с рук, и заметила, что лицо дочери розовеет, и она судорожно вздохнула несколько раз, и уже смотрит на мать удивленными глазами, непонимающе на свои связанные руки и ноги.
– Мама, что со мной? – со страхом спросила девушка, дергая руками.
– Так, ничего, – отвечала Мика, думая, что соврать-то? Хорошо, что толковая Дигна утащила тельце волчонка, да нож в кровище запрятала подальше.– Борьбу изучали, как связанному освободится, а ты вон, головой ударилась, я на лавку и положила. Голова не болит? – озабоченно спросила мать.
– Так, немного… Да я и испачкалась вся, – нахмурилась Ильда, смотря на своё платье в потеках крови.
– Ёще есть, – уже беззаботно махнула рукой Мика, – миску с кровью перевернули, что для похлебки была. Завтра во дворе будем борьбу изучать, не дело дома возиться. Да как гибкость развивать, суставы выворачивать, что б не связал никто.
– Точно…– неуверенно кивнула дочь головой.
Женщина подошла к ларю, вынула новое платье, и дала в руки Ильде.
– Переоденься, а в этом будешь лосёнка своего кормить.
– Я сейчас, – заулыбалась неуверенно девушка, надевая новое платье, – мне же подарили…Приходил юноша, благодарил, – неуверенно говорила девушка, взявшись правой рукой за свой лоб, – Пойдем, я тебе покажу, – поправила полу простого серого платья, и потянула мать из горницы во двор.
Мика облегченно вздохнула, пряча свои трясущиеся руки от глаз дочери, и натужно улыбаясь, пошла за ней. Она чуть не упала на лестнице, запутавшись в своих ногах, но Ильда, засмеявшись, ухватила за руку, и не дала ей подвернуть ногу.
– Ты как, мама, – уже озабоченно спросила девушка, трогая её запястье, – кажется, хорошо всё..
Они быстро прошли в сарай, и лосёнок тут же заревел, узнавая хозяйку. Ильда подошла, погладила питомца, и стала расчесывать короткую шерсть щеткой.
– Самой придётся тебе кормить, что бы к другим не привыкал… – озабоченно говорила Мика, – у отца был лось, и чужих он к себе не подпускал. И имя придумай, не дело без имени.
– Справлюсь, – улыбалась Ильда, – а назову его Карий, вон шёрстка у него какая…
Пока они разговаривали, и Мика подоила корову, девушка услышала, как отворилась калитка, привычно залаял Тяпа, и она услышала голос Ранна, и выглянула из сарая. Волхв пришел не один,за ним важно шествовал помошник Ним, и Дигна, выглядывала из-за из спин, будто ожидая чего -то недоброго. Юная знахарка, не понимая в чём дело, закричала ключнице:
– Гости к нам пожаловали?
– Да, – сорванным голосом ответила женщина, и всплеснув руками, поспешила к девушке.
Мика встала, чуть не опрокинув коленом ведро с молоком, ударилась локтем о деревянный столб, поспешно делая знаки ключнице. Дигна сразу заулыбалась, пошла по двору сразу степенно и неторопливо.
– Решили зайти, дитятко. Посмотреть, как ты живешь, – и ключница стала поспешно подмигивать подошедшему Ранну, отчего тот просто лишился речи, нахмурился и сжал губы.
– Здравствуй дедушка Ранн, – поздоровалась девушка, – мне, видишь, лосёнка подарили, – похвасталась она.
– Добрый дар, – поддакнул волхв, опираясь на свой резной посох.
А вставшие за девушкой женщины знаками показывали волхву, что бы помалкивал обо всём. Главное, зачем его ключница в лесной дом звала. Ранн был понятлив, заулыбался, и пообщался с Ильдой, не сказав ей, зачем приходил. Но уходя, не сдержался, и поддел ведунью.
– А тебе, Мика, для здоровья надо пить отвар ивовой коры. Да побольше!
– Не забуду, волхв, твоё участие, – отвечала знахарка, часто и низко кланяясь.
***
Так и прошли ещё два года. Ильде исполнилось пятнадцать лет, как думала её приёмная мать, хотя и не знала точно, судила ведь по зубам девочки, когда её нашла. и как не пытался Ранн заставить Мику отправить дочь на Алатырь, принять посвящение, всё было тщетно. Ведунья всегда припоминала о клятве, данной ей волхвом, и отговаривалась тем, что её девочке это не надо пока. Лось подрос, и часто носил на себе тоже подросшую девушку в лес, или в далекую степь, да только сохатому там не очень нравилось.
Мика пошла по делам во двор, разобрать в сарае ненужную утварь, увидела как Пирга с её дочерью мастерят сбрую для лося, прилаживают седло из войлока ему на спину.
– Карий вам не собака, смотрите, осторожней, – сказала проходя мимо ведунья.
– Добрый день, Мика, – поспешно поздоровался юноша, но уже с косицей только на затылке, видно, прошел уже искус и стал мужчиной.
– Здравствуй, добрый молодец, -ответила женщина.
– Карий меня не лягнет, – говорила девушка, обнимая морду питомца.
– Да я не про тебя и говорила, – рассмеялась мать словам дочери, – обед скоро. Дигне помоги, пока я управлюсь в сарае. Пирга, оставайся, с нами поешь.
– Я пока помогу в сарае, – заявил юноша.
Вдвоем дело пошло быстрее, и лопаты, грабли, коса да серп, жерди, все было уложено теперь, как надо.
– Мика Свет Сеевна, – твердо говорил юноша, стараясь не волноваться, – Могу ли я послать сватов к дочери вашей? Люба она мне.
– И не боишься? -устало говорила Мика, стараясь добрее подобрать слова для ответа, – знаешь ведь, не проста она, тяжело тебе с ней будет. И тайны ведает, людей и животных лечит.
– Нет, знаю я об этом.
– Ну раз так решил, пусть твой отец через год сватов посылает, тогда и решение у дочери спросишь.
Пирга кивнул, соглашаясь. Мика полила ему на руки водой, потом он ей, что бы с грязными за стол не садится.
Ильда и Дигна накрыли стол, поставив четыре миски и ложки, сделанные из липового дерева. Разложили рыбу, обычную еду, да простокваши в деревянные чаши, что бы запить. Поели быстро, Пирга засобирался домой.
– В лес собираюсь, ловушки обойти. Не отпустишь ли со мной Ильду?– обратился к ведунье юноша.
– Девичье ли дело в лес таскаться, да с парнями?– пожала плечами Мика.
– Нет, я один пойду, – улыбнулся Пирга.
– Отпусти, матушка, – попросила Ильда улыбаясь самой медовой своей улыбкой, – да что случится?
– Отпусти её, – тихо сказала Дигна, положив свою ладонь на руку хозяйки дома.
Мика только вздохнула, и хоть стало тяжело в груди, словно хорёк вгрызся в сердце, кивнула. Ведь не абы с кем идет дочка, а с женихом мать в лес отпускает.
– Идите, только сторожко, в лесу всяко бывает, – ответила ведунья.
***
Неделя быстро прошла, будто стрела пролетела. Мать собрала хлеб и соль в дорогу, положила и войлочную подстилку, что бы дочь на земле не застыла. Получилось поклажи два вьюка, для такого лося, как Карий, просто пушинка. Ильда сама оседлала своего любимца, накинула легкую узду из тисненой кожи. Привязала вьюки к седлу, чтобы поклажа наземь не упала.
– Давай на дорожку присядем, – сказала Дигна, потянув за рукава мать и дочь, усадив рядом с собой, слева и справа.
Ильда села слева, поправляя походный наряд, с удовольствием смотрела и на замшевые штаны, ладные сапоги да войлочную куртку. Шапка тоже была красивая, с вышивкой, но девушка не забыла и про лекарскую суму, висевшую на левом боку. Было и оружие- бронзовый топор, палица, кинжал, да лук со стрелами.
– Скорее возвращайся, – сказала Мика, отворяя воротину, и выпуская всадницу, ловко сидевшую на хозяине лесов. Карий шёл рысью, иногда косясь на хозяйку, проверяя, на месте ли. У околицы уже их ждал Пирга, на своём сохатом, а рядом с ним был и его пёс, Звонко. И верно, имя подходило, лаял он заливисто, увидев девушку верхом. Карий, словно подумав, опустил голову вниз, и пес чуть отбежал, перестав гавкать.
– Привет, Ильда, отлично держишься, – похвалил юноша, – Двинулись!
И они пустили рысью своих скакунов, и раздвоенные копыта сильных животных стучали о твердую землю дороги в лес. Навстречу им встретились волокуши двух мужчин, которые тянули олени. Везли они дрова и сучья из леса, один из попутчиков поднял руку, приветствуя Пиргу, юноша поздоровался в ответ. Девушка давно привыкла ездить верхом, и держалась хорошо. Ильда только раскраснелась в пути от легкого ветра, и удовольствия от прогулки. Дома она уже уставала от множества хворых и недужных. Слава бежала впереди неё, и из далеких краёв спешили в Оум страждущие, молить её о помощи. Оставалась неделя до начала празднования Летнего солнцестояния, и мать приказала вернуться через четыре дня. Девушка отмахивалась от слепней веточкой, благо здесь их было немного, но к вечеру мошкара будет одолевать..
Лес был уже рядом, они ехали среди редко стоящих деревьев, пахло хвоей, и оба всадника пустили лосей шагом, а сами отводили густые, низко висящие ветви от своих лиц.
Птицы предупреждали, что чужие вошли в лес, своим стрекотом, рассаживаясь на дальние ветви. Юноша вел свою невесту к заимке, небольшому домику с сараем рядом, где можно было поесть и заночевать, что бы наутро двинуться обходить свои ловушки для охотничьей добычи и медовые борти. Подъехали к избе, стоящей на сваях, наверх, на помост, же вела неширокая лестница, а на помосте и был выстроен дом. Они сняла вьюки со скарбом с лосей, и Ильда отвела сохатых в сарай, положив для них в ясли корм. Дверь закрыла, положив жердь в наружные крепкие скобы, что бы жители леса не повредили сохатым, потрогала, не откроются ли двери сарая сами. Нет, доски были крепкими, хоть и старыми, а ивовые петли, на которых они висели, были подновлены. Девушка успокоилась, и провела по старой древесине , ощущая пальцами её узор.
– Не беспокойся, Карий, – прошептала она, и услышала похрапывание в ответ.
В окошке лесного дома сквозь бычий пузырь окна, она увидела свет зажжённого светильника, подняла голову, кивнула сама себе- вечерело, солнце садилось, и комары вышли на охоту. Ильда поднялась по лестнице, открыла дверь в сени, отряхнула сапоги, и зашла в жилое. Пирга сидел за столом, собираясь деревянной ложкой разложить пищу по мискам. Рядом, на дощатом полу, сидел и его пес, дожидаясь своей доли.
– Мясо или рыбу? – просто спросил он.
– Рыбу.
Пирга положил ей копченую рыбешку в миску, а себе взял кусок жирной оленины, ловко отхватив бронзовым ножом мясо от костей. В его руке остались оленьи ребра, он поманил пса, и вышел из дома, Звонко помчался за ним.
Юноша вернулся, закрыв дверь, налил из меха медового напитка в деревянную чашу Ильде, потом и себе. Горел масляный глиняный светильник, тускло освещая стол и немудрящую трапезу. Горница, вне стола вокруг них, тонула в полумраке. Доели все быстро, и накрыв пустые миски куском полотна, стали готовиться к ночлегу, разложили войлок подстилок и одеял на лавках. Пирга оставил светильник гореть, поставив его в миску с водой, опасаясь пожара.
– Спать пора. – говорил он девушке, – ложись, а то завтра рано подниму, засветло выходим.
– И тебе спокойной ночи, – улыбнулась девушка.
Путники, укрывшись войлочными плащами, быстро уснули. Встали они рано, умылись холодной у ручья, Ильда накормила животных в сарае, задав им свежего сена, и принесла напиться воды. Юноша и девушка, наскоро поев, не забыв впрочем, про лук и стрелы, пошли пешком по лесной тропе. Звонко далеко от хозяина не убегал, и не распугивал лесных обитателей лаем. Пирга же внимательно смотрел на зарубки на деревьях, что бы не сбиться с пути, и обходил ловушки. За его спиной и спиной девушки было по большому берестяному коробу, куда охотники собирали добычу. Попались несколько зайцев, пара куниц, и три ласки, четыре тетерева. Они шли дальше и дальше, юноша опять взводил ловушки и удавки, оставляя приманку, что бы и потом не остаться без добычи.
– Мы по очереди за добычей ходим, – говорил он, наклонившись и взводя капкан, – У других охотников, из других семей, свои ловушки, своё тавро на деревьях. Так же и борти проверяют, но это отец и дядья занимаются, что бы и пчёлам не повредить и без мёда не остаться.– объяснял Пирга, – не устала?
– Нет, я только по грибы хожу, – тихо засмеялась девушка, с удовольствием смотря на сноровистого парня. – можно и дальше идти.
Ильда видела, как Пирга смотрит на следы когтей на коре сосен, что лицо юноши озарилось улыбкой.
– Чего задумал? – обеспокоилась девушка.
– Медведь рядом бродит, может и шатун…– вдруг опомнился Пирга, посмотрев на небо, – возвращаться надо, небо темнеет.
Они пришли к заимке , переоделись в старую одежду, и взяв рабочие ножи, принялись заниматься разделыванием добычи, да снимать шкурки, что бы добро не пропадало. Мясо птиц и зайцев, снятое с костей, присаливали, укладывая в липовые ведёрки, сберегая пищу. Но одного тетерева, выпотрошив, облепили глиной, и присолив, зарыли в угли костра, готовя себе ужин.
Шкурки куниц, ласок и зайцев растянули на распорках, что бы не съежились, высыхая. Рядом с столбами дома бушевал над костями и мясом ласк и куниц Звонко, которому сегодня досталось много еды. На разожженом костре вскипятили в котле воды, заварив травяной настой для трапезы. Девушка перелила потом готовый напиток в толстый каменный горшок в доме.
Настал вечер, и Пирга, взяв бронзовый прут, достал из прогоревших угольев костра дозревший ужин. Глина отвалилась от ловких ударов вместе с перьями, юноша разделил птичью тушку ножом на двоих, положив в деревянные миски.
– Запах отличный, – согласилась Ильда, придвигая к себе еду.
– Тетерев всегда хорош, – улыбнулся юноша, тоже приступая к пище.
Запили тушеного тетерева настоем трав, так что ужин был великолепен. День прошёл отлично, и девушка засыпала со счастливой улыбкой, думая, что завтрашнее утро станет ещё лучше.
***
Ильда, вздрогнув, проснулась, когда яркое солнце уже легко пробивалось через затянутое бычьим пузырём оконце, и его золотые лучи, как ласковые руки, стали гладить девушку по лицу. Вся горница была полна света, будто само солнце пришло к ним в гости. Девушка рывком откинула с себя войлочное одеяло, и тревожно осмотрелась. Лавка Пирги была убрана, его лука со стрелами на стене не было. Она, поджав губы, быстро оделась и обулась, и вышла из дома на помост, думая, что юноша где-то рядом. Быстро доела свою часть остатков тетерева, оставив Пирге половину, и накрыла еду другой миской. Не сиделось ей дома , да и уже, судя по солнцу, день к полудню приближался. Опять она присела на лавке рядом с сараем, накормив и напоив сохатых, а потом в нетерпении опять стала ходить рядом с заимкой, то играя со своим ножом, то в бессилии засовывая руки за поясной ремень. Юная знахарка просто не знала что делать, и начинала злиться от безысходности.
– Куда он запропастился? – уже вслух сама себе говорила девушка.
Вдруг, далеко в лесу, раздался жалобный собачий вой. Ильда влетела по лестнице, заскочила в дом, закинула за спину лук и колчан со стрелами, подумав- засунула за ремень и бронзовый топор, не забыла и про кинжал. Кинулась к сараю, выводя Карего, мгновенно оседлала и поехала к тропе, ведущей в чащу. Опять раздался собачий вой, выворачивающий душу. Ильда оглядывалась кругом, всё пыталась увидеть, где собака, дышала часто-часто, предчувствуя беду.
– Ты только не умри там, – говорила она про себя, – продержись подольше…
Она послала сохатого к деревьям, от которых и слышался вой Звонки… Лось легко проходил там, где человек не пройдет, проламывался сквозь густые ветви и кусты, и вот, Ильда увидела шкуру Звонко, залитую кровью. Пёс силился подняться на передних лапах, но поднималась лишь его голова, и тут же опять бессильно падала на лапы. Девушка спрыгнула с сохатого, подошла к собаке, и положила свои ладони на израненную собаку. Два вздоха- и Звонко уже крутится, как ни в ем ни бывало, вокруг девушки. Ильда открыла глаза, нетвердой походкой вернулась к Карему, с трудом взгромоздившись на него.
– Звонко! Хозяин, ищи!– подзадоривала она пса, держась за узду сохатого.
Пёс вскочил, и оглядываясь на неё, побежал в чащу леса, прижимаясь носом к земле. Ильда старалась не отставать от провожатого, хотя пару раз ей досталось веткой по лицу. Вдруг лось захрапел и развернулся, не слушаясь хозяйку, опустил голову, украшенную рогами, и шагами пошёл к ближайшим кустам. Девушка, вздрогнув, увидела в кустах волка, прижавшего уши к голове и яростно на них рычавшего. Карего этим было не напугать, и он ударил рогами прыгнувшего волка, а когда лютый зверь отскочил, нанес ему ужасный удар копытом правой передней ноги. Раздался неприятный хруст, и мертвый волк распластался рядом с сосной. Карий опустил голову, принюхиваясь, всхрапнул, и понёс хозяйку вслед собаке.
Ильда только перевела дыхание, не успев взять палицу, и еще крепче держалась в седле. Сохатый нес её к поляне, на краю которой валялось охотничье копьё, с наконечником, испачканным в крови. В кустах малины Звонко призывно лаял, звал её к себе. Юная целительница спешилась, и быстрым шагом пошла к собаке, а за ней, не отставая, принюхиваясь и недовольно фыркая, шёл её лось.
Ильда видела примятые и сломанные кусты, темнеющую кровь на земле, и лежащего исполосованного медвежьими когтями Пирга. Кровь еще текла из раны на животе и плече, глаза юноши были закрыты, пальцы на руках скрючены от невыносимой боли. Девушка и не думала ни о чем, встала на колени рядом с телом, и положила ладони на тёплый лоб. Она успела лишь вздохнуть два раза, как потеряла сознание.