Сегодня я бабочка.
Расправляю крылья и порхаю с цветка на цветок. Вокруг невероятная красота. Передо мной колосится огромное поле. То там, то тут мелькают васильки, кучками собираются белые ромашки, легкий ветерок качает пирамидки иван-чая. От пестроты разнотравья рябит в глазах, запах божественной амброзии туманит мозги, сладкий нектар ласкает вкусовые рецепторы.
– Еще, – высовываю хоботок и погружаю его в густую каплю. – Восхитительно!
Но проглотить не успеваю, какой-то жужжащий звук отвлекает от наслаждения. Поднимаю голову, оглядываюсь, крылышки серебрятся и трепещут, сквозь них проникают лучи солнца и раздражают радужку.
– Пайель! Пайель! – ввинчивается в мозг металлический голос. – Пайеля вызывают к директору. Пайель!
– Вот он! – вскрикивает рядом кто-то.
Меня хватают за плечи и встряхивают. Радужные крылья исчезают, вкус нектара превращается в горечь. Только свет по-прежнему бьет в глаза. Закрываюсь от него крылом.
– Что? Что случилось?
– Идиот! Ты что натворил?
– Где?
Наконец встряхиваюсь, вижу склоненные надо мной головы и резко сажусь.
– Тебя к директору вызывают, – трясет меня Ахайя.
– Меня? Зачем? – никак не могу прийти в себя спросонья, тру глаза.
– А мы откуда знаем? – пожимает плечами Махасия.
Вызов к директору небесной канцелярии – самое важное событие для ангелов, и оно случается крайне редко.
– Ну, ты и спать, дружище! – смотрит укоризненно Ахайя.
Ему хорошо, он ангел терпения, может трудиться в поте лица и день, и ночь и не устать.
– Конечно, – огрызаюсь я и бросаюсь к парадной одежде. – Разве можно иметь столько подопечных, как у меня? За всеми даже уследить не успеваю.
– Что поделаешь, нехватка кадров, – разводит руками Ахайя. – Людей все больше, а состав ангелов не меняется.
– Надо поднять этот вопрос пред Святейшим.
– Рискни.
Мы замолкаем. Наши ряды пополняются крайне редко. Это настоящее событие для небесной канцелярии. В ангелы могут перевести человеческую душу, которая соответствует строгим параметрам. Увы, тех, кто способен выполнять миссию ангела, по пальцам пересчитать можно.
Я надеваю строгий белый костюм, расправляю каждое перышко, складываю крылья вместе, повязываю галстук. К вылету готов, а в груди все трясется от страха. Падать больше некуда, я и так в самом нижнем ряду небесной канцелярии. Разве что секретарем на божественный суд отправят грешников пересчитывать. Не хотелось бы. Позор для ангела света.
– На, выпей, приди в себя! – Махасия протягивает бутылочку нектара-энергетика.
– Пайеля вызывает директор!
Подскакиваю от металлического голоса громкой связи. Проглатываю напиток и, поправляя на ходу галстук, несусь к блюдцу внутреннего полетника: крыльями пользоваться запрещено.
– Ни пуха! – кричат вслед друзья.
– Ладно вам! – прыгаю на блюдце, оно тут же взмывает. – Скорости прибавь! – приказываю ему.
– Нельзя! – бурчит железка. – Правила внутреннего распорядка не разрешают.
– Отдам в металлолом!
– Будешь ходить пешком.
Блюдце наклоняется и уходит в крутой вираж, я теряю равновесие и чуть не вываливаюсь за борт. Нет, разбиться я не могу, но в полете придется расправить крылья, а за это получу штраф.
– Треснутый уродец! – срывается с губ.
– Такому работнику, как ты, новая техника не положена, – парирует блюдце.
Задираю голову и грожу кулаком центру управления.
У нас давно разногласия с этим средством передвижения. С трудом подавляю внутренний протест. Мы, ангелы, полные сил и энергии, выступаем против произвола начальства. Почему нельзя использовать крылья? Зачем они нам даны от природы?
Блюдце кругами поднимается все выше и выше. Мимо мелькают отделы небесной канцелярии. Хотел бы я отвечать за любовь или здоровье, а еще лучше – за долголетие. На худой конец можно быть ангелом откровений: сиди и выслушивай жалобы людей, чем не пыльная работенка?
Быть ангелом поддержки и удачи – самое гнилое занятие. А когда у тебя так много подопечных, как у меня, обязательно кого-нибудь забудешь поддержать. Неужели кто-то пожаловался?
– Слушай, медянка, – ласково обращаюсь к блюдцу, – не знаешь, зачем меня вызывают?
– Облаку ясно: натворил что-то.
Прикидываю, в чем мог провиниться, но в голову ничего не приходит. Старался, работал. Подумаешь, заснул на часок!
Мимо мелькают белые кабинеты отдела возвышения, блюдце тормозит и подлетает к краю платформы.
– Подождешь меня? – спрашиваю, ни на что не надеясь.
Эта железка может и смыться.
– У тебя десять минут.
– Я не справлюсь!
– Шевелись!
Двери разъезжаются, и я вхожу в приемную директора. Тысячи стеллажей, заполненных папками и файлами, стоят вдоль стен. Их невозможно охватить взглядом, настолько они велики. Сотни секретарей взбираются по лесенкам, что-то правят, делают записи, куда-то все отсылают. Еще больше сотрудников снуют внизу. Никто не обращает на меня внимания, все заняты делом.
Плохой знак. Секретари прячут глаза, стараются на меня не смотреть, облаку ясно: в чем-то я провинился, и серьезно. Но в чем?
– Вас ждут, – главный секретарь, седой старик с длинной бородой, показывает на дверь кабинета директора.
На ватных ногах приближаюсь к ней, створки тут же раздвигаются в стороны и смыкаются за моей спиной.
В огромном кабинете пусто. Сажусь на краешек дивана цвета морской волны. Он кажется ярким пятном на фоне остальной белизны. Даже глаза режет яркое сияние.
– Фрукты будешь? – от окна доносится голос.
На подоконнике сидит невиданная птица и красным клювом чистит яркие перышки. Сегодня у директора такой образ. Никто не знает, как он выглядит по-настоящему.
Я вскакиваю, смотрю на низкий столик перед собой. На нем стоит тарелка с нарезанными фруктами, лежат приборы.
– С-спасибо. Вызывали?
Птица взлетает, делает круг над моей головой, чувствую, как легкий поток воздуха овевает лицо, и вдруг оборачивается женщиной. У нее гладко зачесанные на строгий пробор седые волосы, ровные брови вразлет, четко очерченные красные губы. Желтое с радужными переливами платье при каждом движении неуловимо меняет оттенки.
Красиво. Мог бы по достоинству оценить наряд, если не было бы так страшно. С трудом удерживаю в сложенном состоянии крылья, даже нижний пушок дрожит. Поправляю галстук, вытираю ладони о брюки.
Как к директору обращаться? Он? Или она? Прикусываю язык, лучше промолчу. Ангелу, чей офис находится в самом низу небесной канцелярии, не пристало первому открывать рот.
Директриса не смотрит на меня, перебирает папки, берет две и идет к дивану, садится. Я отступаю.
– Прошу! – приказывает мне. – Фрукты ешь!
Плюхаюсь в кресло напротив босса. В голове полная каша. Не знаю, за что удостоился внимания высшего начальства.
– Спасибо.
Беру вилочку в руку, накалываю кусок яблока, но есть не смею.
– Ну, Пайель, рассказывай, как сломал жизнь подопечных?
– Кто сломал? – от шока тупею. – Я сломал? Как?
– Я и хочу послушать, – директриса смотрит на меня аквамариновыми глазами.
– Простите, проспал. Не сразу понял, что вы меня зовете, – оправдываюсь и тяну время, прикидывая, где оплошал.
– Ха! Так, ты даже не понял, что натворил?
– Н-нет…
– Смотри сюда. Это твои?
Директриса придвигает ко мне обе папки, взмахивает рукой, и листы превращаются в экраны. Тревожный комок в груди перекрывает дыхание. Вижу мужчину и женщину, они едут в машине. У водителя рана на лбу, но боль чувствует девушка.
Врата ада распахиваются перед внутренним взором и ехидно качают створками.
«Точно отправят пересчитывать грешников, – думаю с тоской. – Это конец!»
– Чего застыл? – окликает меня директриса. – Отвечай!
– К-кажется мои, – хриплю едва слышно, от ужаса горло свело судорогой. Следующий вопрос дается с трудом: – Они умерли?
– Ты так плохо за ними присматривал, что даже этого не знаешь? – ехидно спрашивает женщина.
О небо! Опять прокол! Конечно, ангел-хранитель обязан знать все о своих подопечных. Но их так много…
Силюсь вспомнить, ничего не приходит на ум. Парень не верит ни в ангела, ни в черта, почти не призывает к меня себе. Девушка иногда вспоминает, фигурку даже в сумочке носит, но больше по привычке, чем пытается пользу извлечь.
А зря, мы, ангелы, по призыву мгновенно откликаемся. Внимательно выслушиваем проблему и помогаем ее решить. И тех, кто чаще к нам обращается, поддерживаем лучше.
– Я знаю, что они живы.
– Дальше смотри.
Теперь эти люди встретились на концерте. Одна обожает певца, прямо кипятком писает от счастья, другой его ненавидит и злится, что его притащили на представление. И вдруг все меняется: мужчина бросается к артисту и обнимает его. Я чувствую, как его сердце переполняет любовь.
– Что происходит? – растерянно бормочу я.
– Это я у тебя и хотела спросить. Что происходит?
– Н-не знаю.
И тут озарение бьет по мозгам. Я смотрю на стену и прогоняю перед глазами папки с судьбами. Не мог же я их перепутать? Но когда, в какой момент? Хватаюсь руками за голову.
– Сообразил наконец? Отправляйся на землю, исправлять ситуацию будешь.
Я растерянно хлопаю ресницами. Ангел не может жить на земле, так же, как живой человек не может жить на небе, это я знаю, но не понимаю, каким образом должен оказаться там? В виде духа? Смотрю на директрису, а ее уже нет. Оглядываюсь: она сидит на подоконнике и чистит перышки.
– Как я должен исправить? Это же мужчина и женщина, у них не только судьбы, но и тела перепутались.
Птица взлетает и садится на диван. Я моргаю, а передо мной опять старуха. Она трясет колокольчиком. В кабинет вбегает старший секретарь.
– Рагуил, этот младенец растерялся. Разъясни ему суть на пальцах.
– Небесный ангел, – начинает секретарь, – может попасть на землю, но только в теле человека. В окружении твоих подопечных есть люди. Выбирай, чью душу временно потеснишь.
Рагуил проводит пальцем по экрану, передо мной мелькают люди: огромный полицейский, который смотрит воловьими глазами на девушку, ее шустрая подружка, возлюбленная мажора, его отец.
– А что я должен делать?
– Души этих людей еще мечутся между двумя телами, – поясняет директриса. – Скажи спасибо, соглядатаи вовремя заметили неполадку. Твои подопечные пока не поняли, что с ними происходит, их души можно вернуть на место с минимальными потерями.
– Как?
– Два пути. Первый…
Хватаю вилку, раскрываю крыло, собираюсь записывать.
– А это еще зачем? – подозрительно смотрит на меня секретарь.
– Ну, вдруг не запомню.
– Мозги включи! Крыльев у тебя внизу не будет.
– А-а-а…
– Итак, первый способ: держать этих двоих подальше друг от друга в течение трех месяцев. Тогда души останутся в своих телах, перестанут метаться.
– О, это несложно, – радуюсь, как младенец я.
– Уверен? Они уже крепко связаны. Разве что ты сумеешь иск ликвидировать без контакта сторон. Хочешь стать адвокатом?
– Н-нет. Не знаю…
Я действительно растерялся. На ходу нужно принять решение, а хочется обдумать все, выбрать правильный вариант.
– Вот видишь!
– А… если вы сами…
– Что я? – директриса пристально смотрит на меня, и от этого взгляда крылья сжимаются.
– Ну, исправите…
– Не могу. Это твоя ошибка.
– А второй способ? – опускаю плечи, голова чуть не падает на грудь.
– Противоположный. Нужно заставить подопечных быть как можно ближе друг к другу.
– Но тогда они узнают, что обмениваются телами.
– Это и есть самое важное. Если за три месяца они примут свои новые тела, научатся с ними жить, полюбят их, все вернется на круги свои. И помни, на земле ты сохранишь только память. Все твои магические способности исчезнут.
– Но, даже если я вселюсь в тело одного из их друзей, я не буду постоянно рядом с подопечными. Как мне их контролировать?
– Держи.
Секретарь вешает мне на ладонь два продолговатых медальона. Внутри словно лунный опал играет, переливается от нежно-желтого цвета к голубому.
– И как они мне помогут?
– Видишь, сейчас цвета сливаются ровно посередине. Если будет опасность, начнет преобладать голубой, если двое станут справляться, медальон станет золотой. Когда медальоны полностью пожелтеют, души вернутся в свои тела.
– Мне им отдать эти медальоны?
– Не тупи, Пайель! Это твои контрольные вещицы.
– О небеса! – закатываю глаза. Даже не представляю, как без магических способностей справлюсь с этой задачей. – Когда мне отправляться?
– Прямо сейчас.
– Но я еще не выбрал объект…
Увы, выбрали за меня.