Прошло всего несколько минут, но школа уже похожа на муравейник: толпы учеников хлынули через двери внутрь и наводнили все коридоры.
Мы с Брайсом еще не добрались до моего шкафчика. Школьники быстро заполняют холл; звуки возбужденной болтовни и смеха отражаются от стен. Шкафчики с грохотом открываются, но большинство подростков просто тусуется возле них и обсуждает прошедшие каникулы.
Подобное мне доводилось видеть каждый год. Все были рады снова встретиться с друзьями, поговорить, обменяться историями, посмеяться и пошутить. И каждый год я стояла у своего шкафчика, прокручивала песни на айподе, пытаясь выглядеть занятой, и подчеркнуто не замечала всего, что происходило вокруг.
Теперь, однако, я стою без спасительных наушников рядом с потенциальным собеседником. И ощущаю себя потерянной. У меня начинается клаустрофобия.
Ничего не могу с собой поделать: очутившись в знакомой ситуации в первый учебный день посреди коридора со шкафчиками, наполненного школьниками, я цепенею. Даже если теперь мое положение в обществе изменилось, воспоминания еще слишком свежи. Я помню тот первый учебный день в год, когда Дженна уже окончила школу.
Я опаздывала на классный час. Ужасно разнервничалась из-за того, что старшей сестры больше нет рядом и некому за мной приглядеть, и пряталась в туалете, закрывшись в кабинке. Я была готова даже получить замечание за опоздание, лишь бы только держаться подальше от людей.
Это не помогло.
Меня толкнули к шкафчику, врезав локтем по позвоночнику.
– С дороги, – буркнул парень, который налетел на меня.
Мне следовало промолчать. Я не собиралась говорить громко, просто пробормотала:
– Мог бы и обойти. Не обязательно переть напролом.
К сожалению, меня услышали. Какие-то девчонки захихикали. Я даже не разобрала, кто этот парень, для меня все они были на одно лицо. Задиры. Однако мельком я увидела спортивную куртку и догадалась – он спортсмен. Конечно, кто же еще.
– Обойти? – переспросил он, издевательски смеясь, и у меня свело живот. Я была рада, что не позавтракала и вырвать нечем. – Это довольно сложно сделать, когда ты перегородила собой весь чертов коридор, Толстуха Мэдди.
Мои щеки едва не вспыхнули, но я не отрывала взгляда от шкафчика и делала глубокие вдохи, не собираясь показывать им, как сильно меня это ранит. Именно это их и заводило; слезы мне бы не помогли, и уж точно ни от кого я не получила бы сочувствия.
– Хрю, хрю, – изобразил мой обидчик свинью. Я сгорбилась и сжала кулаки. Одного наушника было недостаточно, чтобы заглушить их всех, хрюкающих и фыркающих в попытке вывести меня из себя. Когда они наконец поняли, что я не собираюсь рыдать, то сдались и прошествовали мимо, толкая плечами и локтями, а один даже подставил подножку, стремясь повалить меня на шкафчик. Я уже практически задыхалась. Все, чего мне хотелось, – побежать в туалет или даже домой. Но я удержалась. Забрала несколько книг, пролежавших все лето, закрыла дверцу шкафчика и вставила в ухо второй наушник, прибавив громкость на айподе.
Теперь меня снова переполняет желание убежать в туалет или даже в наш новый дом.
Но я держусь.
Делаю вдох и догоняю Брайса, который здоровается со всеми и даже не заметил, что я отстала.
– Брайс! Привет, чувак, как провел лето?
– Эй, Брайс!
– Привет, Брайс!
Я ожидаю, что он забудет обо мне и примется болтать с приятелями, но Брайс лишь кивает и отвечает на приветствия, договариваясь увидеться позже. Он останавливается возле предположительно моего шкафчика. Так как мне не нужно ничего в него класть, я даже не собираюсь его открывать.
Раздается звонок, и толпы учеников расходятся по классам.
Брайс смотрит в мое расписание и говорит:
– Поднимись по лестнице и сверни в коридор налево. Кабинет 27б.
– Э-э, ладно…
– Как-то неуверенно ты это сказала, – смеется он.
– Вовсе нет.
– Хочешь, чтобы я тебя проводил?
– Н-нет, – заикаюсь я, но тут кто-то врезается в меня, и я, теряя равновесие, заваливаюсь на шкафчики. Сглатываю. – Нет, – повторяю. – Все нормально.
– Давай я провожу тебя. – Брайс хватает меня за руку.
Я следую за ним к лестнице. Толпа редеет, пока мы поднимаемся и сворачиваем в коридор, и Брайс останавливается у кабинета 27б.
– Пришли.
– Спасибо. – Меня накрывает волна облегчения. – Я очень тебе благодарна.
– Без проблем. Слушай, э-э, увидимся позже, ладно?
Брайс сверкает одной из своих сногсшибательных улыбок, и я ловлю себя на том, что улыбаюсь в ответ.
– Конечно. Да. Еще раз спасибо.
– Не стоит благодарностей, Модница. – Он произносит это с усмешкой и идет обратно тем же путем, каким мы недавно пришли. Когда я оборачиваюсь, чтобы посмотреть, как он уходит, – сама не знаю зачем, – то обнаруживаю прямо за собой какую-то девушку.
Первая мысль при виде нее – это угроза. Все дело в позе девушки: одна рука с идеальным маникюром лежит на бедре, другая грациозно опущена вдоль тела, одна нога чуть отставлена, голова высоко поднята, – и ее облике. В джинсовых шортах и обычной майке каким-то образом незнакомка умудряется выглядеть моделью с обложки глянцевого журнала; я по сравнению с ней просто погулять вышла.
Следующая мысль: насколько же она красива – из тех красавиц, которым девчонки завидуют и с которыми в то же время отчаянно хотят дружить. У нее темно-коричневая кожа, круглое лицо с мягкими, будто кукольными, чертами и большие карие глаза. Подозреваю, что передо мной весьма популярная особа.
– Откуда ты знаешь Брайса? – Даже в ее голосе звучит высокомерность представительницы элиты общества.
– Э-э… я, э-э, познакомилась с ним на… на пляжной вечеринке… – с трудом произношу я и сглатываю.
Непонятно, разозлило ее мое общение с Брайсом или вызвало любопытство.
– Ты ведь новенькая? – На этот раз ее голос звучит мягче, дружелюбнее.
Я киваю и проглатываю комок волнения, возникший в горле.
Затем происходит неожиданное. Она широко улыбается и говорит:
– Я – Тиффани.
– Мэдисон.
– Откуда ты?
– Из штата Мэн. Переехала летом.
– Класс.
– Вообще-то, нет, – возражаю я. – Не знаю, почему все так думают.
Она смеется и перебрасывает волосы через плечо, прежде чем закинуть на него сумочку. Похоже, это дизайнерская вещица. Пытаюсь разглядеть металлическую застежку спереди – я почти уверена, что это Gucci.
Тиффани перехватывает мой взгляд и снова улыбается, поворачиваясь так, чтобы было лучше видно.
– Нравится? Я купила ее в Милане в июле. И, предвосхищая твой вопрос, это не копия. Запоздавший подарок на день рождения от тети.
– Не сомневаюсь в ее подлинности, – честно отвечаю я. Не удивлюсь, если все, от сережек до джинсовых шортов, окажется дорогим и дизайнерским.
– Классный пирсинг, – кивает она на меня. – Выглядит мило. Особенно с твоей прической. Типа такой панк-рок. Полный улет.
– О-о… – Я улыбаюсь во весь рот, польщенная комплиментом. А еще чувствую облегчение: сделала пирсинг и подстриглась не напрасно. – Спасибо.
Внезапно раздается многозначительное покашливание, мы поворачиваемся и видим учителя, который стоит со скрещенными на груди руками и хмурит седые брови.
– Девушки, вы вообще в класс заходить собираетесь?
– Это Мэдисон, – произносит Тиффани бодрым, веселым тоном, хватая меня за руку, словно старую подругу. – Она новенькая.
– Ах, вот оно как. Что ж, Мэдисон, – обращается учитель ко мне, – давай не будем в первый же день портить о тебе впечатление прогулом уроков?
– Простите, – тихо отвечаю я, слегка пригибая голову. Я не получала замечаний в Пайнфорде – но, опять же, я там почти ничего не делала. Но мне не хочется в этом году брать за правило раздражать учителей, пусть даже я – новая Мэдисон.
Класс гудит, как встревоженный улей, и шум слегка затихает, когда я в сопровождении Тиффани появляюсь в дверях. Вопреки моим ожиданиям, это не превращается в мерзкую многозначительную паузу. Никто не пялится, не обсуждает шепотом, не ухмыляется. Просто в разговорах наступило затишье: люди смотрят на меня и гадают, кто я такая. Самое неприятное, что на меня все глазеют; от этого сердце болезненно колотится о ребра. Но затем гул голосов возобновляется, и я перестаю быть центром внимания.
– Тифф! Сюда! – звонко окликает мою спутницу какая-то девушка, и, оглянувшись, я вижу, как она выдвигает стул из-за парты, которая находится в среднем ряду. Парта, стоящая перед этой, тоже свободна.
– Пойдем… – манит меня Тиффани и проходит мимо. Она грациозно опускается на выдвинутый стул рядом с окликнувшей ее блондинкой. Я иду следом, но медленно, нерешительно. Ноги дрожат и ступают нетвердо, а каблуки совсем не облегчают жизнь.
– Это, – объявляет Тиффани достаточно громко и четко, чтобы слышал весь класс, хотя обращается только к блондинке, – Мэдисон. Мэдисон, это Мелисса.
– Э-э, привет, – улыбаюсь я.
У Мелиссы прекрасные кудри и загорелая кожа, и одета она почти так же хорошо, как Тиффани. Я слегка завидую их умению превратить повседневный образ в… в бомбу.
Она оглядывает меня с головы до ног, не упуская ни одной детали. Внезапно я замечаю пятнышко грязи на своих туфлях и опускаюсь на стул перед партой Тиффани, лицом к девчонкам.
– Привет, – говорит Мелисса. – Добро пожаловать в Мидсоммер, Обитель гончих.
– Итак, внимание, – начинает учитель. Я поворачиваюсь к нему. – Здесь у меня расписание ваших занятий. Раздай это, – обращается он к ближайшему мальчику и кладет на стол стопку бумаг.
Мальчик вздыхает и встает, чтобы раздать всем расписание. Все тут же начинают сравнивать, и либо ворчат по поводу учителей, либо вздыхают с облегчением – все в порядке.
Везет же некоторым.
Я просто сижу и жду звонка на первый урок, задаваясь вопросом, как так получилось, что со мной в одном классе учатся две, пожалуй, самые популярные девушки в школе, а в моем расписании значится углубленный курс физики.
И не могу решить, то ли жизнь новой Мэдисон превращается в полный отстой, то ли реально становится потрясающей.