45 – 07.2020
Домой после посещения психотерапевта и четырех круглосуточных аптек в поисках лекарств я добралась глубоко за полночь. Вошла в прихожую, проверила вешалку при входе на предмет мужской одежды. Все на месте, все как всегда. Я тяжело вздохнула: если однажды Эви выйдет замуж, ее избранник станет самым счастливым мужчиной на планете. Балерина-нимфоманка в личном пользовании. Уверена, многие продали бы за такое одно яйцо. Думаю, то, которое висит выше, чтобы оставшееся казалось более внушительным. Вы ведь знаете, что у мужчин они не бывают на одной высоте? А я вот знаю.
Спасибо, Эви. Не пойму, как я жила без этой информации целых девятнадцать лет до встречи с тобой.
Короче, первое, что я сделала, въехав в эту квартиру, – отодвинула диван подальше от стенки, разделяющей комнаты. Второе – научилась проверять содержимое вешалки при входе. Третье – даже если там вещей не обнаружилось, все равно никогда не появляться в коридоре неодетой. Случалось, что особо страстные ухажеры направлялись в комнату соседки, не задерживаясь в коридоре, и раздевались, соответственно, там. В общем, я была не понаслышке знакома с трудностями проживания в общежитии, арендная плата за которое составляла примерно треть моей зарплаты.
По пути в нашу со Светой комнату я заглянула в кухню. За льдом. Пизанская башня из посуды посмотрела на меня с немым укором. Как же здорово, когда в жизни все предсказуемо! Не думала же я всерьез, что в девчонках в кои-то веки проснется совесть и они помоют посуду? В этом вечном противостоянии «у кого первого сдадут нервы» я проигрывала в ста процентах случаев. Ведь то, что с нервами хуже всех у меня, отражено даже в моей медкарте. И еще утром я бы поморщилась и навела порядок, забив на гордость, но теперь вот обиделась.
У меня случилась поездка в Питер, ночной переезд, Кифер, сложнейшая унизительная репетиция и визит к психотерапевту. Я понимала, что единственный человек, заинтересованный в моем благополучии, – я сама, но в данный момент мне очень нужно было на кого-то злиться от бессилия. А девчонки подставились.
В дверном проеме комнаты я появилась, угрюмо глядя на Свету. Она чинно пришивала ленты к пуантам, не спеша радовать меня бездельем. Атласные туфельки несомненно важнее немытой посуды, а на усадку можно запросто потратить добрых два часа. Даже не придерешься.
И Эви, судя по звукам из соседней комнаты, была очень занята. Вышло бы странно, попроси она разгоряченного ухажера подождать, пока она помоет посуду.
Злость, еще недавно готовая пролиться на двух бездельниц, осела внутри, трансформируясь в глухое бессилие.
– Как прошло в Питере? – бездумно спросила Света, явно не заметившая моего состояния.
– Нормально, – ответила я.
Больше всего мне хотелось воткнуть в уши наушники и отрешиться от реальности. Желательно, остаться наедине с собой и вообще ни о чем не думать, в том числе о словах психотерапевта. Но они как медленный яд впитывались в кожу, заковывая меня в токсичный кокон и парализуя бездействием. А еще подкидывая сцену за сценой из прошлого.
Нестеров говорил, что я неверно истолковала наше с Полем прошлое и процесс исцеления из-за этого застопорился. Но что, что там было неверно истолковывать? История-то простая. Глупенькая девочка откусила больше, чем сумела проглотить. Влюбилась в хореографа, сумела добиться его внимания. Он ей уступил, написал под нее партию, пытался всеми силами контролировать ее болезнь. Не сумел. Девочка ему все испортила. Он выставил ее из своей жизни и сделал звездой ту, что была под номером два. Ведь после моего ухода он остался в театре. И писал другие балеты, где танцевала в том числе Лебковская. Очень поучительно. Берите на вооружение.
От воспоминаний о том, как мы воевали с Аленой не только за партию, но и внимание хореографа, к щекам бросилась кровь. Я дико к ней ревновала. К девушке, которая была по уровню, возрасту и классу куда ближе к Полю Киферу, нежели я. Как же все вышло глупо! Мне следовало отступиться и, осенив себя святым знамением, бежать при первых же признаках жестокости Поля Кифера. Я ведь знала, что он совсем не мягкий и не безобидный. Я обманула не только его, но и себя.
– Нормально – и все? – вторглась в мои мысли Света.
– Слабо организованная толпа приехавших капризных знаменитостей, скомканные съемки и все в масках. А так – сцена и сцена, надо просто станцевать с открывающим рот под фонограмму накрашенным мужиком в парике.
Света закрыла дверь, хмыкнув:
– Ты на вид такой ангел, Дийка, а потом как рот откроешь… Кстати, как тебе наш новый хореограф?
– Кстати? – немного напряглась я. Хоть убей, не видела в ее словах никакой связи с Кифером. Разве что… Да нет, не могла она знать. Иначе начала бы расспросы не с гастролей. И не продолжила бы меланхолично «усаживать» пуанты.
– Он тоже меняется, как только рот открывает. Кажется, что красавчик, но ему достаточно начать считать, чтобы по жилам вместо крови лед побежал.
Вот это характеристика! Да какая точная! И почему у меня два года назад было так мало мозгов, чтобы не заметить за Кифером эту маленькую, очаровательную особенность? Что он говнюк, способный без зазрения совести заставить танцовщицу стошнить, чтобы проверить, ела ли она сегодня. Или бросить на реабилитации в полном одиночестве. О нет, мне понадобилось сначала потонуть в нем, заполучить с его помощью дополнительную порцию проблем и выгребать на поверхность в гордом одиночестве. И то не хватило! Иначе почему я до сих пор дергалась в его присутствии?
– Ясно, – уронила я и попыталась отмолчаться.
– Что ясно? – наконец обратила на меня внимание подруга.
– Что я сейчас пойду мыть посуду, лишь бы не говорить о Кифере. Думаешь, мне его сегодня не хватило?
– Слушай, извини, но у меня опять сломалась стелька. Пуанты просто горят, а то я бы вымыла. И по поводу Кифера не грузись ты. Явно же просто накопилось после того, как он три дня молча нас смотрел. Поначалу ребята не въехали в эту тему и танцевали абы как, только потом дошло, что за халтуру отдрючат по полной, – отмахнулась Света. – Уверена, завтра грядет такое, что все еще завидовать тебе будут.
Неожиданная поддержка заставила меня удивленно моргнуть. О том, что кто-то может так интерпретировать нашу стычку, я бы даже не подумала. А ведь Света всегда отличалась рассудительностью.
– Спасибо, – тихо проговорила я. Обида ушла, как не было.
– Да чего уж, – буркнула соседка, явно уже предвкушая грандиозную выволочку.
Прежде чем выйти в коридор вновь, я натянула на себя сорочку и халат и блаженно воткнула в уши оба наушника. Не спешила в надежде, что Света уснет и я спокойно, без лишних разговоров последую ее примеру. Выспаться даже не надеялась. Глупо было думать, что после встречи с Полем Кифером я легко и спокойно усну. Не знаю, остались ли к нему у меня какие-то чувства, но рядом с ним я чувствовала себя как на пороховой бочке. И едва ли только потому, что он как хореограф последней готовой меня принять труппы имел надо мной почти безграничную власть.
Орудуя губкой, я мурлыкала себе под нос что-то наиболее позитивное из своего плейлиста, надеясь поймать настроение. Чуть пританцовывала, планировала завтрак – короче, просто старалась не допустить грустных мыслей.
Когда вдруг моего плеча кто-то коснулся, я испытала что-то близкое к инфаркту. С глухим вскриком шарахнулась в сторону и уставилась огромными перепуганными глазами на незнакомого парня в одних только джинсах. Кстати, джинсах с не застегнутой пуговицей! Он, кажется, от моей реакции опешил не меньше. Осознав, что опасности нет, я медленно, дрожащей рукой остановила воспроизведение и сняла наушники.
– Простите, пожалуйста, я не хотел вас напугать! – пробормотал либо кавалер Эви, либо грабитель-эксгибиционист. Я все же за первый вариант.
– Мусорное ведро под мойкой, стаканы в сушилке, питьевая вода в графине, чистые полотенца в комоде справа от двери ванной, – продекламировала я.
– Что, все так очевидно? – еще больше опешил парень.
Я улыбнулась, виновато пожав плечами. Еще как очевидно! За полтора года жизни под одной крышей с Эви я и не такое повидала. Искреннее спасибо Свете за то, что я понятия не имела, как и где сексом занималась она!
Парень скользнул по мне очень оценивающим взглядом и неожиданно завис, ничего не говоря. Недавняя моя улыбка тут же увяла, вырез декольте захотелось подтянуть повыше.
– Третьей не присоединяюсь, – решила я внести ясность и в этом вопросе тоже.
– Извините, просто… – Он сделал какой-то странный жест. – Что, и такое было? – грустно уточнил он.
Если бы такое было всего раз. Про себя я, однако, отметила, что он, видимо, не так уж и плох. А еще симпатичный. Несмотря на явное свободомыслие, Эви спала только с красавчиками. И, по-моему, в этом была ее главная проблема. Красавчикам и танцовщица балета не в диковинку. Вот будь парни постарше да пострашнее – из ее затеи толк бы вышел. Но… каждый раз соседку заносило не туда, и ночью стаканы и полотенца искали по нашей квартире такие вот…
– Я Глеб, – протянул он ладонь для пожатия.
Такие вот Глебы.
Скользнув по его руке взглядом, я чуть не дернулась. Воображение тотчас дорисовало, что эти ладони могли делать всего пару минут назад. Ох, сколько раз меня подначивали девчонки за это ханжество! Но не могла я иначе. К образу жизни Эви я кое-как приспособилась и научилась относиться философски. Но это совершенно точно не для меня. Отдаваясь Полю Киферу и только ему, я любила до самоотречения. В этом не было ни грязи, ни выбора. Я просто не могла иначе. А тут совсем другая картинка.
– Простите, – выдохнула я и, скрывая облегчение, многозначительно подняла мокрые от воды ладони. – Дияра.
– Дияра? Какое необычное имя.
Щелчок – и у меня в голове тотчас застучали совсем другие слова и другой голос.
– Дияра. Диляра.
– Персидское.
– «Всеобщая любимица». Неожиданно точная твоя характеристика.
– Откуда вам известно значение моего имени?
– На юге Франции непозволительно много переселенцев арабского происхождения.
Тряхнув головой, я в очередной раз волевым усилием изгнала из нее Кифера. Кифера, который продолжал меня мучить своей страстью спустя два года.
– По-моему, вас ждет Эви, – напомнила я Глебу.
– Да, конечно. Еще раз извините.
Но он не ушел, а потянулся за стаканом. Я вернулась к раковине, продолжая подозрительно коситься в сторону парня. Тот выпил воды, неловко передал мне стакан, дополнив и без того внушающую ужас гору посуды, улыбнулся и вышел в коридор. А я тяжело оперлась о раковину, закусив губу. Дело было не в Глебе. Дело было в Кифере, воспоминания о котором засасывали меня, как зыбучие пески.
41 – 01.2018
В театр меня привел руководитель труппы Савельев Анатолий Романович. Он разглядел меня еще во время учебы и сразу потребовал у Шадрина попробовать научить хореографии сольной партии. Не ведущей, конечно, но это, поверьте, огромная ответственность. Запасных держат всегда, чтобы в случае травмы прямо во время спектакля было кем подменить солистку.
Балетмейстер по обыкновению фыркал и плевался: «Где это видано, чтобы какую-то ученицу балетной школы – и в солистки, минуя кордебалет». Однако спорить с Савельевым он не решился и сделал, как велено. И вдруг… у той самой солистки, которой стала дублершей, случилась очень сложная беременность. Ее положили в стационар, а на сцене осталась… я. Итого в кордебалете я не пробыла ни дня. В смысле, до того, как переехала в Москву. Теперь-то, конечно, с лихвой наверстала.
Спустя месяцы Шадрин возомнил, что это он разглядел звезду, но я прекрасно помнила, как мне было стыдно после его первых выпадов в мою сторону. Не он стал моим благодетелем – Савельев. Человек спокойный и даже по-своему равнодушный, но являвшийся настоящим сердцем труппы. Он вел со мной себя так же отстраненно, как и со всеми. И тем не менее только от него я ни разу не слышала злого слова, даже после сорванной «Эсмеральды».
Видели мы этого мужчину не так уж и часто, ибо он, как правило, занимался вопросами другого порядка, но за день до просмотров у Кифера мы с Анатолием Романовичем столкнулись у служебки.
– Удачи тебе завтра, Дияра, – скупо улыбнулся он. – Мне кажется, из тебя выйдет прекрасная «Эсмеральда».
Толкнул дверь и вышел из театра. А я стояла как громом пораженная.
– Спасибо огромное, – прошептала, внезапно почувствовав себя совершенно особенной.
Помимо прочего, Савельев относился к числу людей, которые не считали нужным лгать в угоду кому-то или чему-то. Его похвала вознесла меня на небеса. Буквально.
Возвращаясь домой, я не могла перестать улыбаться. Думала: даже если Алена спит с Кифером, это отнюдь не значит, что партия достанется ей. Сам Савельев в меня верил! Настроение было прекрасным. Напевая что-то легкое и веселое, не снимая наушников, я положила себе две ложки овощей. Сегодня готовила моя соседка, и, взглянув на вторую сковороду, я лишь поморщилась: тушеные куриные бедра плавали в толстом слое подкожного жира. В моей голове включился калькулятор калорий, выдавая потрясающие воображение цифры. Такое удовольствие можно себе позволить разве что в день спектакля, где танцуешь ведущую партию. Подумав, я добавила на тарелку еще одну ложку овощей и, абсолютно довольная собой, примостилась прямо у кухонной тумбы. Располагаться за столом совершенно не хотелось. Мысленно проходя вариацию, которую требовалось показать Киферу уже завтра, и чуть пританцовывая, я механически отправила в рот небольшую часть ужина. Сок наполнил рот, заставляя почти застонать от удовольствия. Ведь я весь день репетировала на чашке черного кофе и стаканчике натурального йогурта утром и чашке кофе с молоком и половинкой ложки сахара в обед…
Тут голову как стальным обручем сдавило. Страх, паника. На коже выступила испарина. Что я делаю? Завтра мне понадобится вся возможная легкость и сосредоточенность! Я не могу позволить себе быть сытой и разнеженной. Так ничего не получится. Так вообще никогда ничего не получается.
Все мои достижения случались исключительно на фоне сильных стрессов. Именно в них мое вдохновение, именно они – мой двигатель на пути к успеху. Мне нельзя чувствовать себя в безопасности, потому что это не так! Я не могу проиграть. Не могу не оправдать доверие. Моей семье нужны деньги, а на пути у меня стоит Алена. Алена, которая в тот же самый момент, вероятно, уговаривала хореографа дать ей лучшую партию древним как мир способом. Перед глазами встала его понимающая улыбка, адресованная Лебковской, – и отчего-то засвербело в носу.
Даже попытайся я проглотить овощи, они бы, скорее всего, застряли у меня в горле. Я склонилась над раковиной и все выплюнула. А остальное, что было на тарелке, выбросила в мусорное ведро.
[Я знаю, что этот фрагмент потеряется за эмоциональными переживаниями героев, но он очень важный. Постарайтесь его запомнить]
***
Мы стояли перед Полем в свой выходной день. Все перечисленные накануне танцовщики. Красивые бульдоги, готовые выгрызать себе партии.
Я глядела только в зеркало, молясь, чтобы вчерашний пропущенный ужин не отозвался во мне головокружением, как это уже неоднократно бывало. С завтраком тоже не сложилось. Стоило взглянуть на еду, как в голове воскресали слова педагога из балетной школы: «Твое тело не создано для балета, Огнева. Третий размер груди? Это настоящая катастрофа. Неужели так хочется, чтобы, пока ты стоишь в арабеске, весь зал пялился на… – выразительный взгляд. – Балет – это эстетика, четкие линии. Ты выглядишь неэстетично. Тебе нужно похудеть». Эти слова я слышала и тогда, находясь в весе сорок один килограмм при росте сто шестьдесят восемь сантиметров. От нашей костюмерши, в которой помещался добрый центнер. Но не она выбрала своей стезей балет, не ей и худеть. Она лишь бесилась, что на подгонку моих костюмов тратилась уйма времени.
– Начинаем просмотры, – скомандовал Кифер и кивнул концертмейстеру.
Я была ужасно голодна, но так и нужно. В таком состоянии нельзя задуматься или замечтаться. Говорят, что голодание – это тоже своего рода зависимость. Она вводит тело в иное состояние, лучшее. Организм в шоке и мобилизует ресурсы, фокусируясь на самом важном, единственно нужном: еде. Или причине, по которой ее нет. Мне никогда не удавалось достичь такого контроля над своим телом, как во время полного отказа от еды.
Я была ужасно голодна до еды и до роли. И это создало достаточный стресс, чтобы заставить внимание работать только на танец. Полная мобилизация. Я контролировала каждый жест, каждый взгляд, каждую улыбку. Я идеально попадала в такт и раздражалась, когда это не получалось у моего партнера – Сашки. Потому что стоило нам чуть рассинхронизироваться по темпу, и Кифер тут же поворачивал в нашу сторону голову. Невероятное умение.
Но, с другой стороны, я радовалась каждому взгляду Поля. Потому что сколько я ни убеждала себя в том, что старалась ради партии, – нет. Я танцевала для него. Каждый раз, когда он в эти дни появлялся в зале, чтобы посмотреть репетиции, во мне просыпалась потребность завладеть его вниманием. И она доводила меня до отчаяния и исступления.
Замечаний Кифер не делал, он только смотрел. Но едва музыка закончилась, как он прошелся по залу, указывая на пары ребят. Он не показывал на нас пальцем. Он подходил к каждой паре. И когда мы пересеклись взглядами, стоя так близко, во мне что-то задрожало. Я забыла, как дышать. У меня и мысли не возникло, что он нас выкинет. Но все казалось, что он собирался что-то сказать – и передумал.
Наконец Кифер двинулся дальше и заговорил.
– Те, кому я кивнул, идите домой, отдыхайте. Или нет. Потому что это вообще никуда не годится.
Не по себе стало всем. Когда ребята уже почти собрались, хореограф вдруг указал на одного из парней.
– Ты, поменяйся местами вот с этим, – велел он, кивнув на партнера из числа оставшихся. – Он вообще в музыку не попадает.
Тут даже у меня не нашлось аргументов, чтобы оправдать Поля. Допустим, он не запомнил все наши имена, но можно же спросить! Или мы у него все будущие месяцы будем только «тот» и «вот этот»? И… танцовщики безропотно подчинились. О том, насколько груб был хореограф, никто не сказал и слова. Видно, чувствовали, что закончится попытка воззвания к морали и нравственности очень печально. Было что-то в энергетике этого мужчины подавляющее. Из-за чего даже люди куда старше Поля – а таких в труппе было немало – не смели возражать.
– То же самое еще раз, – командовал Кифер, хотя за ушедшими еще не успела закрыться дверь.
Это повторялось еще четырежды, прежде чем он отсеял всех, кроме трех пар. И тут, впервые на моей памяти, Кифер дал слабину. Он нервно наклонил голову, разминая шею и выдавая скопившееся напряжение.
– Снова, – потребовал безэмоционально.
Мы недоверчиво переглянулись. Танцевали уже без малого битый час. Хуже, чем на экзамене. И теперь нас было достаточно немного, чтобы не чередоваться.
У меня создавалось ощущение, что Кифер мучился не меньше нашего. Мы танцевали еще дважды, прежде чем он сделал выбор и оставил нас с Аленой.
Такой интерес к просмотрам был связан с тем, что от нашего театра ждали четвертую приму после недавнего ухода прошлой. И, видно, кто-то сверху велел Киферу присмотреться к молодняку. Действующих балерин взять на роль всегда можно, но надо ли ломать им графики международных гастролей? Если бы одна из нас с Лебковской устроила Поля в главной партии, то ее имя могло бы прозвучать. Ну а если нет, то нет: поломали бы кому-нибудь план гастролей. Так тоже можно.
Мы с Аленой обменялись далекими от дружелюбия взглядами. Ожидаемо и отчего-то очень больно. Я знала, что она хороша. И видела, как она улыбалась Киферу. С полным пониманием того, что за этой улыбкой должно последовать. Неужели же это важнее? Или у Кифера свои критерии? Если он предпочитает мастерство артистизму, то у меня могут быть проблемы.
– Еще раз, – велел Кифер.
Я не уверена, что мы так впахивали даже на сольных репетициях. Без отдыха и перерывов, без возможности выпить воды. Вся одежда пропиталась потом. Двухминутную технически сложную вариацию мы повторили в общей сложности не меньше дюжины раз.
– Еще, – велел Кифер и опустился на стул.
На верхней поддержке руки Сашки задрожали, и я всерьез начала опасаться, что закончится все травмой. Не нашей пары, так другой. Наверное, это заметил и Кифер, так как вдруг опомнился и объявил:
– Закончили.
И все. Просто замолчал.
Решение было очень важным, но все четверо оставшихся бросились к своим сумкам. Но что бы я ни делала, чувствовала это томительное напряжение перед важнейшим объявлением. Бесконечно долгое ожидание!
– Огнева, Жданов, – наконец сказал он. – Партия ваша. Лебковская, Ахимов – второй состав.
Меня накрыло даже не радостью – нет. В первую очередь я почувствовала именно облегчение, которое растеклось по лицу улыбкой. Он все-таки выбрал меня. Меня! Не успев толком опомниться, я оказалась в крепких объятиях Сашки.
– Завтра вплотную начинаем работу над новой постановкой. Постарайтесь отдохнуть до этого момента.
Не знаю, как другие, но я с трудом сдержала нервный смешок. От выходного дня оставалось не больше половины, а пока доедешь до дома, так и вовсе вечер настанет.
В раздевалке мы с Аленой остались наедине в давящем молчании. Несколько раз я глядела на нее, несколько раз чувствовала ответный взгляд. Глупо, но тут мне неожиданно стало ее жаль. Из-за пресловутой очереди, в которую я ворвалась темной лошадкой, всех потеснив. Ведь если бы не это…
– Хватит меня жалеть, – не выдержав, огрызнулась Алена. – Даже Кифер уверен, что ты сломаешься еще до премьеры. Тогда и разберемся, кому не повезло. Он не хотел тебя на главную партию. Не знаю, что заставило его передумать.
– С чего ты взяла? – спросила я глухо
– С чего? А кто с тобой захочет работать, Огнева? Посмотри в зеркало, ты же конченая анорексичка! Весь театр знает. Думаешь, Кифера не просветили? Он в курсе, Дияра. Не сомневайся.
С этими словами она подхватила сумку и легкой, уверенной походкой вышла из раздевалки.
Ее уверенность и последние слова подействовали на меня так обескураживающе, что я копалась намного дольше обычного. Тело, еще недавно столь легко слушавшееся, перестало подчиняться. И была уверена, что осталась в театре последней. Но когда вышла на улицу, увидела на парковке Кифера около его машины. Несколько секунд я смотрела на него, не решаясь подойти и заговорить о том, что сказала Алена.
Поль уже собирался сесть в машину, открыл дверь, как вдруг обернулся. Мы встретились глазами, и мир остановился. Десять метров расстояния и обстоятельств непреодолимой силы. Но я что-то чувствовала в этом взгляде, что-то новое, непонятное, тревожащее некую темную сторону меня, в которой прежде жило только одно: моя жажда иметь совершенное тело балерины. Я сильнее сжала ремешок сумки и направилась к нему.
– Это правда, что вы не хотели меня на главную партию? – спросила я. Голос предательски дрогнул.
– Правда, – сухо отозвался Кифер и распахнул дверь, обозначая намерение уехать, а не болтать тут с какой-то назойливой мухой. Сразу создалось впечатление, что недавний пристальный взгляд мне лишь померещился.
– Но тогда почему выбрали? Надеюсь, не из-за слов Беспалова? Мне не нужны такого рода подачки! – гордо вздернула я подбородок.
– Я выбрал тебя, потому что ты танцуешь лучше остальных. Меня мало интересует, что у тебя с директором театра или кем-то еще. Это моя постановка, и я решаю, кому могу доверить задумку.
– У меня нет ничего с «директором театра или кем-то еще», – огрызнулась я.
– Спасибо, очень интересная информация. Что-то еще?
Я вспыхнула до корней волос. И как только меня угораздило влюбиться в такого равнодушного типа? Может, это то самое лекарство? Пусть остается со своей Аленой, а я буду просто танцевать… Но только мне стоило взглянуть в его глаза, как сердце снова пропустило удар. И захотелось приблизиться, чтобы проверить, действительно ли его глаза такие черные, как кажутся, или это только тень от густых ресниц?
– Да, еще. Мне очень хотелось бы знать, почему другая танцовщица труппы осведомлена о ваших предпочтениях. Вы планировали взять ее? Вы хотите меня ею заменить? – усилием воли стряхнула я наваждение, мысленно обидевшись на саму себя. Где твоя гордость, Дияра?
– Да, я собирался назначить Лебковскую, – легко признался Кифер.
Боль пробила меня насквозь, а затем разлилась по всему телу. Даже в глазах на мгновение потемнело.
– Отчего же передумали? – спросила я дерзко.
– Считай, что тебе удалось меня убедить.
– Спасибо, очень интересная информация, – возвратила я ему едкие слова.
Сказала – и прикусила губу, чтобы не сболтнуть еще что-то столь же неуважительное. Потому что так разговаривать с хореографом – чистой воды безумие. Злость и ревность, травившие меня с тех пор, как я увидела Кифера с Аленой, так и рвались наружу. По-хорошему, Полю следовало снять меня с партии в тот же миг. Но у него был свой, оригинальный взгляд на допустимое.
И вместо этого он захлопнул дверь машины и подошел ко мне почти вплотную. Меня обдало его теплом и парфюмом. Я уже отклонилась, стремясь покинуть это облако наваждения, и только в последний момент сдержала желание сделать трусливый шаг назад. Алена от Кифера, помнится, не шарахалась. И мне тоже не стоило. Я чувствовала, что это просто проверка. Только вот – какая?
– Дияра Огнева. – Низкая вибрация его голоса отдалась в животе незнакомым доселе трепетом. Я сглотнула. – Думаю, это хорошо, что ты не представляешь, какой силой обладает твой танец. Это не даст тебе зарваться. Но ты неуверенная в себе, нестабильная и сливаешь огромное будущее, доводя себя до необратимого истощения. Ты доказала, что очень хочешь получить партию. Пятнадцать почти безошибочных комбинаций высокой сложности. Браво, Огнева. Теперь удержи ее. Потеряешь хоть сто граммов веса, и вместо тебя выйдет Лебковская.
Я дернулась и нечаянно прокусила губу. Поль, как и все остальные, не понимал, что именно голод – это то, что позволяло мне танцевать комбинацию пятнадцать раз подряд, избегая ошибок. В нем заключалась моя сила. Он делал меня легкой, красивой, сосредоточенной на главном. Он не позволял мне отвлекаться на лишнее.
Я провела языком по губе, стирая соленую каплю крови, и Кифер чему-то покачал головой. Не говоря ни слова, развернулся и забрался в машину.
45 – 07.2020
– Эви, – постучала я в дверь. – Эви, вставай. Уже восемь.
– Иду, – раздалось настолько сонное и невнятное, что я прищурилась и постучала еще раз громче.
Как и думала, выспаться, спасибо Полю, не удалось. Отключилась я, вконец измучившись, около четырех часов утра, и это было всего через час после того, как угомонилась пылкая парочка за стенкой. То есть Эви было плохо. Я-то держалась на адреналине, а у нее стимулов не имелось.
– Предвкушаю, как обрадуется Кифер, когда одна из отобранных солисток опоздает на первую репетицию под его руководством. Мало вчера народу в кордебалет отправилось, да?
Эви я не совсем понимала. Притом что Света уже была солисткой к моменту моего появления в театре, Эви – нет. И ей следовало бы уцепиться на возможность и полностью сосредоточиться на спектакле и новом хореографе, но эта гедонистка и не думала отказываться от «сладкого». И это притом, что в труппе были уверены: у Светки есть перспективы для карьерного роста, у Эви – нет. И тут Кифер. Я глазам не поверила, когда поняла, что мы прошли все втроем.
Раздалась неразборчивое бормотание, мужское ойканье, и вскоре из дверей высунулась абсолютно сонная, растрепанная светловолосая голова Эви. Украшенная черными кругами под глазами. Даже я после ужасного вчерашнего дня, полуночного мытья посуды и тяжелых мыслей о Поле, мучивших меня едва ли не до рассвета, выглядела куда бодрее.
– Дий, а Дий. Я тебя ненавижу, – сообщила голова подруги, тяжело привалившись к косяку.
– Уверена? У меня в заложниках кофе и овсяноблин с фетой, авокадо, лососем и укропом.
– Я передумала.
Я тонко улыбнулась, развернулась и ушла. Миссия выполнена.
Выйдя из реабилитационной клиники, я не придумала ничего лучше, нежели превратить культ голодания в культ готовки – еще один привет из нашего с Кифером прошлого. Таким образом, едва я успела поселиться в этой квартире, как Эви и Света быстрехонько смекнули, что заполучили на свою кухню бриллиант, и подкупили меня, срезав арендную плату на пятьдесят процентов. С условием, что готовка на мне. Я легко согласилась. И не переставала их этим дразнить, вот как сегодня. Всем приятно, когда их ценят.
Прежде чем притронуться к собственному завтраку, я покрутила в руках упаковку прописанных Нестеровым таблеток. В отличие от Эви я понимала, что это, похоже, мой последний шанс подняться. А солистка – это, поверьте, куда лучше артиста кордебалета, выходящего на сцену в любой день и при любой погоде вне зависимости от самочувствия. И получающего при этом гроши. О том, чтобы дослужиться до балерины, я уже не мечтала, но хоть какой-то шаг вверх [балериной называют не всех девушек-танцовщиц, а именно прима-балерин]. Нет, начинай я после балетной школы с самого низа пищевой балетной цепочки, я бы, пожалуй, воспринимала свое положение нормально. Но ведь я не только не начинала с самого низа, я скатилась с вершины, не надеясь вернуться. Даже грядущие неизбежные издевательства Поля Кифера на фоне этого призрачного шанса существенно блекли. Так что, наверное, следовало выпить эту таблетку и работать, ни на что не отвлекаясь. Но тут вмешалась Света:
– Ты же сказала, что в Питере все прошло нормально.
– Так и есть, – отозвалась я нейтрально. В доказательство пришлось убрать пластинку обратно в коробку. – Клянусь, если Эви не выйдет из душа через две минуты, я уйду без нее. Зуб даю, что Кифер не из тех, кто прощает появление на классе тютелька в тютельку.
– Ты заговорила о Кифере, чтобы я не развивала тему про Питер? Мило, – хмыкнула Света. Я поморщилась.
– Я заговорила о Кифере, потому что он козел, к которому лучше не опаздывать.
В этот момент в дверях кухни появился Глеб и разговор пришлось свернуть.
– Садитесь, у нас тут сервис, как в европейском отеле. Номер и завтрак, – попыталась я проявить остроумие, но неожиданно поблекла на фоне соседки.
– Тогда уж как в азиатском. Номер, завтрак и… – поправила меня Светка, и я прыснула. Глеб неожиданно смутился и отчего-то глянул на меня. – Я Света, это Дияра, – невозмутимо сообщила соседка, не имевшая представления о том, что мы с этим парнем уже успели познакомиться.
– Я Глеб, – немного неловко представился парень. Я хмыкнула, не отрывая чашку с кофе от губ. Как заявиться домой к трем танцовщицам балета с намерением поиметь одну из них, так все нормально. А как позавтракать под перекрестным обменом взглядов – так неловко? – Я вас точно не стесню? – уточнил он, рассматривая накрытый стол, а у самого живот заурчал.
– Вы нас стесните, если начнете мяться и мы из-за этого опоздаем в театр, – подсказала Света, придав Глебу нужное ускорение. Тот плюхнулся на стул и с сомнением посмотрел на свою тарелку.
– Когда еще попробуешь пищу балерин? – пошутил он, но откусил и с удивлением покачал головой. – Однако вкусно.
– Приятного аппетита, – проговорила я, втайне гордая собой. Если не сложится с балетом, вернусь в Казань и открою бистро. При условии, что найду необходимые три копейки. Сейчас не было свободной ни одной.
Мне было страшно притрагиваться к еде. Страшно, что из-за Поля болезнь возьмет свое снова. Воспоминания оказались слишком свежи, я даже не ожидала ничего подобного. Но когда откусила кусочек, очень обрадовалась. Никаких панических приступов. Миновало! Аллилуйя.
В этот момент в коридоре Эви громко хлопнула ладонью по выключателю и появилась на кухне в легкомысленном халатике и с тюрбаном из полотенца на голове.
– Ты время видела? – заворчала на нее Света.
– Да я мухой! – возмутилась соседка. – Двигайся… – толкнула она бедром своего кавалера, чтобы усесться с краешка дивана. На шестиметровой кухне четверо взрослых помещались едва-едва.
– Глеб, – напомнил свое имя парень, фыркнув.
– Без обид, Глеб, – хмыкнула Эви и тотчас позабыла о своем пареньке на одну ночь. – Дий, гонорар за шоу вышел хороший?
Такие попытки я уже просекала с лету.
– Отличный. Две пары Gaynor Minden заказала, – невинно заметила я. Эви тотчас скривилась, осознав, что гулянку с размахом устраивать уже не на что. [Gaynor Minden – американская фирма, изготавливающая вроде как долговечные пуанты. Но дорогая].
– Gaynor Minden, – фыркнула Эви. – Ну и запросы у Петербургского кордебалета!
Я замолкла и потупилась. Театр снабжал нас отечественными пуантами, которые я не могла подобрать, сколько ни пыталась. После них мои ноги выглядели так, как показывают на жутких фотографиях в интернете. В Питере привыкла к большему комфорту. Только тут, в Москве, когда вынуждена была встать на эти пуанты, я поняла, как хорошо жила. Это было даже более жесткое столкновение с реальностью, чем стоны Эви за стенкой. Поэтому, едва пройдя испытательный срок и получив небольшую прибавку к зарплате, я заказала себе Gaynor Minden, но стельку взяла, конечно, самую жесткую. Чтоб прослужили дольше. Это не закрыло вопрос полностью, но хоть что-то. А вот девчонки дразнились из-за этого не переставая.
– Просто она чувствовала, что в этом сезоне ей быть солисткой, – отшутилась Света.
– Я бы все же повременила радоваться, – легкомысленно отозвалась Эви, делая большой глоток кофе. – После вчерашнего что-то мне подсказывает, что просто не будет и триста раз все может поменяться.
– Я уверена, что изменения будут. В данный момент Кифер хорошо проучил всех лодырей, отобрав только старательных. Вам придется поднапрячься, если хотите удержать места.
Над столом повисла тишина. Даже Глеб, несведущий в тонкостях жизни артистов балета, почувствовал, что что-то не так, и перестал жевать.
Вот почему я предпочитала Эви. Ей было чуждо высокомерие, в то время как Света не упускала возможности козырнуть тем, чего добилась в сравнении с нами. И мне… нечем было крыть.
Сомнений в том, что я потеряла в технике, быть не могло. В Питере я довела себя до той стадии истощения, после которой тело за недостатком энергии начинает активно сжигать мышцы.
Сейчас я понимаю, как дико, страшно и безответственно вела себя по отношению к собственному организму, своим близким и самой себе. Я действительно рисковала нанести своему здоровью необратимый вред, уверенная, что все так делают, что это нормально, что у меня все под контролем. Но ничто не берется из ниоткуда. Не давая телу питания, я брала, брала и брала взаймы, а теперь отдавала с огромными процентами.
Мышцы уходили стремительно, плюс на реабилитации мне не разрешалось активно заниматься, несколько месяцев в Москве я искала работу. И конечно же, не забываем о наборе веса. Получая ведущую партию, я весила на три-четыре килограмма меньше и оттачивала мастерство в том весе. Соответственно, набрав вес обратно, потеряла прыжок и вращения. То самое злополучное фуэте, которое «сильнее, энергичнее» или что мне там кричал Кифер.
Я все это прекрасно понимала. Однако нервные расстройства зачастую вырастают из слов людей, неспособных контролировать то, что вылетает из их ртов, и не желающих нести ответственность. Не каждый поддастся такому влиянию, это тоже факт, но процент людей в мире, имеющих расстройства пищевого поведения, таков, что задуматься бы стоило. Задуматься – всем.
В том числе и Свете. Увы, общество далеко от этой мысли и не желает меняться.
«Виноват всегда тот, кто заболел», – сказала я доктору Нестерову и не отказываюсь от своих слов. Здесь не может быть вариантов. Ибо последствия именно на том, с кем и так случилось ужасное. Остальные – лишь громкие критики и оценщики, неспособные на сочувствие.
«И вот это я видел в исполнении некогда без пяти минут примы балета? Я еще думал, что тебя засунули в кордебалет из соображений этики, а не техники. Много интересных случаев я видел, но такой откат – впервые».
Не доев свой завтрак, я поднялась из-за стола и направилась в комнату. Было очень неприятно. И страшно, что всплывет правда о Поле Кифере, который за что-то отправил в солистки такую не техничную меня.