– Прекратите! – щёки вспыхивают как факелы, я вырываюсь и отскакиваю от негодяя как можно дальше. – Да что вы себе позволяете?!
А он, оказывается, тот ещё мерзавец!
Засунул мою руку себе в штаны, заставив схватиться за твёрдый, выпуклый бугор.
Вяземский немного приподнимает голову и теперь совершенно бессовестно лапает меня раздевающим взглядом. С видом, будто ему можно всё.
– Вижу, вам уже лучше! – язвлю я, чувствуя прилив раздражения.
Моя ладонь пульсирует, на ней до сих пор ощущается его твёрдость, а от стыда хочется немедленно убежать.
– Виноват, – дерзость в поведении зашкаливает, – сон приснился один… Знаешь какой?
Он со мной на ты.
Это переходит все границы.
– Мне нужно работать, – отворачиваюсь, нервно поправляя на себе халат. – Вы очнулись, это хорошо. Как себя чувствуете?
Я нервно продолжаю дёргать края халата, будто он внезапно стал мне мал. Преследуют ощущения будто я вообще оказалась перед ним голой.
– Эротический, – нагло заявляет, – с тобой в главной роли.
– Так, ну всё! Пойду доложу Павлу Степановичу.
И я пулей выскакиваю в коридор, умирая от жара и стыда. Мчусь не в ординаторскую, а в уборную и умываю лицо холодной водой.
Сюрприз, так сюрприз.
Пациент оказался высокомерным, озабоченным нахалом, думающим, будто он король мира.
Вот это я попала! Неужели он теперь будет постоянно руки распускать?
А эти глаза?
Я впервые увидела его глаза…
В них можно утонуть. Какие пронзительные, хитрые, бездонные. Глубокого, обсидианового цвета. Мне они напомнили глаза ядовитой кобры.
– Варя! – в дверях уборной появляется Оксана. – Ты нормальна, да? Ты почему пациента бросила и бестактно свалила? Он же только после операции очнулся!
– Я… Только на минутку, в уборную. И к Сте…
– Не ври! Тебя уже пятнадцать минут нет на месте, привет от Степановича!
Как пятнадцать минут?
Удивлению нет предела. Слишком глубоко в мыслях погрязла, думая о нём.
– Ты еще здесь? – рявкает старшая медсестра.
– Я как раз поговорить хотела насчёт Вяземского…
– Павел Степанович пять минут назад ушел на операцию, будет часов через шесть.
Ого!
Ладно, напишу ему объяснительную.
– А ты немедленно возвращайся к своим обязанностям или получишь штраф.
Вот стерва.
Огибаю её, сжав кулаки, молча иду в сторону вип зоны.
К нему в палату, как на каторгу…
Только успеваю дверь открыть, в нос бьёт отвратительный запах курева. Блин! Здесь жутко воняет и надымленно, что происходит, пожар?!
Лечу к окну, настежь распахивая, потом к кровати с пациентом, и у меня шок. Всё даже хуже, чем я могла себе представить.
Широко раскинув ноги, левую руку положив под голову, Вяземский беззаботно почивает на кровати, затягиваясь сигаретой.
– Вы с ума сошли?! Курите в палате! Вас только перевели из реанимации, как не стыдно?!
Быстро выхватываю у ненормального бычок, смываю в унитаз в смежной с палатой ванной комнате.
Если старшая узнает, виновата конечно же буду я. За такое и посадить могут, как за угрозу возникновения пожара.
– Курить вредно! – полыхаю от злости, дыша как во время быстрого бега. – Всего пятнадцать минут в отделении, а уже столько от вас проблем!
Ну правда, что за детский сад? Зрелый мужчина, а ведёт себя как тринадцатилетний школьник, у которого начался период полового созревания.
– У меня ломка, сколько я без сигарет? Четыре дня?
Он невыносим.
– Ничего, потерпите.
Мужчина дёргается, пытаясь встать, у меня чуть сердце не останавливается. Благо, срабатывает рефлекс.
– Куда?! Ну-ка лежать! Постельный режим, вставать нельзя!
Со всей настойчивостью давлю на массивные плечи, пытаясь уложить пациента на место, а как будто пру против бульдозера.
От Вяземского пышет жаром и настоящим мужчиной. Этот человек однозначно хорошо сложен, ловок, хитёр, обладает физической силой.
Его личный запах вызывает трепет и волнение. Он пахнет дорогим парфюмом: смесью мускатного ореха, ванили, янтаря.
В сочетании с запахом табака это выглядит смело и дерзко. Он – человек, который не знает границ. Наглость и уверенность – девиз по жизни.
– Ну пожалуйста, лягте, – беспомощно продолжаю давить на твёрдые плечи вниз. – Меня из-за вас накажут.
В какой-то момент кажется, будто я побеждаю и становится вдруг слишком легко. Он плавно отклоняется назад, опускаясь на подушку, я почти испускаю облегчённый вдох, но…
Его пальцы, жёсткие и горячие, цепкой хваткой смыкаются чуть выше сгиба моего локтя.
– Уффф, какая же ты… Горячая… Горячая медсестричка… Рехнуться, ты меня заводишь!
Рывок. Он опрокидывает меня сверху на себя и железно фиксирует, пригвождая телом к телу.
– Ненормальный, не в себе… – голос от ужаса теряю, заикаюсь.
У него рана серьёзная, а ему плевать.
Моё лицо сейчас так катастрофически близко находится к его лицу.
Кончик носа касается его щеки, судорожное дыхание обжигает его губы. Между нами словно проходит мощный раскат электрического импульса. Все системы организма терпят сбой.
– Что за цирк тут устроили, немедленно прекратите…
Мой голос стал тише, в нём прибавилось дрожи. Нахал начал меня трогать везде. Поглаживать и ощупывать. Задирать халат. Самое страшное, я никак не могла на это повлиять. Он намертво меня обездвижил и бесцеремонно распускал руки.
Вяземский будто исследовал моё тело, знакомился с ним. Так нежно… Водил ладонями по плечам и рукам, заскользил вверх, к шее. Тёплая ладонь накрыла сзади мой затылок, сжав с будоражащей властностью.
– Я прошу вас, уберите руки… Это больница, не публичный дом… – бормотала что-то, не в силах сконцентрироваться на смысле сказанных слов.
Я смотрела на губы Вяземского, и не могла от них оторваться. Будто зависла. Сломалась. Испортилась. Мои мысли были где-то там, далеко-далеко, но точно не в нашей вселенной.
Он поймал прядь моих волос, пропустив через пальцы, поднёс к лицу, жадно понюхал.
– Чистый экстаз…
Где-то в нижней части живота остро кольнуло и сладко затрепетало. Мои бёдра приподнялись. Что-то выросло между нашими телами, то, что теперь мешало нам лежать, упираясь твёрдым концом в мой живот.
– Тебя зовут Варя?
Поднёс указательный палец к моим губам.
Я застыла. Замерла, как перед падением в бездну…
Илья Вяземский прикоснулся подушечкой пальца к моим губам, порочно очертил их контур, продолжая смотреть на меня с властью и манерой собственника.
– Кто вам сказал?
Я не могла резко соскочить с него, я боялась сделать неловкое движение и задеть рану. Есть большой риск, что откроется кровотечение.
Он просто дурак… Дурень, который отходит от наркоза и на фоне этого немного сошёл с ума, накинувшись на меня как зверь.
– Не знаю кто. Я просто знаю, ты Варя. Вот и всё.
Коснулся пальцами щеки, погладив.
Я почти заплакала от того, как мне вдруг стало приятно. Он гладил меня слишком нежно…
Меня давно никто так сладко не ласкал. Тётя меня не любила, племянники обзывали и били, я росла без любви и ласки с тринадцати лет и не смогла научиться открываться людям.
А он…
Он как глоток чего-то безумного и изумительного.
Он – мой сладкий сон.
Который может стать обманчивым кошмаром и погубить…
Чуть прищурился, всматриваясь глубинно, прошептал:
– Ты мне снилась! Я видел тебя во сне, девочка, ты спасла мне жизнь.
– Ясно, это вы видели в бреду. У вас был геморрагический шок и большая кровопотеря.
– Ты сидела сверху на мне, стонала и ритмично двигалась…
– Ох нет! – лицо вспыхнуло краской. – Это же был непрямой массаж сердца!
– Я помню твои золотистые волосы и ясные глаза. Ты понимаешь, что ты мне в душу запала? Ты теперь мой ангел, спасший мне жизнь…
Тёмная вязь на дне глаз озаряется бриллиантовой вспышкой. На упругих мужских губах появляется ухмылка.
– А ты красивая. Милая ты. Солнечная какая-то… Зацепила. Мёртво.
Сжимает волосы в кулак до сладкой боли у корней, сейчас он меня поцелует. Неужели правда поцелует?!
– Когда трогаю тебя… Охуенно мне становится… Тепло очень, вот здесь… Там, где дыра теперь… В сердце.
Его губы, упругие и бледно-алые, уверенно движутся к моим губам и почти с напором накрывают, как вдруг раздаётся мелодия звонка. Ситуацию спасает звонок, поступивший на телефон пациента, лежавший на прикроватной тумбочке.
Вяземский выругался и ослабив хватку, отвлекаясь. Слава богу!
Я быстро, но аккуратно с него слезла, немедленно заглянув под повязку.
Там всё было хорошо, к счастью. Краем уха случайно услышала голос из динамика, принадлежавший мужчине.
– Хорошо, что очнулся… Но ты должен отчитаться ему о делах. Прямо сейчас.
Вяземский заметил, что я застыла и грею уши. Его взгляд в миг изменился, наполнился холодом. Он глянул на меня уже совершенно иначе и грубо произнёс:
– Выйди.
Колкие мурашки пронеслись вдоль позвоночника, улавливая опасную энергетику. Я не стала испытывать судьбу, и, не сказав больше и слова, покинула палату.