Мы были отпущены начальством. Возвратившись в полк, Шубин отдал команду, и пехотные батальоны пошли вперёд и захватили оставленные немцами позиции. Думаю, что комполка всё-таки согласовал этот приказ с комдивом. Ночь прошла спокойно, а утром меня, «птичью стаю», Боголюбова, Лосева, Ломова, Петрова и ещё нескольких «стариков» вызвали к Шубину. Там я увидел артиллериста Смирнова, с которым поболтали, ожидая информации о причине вызова. Из командирского блиндажа вышел Недогаров и скомандовал построение. Сюда же подтянулись полковой комиссар, несколько офицеров штаба и комбаты. После этого начштаба зачитал приказ: «Согласно приказу от 15 августа 1941 года за мужество и героизм по защите нашей Родины, проявленные при обороне железнодорожной станции Толочин, награждаются:
– орденом «Красного Знамени», денежной премией за сбитый самолёт в размере 1000 рублей старший лейтенант Кольцов;
– орденом "Красной Звезды" лейтенант Смирнов и денежной премией в размере 500 рублей;
– орденами "Красной Звезды" и денежными премиями за подбитые танки красноармейцы по списку;
– медалями «За отвагу» и денежными премиями за уничтожение живой силы противника красноармейцы по списку, в том числе, посмертно.
«Спасибо, Фёдор Дмитриевич, – я мысленно поблагодарил командующего 1-м стрелковым корпусом генерал-майора Рубцова, – не забыл ты ту станцию».
А Недогаров продолжил: «Далее согласно приказу от 20 августа 1941 года за нанесённый противнику урон награждаются медалями «За боевые заслуги» старший лейтенант Кольцов, сержанты и рядовые по списку, а также денежной премией в размере 1000 рублей за две единицы бронетехники противника на всех семерых».
Деньги мне шли на сберкнижку – с наличными я не «заморачивался».
Шубин поздравил нас, потом подошёл ко мне и, похлопав по плечу, произнёс: «Молодец, Александр, правильно Жукову доклад сделал!»
Я улыбнулся в ответ, как говорится, прогиб засчитан. Тут же ответил: «Так я же рассказал всё, как было. Без вашего понимания ситуации ничего бы и не произошло, топтались бы до сих пор перед Ельней, стреляя по пустым позициям».
А затем мы выдвинулись походной колонной на запад. Настроение было радостное, над колонной слышались разговоры о том, что уже появились солдаты в полку, которые уже награждены медалями, а, значит, и остальные смогут их получить. А разведчики обсуждали, что им может в будущем перепасть за проведённую операцию. Мы проходили через Лысовку, когда ко мне подошёл Грачев.
– Товарищ старший лейтенант, разрешите смотаться в Леонидово? Мы с Воробьём слетаем по-быстрому, хочется посмотреть на бензовозы и вообще.
Мотоциклы мы отстояли, и они числились в нашем взводе, как матчасть мобильной группы разведки. Самому было интересно, рванули ли они? Я махнул головой, мол, давай.
Через полчаса Грачев догнал нас. По его лицу было видно, что удачно съездил.
– Товарищ старший лейтенант, знатно там бахнуло. Видел отброшенные кабины: одна на улице валялась, а вторую аж в сад крайнего дома закинуло. Как бы там танк не перевернуло – много следов и пробуксовок гусениц. Похоже, переворачивали его. А ещё по дороге наши части топают на запад мимо Леонидово.
Пройдя за день больше тридцати километров, мы добрались к немецким окопам, и полк приступил к организации своей линии обороны. Подоспело время ужина. Повара колдовали у полевой кухни, наколдовав гороховый суп и перловую кашу с кусочками мяса. Штатный повар, пожилой сержант Семёныч, и его молодой напарник, солдат-срочник первого года службы из хозвзвода Ваня, которого я окрестил «студентом кулинарного техникума», где-то изыскали погибшего сегодня коня, в результате чего весь полк ел кашу с мясом.
На ужин притопали Донников с командиром второго батальона и несколько знакомых сержантов. Я пригласил ребят к «столу».
– Валер, Андрей, присоединяйтесь. Собирались, как положено, обмыть медали и ордена.
Достали фляжки и котелок, куда налили спирта и опустили награды, и пошёл котелок по большому кругу. Глоток делали все бойцы взвода за медали, за Победу, за солдатское счастье.
«Ну, что, герои, поздравляю! Сань, делись, что вы натворили в рейде?» – принялся за меня Донников.
Рассказал в общих чертах наши приключения. Разведчики иногда встревали в рассказ, уточняя отдельные моменты и вспоминая свои эмоции. Затем помянули погибших разведчиков и бойцов пехоты. Я толкнул очередную военную мудрость, обращаясь к пехтуре.
– Трудно вам, парни. Гибните, как мухи, и грязь в переходах ногами месите – тоже не подарок. Но помните – государства завоёвывает пехота, а все остальные элитные войска лишь помогают вам это делать.
Народ заулыбался, мол, пехота тоже не пальцем делана.
«Валер, а у вас какая была обстановка?» – задал я вопрос Донникову.
– У нас? Быстро заняли окопы, при этом немного постреляв, да твоих пленных в штаб передали. Утром весь полк бросили вперёд. Совершили марш-бросок к Ельне, встав немного севернее, собственно, там, где встретили вас. Дотопали до гитлеровских позиций, а рано утром был бой. Мы атаковали, но выбить фрицев из окопов не смогли. Жаль парней, много их выбыло из строя, и раненых много. А потом пришла ваша радиограмма, что вы генерала гитлеровского в плен взяли. Тут такой кипиш начался. Шубин развил бурнейшую деятельность. Сразу в дивизию доложил, а мы снова в атаку пошли, ведь по прямой линии мы напротив друг друга оказались, и расстояние не больше двадцати километров. Вот и погнали нас вперёд за целым командующим дивизией и его портфелем с документами. Снова ничего не получилось. Мы хоть артиллерией и долбили, но взять окопы не смогли – пулемётов у них много, отсекают нашу пехоту.
Засели в окопы и стали ждать ночи. А потом был ваш второй выход в эфир – сведения о том, что видели отход немцев, нам очень помогли. Однако командиры решили дождаться утра, а вы ночью прибыли.
Я поглядел на «студента кулинарного техникума». В мыслях парень точно захватывал самого Гудериана – такое у него героическое лицо было. Я рассмеялся, поделившись своими наблюдениями. Смеялись все, а паренёк покраснел, как помидор.
– Вань, а чего ты стесняешься? Плох тот солдат, который не мечтает стать генералом, и тот работник при кухне, который не мечтает стать шеф-поваром. Расскажу тебе историю о том, что на войне возможно всякое, и при наличии смекалки и храбрости даже повару можно совершить не трудовой, который он совершает каждый день, когда под рвущимися снарядами привозит продукты и готовит еду, а настоящий боевой подвиг.
Народ заинтересовался, а я начал свой рассказ: «Так вот, этот случай я услышал на станции, когда мы отступали (на самом деле я прочитал о нём в интернете). Произошёл этот случай с поваром танкового полка Иваном Павловичем Середой, который 30 июня 1941 года, как обычно, готовил обед. Весь личный состав участвовал в бою, поэтому Середа был один. Внезапно из лесу появился немецкий танк, обошедший наши части. Увидев танк, повар укрылся в лесочке и стал ждать. Танк остановился около кухни, а его командир высунулся из башни и решил подкрепиться готовым обедом. Может быть, наглость немцев, попытавшихся захватить самое ценное, что есть у повара, – его кухню, а, может быть, иные мысли, но возникла следующая ситуация. Семеныч, что у вас, поваров, самое ценное в хозяйстве?»
– Хозяйство разное бывает, товарищ старший лейтенант, с разными ценностями.
– Да ты философ! Хозяйства у него разные! В общем, Середа выбежал на танк с топором и немецкий танкист, не ожидавший такого поступка от русского мужика, просто испугался. Короче говоря, он нырнул в башню и захлопнул люк. Ударами топора Середа погнул пулемётный ствол, а затем закрыл смотровые щели закреплённым на броне танка брезентом. После этого он попросил гранату у якобы подошедших товарищей и принялся барабанить обухом топора по танку, изображая активное движение вокруг машины. В итоге экипаж танка сдался. Так что, парни, кто знает, на какие поступки способен человек, когда ему очень надо. Думаю, что эту историю услышит какой-нибудь военный корреспондент, и напечатает её во фронтовой газете.
Донников, почесав нос, глубокомысленно заметил: «Знаешь, Семеныч, что я подумал? Мало мы танков подбили в бою – ни одного, но теперь я знаю, как их уничтожать надо! Теперь все танки будем к тебе загонять, а ты с Иваном нас уж не подведи».
Громким смехом закончились наши посиделки, и народ разбрёлся, кто в наряды, а кто и спать.
С утра начались обоюдные артобстрелы и атаки пехоты на позиции противника. Штаб полка разместился в деревеньке Петрово, расположенной в двух километрах от передовой. Там же в палатках под сенью деревьев базировался и наш взвод. Меня вызвал к себе наш полковой комиссар, невысокий мужичок с животиком лет пятидесяти. Внешность его была какой-то отталкивающей. Весь какой-то масляный – поскользнуться можно, а кривая улыбка и взгляд с прищуром вызывали желание отойти. В общем, неприятный человек. Он расположился на постой в одной из пустующих после того, как здесь побывали гитлеровцы, деревенских изб.
– Заходите, товарищ старший лейтенант, присаживайтесь. Времени у нас мало, поэтому хотел, чтобы вы подробно описали, о чём именно вы имели приватную беседу с фашистским генералом Вольфгангом Фишером. Пока вы пишите я, с вашего позволения, попью чаек.
Сильно напрягло меня явное желание комиссара найти шпиона, причём, не просто шпиона, а такого, о ком никто и не подумал, что он враг. Видать, тоже захотелось славы волкодава контрразведки. А то, что он уже определил меня в них, было понятно, и момент, когда он подберёт нужные обоснования, чтобы меня арестовать, являлся лишь вопросом времени. Досадно, а так всё красиво началось – подвиги совершаю, медали получаю. Что ещё надо, воюй себе и воюй. Нет же, находятся гниды, которые ставят подножки тем, у кого что-то получается лучше, чем у них.
Я описал примерное содержание нашей беседы. Комиссар прочитал его и положил в свой портфель, убрав его за кровать. Затем продолжил допрос: «Вы были знакомы с генералом ранее?»
– Нет. Где бы я, обычный советский лейтенант, мог познакомиться с немецким генералом?
– В ваших анкетных данных указано, что вы посредственно владеете немецким языком. Однако, наблюдая вашу беседу со стороны, вывод однозначен – вы хорошо знаете язык, и беседовали с фашистским генералом, как старые знакомые. К сожалению, остальные бойцы владеют немецким языком существенно хуже вас, поэтому не смогли понять всю беседу.
– И вы на основании домыслов вашего доносчика, который даже перевести не может толком, обвиняете меня в шпионаже! В конце концов, вы можете опросить немецких пленных: самого генерала и подполковника, после чего сверить наши показания.
– Я вызвал вас на беседу и вы, как настоящий советский человек, должны честно отвечать на вопросы. Вместо этого вы сразу идёте в «ничего не знаю». Вы называли его по имени, беседовали о его военном пути по Европе. Со стороны сложилось впечатление, что вы знали, где он воевал, но вы говори, что ведь видите его впервые.
– Я взял его в плен, поэтому имею моральное право называть его, как мне хочется: хоть по имени, хоть козлом. О его боевом пути можно догадаться, видя количество орденов на кителе. Их дают за успешные боевые операции, а немцы только что захватили Польшу и Францию. Ещё я спросил про Данию, но он там не воевал. Мне хотелось услышать немецкое мнение о нашей армии, и он его высказал. К тому же, пока мы отступаем, то есть на сентябрь месяц 1941 года немцы нас побеждают. Может быть, вы не согласны со сводками Совинформбюро, считая, что советское правительство обманывает советский народ, и мы побеждаем?
– Лейтенант, как вы разговариваете со старшим по званию! Не передёргивайте смысл моего вопроса. Наше Правительство с товарищем Сталиным лучше нас знает, о чем говорить в сводках.
– Полностью с вами согласен. Однако я не понимаю вас. Судя по тому, где проходит линия фронта, мы проигрываем. Именно это я обсудил с генералом Фишером. Вместе с тем я принципиально высказался, что это только начало войны. Говоря шахматным языком, мы проиграли дебют, но ещё не разыграны миттельшпиль и эндшпиль. СССР, как это было всегда с захватчиками, разгромит вражеские орды. Победа будет за нами! А вы мне говорите, что всё наоборот, что я неправ в реальной оценке текущей ситуации.
– А мне показалось, что вы, Кольцов, видя тяжёлое положение РККА, ищите способ переметнуться на сторону врага.
– Вы подозреваете, что я шпион или предатель? Что же это за шпион, который берет в плен генералов «как бы своей армии». А переметнуться я мог бы и вчера, когда был за линией фронта, только вместо этого, с товарищами совершал нужные нашей армии боевые дела.
– Понимаете, Кольцов, я же вижу, что вы не тот, за кого себя выдаёте. Я чувствую это всем своим пролетарским нутром, всем опытом борьбы с контрреволюцией и врагами Родины. Вы как дворянин среди крепостных – другой, а это означает, что вы глубоко законспирированный немецкий шпион с далеко идущими задачами.
«Чёртов рентген с контрреволюционным опытом, – мысленно подумал я. Правда, увидел, что я отличаюсь от современных лейтенантов особенностями своего поведения. Я действительно чужой этому времени. Может быть, с годами сольюсь с народом, растворюсь в местном менталитете, а пока явно чужой. Что-то делать надо? А вообще «перец» молодец, сечёт тему – несколько раз меня и видел, а зацепился. Помню, когда мне было 43 года, будучи в турпоездке в Чехию, отправился я на экскурсии в Карловы Вары, где решил искупаться в бассейне с минеральной карловарской водой. Бассейн был большой, народу тоже достаточно много. Для начала поплавал с краю, где глубже, потом проплыл на скорость 50 метров. Хотя я плаваю достаточно уверенно, чтобы не утонуть, однако меня спокойно «сделала» метров на двадцать молодая пловчиха.
Расстроенный позорным проигрышем девчушке, хотя разворот её плеч немногим отличался от моего, стал бродить по бассейну. Поравнявшись с двумя почтенными женщинами из разряда «кому за 60», был остановлен ими каким-то вопросом. Кстати, я плавал молча, однако они сразу обратились ко мне на русском. Минут пять мы пообщались об отдыхе, достопримечательностях, а потом одна из женщин меня спрашивает, мол, вы не в органах работаете? Я не ожидал такого вопроса, но согласно кивнул в ответ: «Да, в органах».
Улыбаясь, она пояснила: «Понимаете, я 40 лет отработала в кадрах КГБ и ФСБ, и мне, зачастую, достаточно посмотреть на человека, чтобы сделать предварительные выводы о нём. Большинство из них потом подтверждаются». Так что опыт не пропьёшь. Однако надо было что-то отвечать комиссару.
– Что значит «не тот»? Товарищ полковой комиссар, может, я и отличаюсь от среднестатистического лейтенанта, но у нас в стране все военные одинаковые и похожи на усреднённого лейтенанта? Ведь все люди разные. Образование, воспитание, знания – всё это накладывает свой отпечаток на индивидуальность человека, отчего появляются отличия между людьми. Вы общались с учёными, артистами, технарями и гуманитариями – сами знаете, какие они разные. А вы делаете такие серьёзные выводы, всего лишь несколько раз увидев меня».
– А почему вы не расстреляли пленного командира танка? Он же мог сорвать всю операцию?
– Я дал команду бойцу нанести ему удар по голове. Умер бы, значит, умер, а выжил – его счастье. А помешать он нам ничем не мог, мы свои задачи там выполнили.
– Пожалели врага! Что я могу сказать о вас. Вижу, что сознаваться и добровольно сотрудничать с органами вы не желаете.
– Мне не в чем сознаваться. Я стараюсь выполнять свой долг так, чтобы не было стыдно перед самим собой. А сотрудничать – я и так нахожусь на службе у государства.
– Идите, вы свободны, пока свободны!
В раздумьях я вышел на улицу. Запугивая, комиссар пытался меня завербовать или реально хочет посадить? За шпионаж, который он обязательно мне пришьёт, по закону военного времени меня просто расстреляют. И доказательства он сфабрикует убойные – не отвертишься. Радует, что пока он только начал прорабатывать вопрос, не доводя свои подозрения до высшей инстанции. Что же, придётся искать компромиссы с комиссаром.
Я дошёл к своей палатке, сел и задумался. Ко мне подсел Ледков: «Случилось что, товарищ старший лейтенант… Александр?»