Финансовый отдел располагался в подвальном этаже. Капитан Пряничный неторопливо шаркал по коридору и выворачивал шею, бросая многозначительные взгляды на портфель Буглакова. Он подбрасывал связку ключей в одной руке, а пальцами второй яростно скрёб затылок.
В конце концов Буглаков не выдержал. После очередной встречи ногтей Пряничного с дряблыми складками кожи, раздражённым голосом спросил:
– Вшей гоняешь?
– Лень смеяться, – охотно отозвался Пряничный. – Выглядишь, как бухгалтер из захудалого колхоза. Хотя, что тут сказать: сильна в тебе деревня, клещами не вырвать.
Буглаков словно на стену наткнулся. Вцепился Пряничному в плечо, рванул к себе.
– Ну-ка, повтори… – он скрипнул зубами.
Тот стряхнул его руку, прищурился:
– Вы мне что, капитан, угрожать вздумали?
Буглаков мгновенно осознал, что рапорт от этой сволочи гарантированно оставит его в стране. Плюс служебное расследование, идиотские вопросы у психолога Куницкой со всеми вытекающими и, как следствие – пинок под зад из органов.
С Веркой, то есть, с Верой Павловной Куницкой, у него давние счёты, и виной всему, как он считал и продолжает считать, именно эта дрянь. История и вправду вышла мерзкая. Широкой огласки она не получила, но всё-таки изредка всплывала, просачивалась между кабинетами ехидными смешками и скабрёзными намёками. Так что новое столкновение с психологом после того гадкого скандала было равносильно торжественному вручению «волчьего билета». Тут не только приятная во всех отношениях служба полетит под откос – тюремной баланды можно хлебнуть по самую макушку.… Новенький «SONY» с великолепными характеристиками, мечта любого, кто хоть чуть-чуть разбирается в качестве изображения. Буглаков неделю не мог насладиться фактом обладания этим устройством. Он частенько вставал посреди ночи, присаживался на корточки перед огромной панелью и заворожённо смотрел в отражение уличных фонарей в чёрной глубине стекла. Приобретение было стоящим, что и говорить… И вот в это единение с чудом инженерной мысли вмешалась именно любвеобильная Верка Куницкая.
– Елозишь всю ночь не там, где должен! – вскинулась она с дивана чудовищным белым привидением. – Импотент хренов!
А потом… потом она запустила в него бутылкой. Среагировать-то он успел, втянул голову в плечи… Ту ночь, когда шикарный экран брызнул во все стороны осколками стекла, капитан запомнил на всю оставшуюся жизнь. Уничтожив любимую составляющую его холостяцкого быта, Куницкая превратилась в злейшего врага. Одно упоминание её имени выводило из себя, и что было самым обидным, исключая астрономическую сумму всё ещё непогашенного кредита, так и припечатать психолога каким-нибудь компроматом пока не получалось. И с каждым днём ненависть полыхала всё жарче, туманила разум, ожидая своего часа…
– Замнём, а? – виновато буркнул он. – Что-то накипело после беседы с бывшим начальством.
– Нервный ты, – хихикнул Пряничный. – Смотри, спалят тебя за кордоном на раз-два, а собранные грибы и шишки, как отвлекающие от разведки предметы, отправят в желудок без термической обработки. К тому же портфель этот… Ладно, остынь. Портфель как портфель.
Он дёрнул себя за погон, проверяя, крепко ли тот держится после хватки Буглакова. Затем вяло махнул рукой и развернулся в прежнем направлении. Теперь Пряничный не шёл – шествовал, одновременно почёсывая зад под кителем.
Буглаков поплёлся следом, страстно желая вогнать носок ботинка между толстых ягодиц.
Уже в кабинете, когда за спиной щёлкнул замок, Пряничный развернулся и в упор спросил:
– У тебя какие мысли?
– По поводу чего?
– Не чего, а кого. Этой… Асты Таболич.
– Никаких, – коротко ответил Буглаков. Мыслей у него было полно, но желания без особой необходимости молоть языком не испытывал – не хватало ещё на прослушку напороться. Он отрицательно мотнул головой: – С какой стати я должен о ней думать?
– Не скажи, – ухмыльнулся Пряничный. – Всё-таки теперь она – враг.
– А мне какое дело. Не она, так другая. Кругом враги, – отмахнулся Буглаков.
– Вот встретишь её за кордоном… – Пряничный причмокнул и закатил глаза. Казалось, его буквально распирало желание поговорить о сбежавшем за границу капитане Таболич. – Я бы её…
Буглаков подбоченился, выставил вперёд подбородок:
– Да ну?
Впрочем, он его понимал – была бы там какая-нибудь… Совершенно некстати перед глазами вновь возникло рыхлое тело Куницкой. Он передёрнулся.
Пряничный не отставал:
– Вот ты мне объясни: как так? Сидел себе сидел и вдруг – бац! Ну, майора точно дадут. Хотя, кто их, генералов, знает. Тебя ведь к оперативной работе не готовили. Так что, смотри, на буржуйские соблазны не поддавайся, а то… Бабах, и всё!
– Что всё?
– Ни родины, ни флага.
Намёк был настолько прозрачным, что Буглаков не удержался. Сквозь зубы шёпотом объяснил, что, по его мнению, выбор пал на неподготовленного сотрудника, потому что из тех, кто был в курсе всех деталей разработки по Хромому, никого в живых не осталось. Вообще-то и начальство, то, что прямо под генералом, тоже сильно поредело. А то, что пережило чистку рядов, сейчас было по уши в каких-то сложных и нервных разборках, непонятных простым смертным. Так сказать, старалось соответствовать «правильному курсу», а, как показывает практика, угадать его не так-то просто.
Пряничный удивлённо таращившийся на него на протяжении этого сбивчивого монолога, что-то проворчал себе под нос и хлопнул на стол ведомость.
– Пусть заткнут свои пропагандистские лозунги в одно место, – подвёл он итог откровениям Буглакова. – Все должны работать профессионально, не подвергая бессмысленному риску жизнь подчинённых.
– Мне деньги и пакет передать надо, – возразил тот. – И ничего больше!
– Святая простота, – Пряничный в очередной раз поскрёб затылок. – Для каждой работы свой инструмент, а оперативник из тебя, прямо скажем, такой же, как из меня папа римский. Так что всё ещё страшнее, чем ты мне тут пытаешь представить.
В кабинете стало тихо, только под столом шумели лопасти теплового вентилятора, лениво гоняя затхлый воздух.
После непродолжительной паузы Пряничный достал из сейфа металлический ящик, открыл.
– Помолчим лучше, – угрюмо предложил он. – Гонорар считать будем.
Буглаков удивился:
– Наличными?!
Пряничный промолчал. Старательно сопел, пересчитывая банкноты. Через пару минут закончил, с силой вогнал руки в карманы, вывернул наизнанку:
– А банковским счётом теперь наша беглянка распоряжается.
– Ничего себе…
– Думаешь, почему её не прикончили, пока в стране была? Хромой спас? Да ни хрена подобного! Здесь никто не понимает, каким образом ей удалось провернуть такое дело и переписать себя единственным владельцем счёта.
Буглаков внезапно охрип:
– Много там?
– Завод построить можно. И не один, судя по всему. Так что все стоят на ушах. А если узнает этот… – Пряничный ткнул пальцем в потолок и притих.
Несколько долгих секунд они молча смотрели на портрет президента, а тот в ответ выкатывал глаза, налитые кровью. Буглаков поёжился и испуганно оглянулся на дверь. Пряничный проследил за его взглядом, вновь поскрёб затылок и решил завтра же проверить кабинет на наличие «жучков», – так, на всякий случай.
– Подпиши, – ноготь подчеркнул нужное место.
Буглаков непроизвольно сглотнул, склонился над ведомостью с единственной строчкой над своей фамилией. Он даже перевернул лист бумаги с жирной фиолетовой печатью и проверил его девственную чистоту с обратной стороны. И, прежде чем оставить подпись, трижды внимательно пересчитал нули в сумме.
Пряничный подул на чернила и издал какой-то странный вздох – то ли сочувственный, то ли скорбный:
– Ни пуха.
– К чёрту, – уныло отозвался Буглаков.
Щёлкнув замками портфеля, он направился по коридору к лестнице, с хмурым видом размышляя над словами Пряничного. И с каждым шагом мысли становились всё мрачнее.
«Боул… – вспомнилось с внезапным бешенством. – Нет такого слова! Баул, товарищ майор, баул! Корчат тут из себя образованных… Деревня… Навоз из-под коров…».