Гулко задрожала земля.

Хором залаяли собаки. Вороньё чёрным облаком поднялось над лесом.

Младенцы по окрестным деревням проснулись в яслях и огласили округу истошным криком.

В окнах зажглись огни.

Лошади в стойлах тревожно забили копытами.

Трактирщик Тойво не донёс до рта срезанную тыковку с крепкой настойкой, пролил её на пол, чего за ним никогда не водилось, и тревожно уставился в окно.

Дворовый котяра Пумми остановился посреди большого тракта, посмотрел на северо-восток, выгнул спину и зашипел.

Лемпи шикнула на пыхтящего над ней клиента, прикрыла ему рот рукой и напряжённо вслушалась – по дороге проскакали два всадника. Один из них что-то истерично выкрикивал. Второй, кажется, плакал.

Пол заходил ходуном.

В мастерской горшечника попадали с полок миски и кувшины.

На Мучном острове обрушилась мельница.

Старый Микку, рыбачивший на Пестрянке, потёр сонные глаза и вытаращился. Вода в реке бурлила, как кипяток. Рыба сама запрыгивала к нему в лодку. Один карасик даже шлёпнул его мокрым хвостом по лицу.

Скрежет заполнил ночь. Твёрдую землю будто рвали на части.

Ахти проснулся в седле, озябший и усталый, оглянулся в темноту и зажал ладонями уши. Кобыла под мальчиком беспокойно заржала и покосилась на ездока.

– Тише… Тише, девочка, – погладил он её по шее и тут же вскрикнул сам. Небо озарила яркая молния. Вспыхнуло так, что перед глазами заплясали алые круги и Ахти испугался, что ослеп.

Какое-то время лошадь ступала в рваном ритме, наугад.

Мальчик пригнулся, чтобы не упасть и не задеть головой ветку.

А земля всё скрежетала и звенела. Земля гудела и трещала, и вот звук, набрав мощь, вырвался на поверхность оглушительным чудовищным грохотом и заполнил все оставшиеся уголки ночной тишины чистой болью.

Кричал Ахти, зажмурившись от страха, кричали ещё тысячи голосов в разных концах страны. А когда всё смолкло, как будто ничего не было, по траве пополз густой зеленоватый туман; он принёс видения и кошмары.

Небо над Таурусом – страной красных сосен и великанских камней, державой, простирающей свои крылья от Сизых гор до Древних топей, – горело огнём. И не было в этом пламени ничего тёплого и уютного, цвета его менялись от бледно-розового до голубого.

На эти отблески смотрели со страхом жители окрестных земель. И только взгляд Ориоля, стоящего на заснеженной скале, оставался отстранённым и печальным. Поблёкла улыбка на обветренном, загорелом лице, разгладились добродушные морщинки у глаз, а между бровями залегла тёмная складка.

Квадратный, смешной и грозный, стоял он на вершине в меховом плаще и молча глядел на север.

Когда жуткие разноцветные сполохи погасли, бросив на лица его спутников последние краски, Ориоль глухо произнёс:

– Мы опоздали. Места, в которое мы ехали, больше нет. Нет больше Исполины. Разворачивай!