Несколько лет назад
– Варя! Где тебя носит??! Там парня привезли с пулевым! Шевелись!
Я задремала прямо за столом, заполняя истории болезней пациентов, когда в ординаторскую влетела Машка.
– Состояние тяжёлое, большая кровопотеря, быстро в операционную! Рук не хватает!
Срываюсь. Чуть не спотыкаюсь о ножку стула, первые три секунды, не понимая за что хвататься, ведь я новичок. Только месяц назад выпустилась, а тут случай на грани жизни и смерти.
Сегодня моё первое дежурство и я, честно сказать, выжата как лимон. Не думала, что быть медработником так тяжело… Я всего лишь хотела исполнить мечту родителей в честь их светлой памяти – стать медиком, заниматься благородным делом, спасая жизни людей.
Родители погибли, когда мне было тринадцать лет, опеку надо мной взяла тётка Лиза. Но у Елизаветы Юрьевны своих трое, я всегда чувствовала себя лишним грузом. Тётка возилась со мной только ради денежного вознаграждения в виде социальных пособий.
– Готовим операционную, живо!
Павел Степанович Стрельников, главврач хирургического отделения, уже несётся в сторону операционной, на ходу скидывая с себя халат, чтобы заменить его на стерильную робу.
Не проходит и трёх секунд, из глубины коридора раздаются звуки дребезжания, в поле зрения появляются две вытянутые тени.
Санитары на каталке в темпе ввозят в отделение пострадавшего. Уже издали я заметила, что это мужчина. Внушительного, крепкого телосложения. Брюнет. С огромным красным пятном на груди…
– Варя, твою мать! Ну чего встала столбом, помогай!
– Да, б-бегу…
Я следую за каталкой, но сама едва передвигаю ногами, впав в прострацию. Не понимаю, что делать, за что хвататься.
– Перчатки надела? Садись на него сверху!
– Что?!
– Залезай, говорю! Откачивай парня, мы его теряем!
Боже. Боже. Боже.
Выброс адреналина максимальный, я собираюсь с силами и запрыгиваю на каталку, приступая к исполнению реанимационных мероприятий.
– Хорошо, молодец, продолжай! Почти на месте!
Распахиваю на нём рубашку. Несколько ритмичных нажимов на грудь. Под кожей чувствуются мышцы, напряжённые, полные сил. На ощупь как раскалённая сталь.
– Так держать, Варя! Крепко рану зажми, через минуту начинаем.
Над головой вспыхнули яркие лампы. Пока Павел Степанович заканчивал последние приготовления, я ни на секунду не могла отвести взгляда от мужчины.
Прямой нос, острые скулы, подбородок покрыт щетиной. Черты лица жёсткие, но выразительные. Будто высечены из камня.
Очень красив…
По-особенному, по-мужски.
Этот мужчина был внушительного размера, мускулист, подтянут, но весь в крови… Его белую рубашку почти полностью пропитала алая жидкость.
– Всё, Варя, слезай. Быстро переодевайся, возвращайся в зал.
На ватных ногах, кое-как спускаюсь с каталки, глядя на свои руки. Теперь они тоже в крови… В его крови.
– Но я…
Павел Степанович словно мысли мои читает, перебивает:
– Других поблизости нет, сегодня ты будешь мне ассистировать.
Распахиваю дверцы балкона, выхожу на воздух. Делаю глубокий вдох полной грудью и выдох, расслабляюсь.
До восхода солнца осталось меньше пяти минут. Это была кошмарная смена. Адская. Я её на всю жизнь запомню, как свой первый серьёзный профессиональный опыт.
Ад закончился двадцать минут назад… Неужели? А я только сейчас более-менее опомнилась, ведь мне казалось эта напряжённая ночь длится уже целую вечность.
У него два раза останавливалось сердце, но мы не сдавались… Сейчас опасность миновала, операция прошла успешно, по прогнозам будет жить.
Даже представить себе не могла, что это так сложно, что реалии в стократном размере далеки от моих фантазий.
Оказавшись в операционной, где каждая секунда на вес золота, только тогда ты понимаешь, как тяжело быть врачом и как много уважения заслуживают представители данной профессии.
Утренний воздух был насыщен свежестью и прохладой. Бодрил. Я выскочила на улицу в одном тонком халате, но сейчас не чувствовала холода. На эмоциях.
Я думала о мужчине не переставая… У меня у самой будто сердце останавливалось, когда что-то во время операции шло не так.
Зацепил он меня чем-то. Вот с первого взгляда глянула на него и пропала.
Душа рвалась на части, когда я смотрела на незнакомца, даже когда касалась… И линия кардиографа поразительно взметалась вверх, всякий раз, когда у нас с ним случались контакты.
– Молодец, Варя.
Вздрагиваю, слыша прямо за своей спиной голос главврача. Давно он тут стоит?
– Неплохо для первого раза. Весьма. Даже в обморок не грохнулась, – усмехается, закуривая.
– А… спасибо, – улыбку на губах выдавливаю, продолжая рассматривать крыши жилых домов, над которыми уже пробиваются первые лучи солнца.
А потом Павел Степанович протягивает мне сигарету и даёт прикурить. Хуже всего, я не отказываюсь.
Чёрт возьми, я курю! В первый раз пробую. И делаю всё на автомате. Мой организм испытал сильный стресс, наверно мне действительно это необходимо.
– Первый раз всегда страшно, а потом привыкаешь.
– Больше всего я не крови боялась, а потерять пациента…
– Понимаю, но мы врачи, а не боги, иногда случаются ситуации, когда мы бессильны. Даже, если выкладываемся на максимум. С сегодняшним случаем повезло. Ситуация была критической.
Мои пальцы трясутся, когда я подношу сигарету к губам, делая первую затяжку. Выдыхаю дым и закашливаюсь.
– Этот мужчина, он такой молодой…
И красивый.
Жить и жить ему.
– Что с ним произошло?
Степаныч затушил окурок, резко повернулся ко мне, глянув мрачно, исподлобья.
– Вяземский.
Только услышала эту фамилию, уже мурашки по всему телу.
Ему подходит. Сильная, благородная. И он, я уверена, человек непростой, высоких кругов.
– Илья Вяземский. Отныне он твой пациент. Глаз с него не спускай и выкладывайся на максимум.
– Что? – оторопела.
– Будешь ухаживать за ним и следить, чтобы господину Вяземскому было во всём хорошо и комфортно.
Господину?
Ничего себе…
– Он серьёзный человек, Варя. Очень серьёзный, – предупреждающе шепчет Степанович, будто чего-то боится. – У него большой бизнес и связи. Нельзя переходить таким людям дорогу, запомни мои слова. Сделай так, чтобы Илья Сергеевич остался доволен.
– Поняла.
Сжала пальцы в кулачки, меня окутало ещё большее волнение.
– На него было совершено покушение, но это уже не наше дело. Вообще, не следует совать нос туда, куда следует. Теперь иди, Иванова, отбой. Даю отгул до завтра, завтра в шесть утра как штык в реанимации, приступаешь к своим обязанностям.
Что был выходной, что его не было…
Он пролетел на одном выдохе, и вот я снова здесь, перед палатой Вяземского – самого значимого для всей клиники пациента.
Три дня пациент провёл в реанимации, но даже там я не отходила от него ни на шаг, как велел Павел Степанович. Меня даже освободили от других обязанностей, велев заниматься только им, что, в общем-то, было хорошо.
Вяземский еще не пришёл в себя, он отдыхал. На четвертый день его перевели в одноместную палату класса люкс для обеспеченных клиентов.
– Он крепкий орешек!
Прогуливаясь по коридору, услышала голос Степановича. Притормозила, осторожно выглянула из-за угла, увидев начальника и ещё одного незнакомого мужчину, стоявшего ко мне спиной. Они о чём-то увлечённо беседовали. Я догадалась, речь идёт о моём пациенте.
А это ещё кто?
Я видела незнакомца со спины, но в глаза бросился его бритый под ноль затылок и поджарое телосложение. Он был сильным и заряженным. Типом, вызывающим лично у меня, настороженность и желание как можно быстрей пройти мимо.
– Идет на поправку. С абсолютной уверенностью говорю, жизнь Ильи Сергеевича вне опасности!
Здоровяк хлопнул Степановича по плечу, затем незаметно протянул пухлый конверт.
– За старания.
Я юркнула обратно за угол, развернулась и поспешила дальше по своим делам.
Нужно помнить о словах Степановича – не стоит совать нос туда, куда не следует. Я должна выполнять свою работу, всё остальное меня не касается. Мне нужны деньги, чтобы оплачивать комнату в общежитии и на что-то жить. Наконец я съехала от тётки Лизы и стала обеспечивать себя сама.
А сейчас я направлялась к Вяземскому, чтобы сделать ему перевязку.
Боже, мне опять придётся увидеть мускулистого красавца!
Это какое-то испытание для бедной, незамужней, молоденькой медсестры…
«Хоть бери и делай с ним всё что хочешь. Он сейчас беспомощен, как новорожденный котёнок».
С радостью бы выкрикнула моя тёмная сторона, но я девочка скромная.
И вообще, я давала клятву, что между пациентом и врачом не может быть ничего личного.
Берусь за дверную ручку, чуть медлю. Сейчас я снова увижу его… И хотя прошло уже четыре дня с момента нашей первой встречи, моё тело, моя душа продолжает слишком неравнодушно реагировать на Вяземского.
Он пациент… Всего лишь пациент! Я должна относиться к нему как к работе, профессионал я, в конце концов, или как?
Да я уже стольких мужиков голых перевидала на практике, была уверенна, у меня выработался иммунитет.
Вот именно, Варя, так что вперёд! С песней, к успеху!
Подбодрив себя, дергаю дверь, вхожу. И…
Все мысли из головы испаряются, когда глаза видят мужское полуобнажённое тело, раскинувшееся на больничной кровати.
Сглатываю.
Но он – это другое…
Он каким-то образом стащил с себя одеяло, откинув в сторону. Может уже приходил в себя, пока меня не было, а может рефлекторно во сне это сделал. В любом случае, хороший знак. Вяземский идёт на поправку.
А сейчас он спит. Лежит неподвижно в расслабленной позе с закрытыми глазами и чуть распахнутыми губами.
Подхожу ближе, глядя на его лицо.
Оно у него твёрдое, волевое, я бы даже сказала грозное, и нет там ничего тёплого, но почему оно притягивает? Завораживает. С первого взгляда. Заставляет сердечко в груди дрогнуть, сладко сжаться.
Тряхнула головой, заставила себя сосредоточиться на работе. Если буду витать в облаках, меня уволят.
Первым делом, проверила капельницу, внесла в журнал показатели приборов и приступила к осмотру повязки.
Прикасаться к моему вип-пациенту всегда очень волнительно… Вот от этих чувств уже никуда не деться.
Моё лицо всегда заливается краской и жаром, когда я отодвигаю в сторону одеяло, оголяя совершенный торс, и робко касаюсь ладошкой смуглой кожи, под которой бугрятся канаты мышц.
Натренированный. Накачанный. Следит за собой.
К нему приезжают какие-то люди в чёрных костюмах и передают личные вещи. Видно, что импортные, наивысшего качества.
Я делаю всё максимально нежно и осторожно. Наверно, я сама получаю от этого восторг, когда прохожусь стерильными салфетками по телу мужчины, задержав дыхание.
Мне кажется, я прикасаюсь к иконе. Я будто впервые в жизни вижу воочию знаменитость, сошедшую с обложки самого топового журнала.
Боже, это действительно так!
– Да… Потрогай меня ещё…
Дёрнулась, когда на моём тонком запястье вдруг резкой хваткой сомкнулась сильная мужская ладонь.
Он очнулся!
Но глаза мужчины пока были закрыты. Он словно пробуждался и видел какой-то весьма приятный сон.
Вяземский провёл по своим губам языком, я зависла над этим жестом. Залюбовалась им…
– Не здесь, малышка.
Впервые услышала его голос…
Он низкий, с хрипотцой. Опасно-сексуальный. Мурашки хлынули вихрем.
Я часто представляла себе две вещи: как будет звучать его голос и какого цвета у него глаза, когда он очнётся.
И то, и то меня не разочаровало.
– А тут.
Он сбивает меня с толку и застаёт врасплох.
Вяземский нагло опускает мою руку к своему паху и засовывает под резинку спортивных штанов.