Если доверять библейской хронологии и принимающей ее христианской традиции, учение об Империи и Вселенском царстве в контексте средиземноморской цивилизации сложилось в период Нововавилонского царства. Поворотным моментом в классической редакции этого учения была расшифровка пророком Даниилом сна Навуходоносора[1]. В этом сне Навуходоносор видит гигантскую статую, которая интерпретируется Даниилом как видение Империи во всем ее историческом объеме – от истоков до ее падения в конце времен. И в дальнейшем традиция оперирует именно с этим синтетическим образом, сохраняющим свое значение вплоть до самого последнего времени (поскольку исторически Империя сохранилась в той или иной форме до XX века, а в особом толковании и преломлении есть и сейчас).
В этой классической версии – от Навуходоносора до эсхатологической точки «омега», завершающей имперский цикл, – также есть свои этапы и разделы. Во-первых, в Четвертом Царстве (Римском), соответствующем железным ногам статуи, происходит христианизация Империи, делящая всю историю на до и после Константина Великого (на рубеже III и IV столетий). После мы имеем дело с христианским толкованием Империи и ее особой онтологией (и политической эсхатологией). Следующим водоразделом становится разделение Империи на два центра при Карле Великом в самом начале IX столетия, что нарушает принцип единственности, неразрывно связанный с вселенским масштабом. Отныне можно прослеживать ее судьбу как по линии Востока (Византия и Московское Царство, Третий Рим), так и по линии Запада (Каролинги, Оттоны, Штауфены, Габсбурги). И наконец, в переходный период от Средневековья к Новому времени возникают новые – экстравагантные версии имперской идеи, предвосхищающие колониальный империализм европейских национальных государств. Даже некоторые секулярные политические тенденции Нового времени – от Наполеона до американской гегемонии или глобализма – могут быть идентифицированы как предельные стадии искажения все той же имперской идеи, а, точнее, ее симулякры.
Но отсчет классической версии истории Империи (по крайней мере для христианской цивилизации) следует вести от Нововавилонского царства и комментария пророка Даниила на сон Навуходоносора. При этом очевидно, что с учетом традиций Месопотамии, где и происходило толкование сна Навуходоносора и сложилась самая общая формулировка учения об Империи, существовала традиция, уходящая вглубь времен как минимум во времена Ассирии, но скорее всего и глубже, в Старовавилонское царство Хаммурапи, и еще ранее – в Аккад Саргона и вплоть до мифических царей Шумера, в частности к образу пережившего потоп правителю мира – вселенскому монарху Зиусудры (на аккадском «Ут-Напиштим»). Этот месопотамский контекст до Нововавилонского царства Набопаласара можно назвать «предысторией Империи».
Еще одной важной линией в становлении этой теории следует признать часто упускаемый из виду иранский фактор, поскольку метафизика и эсхатология Империи в иранской традиции уходит корнями в эпоху Авесты, намного более древнюю, чем Мидийское царство и более поздняя Ахеменидская династия (Второе Всемирное Царство, по Даниилу). Маздеистско-зороастрийское учение о Монархии Света отчасти вошло в классическую средиземноморскую версию и в позднеиудейское и в еще большей степени христианское мессианство и отчасти сохранило свою автономию – вплоть до Парфянского царства, Сасанидов и даже, косвенно, шиитского Ирана (от Буйидов до Сефевидов и сегодняшней Исламской Республики Иран).
Кроме того, при изучении темы Империи следует учитывать еще несколько факторов.
Первый – самый общий. Кроме классического средиземноморского варианта Вселенского Царства (сон Навуходоносора и его толкование Даниилом) и иранской Монархии Света, в самых разных традициях – и пересекавшихся, и не пересекавшихся с цивилизацией Средиземноморья, – мы видим сюжеты, во многом аналогичные, которые также ставят в центре повествования аналогичную идею и фигуру того, кого можно назвать «Царем Мира»[2]. Часто они имеют целиком мифологический характер, но вместе с тем предопределяют архетипические структуры, явно различимые в самых разных политических и религиозных нарративах – средиземноморских и не только.
В некоторых случаях мы имеем дело с историческим воплощением имперского комплекса, связанного с архетипом «Царя Мира» и во многом аналогичного средиземноморской версии (независимо от того, допускаем ли мы возможность прямых взаимовлияний или исключаем ее). Таковы Китайская Империя, некоторые политические представления буддизма и индуизма, Империи Нового света (прежде всего древних майя, ацтеков и инков), а также ряд более локальных, но метафизически внушительных политий Турана, Индокитая, Индонезии и доколониальной Африки.
Отдельно мы кратко рассмотрим проблему сакральной политической власти в исламе, где изначально она полностью отвергалась, но постепенно дала о себе знать и в этом совершенно специфическом политико-религиозном контексте.
В нашей работе мы попытаемся дать обзор всех этих явлений, связанных с имперской идеей.
В первой части мы обращаемся к метафизической идее Вселенского Царства и архетипу Царя Мира в различных культурах, религиях и мифологиях. Здесь речь пойдет о фундаментальной онтологии Империи как особого пласта бытия, расположенного между Небом и Землей, в особом духовном измерении. Царь Мира пребывает в абсолютном центре реальности и как как геометрическая точка не имеет прямого телесного воплощения, являясь, тем не менее, главным конструирующим элементом политического пространства. Царь Мира может целиком относиться к мифу и религии, но может иметь своим воплощением фигуру реального сакрального правителя и замещающую его фигуру.
Отталкиваясь от философии традиционализма (Р. Генон, Ю. Эвола), мы проанализируем образы Царя Мира в символической фигуре Мелхиседека или короля Грааля, которые можно принять за максимально обобщенную формулу архетипа Вселенского Правителя.
Мы предлагаем масштабировать политические манифестации Царя Мира и его особого Царства, относящегося к промежуточному (между Богом и людьми) пласту онтологии, согласно трем типам:
• огромные полноценные Империи (средиземноморские – от Нововавилонского Царства до Рима через Ахеменидов и Александра Великого, Китайскую Империю, Империю Чингисхана, индийскую Империя Гуптов и т. д.);
• сакральные монархии регионального масштаба (Япония, индокитайские и индонезийские монархии, государства майя, ацтеков и инков в Новом Свете и африканские локальные Империи, такие как Ашанти или Мали, и т. д.);
• архаические общества с институтом совершенно лишенных власти, но тем не менее признаваемых священными фигурами племенными «Царями Дождя».
Эти три уровня имеют общую гомологичную структуру особой политической теологии Империи, варьирующейся от грандиозных политико-философских и религиозных систем до рудиментарных архаических экстатико-жертвенных культов.
Во втором разделе мы изложим учение об Империи таким, каким оно представлено у пророка Даниила и как его восприняла средиземноморская цивилизация второй половины первого тысячелетия до Р. Х., а вслед за ней и христианская традиция. Особое внимание мы обратим на эсхатологическую функцию Империи, представляющую собой космические часы, откладывающие время, оставшееся у человечества до конца времен. Здесь ясно различимы черты политической эсхатологии, тесно связанные с имперской идеей.
Здесь вначале предпримем экскурс в историю Месопотамии и проследим, как имперская теория формировалась в глубокой древности, начиная с Шумера и Аккада.
Далее мы рассмотрим в общих чертах историю Четырех Вселенских Царств, от халдейской династии Вавилона через эпоху Ахеменидов и диадохов вплоть до создания Римской Империи и момента ее христианизации.
Здесь же мы предпримем экскурс в историю появления Царств у древних иудеев, которые позднее окажут существенное влияние на христианское толкование и собственно Империи, и более узких форм сакральной монархии.
В третьей части мы перейдем к рассмотрению христианской Империи от Константина до конца Средних веков. Здесь архетип Царя Мира и представление об особой онтологии Империи обретет свое максимально концентрированное выражение в фигуре Катехона, «Удерживающего» из Второго послания святого апостола Павла к Фессалоникийцам. Христианский Император истолковывается здесь как мистико-религиозная эсхатологическая фигура, препятствующая приходу Антихриста и наступлению конца времен. Мы проследим в общих чертах филиацию имперской функции в православном и католическом контексте. Православная линия Translatio Imperii представляет собой непрерывную цепь от Константина Великого до последнего византийского Императора Константина XI Палеолога и далее – по учению Русской Церкви – к Московскому Царству и династии русских Царей[3].
Западная линия начинается с самовольного провозглашения себя Императором каролингским королем Карлом Великим, переходит от него к его потомкам, затем к династии Оттонов, от них к Гогенштауфенам и, наконец, к Габсбургам, последним носителям этого статуса. Мы рассмотрим теорию императорской власти в учении гибеллинов и гвельфов, а также представления о нормативном статусе Церкви и политических институтов в христианском мире у Блаженного Августина и у большинства римских пап (теория «Дух Градов»).
Дополнением к этой проблематике станет обзор сакральной политической теологии и эсхатологии монофизитской Эфиопской Церкви и эсхатологической функции эфиопской династии Соломонидов.
В четвертой части мы рассмотрим трансформации Империи в Новое время.
Здесь мы обратимся к антиимперской направленности самой политической теологии, утвердившейся в Европе c конца Средневековья по мере распространения научной картины мира и протестантской Реформации, подрывающих саму онтологическую подоплеку имперской идеи. Конец Средневековья в Европе не случайно совпал с концом Империи или, по крайней мере, с ее существенным ослаблением.
Мы рассмотрим две линии преемственности Империи – в лице Российской Империи и Империи Габсбургов, которые последние века существовали в сочетании с элементами идеологии Нового времени (материализм, научное мировоззрение, буржуазные отношения, секуляризация и т. д.). Эта качественная модернизация Империй, уходящих корнями в традиционное общество, не могла не сказаться на их сути. Так по мысли русских старообрядцев в эпоху раскола, совпавшую с активной модернизацией и вестернизацией русского общества, произошел обрыв священной миссии русских Царей – правителей Третьего Рима. А последующие этапы правления династии Романовых были «узурпацией» трона «слугами Антихриста». Новообрядцы же полагали, что преемственность Катехона сохранилась и в Российской Империи, на что практически не обращали внимания в XVIII веке, но что снова стало значимым фактором в консервативной мысли XIX века (прежде всего благодаря славянофилам) и превратилось в религиозно-политическое учение у русских монархистов века ХХ, получив окончательное оформление после падения монархии в России и убийства последнего Царя Николая II Романова и став церковно-политическим учением в Русской Православной Церкви Заграницей.
Мы также прослеживаем последний этап истории Империи Габсбургов, когда тенденции модернизации все более и более аффектировали политическую теологию Империи.
В заключительной, пятой, части мы разберем симулякры Империи, сложившиеся в Новое время и не имеющие прямой филиации ни с Византией, ни с западной Империей. Этот тип политических теологий, в которых легко можно различить классические черты Империи и фигуры Царя Мира, на сей раз помещены в новый идеологический контекст, порывающий с древней традицией. Именно поэтому к таким теориям применим термин «Пятая Империя», который впервые мы встречаем в Португалии в связи с фигурой короля Себастьяна. «Пятая Империя» – это парадокс, так как традиционное учение признает только четыре Вселенских Царства, которые являются четырьмя фазами бытия одной и той же Мировой Империи. Когда падает Четвертое Царство (Рим), кончается мир. «Пятая Империя» – парадоксальный концепт, не просто переносящий миссию Империи на нового субъекта и тем самым продлевающий ее линию преемственности (как в случае «Москвы – Третьего Рима»), но утверждение Империи по ту сторону Империи, то есть там, где ее принципиально не может быть. Поэтому мы называем разновидности теорий о «Пятой Империи» – от Британской Империи Тюдоров и галликанской политической теологии до «Пятой Монархии» крайних английских протестантов эпохи Кромвеля, голландских коллегианистов и иудейских последователей псевдомессии Саббатаи Цеви – симулякрами Империи. Не все эти явления равнозначны, но в некоторых явно проглядывают черты Анти-Империи, Империи наоборот, которая в классической интерпретации более всего соответствует «царству Антихриста», Великой Пародии (Р. Генон) или символизму «глины», о которой упоминается во сне Навуходоносора.
Все эти части совокупно можно рассматривать как своего рода краткую энциклопедию Империи, полезную для широкого круга историков, религиоведов, политологов, социологов и антропологов. Каждый раздел и даже более мелкие деления – главы и подглавки – подлежат более детальному развитию, но сделать из малой энциклопедии большую является задачей, которую мы охотно делегируем следующим поколениям ученых, заинтересованных в развитии имперских исследований.