Шум в моих ушах мешает концентрироваться на неформальных мужских разговорах за столом, где присутствует единственная женщина – я. Я в подобной компании не в первый раз, и обычно дискомфортного в этом ничего нет, ведь от меня на таких неофициальных встречах ничего не требуется, только улыбаться и иногда подавать голос, но сейчас мне душно…
Мне душно.
Подняв к горлу руку, просовываю палец под высокий воротник своего платья и оттягиваю его вниз.
Я чувствую взгляд, на который хочу ответить!
Встретить его со всем своим хладнокровием и самообладанием, но для этого я хотя бы должна была быть готова. Должна была знать, КОГО увижу сегодня вечером, и пережить всю эту карусель кружащих меня эмоций наедине с собой, а не на глазах у такого количества свидетелей.
Нам с Егором уступают большой кожаный диван, Андрей и двое мужчин, имена которых я сейчас не в состоянии запомнить даже на час, садятся за стол так, что Градский оказывается напротив нас с Рязанцевым.
Я все же поднимаю глаза. Хладнокровно или нет, но мне это необходимо.
Он смотрит прямо на меня. Смотрит через стол без напряжения, каких-то эмоций, но неотрывно. На мое лицо, волосы. Больше всего на мое лицо.
Изнутри меня обжигает ядовитым кипятком.
Зачем он смотрит? Что ему нужно?! Пять лет. Пять гребаных лет прошло!
Я уже не та двадцатилетняя дурочка, которая верила в любовь и не верила в секс без любви. Я научилась трахаться без чувств, как он и завещал, и мне это понравилось. Да, понравилось. Зачем что-то отдавать, когда можно только брать, брать, брать.
Мои глаза предательски фиксируют все. Все. То, что он сменил прическу, теперь он носит более короткую и консервативную стрижку. То, что уголки его строгих губ опустились, будто он редко улыбается, а морщинки на лбу стали глубже: в двадцать шесть они были еле заметны, теперь же делают его старше, грубее, серьезнее. То, что он стал чуть крупнее, будто нарастил мышцы на крепком торсе, хотя он жилистый и гибкий, как и прежде.
– Град вчера прилетел, – говорит мой брат, хлопая своего некогда лучшего друга по плечу.
Я знаю, что последние пять лет они поддерживали связь, но общались урывками. Андрей занимался расширением своего бизнеса. Вместе с Рязанцевым они строят дома на Бали, и продают их клиентам Андрея через его фирму. Мой брат и Градский изредка встречались за границей, когда их местоположение совпадало, ведь Влад менял страны как перчатки. Англия, Япония, Китай, Индонезия…
Я не знала, увижу ли его когда-нибудь снова.
Отголоски тех дней, когда я металась внутри себя от этого понимания, тупой фантомной болью отдаются в груди.
Мне надоело себя мучить. В какой-то момент я перестала следить за перемещениями Градского по свету. Перестала следить за его жизнью, убегала от новостей о нем как могла. Я знала главное – он был далеко и возвращаться не собирался.
Что изменилось теперь?!
Те дни, наш ненормальный чокнутый роман без правил, которые Влад так не любил… никто о нас не знал. Никто, кроме моей подруги. Эти дни были только нашими. Только моими. Фейерверком из моих чувств и эмоций. Даже спустя годы они тлеют в душе воспоминаниями, к которым я боюсь прикасаться…
Я ни о чем не жалею. Не могу жалеть.
– Надолго ты у нас? – подаю голос, решаясь задать вопрос, который рвется из меня, как неуправляемый кашель.
Мне нужно знать, необходимо.
– У вас? – забавляется он моей формулировкой, чуть выгнув прямые темные брови.
– Да, у нас, – повторяю спокойно, забирая у официанта свой бокал с игристым.
– Еще не решил, – отвечает Влад без тени веселья или лени.
Моего плеча касается рука Егора, и он по-свойски прижимает мое тело к своему боку.
Влад провожает этот жест глазами, но выражение его лица настолько закрытое и нечитаемое, что я просто отворачиваюсь.
От звуков его голоса внутри что-то с надрывом трескается. Пять лет. Я не видела его пять гребаных лет.
– Один бокал, и уходим, – напоминает Рязанцев, повернув мое лицо к себе.
Его пальцы держат мой подбородок. Он оставляет поцелуй на моих губах и заглядывает в глаза.
– Да? – спрашивает с нажимом.
Я готова выпить этот бокал залпом. И я готова уйти. Сбежать. Поэтому тихо отвечаю:
– Да…
– Егор, пошли покурим, – Андрей кивает на двери веранды, которая есть в этом заведении. – Китайцев обсудим, пока ты не ушел. Эти ребята такие прыткие, что я их боюсь. Как ты жил среди них, ниндзя? – а это уже обращение к Градскому.
– Я жил в Тибете, – поправляет тот.
– Медитировал? – усмехается Егор.
Он снимает с моего плеча руку и поднимается из-за стола вслед за Андреем.
– Вроде того, – отвечает на его вопрос Влад, откинувшись на спинку стула. – Искал себя.
Егор и Андрей скрываются на веранде, которую со своего места я вижу отлично.
Недавно мой брат начал курить, отчитывать его за это сложно. Чем больше ответственности у него появляется, тем сильнее портится его характер, в нашу последнюю встречу мы даже поссорились.
Несколько минут я рассматриваю обстановку. Болтаю игристым в бокале и проверяю телефон. Все что угодно, лишь бы не смотреть перед собой, на сидящего напротив мужчину.
Двое гостей, владельцы юридической фирмы, с которой брат планирует сотрудничать в ближайший год, отправляются к бару, оставляя нас с Градским за столом наедине.
Мне приходится перевести на него глаза, потому что я не собираюсь вести себя по-детски.
Влад никуда не планирует уходить.
Он подносит к губам маленькую чашку черного кофе, который пьет этим вечером, глядя на меня поверх нее.
Теперь, когда мы одни, я чувствую его присутствие острее в сотню раз!
Ему тридцать один. Несмотря на наше общее прошлое, мужчина, сидящий передо мной, – незнакомец.
Я не знаю, о чем с ним говорить. Не знаю даже, хочу ли. Может быть, я хочу уйти и больше никогда его не видеть. Выжечь, вытравить его из головы, как уже делала однажды, но на мое горло давит неожиданный предательский ком, и я злюсь на себя за то, что даже пять лет спустя не могу смотреть на него без разрывающих душу эмоций.
– Нашел? – спрашиваю, глядя на Градского.
Я не пытаюсь придать своему голосу дружеский оттенок, не пытаюсь быть приветливой и радушной. Я хочу быть самой собой. Рядом с ним я никогда не носила маски, а если и носила, они быстро с меня слетали.
– Что? – уточняет он.
– Ты нашел себя?
Он трет пальцем край кофейной чашки, глядя в нее пару секунд, а когда поднимает глаза, говорит:
– Это долгая история, Арина. Хочешь послушать?
– Нет… – выдыхаю. – Но я рада, если у тебя получилось и теперь ты счастлив.
Я ничего не хочу о нем знать. Ничего… мне это не нужно…
Смотрю поверх его плеча на дверь веранды с надеждой, что мужчины скоро вернутся.
– А ты счастлива? – Хриплые нотки в его голосе путают мои мысли.
– У меня все хорошо, – отвечаю быстро.
– Когда ближайший концерт? Хочу тебя послушать.
От последнего замечания меня бросает в жар.
За этими словами я чувствую пошлый подтекст, и смотрю на Градского с подозрением.
Влад невозмутим.
Пьет свой кофе как ни в чем не бывало и смотрит на кулон у меня на груди.
Я трогаю подарок Рязанцева пальцами.
Раньше я носила другой. Простой серебряный скрипичный ключ на длинной цепочке. Подарок Градского.
– Я больше не играю, – говорю ему.
– Не играешь? – переспрашивает, будто не расслышал.
– Нет.
Брови Влада сходятся на переносице, глаза впиваются в мое лицо, будто пытаясь разобраться в том, что здесь происходит.
Это не его дело.
Раньше музыка была моей жизнью. Я должна была стать дипломированным музыкантом. Пианисткой. А потом я передумала и бросила учебу.
Ладони потеют. Дыхание учащается. Похоже на одну из панических атак, которые после беременности у меня иногда случаются.
Мой телефон вибрирует, и я опускаю глаза.
– Прости, мама звонит. – Схватив с дивана сумочку, я выскальзываю из-за стола и пробираюсь к выходу, жестом показывая выходящему с веранды Егору, что подожду его на улице.