Святозар шел следом за Риолием и разглядывал его сзади, он смотрел на его волнистые, темно-пшеничные волосы, на его фигуру, и пришел к выводу, что точно где-то видел этого мальчика. Этот белый цвет кожи, дугообразные черные брови, прямой с горбинкой нос и главное эти ярко-голубые глаза… несомненно, это человек из прошлого Святозара, но кто он? Сколько лиц прошло перед его глазами, со сколькими он общался, со сколькими был дружен, скольких любил. ДажьБог сказал, что Риолий в прошлом кудесник… великий кудесник, а много ли Святозар знал в своей жизни кудесников… без сомнения много… И в-первой и во-второй жизни, он, Святозар встречал много кудесников, много чародеев, колдунов… и… и чарколов. А у этого мальчика, Риолия очень красивое лицо, оно не миловидное… нет! лицо его пышет благородством, мужской силой, и сразу видно, что в этом теле живет смелая и храбрая душа… душа воина, бойца и ратника. Только в Риолии наследник заметил еще и, что-то жесткое, точно обжигающее. Кто же тогда этот мальчик, человек, душа, посланная в Явь, чтобы спасти остатки приолов?
Когда Святозар и Риолий подошли к вязу, то наследник огляделся кругом, подбирая место, где можно будет разбить шатер и развести костер. Прямо рядом с вязом, росла высокая красавица липа. Она была ниже вяза, и в высоту достигала саженей двенадцать, но зато у нее был не менее мощный ствол в обхвате, не намного уступающей витязю-вязу, и такая же густая крона, отличное место для привала, подумал наследник. Святозар набрал сучьев и веток, и, подойдя к липе, нашел небольшое углубление в земле, раздвинув ногой опавшую листву, он сложил туда ветки и, пропев-прошептав, разжег огонь. Как только Риолий увидел ярко вспыхнувшее пламя костра, так безмерно ему обрадовался, и, бросив суму с рыбой возле костра, побежал собирать еще ветки. Мальчик собрал и принес несколько охапок веток, тонких и толстых и свалил их рядом с костром. А когда в костре появилось достаточно углей, Святозар аккуратно закопал в них всю рыбу, каковую наловил в озерце. Пока рыба пеклась в углях, под пристальным взглядом голодных глаз Риолия, Святозар расчистил от веток площадку и создал невысокий шатер, а внутри него два ложа, стол, табуреты и необходимую посуду. Лишь из неоткуда, прямо под липой появился шатер, Риолий испуганно вскрикнул и уставился на постройку, своими ярко-голубыми глазами, не решаясь зайти вовнутрь, а после поднялся с бревна, положенного возле костра, на ноги и очень тихо произнес:
– Ты, сказал, что пришел научить меня магии. Значит я скоро так тоже смогу? – Мальчик на миг замолчал, его лицо перекосилось, и он уже более громко добавил, – это хорошо… Потому, что мне очень, очень хочется, чтобы дом этого жирного и толстого жрецка разлетелся на куски, а сам он лопнул на две части.
Риолий говорил это с таким гневом, его красивое лицо исказила злобная гримаса, а зубы заскрипели. Он внезапно выставил вперед левую руку, в которой сжимал нож, и начал наносить удары в воздух, точно разрезая на части невидимого врага.
– Риолий, ты, что? – вздрогнув от увиденного, воскликнул Святозар. – Сколько в тебе злобы… Если ты продолжишь так себя вести и злиться, я никогда не буду учить тебя магии, чтобы ты не натворил зла, обладая такой силой.
Риолий подскочил к наследнику, глянул на него так, словно обжег его своими голубыми глазами, и все еще крепко сжимая нож в левой руке, направив его на Святозара, закричал:
– Тебя прислал Семаргл, он повелел тебе научить меня магии, и ты должен ему подчиниться.
– Ишь, ты, как говоришь, – не менее гневно откликнулся Святозар, и, направив руку на нож мальчика, повелел ему, перелететь в его руку. И когда нож вырвался из руки Риолия, сделал в воздухе переворот и попал в руку наследника, добавил, – к твоему сведению, Семаргл меня попросил… Он попросил меня тебе помочь. И я мог отказаться, и тогда бы ДажьБог вернул меня домой в Восурию, к моей жене, отцу, близким и другам, которые никогда не надсмехались бы над моими шрамами, и за которыми я очень истосковался, потому как долго их не видел… Но, я ради тебя… Слышишь, Риолий, ради тебя, приолов и Джюли пришел сюда, чтобы помочь и научить… А, ты, скверный мальчишка, унижаешь меня и надсмехаешься надо мной, и моими шрамами, каковые принесли мне столько боли и страданий, и каковые я бы, никогда, не получил, если бы мне не надо было помочь тебе.
Левая рука Риолия резко упала вниз, он опустил голову на грудь и тяжело вздохнул. Отрок еще какое-то время продолжал стоять, но после вернулся к бревну и сев на него, уставился взглядом на угли, да все тем же гневным голосом сказал:
– Уж и не очень-то нужно было, чтобы ты приходил. Тоже мне нашелся спаситель, великий ведун. – Мальчик оторвал взгляд от искорок огня, посмотрел на наследника и досказал, – и нож мне твой не нужен, я себе новый сделаю, понял, да?
– Сколько в тебе злобы, Риолий, – расстроенным голосом, заметил Святозар, и, подойдя к костру, сел на присядки принявшись разгребать веткой угли, и проверять готовность рыбы. – Ты меня совсем не знаешь, я тебе ничего плохого не сделал… а ты, Риолий то пытаешься меня обидеть злобной насмешкой, то злобным замечанием.
– Ты, мне не нравишься, – скорчив лицо, ответил мальчик. – Не нравишься и я тебе не верю… Я вообще, если хочешь знать, никому теперь не верю… потому, что все кругом словно обезумели от этого Есуания, как юродливые смотрят на льющуюся перед ними кровь. Людскую кровь и кровь ни в чем ни повинных ягнят и козлят… А ведь дурни, дурни такие все эти людишки-деревенские, разве они не видят, что этот их жрецка, надсмехается над ними. – И Риолий вновь подскочил на ноги, изогнул дугой спину, выпучив вперед живот и грудь, упер руки в бока, да гнусавым голосом заговорил, – кайтесь в своих грехах яремники, кайтесь и служите великому своему господу Есуанию. Омывайте свои пальцы в крови принесенной вами жертвы, и будете очищены от скверны и греха, и после смерти души ваши уйдут в святую землю Раявку. – Отрок прервался, злобно плюнул на землю, выпрямился, и, убрав руки с боков, добавил своим звонким, чистым, немного свистящим голосом, – а сам, подлый такой Сиосий, жирный, жирный…. И ни лицо у него, а морда поросячья, и глазки навыкате, сам-то он этого ягненка потом к себе в дом уносит, и жрет его, подлая, подлая свинья.
– Риолий, а ты, хочешь, чтобы твой народ перестал верить в этого Есуания? – спросил Святозар, и пронзительно глянул в обжигающие ярко-голубые глаза мальчика.
– Чего, чего ты такое сказал? – тяжело задышав, вскрикнул Риолий. – Как это он перестанет верить, да они все дурни, дурни, дальше своего носа ничего не видят, ничего не слышат. Они все трусы, трусы, трусы!.. Я их всех ненавижу, ненавижу… всех этих неллов, всех этих невольников господа Есуания!..
Святозар увидел, как мальчик разволновался, разгневался не на шутку. Он вдруг сначала затопал левой ногой, замахал руками, да громко закричал:
– Отца, отца моего, как ягненка, как ягненка резали… а… а… а…! А эти дурни стояли и смотрели, как он кричал и плакал от боли… нелюди, они нелюди… ненавижу их всех, ненавижу!…
Святозар подскочил к Риолию, лицо оного перекосилось и покраснело, а из глаз потекли крупные слезы, он схватил мальчика за плечи и хорошенько встряхнул, раз, другой.
– А… а… а…! – кричал Риолий. – Отец, отец… ненавижу их всех, ненавижу!
Святозар еще раз тряханул мальчика, но так как он не унимался, продолжая громко кричать, наследник подул ему в лицо и тихо, тихо пропел-прошептал: «Повелеваю, тебе отрок, Риолий обрети тишь и благодать!» Лишь долетел до лица мальчика легкий ветерок посланный дыханием Святозара, как Риолий вздрогнул всем телом, перестал кричать и закрыл глаза. Вмале черты его лица прояснились, скривившиеся от злобы губы распрямились, он глубоко вздохнул, и, задышав ровнее, стал успокаиваться, а миг спустя открыл глаза, глянул своими ярко-голубыми очами на наследника, и тихим, спокойным голосом, произнес:
– Прости, прости меня Святозар. Я не хотел тебя унижать и обижать. Это просто вырвалось.
Святозар притянул к себе мальчика, обнял его, и ласково погладив по голове, молвил:
– Пойдем Риолий трапезничать, а то рыба еще чуть-чуть и превратится в головешку.
Наследник выпустил из объятий мальчика, и, развернувшись, пошел в шатер за двумя плоскими блюдами, чтобы положить на них рыбу, для себя и Риолия. Мгновение спустя он вышел из шатра, и, подойдя к прогоревшему костру, присел подле. Неторопливо наследник убрал с рыбы угольки, положил на блюдо печеных окуней, на свое трех, а на блюдо Риолия четырех, и направился в шатер. Святозар неторопливо приблизился к столу в шатре, поставил на него блюда, и, отодвинув табурет сел на свое место да позвал мальчика, все еще тревожно переминающегося с ноги на ногу подле костра, кушать.
Отрок также как и наследник, неспешно зашел в шатер, остановился возле входа и принялся его рассматривать.
– Риолий поторопись, – вновь позвал Святозар мальчика, и убрал черную, покрытую чешуей верхнюю часть рыбы, оголив белое, нежное мясо от коего шел легкий дымок. – Иди есть, а то рыба остынет и не будет такой вкусной.
Отрока не пришлось приглашать дважды, он был так голоден, что сев за стол торопливо стал есть рыбу, при этом жадно облизывая пальцы и подбирая все оброненные кусочки. Риолий съел всех четырех окуней и, как показалось, Святозару остался голодным, но зато он сразу повеселел, заулыбался, и, взяв длинную рыбью кость, принялся водить ею по блюду и тихо, что-то напевать себе под нос. Наследник какое-то время смотрел на кости и грязные блюда, и, описав над столом рукой круг, повелел, исчезнуть костям, и стать чистыми блюдам. А когда его повеление исполнилось, довольно зыркнул на удивленное лицо Риолия, продолжающего сжимать в левой руке длинную рыбью кость, а засим взяв пустой глиняный кувшин, пошел на речку набрать чистой воды и умыться.
Святозар вернулся с полным кувшином воды с речки, в весьма приподнятом настроении, но разве не прекрасно, думал он, вновь оказаться в Яви, увидеть деревья, травы, воду и небо. Увидеть человеческое лицо, лицо мальчика… отрока у которого без сомнения хоть и изболевшаяся, но очень светлая душа. Когда Святозар подошел к шатру, то увидел Риолия возле костра. Мальчик накидал сверху на угли, где едва поблескивали красные брызги огня, сухие ветки и теперь пытался разжечь их, ковыряя в углях палкой и настойчиво раздувая пламя. Он поднял свое раскрасневшееся личико, пожал плечами, и смущенно улыбнувшись, заметил:
– Придется тебе, Святозар, опять петь, а то огонь никак не хочет разгораться.
Святозар отдал мальчику кувшин, и, направив руку на угли и ветки, тихо пропел-прошептал:
«Повелеваю, огонь, огонь возликуй над ветвями, гори, гори!» И в тот же миг яркий лепесток огня вырвался из-под углей, упал на ветки, те громко затрещали и стали разгораться. Наследник опустил руку и посмотрел на огонь, и подумал о том, какой теперь огромной обладает он силой… И как эта сила, на самом деле, его пугает и страшит… как безропотно подчиняется теперь его повелению не только огонь, но и живое существо рыба… Раздумья наследника прервал Риолий, который вышел из шатра, куда отнес кувшин, и глянув на огонь, сказал:
– Святозар, ты как-то странно произносишь слова. Ну, то, что это другой язык я понял, но ты их как-то… как-то поешь-шипишь. Вроде поешь, а вроде шипишь, ты только не обижайся, но шипишь ты, как змея.
– Ну, что ж, – переводя взгляд с пламени костра на лицо мальчика, откликнулся наследник. – И не мудрено, тут зашипеть, побудешь столько дней и ночей, среди шипящих душ и дасуней, и сам станешь, как они шипеть.
– Святозар, – переступая с ноги на ногу, спросил Риолий. – Можно я возьму нож, мне он нужен?
Наследник улыбнулся мальчику и кивнув головой, ответил:
– Я положил его на стол. И конечно ты можешь взять, ведь я тебе его подарил, а свой дар я не хочу забирать обратно… Возьми, только больше им не размахивай, ладно?
– Ладно, ладно, – радостно отозвался мальчик и побежал в шатер за ножом.
Святозар придвинул к костру, еще один короткий ствол упавшего дерева, лежащий невдалеке, и сев на него стал смотреть на огонь. Вскоре из шатра вышел улыбающийся Риолий с ножом в руках. Он сел на бревно лежащее, напротив того на котором расположился наследник, достал из мокрой сумы, ивовую веточку, и, взяв ее в руки, принялся вырезать в ней дырочки.
– Что, ты, делаешь Риолий? – поинтересовался Святозар.
– Я делаю дудочку, – пояснил мальчик, не отрываясь от своего занятия. – Дед сломал мою, так как жрецы запрещают играть на дудочках… Когда-то на берегу Твердиземного моря стоял город Хейвясёрви, и в нем..
– Погоди, погоди, – перебив мальчика, взволнованно проронил Святозар, услышав название, некогда престольного града народа руахов. – Как ты сказал, назывался этот город?
– Хейвясёрви, – ровным голосом молвил Риолий. – Такое странное название города… Отец всегда говорил, что это очень древнее слово, и что оно обозначает уже давно утеряно нашим народом.
– Оно обозначает, любимцы Богов, – тяжело вздыхая, произнес Святозар. – Город любимцев Богов…
– О… о…, – протянул Риолий. – Откуда ты знаешь это? Отец говорил это очень древнее слово и когда-то город Хейвясёрви стоял не на берегу Твердиземного моря, а совсем в других землях…
– Да, – кивнув, согласился Святозар, и, взяв несколько сухих веток, разломил их и подкинул в огонь. – Твой отец был прав, город Хейвясёрви стоял не на берегу Твердиземного моря, а в других землях, но это было так давно… при другом народе, не при вашем…
– Ну, ладно, – продолжил мальчик. – Я рассказываю про город который стоял на берегу Твердиземного моря, и там жил народ… Они были неллы, но называли себя мотакийцами, и они верили в Сварога и Семаргла, и там в том городе играли на таких дудочках. Как-то старый правитель умер, а его сын приехал к нашему царю и принял веру в Есуанию. Но мотакийцы отказались принимать веру в Есуанию, они подняли мятеж, и, взяв мечи и такие дудочки, пошли на бой с присланными к Хейвясёрви войскам и погибли, а город воины разрушили и сожгли… Сам же предатель правитель, был принесен в жертву Есуанию по приказу царя Неллии. И с тех самых пор на этих дудочках в Неллии запрещено играть. Мой прапрадед и был мотакийцем, ему удалось избежать смерти и вместе с женой и маленькими детьми переехать в город Оскольпию, а позже в Артарию. И посему мы и верим в Сварога и Семаргла, потому что мы мотакийцы, а не эти бездушные неллы. Мой отец, он дюже хорошо играл на дудочке, его звали Фадеф Руахивий.
– Фадеф, – молвил наследник. – Как, как звали отца твоего?
– Фадеф Руахивий, – ответил Риолий, и, перестав вырезать дырочки в своей ивовой веточке, подняв глаза, посмотрел на Святозара. – А меня зовут Риолий Руахивий. У неллов так принято. Если ты бедный у тебя два имени, одно из них передается детям. А если богатый, то у тебя три, четыре или даже пять имен. И передается детям лишь последнее твое имя. Мне от отца досталось имя Руахивий.
– Руахивий, – громко повторил наследник имя мальчика, догадавшись, – это наверно имя твоего рода.
– Ага. – Кивнув, согласился Риолий и продолжил свой сказ, – так вот мой отец, тоже научил меня делать такую дудочку и играть на ней. Но он всегда говорил, что у меня дар от Семаргла, потому как я всегда весьма красиво на ней играл. Отец говорил, что когда я был еще совсем маленьким, он дал мне эту дудочку. И я заиграл на ней такую прекрасную мелодию, что они были удивлены и потрясены, ведь меня никто не учил… Эх, отец, отец, – вздохнув, дополнил мальчик и принялся стругать свою дудочку с обратной от дырочек стороны.
– Риолий, а ты знаешь, что твое второе имя значит? – тихо вопросил Святозар, ковыряя сучковатой палкой в костре.
Отрок оторвал взгляд от дудочки, воззрился на наследника, и отрицательно покачав головой, произнес:
– Риолий это значит истинная сила, а, что значит Руахивий, не знаю. Отец ничего не говорил.
– Тогда я скажу тебе, – взволнованным голосом проронил Святозар. – Когда-то у Бога Семаргла были его народы, которые он породил и которые он очень любил. Народы эти назывались руахи, приолы и гавры.
– Руахи, – протянул слово мальчик. – Ты хочешь сказать, что мое второе имя образовано от этого народа?
– Наверняка, – кивнув головой, ответил наследник. – Наверно твой отец из этого народа, поэтому и сохранилось в их роду название самого народа. И не зря твой прапрадед жил в городе Хейвясёрви, ведь это название города, когда-то принадлежало народу руахов. – Святозар на миг задумался припоминая рассказ Джюли, про отрока Мотакиуса, и словно самому себе, тихо добавил, – наверно этот город Хейвясёрви и построил тот мальчик Мотакиус, которого когда-то спас Джюли. Ведь Радогост сказал, что он, Мотакиус, построит город на берегу Твердиземного моря и продолжит битву за души неллов.
– Мотакиус, Джюли, Радогост, руахи… Столько новых имен и слов, может ты мне расскажешь все об этом, – попросил мальчик, и, перестав стругать свою дудочку с любопытством уставился на Святозара.
– Риолий, я все тебе расскажу, но прежде, чем я начну свой сказ, я хочу у тебя кое-что спросить. – Святозар замолчал, кинул в костер палку, и, отряхнув руки от попавшей на ладони земли и коры, молвил, – скажи мне Риолий… Ты, правда, считаешь, что всем этим людям, что живут около тебя, около твоего деда… Всем этим людям уже никак не поможешь? Скажи мне Риолий, есть ли надежда достучаться до их душ, изменить их жизнь?
Мальчик неотступно смотрел прямо в глаза Святозара. Его голубые очи нежданно наполнились слезами, он утер тыльной стороной руки глаза и нос, и, передернув плечами, выдохнул вперед переполнявший легкие воздух, с дрожью в голосе, ответив:
– Я не знаю, Святозар, можно ли достучаться до них… наверно нет. Но если бы в моих руках был бы этот молот, которым я смог бы разрушить лживую веру в Есуания, я клянусь тебе… Я бы себя не пожалел, лишь бы только они меня услышали.
– Что ж, – обрадовано, отметил Святозар. – Значит, ты на самом деле любишь этот народ, и в твоем сердце нет к нему ненависти.
Риолий сызнова задумался над словами наследника, потер ивовой веточкой бровь, и, глянув в его лицо своим обжигающим взглядом, негромко пояснил:
– Иногда, я их так сильно люблю, мне их так жалко, всех этих глупых дурней… Но иногда на меня накатывает такая злоба. Нет, не злоба, такой гнев. Мне так становится противно, что я живу рядом, с такими глупцами, которые не видят или не хотят видеть, что твориться кругом. Они не хотят видеть, как их обманывает и обкрадывает знать, как их унижают и уничтожают жрецы, как бьют и плюют на них воины. Посмотри на меня, Святозар, я, мальчик, но я все это вижу… Я все это чувствую и замечаю, а они, все эти взрослые люди, живущие рядом со мной, они этого не видят, или не хотят видеть… У них, что нет души, которая может страдать, возмущаться, гневаться и бороться? Наверно так и есть, наверно я прав, у них, у неллов нет души, у них лишь одна плоть и мясо…
– Нет, Риолий, – покачал головой Святозар. – У них там есть душа, только она жалкая, трусливая, слабая душа яремников Есуания. Душа, которая погрязла во лжи, лени и собственном бессилии. Душа, которой лень открыть глаза, оглядеться кругом, посмотреть, что происходит возле него, не только рядом с ним, в его семье, доме, деревне, городе, но и вообще… Вообще, что происходит в стране, в жизни его и его народа, в вере его и его народа. Поэтому они и молчат, затыкают уши, выкатывают вперед глаза и через такие неестественно выпученные очи смотрят на все, и вроде бы наблюдают, а на самом деле, сквозь такой туман и ничего не видят. Но ты, Риолий. – Наследник на миг затих, глянул на отрока, призывая своим взглядом его к вниманию и громким голосом, добавил, – ты, Риолий, другой! И поэтому если ты хочешь вести с этим Есуанием, с этой лживой, выдуманной верой бой… не должен пускать в свою душу ненависть и злобу. Твой стяг горит ярким желто-красным цветом, твой стяг – стяг Бога Семаргла, огненный вихрь, очищающий от всякой скверны, твой путь – путь Прави, света и добра! Ты, должен любить свой народ, даже такой униженный, глупый, несчастный… любить и жалеть и лишь тогда, Риолий, ты сможешь ему помочь.
Святозар опять замолчал, тяжело перевел дух, и, сломав пару толстых сучковатых веток, подкинул их в костер, да более спокойным, тихим голосом поведал мальчику про жизнь великих народов Бога Семаргла: руахов, приолов и гавров. Об их предательстве Богов и веры, гибели руахов от снадобья долголетия, о гибели гавров, и о том, как приолы вначале приняли двойное название народа и имен, затем поменяли веру, выдумав господа Есуания, а после и вовсе утеряли свое истинное название приолов. Риолий слушал Святозара весьма внимательно. Он положил нож и свою уже почти готовую дудочку на суму, и, приоткрыв рот, внимал и впитывал каждое слово наследника. И теперь перед яркими голубыми глазами отрока точно вырисовывался другой мир его народа, великого, славного, светлого на протяжении многих веков, который постепенно забыв своих Богов, истинную веру и традиции превратился в безумное стадо баранов, безропотно, двигающееся к краю бездны, с каждым шагом приближая собственную смерть.
– Стоит Бог огня Семаргл в небесах ночами, – закончил свой сказ Святозар. – В руках у Семаргла бич полыхающий огнем. Стоит он на страже и не пускает на нашу землю зло, которое кружится, вертится в смертоносном вихре кругом земли. Каждый миг он готов прийти на помощь людям и придать им уверенность и силу, влить в их души огненный жар любви, оный выжжет Есуанию-Берцанию, сына Альби-Сантави, не Бога, а простого, простого, смертного человека. Но, чтобы, это случилось, ты, Риолий должен не позволять своей душе злиться, потому как только ты позволишь войти в свою душу злу, вместо Бога Семаргла, огня и света, там появится Чернобог, холод и тьма!