В период с 30 августа по 8 сентября 1941 года силами Резервного фронта под командованием генерала армии Жукова была проведена Ельнинская операция – первая боевая операция РККА, где немцы отступили. Наш полк вошёл в состав Резервного фронта, поэтому в захвате города Ельня я принял непосредственное участие. Позиции нашему полку были определены северо-западнее Ельни, как раз по направлению главного удара немцев на Москву, идущему вдоль Смоленского тракта. Несколько дней шли массированные артиллерийские дуэли вдоль всей дуги выступа. Восемьсот единиц артиллерии, включая пушки, миномёты и дивизионы «Катюш»» пытались развалить немецкую оборону, а немцы гасили наш наступательный порыв. В перерывах между обстрелами, мы с энтузиазмом рыли окопы. Когда вокруг рвутся снаряды сидеть в нём все-таки лучше, чем лежать на земле за каким-нибудь бугорком. Делали это мы с шутками и подначками, пытаясь весельем прикрыть человеческий страх.
«Товарищ старший лейтенант, – нудит Боголюбов, – мы же разведка, а сидим и носа не высовываем из окопов». Приходится отвечать: «И куда ты собрался разведывать? Ты же конопатый, поэтому немцы сразу вычислят в тебе красноармейца, и ничего разведать ты не успеешь. Тут нужен свой человек, непохожий на русского, как говорится, истинный ариец. Погляди на Бурята. Если его послать, за русского точно не примут?»
Как-то так посмеёмся и копать легче. Процесс противостояния был однообразным и монотонным. Вначале гремела канонада артобстрела, затем пехота шла в атаку, которую легко отбивали, потом снова стреляли из пушек, но теперь нас атаковала немецкая пехота. И так повторялось несколько раз в день. Прощупали нас немцы и танками, хотя как-то вяло, они больше в обороне предпочитали отсиживаться, мол, вам надо, вы и атакуйте.
Ежедневно Жуков собирал штабы с участием командующих армиями и дивизиями вплоть до командиров полков. Там они совещались, искали тактические ходы, перебрасывая части между участками фронта, где наступление казалось более успешным. Шубин приходил взвинченный, собирал нас, раздавал пистоны, мол, что мы топчемся третий день на одном месте. Сегодня уже 2 сентября, и мы точно хотим встретить зимние морозы под Ельней.
– А как другие части?
– А так же. Дальше двух километров не продвинулись и то на южном участке.
Слушая его, что-то вертелось в памяти. И тут мне вспомнилось, что писал начальник германского Генштаба Гальднер в своём дневнике: «2 сентября мы сдали противнику дугу фронта у Ельни. Наши войска были выведены, а противник ещё долгое время вёл огонь по оставленным нами позициям, только через сутки осторожно занял их пехотой. Скрытый отвод войск с этой дуги является неплохим достижением нашего командования». То есть сегодня с вечера немцы оставят позиции и начнут отход за Ельню на старый рубеж. При этом они оставят небольшой заслон, изображающий оборону. Всё-таки послезнание – хорошая вещь, помогает дополнительно проявить себя.
«Товарищ подполковник, разрешите обратиться, – я поднимаюсь с табуретки в командирском блиндаже, и начинаю вещать, – наблюдая за послеобеденной интенсивностью ружейной и автоматной стрельбы фрицев, у меня создалось впечатление, что по сравнению с 1 сентября она существенно упала. Создаётся впечатление, что врагов стало меньше. Это может говорить о том, что немцы начали отвод войск. А если они за ночь отведут их, а мы завтра утром начнём обстрел, то изведём по пустым окопам кучу очень нужных нам снарядов. В связи с этим разрешите провести силами нашего взвода ночную разведку боем!»
Когда хочешь совершить что-то хорошее, а это с тебя ещё и требуют, то начинаешь рассматривать любые варианты. Наш подполковник был весьма прагматичным командиром, а здоровый карьеризм никому не мешал. Он посмотрел на меня, посмотрел на присутствующих командиров, и сказал: «А что, мне тоже показалось, что интенсивность спала, хотя из орудий они ого, как отвечали!»
Тут в рассуждения Шубина встрял командир артиллерии полка: «Это нас 105-мм и 150-мм полевые гаубицы обстреливали, а они за 10-13 километров стоять могут».
Шубин согласно кивнул и продолжил: «Все детали операции обговоришь с начштаба, но, думаю, часов в одиннадцать вечера поползёте к противнику. Полк привести в боевую готовность, но вначале я доложу в штаб дивизии – получу санкцию на операцию».
В это же время мы с 29-летним начальником штаба полка майором Вадимом Николаевичем Недогаровым и тремя комбатами определялись: как, кто и что делает. Затем порядка часа согласовывали операцию наверху, когда нам перезванивали из штаба дивизии. В итоге проведение разведки боем утвердили, причём, на нескольких участках одновременно.
Придя во взвод, рассказал диспозицию, объяснил порядок движения и захвата позиций. Бойцы взяли фонарики, необходимые для подачи условных сигналов нашим основным частям, если все пойдёт удачно, а неудачно – итак услышат. Так же взяли сухпаек на пару дней, двухсотграммовых толовых шашек, лимонок, а радист нёс свою радиостанцию.
Наступила ночь. Над позициями со стороны немцев периодически взлетали осветительные ракеты, правда, «фонарей» значительно меньше, чем в предыдущую ночь. Взвод выдвинулся на исходную позицию, и короткими перебежками, припадая к земле, прячась за буграми или в воронках, когда взлетала ракета, побежали к окопам противника. Отмахав таким способом метров 500, залегли и поползли по–пластунски. Хе-хе, никогда не задумывался о том, что название способа скрытного передвижения от наших казаков-пластунов образовалось.
Лёжа недалеко от окопов врага, засекли двух постовых, которые, перемещаясь по окопу, выстреливали ракеты с разных мест. Где-то должна быть и дежурная смена с офицером. В общем, когда немецкий солдат пошёл вдоль окопа, к нему со спины подкрался сержант Сергей Ледков. Он был включён во взвод в центре переформирования, был физически сильным и жёстким человеком, к тому же фанатом оружия и спорта. Парень подкрался к немцу сзади и аккуратно «уложил» его на дно окопа. Вскоре был убран и второй часовой. Накинув немецкую шинель и каску на себя, Сергей, а следом группа ребят, которую во взводе шутливо называли «птичьей стаей», двинулись зачищать блиндаж. В полумраке дежурный фриц не опознал Ледкова, и впустил внутрь, отчего устранение резервной группы стало делом техники. Он был зарезан, обер-офицер был оглушён и связан, а четверо рядовых так и остались навсегда спящими. Бойцы пробежались вдоль окопа метров на 100 в разные стороны, но никого не обнаружили.
У лейтенанта я узнал пароль и отзыв, почему никого нет, а так же получил представление о втором рубеже. Оказывается, все части отошли, а оставшиеся пехотные отделения должны были изображать деятельность до рассвета, а потом также отступить. Переодевшись в форму обер-лейтенанта Манфреда Шульца, взял его документы и ознакомился с ними. Также нацепив сверху немецкие шинели и каски, двое бойцов рядом со мной открыто и четверо скрытно, двинулись ко второй линии обороны. В это время Филиппов оговорённым образом просемафорил фонариком в сторону наших окопов, что явилось сигналом взятия первой линии. Красноармейцы пехотного батальона прорыва под командованием моего ровесника капитана Валеры Донникова, лихого донского казака и юмориста, небольшими группами побежали вперёд. Два моих разведчика потащили обер-лейтенанта в наш штаб полка.
Мы шли спокойно, хотя внутри нервы у всех были напряжены. Кто его знает, как оно будет там. Тем более многое зависело от количества человек, оставленных на втором рубеже. Мы не скрывались, идя так, как ходят по своей территории. Радовало то, что сейчас была ночь. Днём сослуживцы могли издалека опознать, что я не Шульц. Мы подошли ко второй линии окопов, когда нас окликнул часовой. Я назвал пароль и, прикрывая рукой лицо, будто чешу щеку, спустился в окоп, приближаясь к часовому. В это время очень некстати раздались автоматные очереди, правда, где-то южнее нашего участка.
«Нарвались парни, – подумал я, – значит, необходимо форсировать события».
Часовой отвлёкся на выстрелы, а я зажал ему рукой рот и ножом перерезал сонную артерию, завалив на землю. В это время Орлов и Чайкин соскочили в окоп и разбежались в обе стороны: один к местному блиндажу, а второй вдоль окопа. Быстро подошла остальная четвёрка, и мы окружили блиндаж, а двое побежали догонять Чайкина. Дверь в блиндаж оказалась закрытой. Что делать: ждать смену постов или запереть их в блиндаже и все дела, а когда окопы станут нашими, будет все равно, тихо мы вскроем блиндаж или нет. Посовещавшись с сержантами, решил оставить двух бойцов, которым приказал действовать по обстоятельствам, а дождавшись пехоту капитана Донникова, сдать ему эту проблемку и догонять нас. Пленный обер-лейтенант Шульц рассказал, что за второй линией окопов чуть правее блиндажа стоят два грузовика, которые утром должны были забрать порядка 40 солдат и офицеров, и отвезти их к старым рубежам.
Взвод быстро выдвинулся к месту стоянки, окружив грузовики. Ледков метнул нож, смертельно ранив часового, который захрипел, попытался крикнуть и упал. Спящие в кабинах водители и фельдфебель, озираясь спросонья, быстро подняли руки. Тут раздался выстрел из карабина, затем следующий. В результате на землю упал раненый солдат. Потом выстрелил Чайкин, попав немцу между плечом и шеей. Он не подходил близко к машинам и имел возможность охватить картину в целом, заметив огненные вспышки при выстрелах. Андрей закричал: «Вон он, гад!»
Мы подошли к раненому немцу, и кто-то сказал: «Видать, до ветру отошёл, да, увидев нас, залёг за деревом. Молодой ещё, идейный. Другой бы спрятался, а этот стрелять начал».
Водители и фельдфебель сжались, будто уменьшившись в размерах.
«Если бы я был в командирской форме, он точно выстрел бы в меня. Андрей, добей фрица, – отдал я команду, – а этих сдайте пехоте. Боголюбов, осмотри Семушкина, что можно сделать – делай. Ивашов, возьми бойца и доставь Семушкина в полк к нашим фельдшерам, потому что Боголюбов поедет с нами».
Боголюбов разрезал гимнастёрку, пуля вошла в спину и, похоже, застряла в лопатке, Сделав перевязку, фельдшер вместе с двумя разведчиками уложили раненого на плащ палатку, чтобы отнести его в лазарет полка.
«Бойцы, какие должны мы сделать выводы из сегодняшней ситуации? – задал я вопрос личному составу, – мы проявили беспечность, имея подавляющее численное превосходство, мы умудрились потерять трёх бойцов. Один наш товарищ тяжело ранен, будем надеяться, что выживет, и двух, которые его понесли. А если бы там был фриц с пулемётом – полегли бы все. Значит, в будущем не выходим на открытые пространства как стадо баранов, а обязательно вокруг контрольного места организуем разведку и огневое прикрытие».
Захватив два тентованных грузовика, бойцы взвода распределились по кузовам. С краю уселись солдаты в немецкой форме, водители тоже переоделись в немецкую униформу.
Я собрал сержантский состав и объявил: «Товарищи младшие командиры, сейчас Ельня пустая. Немцы отходят на старые рубежи, занимая позиции по реке Десне до деревни Садки, а может быть, и дальше. Наши пехотные части будут планомерно занимать территорию, наступая на Ельню. В тоже время во исполнение приказа командования о проведении диверсионных действий с целью нанесения большего ущерба врагу, приказываю. Ночью на немецкой технике мы совершим боевой рейд вглубь немецких позиций. В местах, где будет наблюдаться скопление фашистских солдат или техники, проведём разведку и определим, какой урон врагу мы сможем нанести. У немцев «оrdnung muss sein», что в переводе означает «порядок должен быть», организован на высоком уровне, но из-за ночной перегруппировки частей, определённая неразбериха будет. Этим мы постараемся воспользоваться».
Бойцы понесли раненого Семушкина в медсанбат, после чего должны были сообщить Недогарову о принятом мной решении.
Мы же проехали по грунтовым дорогам порядка тридцати километров, а я пытался вычислить наше местоположение по карте, доставшейся от убитого мной командира танка. Наткнувшись на колонну из шести грузовиков, буксируемых гаубицы, пристроились к ней в хвост и поехали следом. Прошли Дубовежье. Здесь должен проходить один из рубежей немецкой обороны, который тоже не будет особо удерживаться. Колонна остановилась. Судя по всему, впереди стоял пост, который тормознул её. Влево и вправо от дороги тянулись окопы немецких позиций. Встали и мы, потому что, если убегать сейчас, так нас сразу и расстреляют из пулемётов, прошив навылет наши грузовики и тенты. Как оказалось, дорогу контролировали два отделения солдат, имеющих два станковых пулемёт. Значит, примерно столько же фрицев отдыхают. Рядом стояли два уставших фельджандарма, одетые в характерную форму с блестящими бляхами – горжетом на толстых, чисто «новорусских» по размеру цепях, разговаривающие с офицером из первой машины. Машины тронулись, проезжая мимо. Выглянув в окно, я козырнул офицеру, а он махнул в ответ. Проехав посёлок, грузовики повернули налево, а мы за ними.
На востоке небо уже серело, через час-полтора рассветёт. На следующем посту жандармы ещё и разглядят, что в кузовах находятся не немцы. Въехав в посёлок Лысовка, в его центре колонна стала притормаживать, подъезжая к самому большому дому – бывшему сельсовету, у дверей которого стоял часовой. Мы объехали съезжающие с дороги машины и продолжили свой путь. Отмахав на машинах ещё километров пять, я, ориентируясь по карте, дал вводную водителю: «Впереди должно быть Леонидово. Пока лес закрывает нас от деревни, ищем съезд, загоняем машины вглубь и дальше идём пешком».
Проехав метров двести, Ломов свернул на узкую лесную дорогу, а вторая машина повторила этот манёвр. Углубившись в лес метров на триста, машины остановились и все вышли на природу.
– Птицын, выстави секреты!
Бойцы парами разбежались в охранение. Собрав оставшихся и подсвечивая карту фонариком, обрисовал диспозицию, после чего прикинули план действий.
– До Леонидово примерно километра два. Порядок продвижения следующий: впереди Бурят – это наша разведка, за ним на расстоянии ещё шесть человек в немецкой форме, а следом через 30 метров идут остальные.
Подобравшись к деревне, мы спокойно осмотрелись. Леонидово было небольшим, дворов на сто, населённым пунктом. Мы сразу увидели стоящие под деревьями танки. С нашей стороны я насчитал 14 танков «Panzer.III». Расставлены они были грамотно, практически полная готовность к бою при нападении с любой стороны деревни. Для ведения боя экипажу оставалось только занять свои места.
– Ледков, Лосев, нужно взять «языка». Бурят, прогуляйся по лесу вокруг деревни. Начни от въезда. Там наверняка сидит «секрет», отслеживая всех, кто появляется на дороге».
Через полчаса появился Ледков: «Есть «язык», командир. Во втором доме от края вышел оправиться, а заодно решил покурить. Тут мы его и «спеленали». Сейчас Лосев его притащит, а Бурят за домом присматривает. С той стороны насчитали ещё 17 танков, только более мощных. Там же у въезда под деревьями стоят три машины, у которых вместо кузова цистерны и шланги, уложенные вдоль ёмкости.
– Бензовозы.
– Точно. А вот узнавать полные они или нет, мы не рискнули».
Тут зашелестели кусты, и появился Лосев, таща на плече оглушённого немца. С Лосевым, Боголюбовым и пленным фрицем отошли подальше от деревни, а то вдруг заорёт, когда очнётся, и его услышат.
Водичкой и лёгкими пощёчинами привели солдата в чувство. Пленным оказался командир танка молодой лейтенант Гюнтер Флоэ. Я объяснил ему ситуацию, как солдат солдату, что оставлять его живым я не буду, но либо он умрёт легко, либо придётся помучиться. Он рассказал, что в деревне дислоцируется первый танковый батальон в количестве 31 танка «Panzer.III» и «Panzer.IV». Это остатки полка после боев под Смоленском, а так же три бензовоза с полными цистернами, отделение связи и штабная рота. Самым важным в его рассказе оказалось то, что в деревне размещается командование 10-й танковой дивизии вермахта, командиром которой являлся генерал-майор Вольфганг Фишер. В реальной истории он ещё воевал под Вязьмой, а погиб в январе 1943 года в Тунисе, сражаясь в африканском корпусе генерала Роммеля. Естественно, что генерал ночевал в лучшей избе деревни, где он, лейтенант Флоэ, не был. Но парень указал, что в ней так же квартировал начальник оперативного отдела, то есть, фактически начштаба дивизии. Сегодня в два часа ночи 40 танков второго танкового батальона, являющегося резервным, и пехотный полк убыли к линии фронта на юг в сторону села Поповка. Километрах в трёх южнее Леонидово в лесу оборудованы позиции батальона 706-го полка тяжёлых орудий и находится пехотная рота прикрытия батареи. Я сверился с картой, показал её офицеру, он ткнул пальцем в примерное место расположения батареи.
Затем парень растерянно посмотрел на меня и произнёс: «Herr Officer, ich habe 3 kleine Kinder und bitte meine Frau um ein paar zeilen…»
Потом вздрогнул, как будто осознал то, что его жизнь закончится не просто в бою, где «пуля пролетела и ага…», а сейчас. Он понимал это, как понимают осуждённые в последние минуты своей жизни перед казнью. Потом осознав, что сказал что-то не то, встал, одёрнул серый китель, посмотрел на меня и, извинился: «Еntschuldigen sie bitte».
«Что он там сказал про киндеров?» – спросил Лосев.
«Сказал, что у него трое детей, и просит передать им несколько строк, которые он напишет.
Не знаю, что на меня нашло, оставляя жизнь врагу, рассмотревшему нас в лицо, и находящемуся в непосредственной близости от немецких частей, но я сказал Лосеву: «Только оглуши фрица, затем свяжи руки и заткни рот. Пусть парень живёт. Скоро у фрицев побудка и нам надо спешить».
Семеро одетых в немецкую форму разведчиков двинулись выполнять свою задачу. К нам подобрался ожидающий в деревне Бурят: «В доме тихо. Пока вас ждал, пошуршал по дворам и немного осмотрелся. На улице никого нет, возле бензовозов сидит часовой, возле тоже штаба стоит часовой, может, в самом дворе, где спит генерал, ещё кто есть. Я никого больше не увидел, хотя, кто его знает, как у них генералов охраняют».
Мы решили в наглую не идти, а тихо пройти к нужному дому дворами. В каждом дворике был сад, а дальше в сторону леса тянулись засаженные овощами или картошкой огороды.
– А чего скотину не слышно–то, её же давно пора обихаживать?
– Так откуда ей взяться-то, когда в округе стояла пара тысяч солдат – сожрали всё.
– Ну и славно, а то даже не знаю, как подобраться к нужной избе.
Грачев, одетый в форму обер-лейтенанта танкиста с гранатами Ф-1, которые в народе назывались «лимонками», уложенными в вещмешке и заготовленными в полку бечёвками для растяжек, засел во дворе дома напротив бензовозов. В его задачу входило заминировать бензовозы так, чтобы при начале движения верёвка намоталась на ось, выдернула чеку и граната взорвала бензобак.
Пробравшись через дворы к нужному, как повелось, вперёд запустили самого наблюдательного разведчика. Проскочив последний двор, Бурят долго, как нам казалось, осматривал двор, потом раздвинул жердины и, ввинтился между ними. Появившись, подал нам знак, и снова исчез. Прячась за деревьями, колодцем и хозпостройками, мы подобрались ближе и стали решать, как лучше проникнуть в дом.
«Командир, один часовой стоит у входа в дом, второй у забора на улице, расстояние между ними метра три. Вдоль забора растут приличные кусты. Когда часовой ходит вдоль дома, он не увидит, как мы заменим немецкого часового на Орлова. А проникнуть в дом можно через окно сеней. Сейчас вынем стекло из половинки окна, я туда залезу, осмотрюсь, и подам знак», – предложил Бурят.
– Ледков, нет – ты слишком мощный, Лосев…Лосев только вместе со стеной пролезет. Чайкин следующим за Бурятом полезешь ты, а третьим буду я. Орлов, как только Ледков уберёт часового, встанешь на его место. В это время я и Лосев быстро оттаскиваем труп за угол дома. Расстояние в метр, значит, секунд пять нам должно хватить поднять и унести его, а Орлу встать на пост. Боголюбов, ты контролируешь выход из хлева, там наверняка спят хозяева. Ледков, прячешься за куст и наблюдаешь за вторым часовым. Если что, вали его и затаскивай во двор.
Часовой потоптался на месте и снова начал медленное движение по своему маршруту вдоль фасада дома. Выждав секунд пять, Ледков вышел из-за угла дома. Часовой, стоящий возле двери, начал поворачивать голову в сторону движения. Резко приблизившись, Сергей зажал ему рот и свернул шею. Первый часовой подошёл к дальнему углу дома, но возвращаться не спешил.
Мы же дальше действовали по плану, только вместо окна, Бурят и Чайкин проскользнули в дверь. Следом в дом зашли я и Лосев. В нём было три комнаты, кухня-столовая и сени. Двигаясь прямо по коридору, увидели спящего человека, похоже, что адъютант. На вбитом в стену гвозде висела форма лейтенанта. Он был зарезан, так и не проснувшись. Далее я и Чайкин просочились, отодвинув занавеску в одну комнату, а Бурят и Лосев в другую.
Упаковали немцев быстро, правда, пришлось оглушить ударом по голове проснувшегося генерала, после чего вытащили их тела в сад через окно. Я осмотрел комнаты и забрал стоящие там портфели. Попутно забрали портфель, стоящий под формой в комнате, где спал адъютант.
Первый часовой стал возвращаться к углу, где был вход в дом и стоял его напарник. Орлов отошёл к углу дома, присел, как будто, что-то рассматривая у основания стены, и стал откидывать землю рукой. Не оглядываясь, помахал напарнику, подзывая его. Часовой осмотрелся по сторонам, открыл калитку и вошёл во двор. Он успел сделать лишь несколько шагов, как сзади на него напал наш сержант. Оттащив второй труп в глубину двора, бойцы побежали догонять нас.
Времени на часах было полшестого утра. Уже достаточно рассвело, хотя небо хмурилось тучами. Резкий рывок через огороды и мы под прикрытием лесных деревьев. Бойцы радостно улыбаются, похлопывая «спецназ» по плечам. Подхватив пленных и выслав передовой дозор, мы двинулись к нашим автомашинам.
Воевала эта дивизия хорошо, громя наши войска под Белостоком и Смоленском, поэтому проведение нашей диверсии, так сказать, уколовшей фрицев в самое сердце дивизии, лишив её командования, будет им хорошим подарком. Нас уже ждал Грачев, доложивший об исполнении своей задачи. Часовой у бензовозов так же «пропал», а, точнее говоря, его труп был спрятан в лесочке.
Вдалеке грохотала канонада. Похоже, что за ночь наши части подошли к Ельне, заняли её и приблизились к очередному временному рубежу обороны гитлеровцев, проходящей по линии Садки – Поповка.
Я размышлял, что лучше сделать – выдвинуться обратным путём в сторону нашего полка, или наоборот, углубиться на запад в сторону основного рубежа обороны немцев, и отсидеться в лесу. Все же решили выдвигаться домой разведанным маршрутом. Я составил донесение о том, что нами захвачен командующий 10-й танковой армией с начальником штаба и документами, а также указал координаты ставшего известным нам места дислокации немецких танков и пушек. Радист отстучал шифровку.
Начался наш прорыв домой. Вспомнилось название советского фильма «Мерседес» уходит от погони». Вообще, какие ставили фильмы о войне в советское время. Были, конечно, и слабые фильмы, примитивные, но многие явились настоящими шедеврами, которые мы смотрели десятки раз, и всё равно было интересно смотреть снова. Настоящие мастера своего дела: режиссёры, сценаристы и актёры, создавали великолепную реалистичность того времени. Фильмы показывали не знавшим той войны людям всю её тяжесть: условия жизни, горе от потерь близких, героизм и самоотверженность обычных людей – бойцов и работников тыла, которые в лютые морозы, недоедая, недосыпая, поднимали корпуса эвакуированных на Урал заводов и давали продукцию фронту. Это военные фильмы Быкова, «Щит и меч» Басова, «17 мгновений весны», «В августе 44-го», «Жаворонок», «А зори здесь тихие», «На войне, как на войне» и многие другие. Реальные войны, что прошедшие, что сегодняшние – это не компьютерная игрушка, играя в которую дети, в силу «детского» понимания мира, теряют чувство страха, перенося компьютерные разборки в реальность, не осознавая возможные последствия. Ведь в игре можно «уйти на респаун», возродясь целым и здоровым. В жизни, если погиб, то это навсегда.
В общем, проскочив Лысовку, мы подтянулись ближе к фронту. Сегодня фрицы его ещё держали, но, скорее всего, этой ночью немцы окончательно отойдут к основному рубежу обороны, и произойдёт спрямление Ельнинского выступа.
И вот тут, продвинувшись в сторону Демшино, где по моим прикидкам должен наступать наш полк, мы съехали в лес, углубившись в него километров на пять. Выставили круговое охранение, которое будет меняться каждые два часа, и расположились на отдых в ожидании ночи. На связь с начальством я побоялся выходить. Может быть ночью, когда будем уходить отсюда, выйдем ещё раз. Генерала точно ищут большими силами.
Не разжигая костров, подкреплялись консервированной свиной тушёнкой и сухарями, накормили «господ» генерала и подполковника. Эти немцы были настоящими фронтовиками. Оба прошли победоносную для них французскую и польскую кампании, поэтому понимали, что бузить в плену чревато для здоровья. В результате они не доставляли нам беспокойства, покушали и спокойно сидели, не показывая генеральского апломба. Я не испытывал к ним классовой ненависти. Это были не идейные эсэсовцы или националисты, поэтому относился к ним, как к обычным солдатам противника, попавшим в плен. Однако расслабляться нам с ними нельзя – это боевые офицеры и при возможности попытаются сбежать. Генерал был где-то пятидесяти лет и достаточно плюгавеньким мужичком. Танкисты все такие, ведь гиганту будет трудно разместиться в танке.
На его лице было написано философское равнодушие, и братской любви ко мне он явно не испытывал. Увы, но я порушил его блестящую до сегодняшнего момента карьеру. Что мне от него надо было узнать, да, по сути, ничего. Я и так знал, что немцы будут рваться к Москве, где получат на «первые орехи», потом будут «вторые орехи», сталинградские, и так далее. Просто захотелось немного поговорить с истинным арийцем. К тому же будет ли у меня вообще возможность в будущем пообщаться с генералами. Я подошёл к ним, сев на свой вещмешок, и завёл разговор. Вокруг немцев располагалось человек 10 моих бойцов.
Похвалил его награды: «Мол, вы настоящий боевой офицер, а не паркетный генерал. А по возрасту вы, герр Вольфганг, вполне могли воевать в 1-й мировой войне. А сейчас в каких военных компаниях участвовали: Польша, Франция, Бельгия?»
Ему, похоже, было приятно чувствовать, что к его наградам я отнёсся с уважением. Боевые награды даются за реальные победы. Вспомнил о большом количестве ссылок в интернете на то, что серьёзные ордена, положенные за личное мужество в бою или великие дела по укреплению обороноспособности государства, раздают непонятно кому: женщинам-генералам, кадровикам и секретарям, чиновникам с артистами, которые, если и прилетали в горячие точки, то дальше бункеров военных баз не показывались. Может быть, сам приезд в зону боевых действий уже есть проявление личного мужества для этих людей? Вот только достойны ли их деяния ордена – не знаю? Объективно говоря, стать генералом уже подвиг, а каким путём – это другое дело. Или вспомнил свою работу, где у сотрудников ряда служб, приближенных к раздаче медалей и знаков поощрения, на кителе за 5-7 лет службы медалей прикреплено больше, чем в иных службах у всех сотрудников вместе взятых.
«Да, – подтвердил Фишер, – я начал воевать в пехоте в первую мировую войну, потом служил в рейхсвере, а в тридцатые годы, когда стали развиваться танковые войска, возглавил полк, а затем и дивизию. Славный путь прошла дивизия, много побед было и в Европе, и в России.
– А как ваше впечатление от русских солдат?
– Плохое. Взяли в плен меня русские солдаты. Но, если говорить объективно, то мы с первого дня много сталкивались с упорным сопротивлением ваших солдат ещё на границе. Правда, мы сминали их. А дальше пошло легче. Прошло всего три месяца, а мы захватили территорию в четверть Европы. Воюя с вашими большими соединениями, я вижу много непонятных и даже бестолковых действий вашего командования. В результате мы громим вас на всех фронтах. Вы знаете, что нам сдались под Минском 22 советские дивизии, а под Смоленском мы взяли в плен 320 тысяч ваших солдат, целых 33 дивизии. И пусть я в плену, но скоро наши войска будут маршировать в Москве по Красной площади, и дальше захватывая вашу страну.
– Что вам ответить, герр генерал? Да, пока вы побеждаете нас, и состояние дел на фронтах позволяет вам сделать выводы о том, что скоро вы будете в Москве. Вы воюете с 1938 года, «обстреливая» своих солдат и обкатывая технику, у вас развитая промышленность и профессиональные кадры на заводах. Мы же, как вы знаете, очень много потеряли в Первую мировую и в Гражданскую войны, но за двадцать лет снова подняли свою страну. У нас огромная страна и в финансовом плане её значительно сложнее «развить» до приемлемого уровня во всех регионах. Однако как вы уже убедились, большая территория имеет огромные плюсы. Были бы мы размером с Польшу или Чехию, не стало бы уже нас, как государства. Пусть у нас много брака на заводах из-за низкой квалификации рабочих и устаревшего парка оборудования, но мы развиваемся. В стране огромный потенциал, который именно сейчас, в тяжёлые годы, раскрывается в полной мере. Согласитесь, война способствует быстрому развитию промышленности. Если в мирное время люди раскачиваются, совещаются, решают месяцами, то сейчас все собрались в кулак, решения принимаются быстро, а внедряются ещё быстрее.
– Согласен, герр обер-лейтенант. Как вас зовут? Хотел бы знать, кто командовал операцией по моему пленению.
– Я старший лейтенант или обер-лейтенант по-вашему, и зовут меня Кольцов Александр Павлович. А что касается войны, герр генерал, то вы выиграли сражение, но вся война ещё впереди. Есть русская пословица «не говори гоп, пока не перепрыгнешь». Вспоминайте её, когда будете наблюдать за ходом войны. И, возможно, именно это пленение спасёт вам жизнь, и вы сможете увидеть нашу победу, а позже наблюдать за развитием послевоенного мира.
– Герр Александр, я видел, как кричали русские офицеры, попавшие к нам в плен, что победа будет за ними, но это были крики отчаяния. Вы же говорите так, как будто знаете, чем закончится война?
«Штирлиц в будёновке и в шароварах с лампасами шёл по коридорам управления РСХА. Никогда он ещё не был так близок к провалу! – вспомнив этот анекдот, я ответил. – Понимаете, герр Вольфганг, я прагматик и стараюсь смотреть на ситуацию объективно. Существует множество факторов, позволяющих со 100 процентной гарантией прогнозировать сложности, с которыми вы столкнётесь в этой войне. Они сломают вашу машину.
– Очень интересно?
– Ваш блицкриг, так называемый план «Барбаросса», уже столкнулся с огромными территориями нашей страны, которые надо преодолеть. Коммуникации снабжения ваших армий уже очень растянуты, а ведь вы захватили только тысячу километров нашей страны. Ваши самые мобильные части – танки, без ремонта просто не доедут от Бреста до Москвы. То есть вам необходимо останавливать вашу машинерию и производить замены всего того, что полагается при техобслуживании. Это означает, что необходимо везти запчасти для ТО и ремонта целой техники, а ещё восстанавливать подбитую. И такая ситуация у вас сложилась во всем. Ведь длинные коммуникации снабжения – это упущенное вами время, позволяющее нам успеть сделать больше вооружения, подготовить новых бойцов вместо погибших и попавших в плен.
Далее, уже в этом месяце вы столкнётесь с распутицей, а позже с морозами, где вся ваша техника встанет, а солдаты будут замерзать в осенних шинельках «от Хуго Босса». Все это приведёт, как минимум, к стабилизации фронта. Вы ещё будете иметь возможность сравнить, что Россия – это не мягкая Франция. Наши заводы, эвакуированные в тыл, в следующем году будут запущены и заработают на полную мощность. Мы имеем все необходимые ресурсы для производства оружия: железо, нефть и прочее. И самое главное, мы учимся воевать, воевать на фронтах и в вашем тылу. Уже «растут» наши маршалы Победы, умеющие просчитывать действия противника и предлагать победные решения. И, конечно, нельзя сбрасывать со счетов героизм русских, точнее говоря, людей всех национальностей, проживающих в СССР. А все ваши союзники типа итальянцев и румын, кое-как воюют, пока вы их прикрываете, а дальше, когда вы выдохнитесь, они пешком будут драпать назад быстрее автомобилей или станут сдаваться пачками, лишь стоит их прижать. Основываясь на этом, я спрогнозировал, что ждёт великую Германию в СССР.
В общем, мне было намного легче давать оценки ситуации, обладая моим послезнанием истории. Генерал не спорил, но и не согласился.
– Посмотрим, посмотрим, кто окажется прав. Скажите, что будет дальше со мной и моим офицером?
– Как что? Дождёмся нашей части, отсиживаясь здесь, и передадим вас в штаб фронта.
– Сколько мы будем отсиживаться? Ведь я ценный источник информации, и пока мои сведения не устарели, меня надо доставить вашим командирам.
«Аха! А вот хрен тебе «ценный источник» возить тебя сейчас. Надеешься, что нас тормознут поисковые части вермахта и тебя освободят», – про себя подумал я.
– Герр Вольфганг, если мы будем прорываться через ваши заслоны или наши позиции, есть большая вероятность, что нас расстреляют. Мы вместе погибнем от пуль, а я не могу рисковать вами! А ваша информация не актуальна. Жукову и Ставке и так понятны ваши ходы. Сейчас вы отступите, выровняв фронт, а основной удар по вашему плану «Барбаросса» нанесёте через Вязьму и Москву. Важна лишь информация о точном количестве ваших войск и, где они дислоцируются, но ещё день наше командование переживёт без этих данных.
«Откуда вы знаете название нашего ударного плана, герр Александр»? – взволнованно спросил генерал.
«Хм, действительно, откуда простой лейтенант знает название секретного плана немецкого генштаба? Да у нас это каждый школьник об этом знает! Фильмы про войну смотреть надо! – посмеялся я про себя, серьёзно ответив генералу. – Нам об этом довело командование. Наверное, кого-то из ваших штабных или важных командиров взяли в плен, вот и узнали об этом плане».
Вдали слышались раскаты взрывов артиллерийских снарядов, а лёжа на траве, иногда ощущалось, как вздрагивает Земля, в общем, до линии соприкосновения было всего-то километров пять-семь. Однако ночь вступала в свои права и боевые действия стали затихать.
Пока не совсем стемнело, я записал в блокноте наш боевой путь и представление на награды всему взводу и на особо отличившихся. Здесь я действовал по принципу «пиши больше – всё равно урежут». В своё время, читая о войне, попадались воспоминания фронтовиков, где описывались разные командиры: одни были завистливы, зажимая представления на солдат, другие по складу характера считали, что защищать Родину нужно без медалей, а по долгу гражданина, а третьи, наоборот, поощряли людей и писали представления чуть ли не после каждого боя. Я тоже считаю, что за проявленные грамотные действия, приведшие к нужному результату, а если ещё они и героические, солдат надо поощрять. Ведь не зря же правительства всех стран ввели такие знаки поощрения.
Поспав часа четыре, я проснулся и стал поднимать бойцов. Разбудив народ, собрал их вокруг себя: «Товарищи, думаю, что сегодня немец снова оставит позиции и отойдёт на старые позиции, чтобы выровнять фронт в прямую линию. Что это для нас может значить?»
«Известно что. Пехота будет отступать, возможно, что через этот лес, есть вероятность, что наткнётся на нас», – продолжил мою мысль Филиппов.
– Правильно. Значит, сейчас выходим на связь с нашим полком. Передаём информацию о нашем расположении, запрашиваем об их местонахождении, после чего будем выдвигаться к своим.
Со стороны дороги к нам бежал часовой из секрета.
– Товарищ старший лейтенант, по дороге прошла колонна грузовиков порядка 30 машин с солдатами и 10 автомашин с короткоствольными пушками на прицепе. А ещё я видел, что вдалеке видны горящие фары какой-то техники, похожей на мотоциклы.
– Значит, немцы начали отход. Именно сейчас мы и должны проскочить. Собираем бойцов из окружных «секретов», заводим наши «Боливары» и в путь. Немцев уложите на дно кузова, и дайте им под голову скатки, что ли. Филиппов – отвечаешь за фрицев, если что, хоть на руках выносите.
Проведя радиосеанс и собрав часовых, через полчаса мы выехали. Не доезжая выезда из леса, я отправил двоих разведчиков поглядеть, что творится на дороге. Вскоре они вернулись вместе с остальными бойцами «секрета».
«На дороге спокойно, недавно прошла группа грузовиков с пушками и солдатами. Через минут десять проехали мотоциклисты, за ними проследовало шесть БТРов. В настоящее время на дороге пусто», – доложил разведчик.
– Бойцы, если нас остановят немцы, будьте готовы к бою. Постараемся прорваться, но, возможно, что придётся принимать бой. Слушайте внимательно, если первая машина притормозит и погасит задние фонари, снайперам на ходу выскочить из кузова, сержанту Птицыну и его «стае» также покинуть кузов и обеспечить прикрытие Бурята и Малеева. Все подтягиваетесь ближе к нам и действуете по ситуации. Выход на позицию обозначьте уханьем филина. Затем сами или по моей команде выбиваете пулемётчиков и автоматчиков. В случае победы мы дожидаемся вас, либо уходим с грузом, а вы растворяетесь в темноте и добираетесь сами. В общем, слушать команды, которые я буду кричать.
Проехав минут двадцать, мы наскочили на передвижной пост. Впереди была видна суета и нас осветили фары чего-то большого. Я отдал приказ, и водитель погасил фары и габариты, затем включил их, но сбросил скорость километров до двадцати. Вторая машина так же притормозила, чтобы парни без травм выпрыгнули из кузова и не сильно отстали от нас, подбираясь к блокпосту через придорожную рощицу. Со второй машины тоже была сброшена группа из шести человек. Вскоре наши фары выхватили стоящий на обочине «Ганомаг» и пару мотоциклов с коляской, расположенных с обеих сторон дороги. Очевидно, что в кустах рассредоточились ещё группа из 10-12 фрицев.
Нас тормозили. Я достал из кобуры «Парабеллум» и взвёл курок, а затем вставил его в кобуру. Водитель Ломов также достал трофейный «Парабеллум» и открыл своё окно. Вся надежда была на выброшенные группы. Мы медленно подкатывали к посту. Я достал документы обер-лейтенанта Шульца, в чьей шинели и фуражке я до сих пор пребывал. В голове вертелись мысли: «Что делать, сидеть в машине или, открыв дверь, попытаться изобразить, что поскользнулся на ступеньке и упасть на землю, чтобы уйти с линии огня пулемёта?»
– Ломов, когда я выйду, поскользнусь и свалюсь на землю, ты, если начнут стрелять из пулемёта, падай на пол. Если повезёт – останешься цел. А, если парни положат пулемётчиков, то рви вперёд, чтобы не быть неподвижной мишенью. Тебе необходимо уйти из-под обстрела автоматчиков, сидящих в кустах по бокам дороги. Твоя главная задача вывезти генерала. Отъедешь вперёд, остановишься и дождёшься нас. Ясна диспозиция?
– Так точно!
Мы остановились перед солдатом с поднятой рукой. К кабине подошёл и козырнул лейтенант, спросив у нас: «Ваши документы, герр обер-лейтенант. Что в кузове?»
Я подал документы и, махнув рукой в сторону кузова, сказал, что «в кузовах едет взвод заслона», повторив слова Шульца о своём подразделении. Беседуя с офицером, я вышел из машины. При этом моя нога соскользнула со ступеньки и я, споткнувшись, пробежал несколько шагов вперёд и свалился за обочиной, ругаясь словами «Donnerwetter! So eine scheiße!», что в переводе на русский означало примерно следующее: «Чёрт побери, вот дерьмо». Я услышал уханье филина, затем второе и тут защёлкали наши «плётки» – винтовки «СВТ-38» с оптическими прицелами. Пули откидывали тела пулемётчиков, сидящих на мотоциклах и у пулемётов в кузове БТРа. Было ясно, что те уже не бойцы. Я выхватил пистолет и засадил четыре выстрела в лейтенанта и в тормознувшего нас солдата. Ломов рванул вперёд, а из кузова второго автомобиля посыпались наши солдатики. По автомобилям и выскакивающим из них бойцам, застрекотали автоматные очереди, подсвечивая огоньками места залегания фашистов. К ним добавились очереди автоматов спрыгнувших ранее разведчиков, и зашедших немцам в тыл.
За несколько минут бой был окончен. В кузова загружали наших убитых и раненых, и собранное оружие. По два бойца уселись на мотоциклы на места водителя и пулемётчика, нацепив верхнюю одежду убитых немцев. Несколько бойцов забралось в БТР. У нас погибло четверо солдат, одним из которых был наш штатный водитель, управляющий второй машиной, а ранеными оказались пятеро бойцов: один был тяжёлым – разворочена спина в месте выхода автоматной пули из грудной клетки – точно не довезём, и остальные отделались лёгкими ранениями. Впереди катили мотоциклы, за ними грузовики, а «Ганомаг» замыкал нашу колонну.
Метров через 800 впереди на дороге нас дожидался Ломов. Генерал и подполковник оказались живы, а вот один наш боец погиб, закрывая их своим телом. Я снова пересел к Ломову в кабину.
«Ломов, скажи, нужен ли нам такой размен – советские парни, молодые и надёжные и никому не нужный генерал, который будет топтать землю в лагере для военнопленных или куда его определят», – вслух проговорил я.
«Жаль парней, но это война», – ответил мне Ломов.
Мы уезжали всё дальше и дальше от места боя. Немцев не было. Неужто, это был последний КПП, и фрицы оставили свои позиции?
Затем колонна пересекла пустую линию окопов, проехали через пустой пост, который проезжали два дня назад и рванули в нашу сторону, периодически моргая фарами, чтобы наши же нас не подстрелили. По нашим прикидкам скоро должны были стоять советские части.
Нас встречали. Стоящий на дороге красноармеец махал руками, чтобы мы остановились, а подошедший капитан Донников радостно облапил меня, похлопывая по спине: «Ну, бродяги, прибыли! Молодцы! Вас срочно ждут в штабе!»
– Полка?
– Не-е-ет, бери выше, ещё выше, вот теперь угадал. Совсем высоко!
На грузовике я, немцы и охрана с Донниковым отправились в штаб нашего полка, чтобы оттуда с комполка Шубиным предстать перед командующим нашей дивизии, а, возможно, что и фронта. Сержант Ледков и несколько бойцов взвода повезли наших раненых и убитых в полковую санчасть. Старшина Филиппов стал оформлять сдачу трофеев. Я дописал в листок сведения о бое с немецким полевым постом, указал перечень захваченной техники и отметил уверенные действия стрелков.
Доложившись Шубину, срочно выдвинулись в сторону Ельни, куда передислоцировались штабы дивизии и Резервного фронта.
«Возможно, что сейчас я увижу одного из главных героев ВОВ», – размышлял я, трясясь в грузовике с двумя отделениями охраны из батальона Донникова. Наш грузовик катил вслед за штабной машиной «ГАЗ-М1», в которой находились Шубин и Недогаров с пленными офицерами и их портфелями.
Разное пишут о Жукове. Одни хвалят, другие ругают, обвиняя в непрофессионализме и огромных потерях при проводимых им операциях. Вспомнились отрывки из воспоминаний маршала Василевского о личных качествах Жукова: «На совещаниях разговаривал жёстко, мог быть очень грубым, а при случае ударить по лицу. Если сегодня ударит по зубам – врежу ему в ответ». Хотя это воспоминание касалось именно рабочих моментов, когда разрабатывались и принимались военные решения. Сам знал в «прошлой» жизни людей, бывших начальниками строительных управлений, которые рассказывали о том, как могли проходить совещания в строительном главке или тресте. До того закипали страсти мирного, ещё советского времени, что начальники управлений или главные инженера плевались друг в друга, рвали рубашки и пиджаки своим оппонентам, кидались графинами с водой, стаканами, подставками под письменные принадлежности из декоративного камня, выясняя, кто виноват за срывы сроков или поставок. А ведь попади такая подставка по голове и травмы не избежать. А тут война была и эмоции кипели.
В обычной и семейной жизни Жуков был вполне адекватным, нормальным, хоть и властным человеком. Поэтому лично моё мнение таково: «Война воспитала плеяду действительно победоносных полководцев и Жуков среди них стоит на первом месте, как главный маршал Победы. Да, ему помогали или, можно сказать, на него работали штабы армий и фронтов. Штабные офицеры – профессионалы своего дела, разрабатывали стратегические и тактические планы кампаний или отдельных сражений, но конечное решение принимал именно командующий, отстаивая его, если того требовал статус решения, перед членами Ставки и Сталиным. К тому же там, где находился Жуков, особенно это было важным в 1941-1942 годах, наши войска не только сдерживали, но и громили врага. О его стратегическом военном чутье и опыте свидетельствует даже тот факт, что полученные разведданные и показания перебежчиков о возможном начале войны, Жуков, как начальник Генштаба, Ватутин, как его первый заместитель, и присоединившийся к ним нарком обороны СССР Тимошенко не проигнорировали. На совещании, закончившемся в 23.00 часа 21.06.1941, они смогли убедить Сталина принять Директиву № 1 «О приведении в боевую готовность приграничных военных округов в связи с возможным нападением 22-23 июня Германии на СССР». Директива была немедленно передана в войска, но из-за малого времени для её реализации во многих частях оказалась запоздалой.
Несмотря на ночное время в сторону фронта передвигались пехотные части. В Ельне мы подъехали к зданию бывшего городского Совета народных депутатов. Шубин подъехал непосредственно к зданию, а наш грузовик был остановлен у въезда на площадь. Я выскочил из кабины и, пробежав это расстояние, успел зайти в здание вместе со всеми.
Дежурный офицер проводил нас к бывшему кабинету председателя горсовета. В него вошли Шубин, Недогаров и немцы, а я остался гулять по коридору. Через полчаса появился Недогаров и помахал мне рукой, мол, зовут. Я зашёл в кабинет. Во главе стола сидел Жуков, вокруг стола на стульях расположилось человек пятнадцать: штабные, возможно, что командующие 24-й и 43-й армий, участвующих в операции – я не знал их в лицо, командир нашей дивизии Руссиянов, моё непосредственное начальство, переводчик и пленные немцы. Я встал по стойке смирно и представился по уставной форме. Пленных немцев вывели из кабинета.
Я и Жуков рассматривали друг друга несколько секунд, наверное, и мысли были похожи, по типу «так вот ты какой, северный олень». Потом Жуков скомандовал: «Вольно, товарищ старший лейтенант. Александр Павлович, коротко расскажите о боевом пути вашего взвода, а также свои наблюдения в немецком тылу. В общем, говорите всё, что посчитаете необходимым озвучить».
Я начал доклад. Рассказал о том, что заметив уменьшение интенсивности ответного ружейного немцев, сделал предположение, что они отошли. Это требовалось проверить и, если это было действительно так, то марш-броском захватить вражеские позиции. На совещании, проводимом командиром полка Шубиным, я озвучил своё наблюдение, что и подтвердили остальные командиры полевых частей полка. Поскольку подчинённый мне разведвзвод являлся самым подготовленным подразделением для ночных боевых действий, предложил провести ночную разведку боем. Данное предложение встретило полное одобрение у командира полка и начальника штаба, а также командира нашей дивизии генерал-майора Руссиянова, который в возможно короткие сроки согласовал проведение операции. Ночью мы, скрытно подобравшись к позициям немцев, убрали часовых, взяли в плен обер-лейтенанта Шульца, который обрисовал нам общую ситуацию по гитлеровской обороне. Очистив вторую линию окопов от защитников рубежа, на двух трофейных грузовиках взвод совершил рейд по тылам противника.
Из личных соображений хотел бы отметить два аспекта. Первый – комполка дал указание вести боевые действия именно по разведывательно-диверсионному профилю подразделения, разрешив свободный поиск целей, а не использовал нас, как обычные пехотные части по планомерному занятию территории. Именно диверсии на коммуникациях врага подготовленными бойцами принесут большую пользу армии, чем их сидение в окопах. А второй – если подразделения особо назначения НКВД выполняют диверсии, используя глубинную заброску в тыл врага, где действуют окруженцы и добровольцы из местных жителей, которых мы называем партизанами, то нас, фронтовую разведку, надо использовать для диверсий в прифронтовой полосе и ближнем тылу врага.
Далее, воспользовавшись передислокацией немецких подразделений, как говорится, «под шумок» пристроившись к колонне, проскочили в тыл фашистов. Затем наткнувшись на немецкие танки в Леонидово, провели разведку, взяв в плен командира танка. У него выяснили текущую остановку. Пленение генерала стало делом техники. Также несколькими гранатами на растяжках заминировали бензовозы, привязав чеку к осям задних колёс. При движении автомобиля верёвка намотается на ось, при этом будет выдернута чека лимонки, что гарантировано должно взорвать бензобаки. Но результата мы не видели, с генералом пришлось уйти раньше. Затем день отсиделись в лесу, а по результатам радиосвязи с полком, решили прорываться к своим. Далее был короткий бой с передвижным постом, где трофеями были взяты БТР, мотоциклы и оружие. К сожалению, именно в этом бою взвод понёс потери. Лист о представлении отличившихся солдат на поощрения я подал командиру полка. Вот и все.
«Знаете, Кольцов, а это первый пленённый нашей армией генерал. Со сведениями, которые находятся в портфелях, мы разберёмся. Что-то ещё хотите добавить?» – спросил Жуков.
– Хочу, товарищ генерал армии. Мы проехали несколько километров в сторону фронта и не увидели войск врага, наблюдая лишь отступающие части. Похоже, они повторили свой манёвр двухдневной давности, скрытно отведя войска на двадцать – тридцать километров назад и выпрямив фронт. Считаю целесообразным использовать эту информацию и пехоте захватить оставленные немецкие позиции этой ночью.