Голова безжалостно раскалывается, перед глазами порхают не мотыльки, а, скорее, бегемотики и мне ужасно жарко и душно.
– Ммм… idiota, – бормочу, пытаясь понять, как это меня так угораздило?
Ведь не пью, не курю, по мальчикам не шастаю. Зачем, когда у меня есть замечательный парень? Что вчера было-то? Или сегодня?
Пока я ворочаюсь и пытаюсь разлепить глаза, в нос ударяет горьковатый запах хвои, смешанный с коньяком. Это ещё что за шутки? Витя купил новый парфюм? Мне, наконец, удается разлепить глаза. Кроватка, день, писец и Нора… Писец, потому что это не моя кровать под пафосным пологом, не моя комната – я вижу отсюда её дальний угол – она раза в четыре больше моей скромной однушки, – и… Я поворачиваю голову и чувствую, как сердце медленно гнездится в пятках.
Merda! Итальянские ругательства порой выручают. Я в чужой кровати, а рядом со мной спит чужой полуголый мужчина. Сейчас виден только краешек спины и рука. Очень даже ничего так рука, отмечаю, дыша через раз. С татуировкой – какое-то растение и, кажется, что-то вроде креста.
Брюнет с короткой стильной – вроде бы – стрижкой. Чтобы увидеть больше, нужно через него перелезть. Но я на такой подвиг не способна. Вспоминай, как ты здесь оказалась, а? Голова два уха!
– Приехали, Нора. Доброе утро, предновогодняя неделя! – бормочу озадаченно.
Раздается негромкий вздох и мужчина начинает шевелиться. Я застываю. Молилась ли ты на ночь, Нора, а? Потому что твой Отелло вот-вот проснется. Стыдно, страшно и… пока я себя накручиваю, незнакомец, кажется, зевает и рывком оборачивается в мою сторону. Перед глазами все плывет. Вижу только чужие глаза – жгуче-южные, черные, с длиннющими ресницами!
– Доброе утро, плачущая девочка, – голос – вынос мозга. Такой, который призван делать из женщин желе. Низкий, с хрипотцой и едва заметным певучим акцентом, – как жизнь сегодня? Больше, надеюсь, горевать по этому недоумку не собираешься?
Я смотрю, как перекатываются мышцы на обнаженной груди и чувствую, что мысли плывут куда-то не туда… пока меня не обжигает воспоминаниями о том, во что я, пай-девочка, студентка-переводчик пятого курса на практике и просто большая молодец умудрилась вляпаться…
Я уже второй год подрабатываю в одной крупной компании по производству техники. До сих пор не верю своему счастью, потому что найти такую престижную работу студентке-переводчику, да ещё и с итальянского языка – большая удача!
Была бы. Если бы не начальница нашего отдела.
– Романова, зайди ко мне в кабинет – раздается недовольный голос Софьи Михайловны.
Стервелла не в духе. Впрочем, когда она была в духе? Даже если на носу носу Новый Год, мы дорабатываем последние дни, а в офисе вовсю царит елочно-мандариновая атмосфера? А сегодня корпоратив… Scioсca! Дура! Не расслабляйся, нора, потом отдохнешь!
Перед тем, как зайти к начальнице, успеваю посмотреть на себя в высокое зеркало в проходной.
Худенькая блондинка метр с кепкой. Серые глаза, задорно торчащий нос и ямочки от улыбки на щеках. Состав имени Норы Романовой тронулся с места, добро пожаловать!
– Романова, – сухощавая молодящаяся начальница поджала губы, поправляя свои перекрашенные в который раз светло-золотистые волосы.
Оу, и завивка есть, и платье такое… на грани офисных возможностей. В честь кого Стервелла нарядилась, неужели отчаянный поклонник нашелся?
– Да, Софья Михайловна! – исполнительно улыбаюсь. Знаете, люди, как начальство иногда бесит, когда вас не за что упрекнуть и не с чего поругать? – Что-то нужно сделать? Отчеты на почте у Нины Борисовны, а…
– Я тебя про отчеты не спрашивала, – Стервелла дернула плечом. Вот и симпатичная вроде женщина в свои сорок, но не дай Бог кому встретить! – после Нового Года новый начальник придет дела принимать, он родственник нашего Николая Александровича. Деев планировать передать ему все дела компании и отправиться на заслуженный отдых. Но – на меня направили палец, – это строго по секрету! Сообщаю только тебе, Нине и Марине из отдела финансов.
– А?.. – хочу уточнить, с чего такая честь и милость, но меня уже радуют.
– Дело не в том, что ты такая бесценная, а в том, Романова, что ты действительна один из наших лучших переводчиков, – это что же, сама Королева меня похвалила? Я же покраснею сейчас, правда! – я могу быть строга, могу много требовать, но я все замечаю, – тонкие светло-розовые губы Софьи складываются в неожиданно насмешливую ухмылку, – кто и как работает, ка меня называет, что обсуждает…
– Так почему я? – рискую уточнить.
Деньги не помешают. Вдруг мне повышение предложат или новые проекты, а не принеси-подай-кофе намешай?
– В последнем проекте с итальянским театром ты прекрасно себя показала. Я знаю, что делала перевод контракта именно ты, а не Скворцова. Поэтому буду рекомендовать тебя новому начальству, – неожиданно ошарашивают меня, – думаю, тебя пора выпускать «в поле».
– Софья Михайловна! – я чуть не подпрыгиваю на месте, как радостный щенок.
Вот это подарок! Вот это…
– Но увижу, что собираешься в декрет, берешь больничный или пропускаешь работу по любой другой причине… – наманикюренный коготь стучит по столу, – вылетишь сразу. На твое место много претендентов, Романова.
Кажется, я все-таки краснею. Спустили с небес на землю.
Домой спешу в немного упавшем настроении. Корпоратив вечером, успею переодеться и позвонить Вите.
Я спешу. Не успеешь на маршрутку – потом ещё пилить и пилить пешком. Хоть наш город и крупный, но метро нет. Приходится наземным транспортом. На улице разыгралась метель. Снег кружится, сверкает при свете фонарей, переливается задорными огоньками. Настроение потихоньку ползет вверх. Я набираю Витю, прижимая мобильник обледеневшими пальцами к уху.
Уф, ещё немного – и я преодолею снежные торосы и выйду на остановку.
Долгие гудки. Занят на работе? Я уже притопываю от нетерпения на остановке.
– Вить? Привет, это я! Ну что, готов к корпоративу? – уточняю весело.
Мы давно собирались сходить вместе. На его работе приводить посторонних нельзя, даже если ты его девушка – только сотрудники, без жен или мужей.
А вот у нас в этот раз допускаются все! Даже друзья.
– Нор, – на заднем фоне у Вити играет какая-то музыка и слышатся голоса. Видимо, коллеги уже начали праздновать, – извини, – в голосе парня слышатся искренние нотки сожаления, – просто на меня Шайтан свалил срочную задачу. Я опоздал на днях, и он взбесился, – да, начальник там настоящий зверь, – сказал – или сверхурочно делаешь, или тебе здесь вообще не место… и, в общем…
Сердце падает. Его заполняет неприятное терпкое чувство грусти. Просто это уже не первый раз, когда срываются наши совместные посиделки. Ну почему Витька такой несобранный, а? Вот всем хорошо – красавец – блондин голубоглазый, фигура спортивная, умный – технический вуз закончил, работает заместителем начальника какого-то отдела по проектированию в одной из крупных компаний. Но иногда бывает ужасно безалаберным.
Мы и познакомились так – Витька перепутал кафе, в котором встречался с друзьями, а на входе столкнулся со мной.
– Нор, зайчонок, я балбес и идиот. Прости меня, пожалуйста! Завтра заглажу вину любой ценой! Знаешь, как я тебя ревную? Как представлю, что пойдешь туда одна…
Я прыснула, чувствуя, как резко повышается настроение, а внутренний чертенок потирает лапки.
– Вить, да кому я там нужна? В нашем отделе два с половиной парня на всех, а с другими отделами я и не контактировала никогда, сама там никого не знаю! Побуду пару часов для приличия и уйду домой. Может, ещё раньше тебя приду.
– Ну что ты, придумала тоже! Корпоратив под Новый год только раз бывает! Оттянись за нас двоих, а уж завтра будет тебе сюрприз – обещаю, – смеется парень в трубку.
Тьфу, вот правда – прохвост!
– Ладно уж. Уговорил! Но с тебя ресторанчик и большая коробка самых вредных шоколадок! – грожусь.
Люди потихоньку собираются, маршрутка вот-вот подойдет. Я подхожу к бордюру, чтобы посмотреть, когда подойдет транспорт.
– Я тебя понял, Нор, будет сделано, мой капитан! – откликаются в трубке.
Ладно уж. Прощу, так и быть. Вздыхаю. Так не хотела идти на свой первый официальный корпоратив (раньше меня туда не звали) одна. Ну да ладно, ничего страшного. Зато завтра суббота, можно отпраздновать вместе…
Хочу отойти от бордюра к остановке – кажется, троллейбус ещё далеко – и в этот момент нога оскальзывается. Все случается настолько быстро, что перед моими глазами только и мелькает тот самый злополучный присыпанный снегом бордюр, а я лечу на встречную полосу, нелепо взмахнув руками.
Улица небольшая, тихая, но машины здесь все-таки ездят – куда же без них! Удар выбивает дух, в руке что-то хрустит, и раздается резкий визг тормозов. Большую черную иномарку заносит, она встает поперек дороги, но быстро выравнивается.
Меня трясет. Как сквозь вату в ушах доносятся встревоженные голоса, оклики прохожих. Слышится гудок машин. Давай, Нора, ты сможешь. Ты всегда могла. Смогла – и приехала в чужой город из своей деревни. Смогла – и поступила в университет. И уже успешно его заканчиваешь… ладно, в процессе. Даже на подработку хорошую устроилась. Так что тебе стоит взять – и встать? Сама же виновата. Сапоги давно пора было менять, но хорошие стоят дорого, вот я и откладывала до последнего. А теперь навернулась. Похоже, подошва порвана. Кто-то бросился ко мне – шел снег, я только поняла, что мне помогают подняться и уводят с дороги.
– Все в порядке, – разлепляю непослушные губы и улыбаюсь, – все хорошо, спасибо! Нога подвернулась неудачно.
Нога и правда болит. Надеюсь, там действительно не перелом, а всего лишь растяжение. Первое было бы совсем некстати.
– Девушка, как вы? – чужой голос над ухом заставляет отвлечься от лихорадочного поиска мобильника – он куда-то улетел, а мимо проносились машины, не давая разглядеть объёмы катастрофы.
Резко оборачиваюсь – и натыкаюсь на внимательный взгляд, в котором горит досада напополам с беспокойством. Мужчина. Высокий смуглый брюнет в дорогом даже на вид черном пальто. Темные волосы присыпало снегом, клетчатый шарф полощется на ветру.
– Все в порядке, – заученно говорю, натягивая улыбку и удивляясь чужому интересу, – спасибо.
Я делаю шаг, чтобы попробовать подойти ближе к дороге и вглядеться в безнадежно заметенное за пять минут место моего падения, когда меня хватают за руку.
– Мало вам приключений, да? – беззлобно говорит мужчина. Его руки горячие, без перчаток.
Нос щекочут горьковатые нотки парфюма.
– Телефон упал. Хочу посмотреть, есть ли шанс его спасти, – поясняю устало. Зачем я вообще перед ним объясняюсь? Какое ему дело?
– Стойте здесь. Сейчас посмотрим, – говорит так и не представившийся незнакомец.
А мне остается с досадой следить за тем, как к остановке подходит троллейбус, как в него грузятся радостные пассажиры, и транспорт отбывает. Молодец, Нора! Теперь будет быстрее дойти пешком, чем ждать нового.
Я пытаюсь перенести вес на левую ногу и чуть не вскрикиваю от острой боли в ступне. Д-деда Мороза вам в печенку… дворники вместо того, чтобы работать, уже празднуют, видимо.
Надежда попасть на корпоратив, пусть и одной, стремительно гаснет. Да и настроение уже совсем не то. Я стараюсь опереться на правую ногу, с тоской поглядывая в сторону скамеечки под крышей остановки.
– Вот, держите. Боюсь, что это все, что удалось спасти. Симка сохранилась, так что основные контакты удастся легко восстановить, – знакомый незнакомец ежится – ещё бы, на ветру без шапки, – и протягивает мне на ладони почивший смертью храбрых телефон. Прощай, верная сонька!
Удастся. Как же. Для начала нужно потратить немаленькую сумму на покупку нового. Обидно до слез, но я креплюсь, сжимая зубы. Ещё не хватало расплакаться прямо на улице.
– День паршивый, – благодарность выходит кривой, но осколки экрана и покорёженный корпус я сгребаю и кладу в карман куртки, – спасибо за помощь!
– Не за что, – голос у мужчины, кстати, приятный. Спокойный, доброжелательный, уверенный, – вас подбросить, может? А то мало ли что с вами по дороге ещё случится, – усмехается.
– Нет-нет, спасибо! – отнекиваюсь, – мне совсем недалеко, сейчас вещи в порядок приведу и дойду пешком!
Не сажусь я в машины к незнакомцам, спасибо. Я тот самый человек, у которого паранойя развита не в меру – даже Витька часто шутит, что мне бы в разведку идти, там бы перестраховывалась.
– Кхм… ну ладно, – мужчина озадаченно трет щетину на подбородке, смеривает меня ещё одним задумчивым взглядом и идет к припаркованной на обочине… той самой иномарке, которая чудом меня не сбила.
Сердце уже не в пятках, а где-то под толщей снега. Только сейчас обрушивается осознание того, что я чуть не погибла. Меня могли бы сбить. Вот так, глупо, прямо перед праздником. Из-за льда и поехавшей подошвы. И… наверное, меня колотит от холода. Или от стресса? Хорошо, что вокруг ни души.
Плохо, что я не знаю, как поступить дальше. Телефона нет, такси не вызывать, пешком я не дойду. А все твое упрямство и подозрительность, Романова! Попросила бы хоть тебя в травмопункт отвезти!
Я все-таки делаю решительный шаг вперед, пытаясь перенести вес на здоровую ногу. Мне это почти удается, хоть десять шагов до остановки кажутся вечностью. Только на подступах к заветной скамейке левая нога простреливают – и я все-таки заваливаюсь носом вперед. Как бы нос не сломать…
– Cavolo, idiota! – раздается раздраженное над самым ухом – и меня подхватывают, не давая свалиться. А потом и вовсе берут на руки.
Показалось, или меня только что назвали идиоткой? Он иностранец?
Знакомые черные глаза прожгли раздражением.
– Нельзя было сразу сказать, что ногу повредила? Надо врачу показать, – мужчина несет меня к машине, не давая ни словам вставить.
– Это просто растяжение, – надо бы его поблагодарить, но такая бесцеремонность злит – самую капельку.
А, может, это просто потому, что мне бессовестно хочется реветь.
– Где у вас ближайший травмопункт? – только теперь я замечаю в идеально правильной речи едва уловимый иностранный акцент. Ничего себе! Настоящий иностранец!
– На Цветорн…, – неохотно начинаю я пояснять… спасибо. Вы меня очень выручите, не знаю, как буду благодарить. Нора Романова, – все-таки решаю представиться.
В машине тепло. Пахнет приятно – лимоном и знакомым парфюмом, играет негромкая музыка. Кожаное сиденье скрипит – меня устраивают на переднем.
– Буду благодарен, если вы больше не свалитесь под мою машину, – тихо бормочет под нос мужчина, добавляю парочку крепких итальянских ругательств. Решаю не разочаровывать его тем, что все понимаю.
– От всей души постараюсь с вашей машиной больше не встречаться! – искренне отвечаю.
Мы легко трогаемся с места. Мелькают улицы, певец желает счастливого Рождества и Нового года. Мне и неловко, и стыдно, и страшновато – помним о паранойе, да. И все-таки искоса разглядываю нежданного спасителя.
Ему лет тридцать на вид. Молодой. Высокие скулы, правильные черты лица, упрямо сжатые губы.
Холеный – проскакивает словечко. Из другого мира. Мира крутых иномарок, пентхаусов, миллионов и прочего счастья. Всего того, что мне и подавно не нужно. Фильмы про миллионеров и книжки про боссов и секретарш – это одно, каюсь, грешна. А тут… У меня от неловкости язык отнимается. С Витькой с трудом нашла общий язык, а Витька куда проще. Для меня мужчины – все равно что правда с другой планеты.
Наверное, он видит, что я его разглядываю.
– Чезаре Нери, – раздается, когда мы выруливаем на парковку при огромном медицинском центре.
Я же не этот адрес называла! Центр «Здоровая жизнь» – это слишком круто для студентки. Там цены на услуги заоблачные.
– Простите? – удивленно оборачиваюсь, пребывая в своих мыслях.
– Мое имя – Чезаре Нери, – отвечают мне спокойно, – а бабушка уверяла меня, что русские соображают быстрее.
– Хорошо, что не Борджиа, – бормочу.
Кто в наше время назовет сына Чезаре?
– Вы действительно итальянец? – не могу сдержать любопытства. – Прошу прощения, – качаю головой, – я обычно веду себя совершенно нормально. Похоже, травма на мне сказалась куда сильнее, чем я думала.
– О, до генералиссимуса Чезаре мне далековато, как и до его титула герцога, – усмехается мужчина. На мгновенье черные глаза вспыхивают, оживляя холодное лицо.
Он выходит из машины и распахивают мою дверь, снова подхватывая меня на руки.
– Подождите, но мы не туда приехали, я здесь не лечусь, – возражаю вполголоса, – да и дойти смогу сама, позвольте только о вас опереться.
– Мне проще привезти вас в то место ,в котором уверен я. Конечно, я давно не был в этом городе, но ,кажется, травмопункты лучше работать не стали.
Такие траты мой кошелек не переживет.
Мы оказываемся на ресепшене, где приятная молодая девушка с улыбкой утверждает, что меня сейчас же смогут принять, нужно только сделать снимок. О цене заикнуться не успеваю. Мой добровольный носильщик меня тут же транспортирует к большому светлому кабинету рентгенолога. Никаких очередей.
Пафосно, красиво и функционально.
Уже через десять минут вызванный медбрат транспортирует меня к кабинету хирурга. Здесь услуга все включено? Мне неловко. Молодец, Нора. Влипла. Часы в коридоре показывают половину пятого. Час до корпоратива. На улице разыгралась непогода – снег валит валом, даже свет белого не видно. Люблю снег. Смотреть, как он кружится и застилает землю, украшает деревья, зажигает свои искорки на кустах…
– Марк, да, это я, – неожиданно донесся из другого конца коридора знакомый голос итальянца, – представляешь, чуть девчонку не сбил. Привез её к твоим, оформишь за мой счет? Да, глупая история. Дурочка молоденькая, стоически терпела боль в ноге… думаю не перелом, но… да…
Голос отдалялся. Из кабинета вышел представительный строгий врач в светлом халате. Мужчина лет пятидесяти на вид, в очках с узкими стеклышками.
– Такс, кто тут у нас? Ловкая молодая леди? – неожиданный мощный бас заставил робко улыбнуться. – Ну-ка, обопритесь о мою руку!
Практически в кабинет меня вносили на себе. Оставалось только повиноваться, поскольку самостоятельно идти категорически не получалось. Более того – нога явно начала опухать. Меня посадили на кушетку и приступили к осмотру. На светящейся доске висел огромный снимок. Видимо – мой.
Пару раз вскрикнула, потом, шикнув на себя, стоически прикусила губу.
– Ну что сказать, юная леди, – подергав курчавую прядь рыжеватых волос на виске, пробасил Геннадий Федорович, – вывих есть, сейчас вправим и перебинтуем, мазь вам выпишу. Если будете мазать регулярно – пройдет за недельку. Ещё на двух пальцах перелом, – мужчина пожевал губу, – ничего страшного тоже, легко отделались по нашей гололедице. Но, сами понимаете, тут придется тоже потерпеть. На пальцы гипс можно не класть, если готовы потерпеть…
Выхожу… вернее, выезжаю, хромая, на шее хирурга спустя полчаса.
Чезаре встречает меня у кабинета. Что самое возмутительное – хирург ему спокойно рассказывает мой диагноз и уточняет, что все прописанное можно купить в киоске на первом этаже. Чтобы было в три раза дороже, ага, спасибо!
– Ну все, если будет беспокоить – за пару дней до Нового года подъезжайте! А потом уже в январе после праздников – на контрольный осмотр! Будьте здоровы и осторожно там на дорогах, Нора Андреевна, – басит мужчина на прощание.
– Спасибо, что потратили свое время на меня, – тихо говорю.
На этот раз ковыляю, опираясь на руку итальянца.
Мужчина кажется совершенно спокойным и незыблемым, как скала. Мне казалось, что итальянцы-то взрывные, эмоциональные, порывистые!
– Вы не могли бы, – мне безумно неловко просить его снова.
Мне не хочется поднимать глаза, чтобы посмотреть в лицо человеку, которому испортила полдня пусть и не совсем по своей вине. Сапог держится на честно слове.
– Договаривайте уже, Нора Андреевна, – таким бархатистым голосом обладать – преступление против женской половины населения!
У меня бегут мурашки по коже, пересыхает во рту и из глубины души появляется иррациональное волнение, как будто я в пятом классе, а это первый мальчик, который со мной заговорил сам.
– Простите, вы… не могли бы помочь мне добраться до дома. Или до остановки, если не сложно? Просто сегодня сама не справлюсь… – как же я не люблю вот так напрягать чужих людей.
– Так, садитесь. Ждите здесь, я сейчас, – меня усаживают в холле на диванчик, а мужчина, как ни в чем не бывало, идет с моими бумагами от врача к аптечному киоску и возвращается с небольшим фирменным пакетом.
– Спасибо большое! – против воли искренне улыбаюсь. – Сколько я вам должна? За прием и за лекарства?
Плакали мои накопления… Нога предательски ноет. Ай, ладно, зато жива и почти здорова! И могу смело рассказывать Альке, любимой подруге, что познакомилась с принцем на черной машине!
– Шутите что ли? – акцент прорывается более явно. – В конце концов, упали вы случайно, а я еле успел остановиться, чтобы вас не задавить. Считайте это моральной компенсацией.
Он… улыбается? Cavolo! Черт! Эти ямочки на щеках, лукавые огоньки в темных глазах и непререкаемая уверенность. Да, притягивает. Но… мы полчаса знакомы. Просто случайные попутчики. Я безумно благодарна ему за помощь – редко сейчас можно увидеть такое сочувствие и поддержку. Однако, это не повод навыдумывать себе целый воз пустых мечтаний. Книжек перечитала?
Вроде, никогда не была склонна к авантюрам! Так почему уже спустя полчаса я обнаруживаю себе в небольшом уютном кафе. Здесь играет приятная музыка, народу хватает, но гула и шума нет, а внимательный официант уже записывает за Чезаре – для вас просто Чез сегодня, девочка с неприятностями – наши пожелания.
Да как так все повернулось, а? Мне кажется, что все палятся в нашу сторону. Деньги он так и не взял – у меня здесь знакомый, заявил мистер недоБорджиа, так что купил я только лекарства, а это такая мелочь. Примите в счет моральной компенсации, так же, как этот небольшой перекус. Потом отвезу вас домой.
И сидит, смотрит на меня с каким-то странным выражением лица, от которого хочется предательски хихикать и поправить прическу. Корпоратив давно в разгаре. Коллеги наверняка меня разыскивали, но думать об этом сейчас нет сил.
– Интересуешься итальянской культурой? – вдруг спрашивает Чезаре.
Удивительно, насколько он чисто разговаривает по-русски! Наверняка родственники есть из России.
– Конечно, я ведь учусь на переводчика, – улыбаюсь.
Об Италии, её истории, культуре и искусстве я могу говорить вечно. Тем более, что обсудить особенно и не с кем – Алька и отец от этого далеки, а с одногруппниками я общаюсь строго в рамках учебы – как-то так уж сложилось.
– Итальянский? – а вот теперь это настоящий интерес.
– Да, итальянский и испанский взяла вторым языком. Все-таки они очень похожи, романская группа языков…
Каким-то образом обнаруживаю себя уже спустя полчаса активно обсуждающей последнюю выставку искусств в Милане – видела по телевизору, а вот мой собеседник – воочию. Теперь его темперамент проявляется во всей красе. И активно жестикулирует, и яростно спорит, и смеется, и терпеливо объясняет.
Я полностью заворожена – даже вкуснейшая паста и какао не могут меня отвлечь от разговора. Приходится отлучиться только в туалетную комнату – я категорически отказываюсь от сопровождения и ковыляю в соседний зал сама. Вот лучше бы не ходила!
Потому что в глубине зала, за столиком у окна, сидит Витька с молодой ухоженной женщиной. Постарше меня – ей, наверное, около тридцати. Но признаю – выглядит она куда интереснее. Стильная, дорогая, обворожительная, с низким горловым смехом. И Витька, который всегда качал права «я же тут мужик, будет по-моему» – едва не заглядывает в рот.
А, нет, заглядывает. Они целуются. Я механически продвигаюсь к туалету, а потом – назад. Парочка слишком увлечена, да и народу хватает – конечно, они меня не замечают. Зато я все заметила. В душе пусто. Не знаю, как к этому относиться. Глупо, наверное, сожалеть, да? Все, что у нас было – это несколько десятков поцелуев и страстных обжиманий – или, вернее, их попыток со стороны Виктора.
Конечно, он хотел большего, а я… все чего-то ждала. Того, чего мне не хватало в наших отношениях. Льстило внимание красивого парня, была легкая влюбленность, но любви… наверное, любви не было.
– Чем тут можно напиться? – листаю меню.
– Вас и на секунду нельзя оставить, Нора, – Чезаре смотрит неожиданно остро и хмурится, – моя компания настолько неприятна, что стоит напиться?
– Нет, извините. Дело совсем не в вас, – наверное, вид у меня настолько жалкий, что мужчина смотрит уже с беспокойством, – мне бокал мартини, – говорю официанту.
Здесь такие бокалы, что мне за глаза хватит одного.
Гирлянды, шары, веселая новогодняя песня, снег за окном – все отходит на второй план. Только и бокал. И что-то экспрессивно объясняющий телефону господин Нери.
– Нет, я не смогу быть. Да, пропущу. Я ещё не занял твое место, считай, что у меня праздник. Да, занят! – и все это на итальянском, но я-то понимаю.
Бокал сменяется вторым – не нужно было Чезаре отвлекаться. На душе становится веселее. Яркие потолки, высокие арочные окна кафе, дети с большим Дедом Морозом.
– Мне кажется, что вам хватит, Нора, – у меня пытаются отобрать бокал.
– Не-ет, – качаю головой, – вроде бы не любишь, а все равно болит. Ненавижу предателей. Ваш тезка Чезаре бы уж точно знал, как поступить, а вот я… даже под Новый Год – и то полная неудачница. Корпоратив свой первый пропустила, – мне хватает ещё силы воли не расплакаться, но я чувствую, что вино ударяет в голову все сильнее, – пальцы сломала, как я так работать буду? А Стервелле только и надо, что меня уволить. Спит и мечтает, как свою племяшку посадить… Нет, она тетка неплохая, но…
Господи, что я несу и зачем? Но остановиться не могу. Выживу – больше ни капли в рот! Весь вред от алкоголя! Ведь ещё в деревне видела, как мужики зашибали – дала зарок – ни-ни! Никогда! И что? Долго продержалась, Нора? До какого-то хлипкого дурачка?
Мою ладонь накрывают горячие пальцы.
– Девочка, ты вообще пила в жизни хоть когда-то? – какой у него красивый голос. До мурашек, до звездочек, до странного томления в груди.
– Не-а, – тихо бормочу, послушно закусывая каким-то бутербродом, которым мне подсовывает мужчина, – повода не было.
– А сейчас есть? – проникновенное так спрашивают.
Откуда же я знаю? Предательство – это всегда гадко и больно. Как бы я не относилась к Витьке, он стал моим близким человеком, я его впустила в свой маленький мирок, делилась с ним сокровенным, хотела перешагнуть через свои страхи и подарить ему себя… Знаю, что в современном мире этим никого не удивишь, но мои взгляды застряли в прошлом веке.
– Думаете, нет?! Думаете, предателей прощают? – усмехнулась, зло втыкая вилку в помидорку.
Брызнул красный сок. Раздался хмык.
– Мне страшно представить, кого вы видите на месте несчастного овоща.
Кажется, мой таинственный итальянец собирается добавить ещё что-то, как я вижу краем глаза Витьку и его пассию. Они направляются на выход, а наш столик довольно близко к проходу. Нет, будь я трезвая, но ни за что бы ничего подобного не устроила. Но мы же помним, что пить мне нельзя совсем, да? Тогда Романова не в себе, тогда просыпается бешеный сумасшедший суслик, который творит жуткую ересь.
В общем, у меня рождается гениальная идея. Сдержанная и рассудительная Нора Андреевна исчезает. А паникующий суслик не находит ничего лучше, как приподняться, перегнуться через стол и неловко ткнуться губами в губы замершего на полуслове собеседника. От него самую капельку пахло вином и знакомым горьковатым парфюмом. Губы сухие, необветренные, теплые. И ласковые.
Я не фанат поцелуев. Не знаю, что там нравилось Вите, а мне было мокро, смущающе и, наверное, даже капельку неприятно. Но не могла же я сказать об этом парню, верно? Думала сейчас – перетерплю пару минут, парочка уйдет – и все. Бежать. Вернее, хромать подальше от моего позора.
Но эти губы… ещё мгновение назад твердые и сжатые, а сейчас – удивительно мягкие… они мгновенно перехватили инициативу. Обхватили мои, заласкали, чуть прикусили нижнюю губу. Нахальный язык проскользнул в приоткрытый рот, поцелуй стал глубже, ярче, более страстным. Возникло ощущение, что меня не целовали, а просто-напросто сожрать хотели. Больше всего на свете я хотела, чтобы это не кончалось. Чтобы странное ощущение, что я важна, нужна, что видят только меня, хотят меня, целуют так бережно, как будто я подарок, а не обычная Нора-заучка… чтобы это не прекращалось.
Мира вокруг не было. Наверное, я сошла с ума. По телу прошла жаркая волна, томление разлилось ниже, заставляя заерзать… и тут желанные губы исчезли. Кажется, я обиделась.
– Ну, все. Теперь уж точно достаточно. Пьяных девушек я трогать не собираюсь, даже если они совершенно сумасшедшие. Русские, – процедил голос, – я ещё думал, как бабка деда с ума свела… Что тут думать… Пошли, недоразумение. Давай, говори свой адрес, слышишь? Даже не хочу знать, кому ты так хотела насолить, что полезла целоваться к незнакомому мужику. Не будь я таким порядочным…
Кажется, меня подхватили на руки. По крайней мере, было мягко, удобно и даже уютно. Голова пристроилась на твердом плече, тело обмякло, и на меня навалилась сонливость.
Чужие слова прорывались бубнежом, но открыть глаза и что-то ответить совершенно не было сил. А потом мягкая темнота полностью накрыла меня с головой, и все вокруг рассеялось, как дым.
… И вот теперь я смотрю в черные насмешливые глаза Чезаре и понимаю, что действительно влипла. Пала ты низко, Нора Андреевна, только ты не Лукреция 1 , да и Чезаре не тот. Мне стыдно смотреть мужчине в глаза, и я совершенно не понимаю, почему мы в одной постели.
И как я вообще оказалась, видимо, у него дома. Хорошо хоть одета – майка и штаны при мне.
– Простите пожалуйста, Чезаре, за мое безобразное поведение, – а если он его за намек принял? Если… вспоминаю наш поцелуй – и краснею гуще помидора, – я сейчас умоюсь, если можно, и пойду… – говорю, пытаясь слезть с кровати.
Ногу прошивает боль.
– Сиди уже, чудовище, – мне показалось – или глаза мужчины потеплели? – может, расскажешь, что тебя так расстроило вчера? И да, пожалуй, нам имеет смысл перейти на «ты».
Он обаятельно подмигивает и встает.
Д… Дед Мороз и его Снегурочка! Какая фигура. Спортивная, Романова, спортивная. Слюни подбери. Мышцы перекатываются, татушка блестит. Я не могу отвести глаз от обнажённого торса – хорошо хоть он в штанах!
– Уж извини, некуда было тебя положить, сам только въехал, мебели почти нет, так что кровать одна, – говорит мужчина, подходя к высокому шкафу, кажется, из чистого дерева. Накидывает на голое тело какой-то пуловер – и возвращается ко мне.
– Просто… – зачем грузить мужчину, который и так за день помог мне больше, чем другие за год, своими проблемами?
И этот взгляд… внимательный, пронизывающий, ощупывающий. Как будто я в самом деле ему нравлюсь. Я честно хотела увильнуть от ответов, но Чезаре бы в допросной работать следователем! Уже спустя полчаса, когда мы сидели на огромной идеальной кухне прямиком «из телевизора», я рассказала все. Ну, почти все. Про Виктора, наши недолгие отношения и вчерашний день.
– Я никогда раньше не пила. Извините пожалуйста, – извиняюсь на всякий случай снова. И стараюсь не смотреть на твердые очерченные губы.
– Я тоже пью редко. И не курю, – неожиданно говорит мужчина, – может, в компенсацию за затраченное время, покажешь мне, что новенького в городе? С меня машина и сопровождение, – он предлагает, но голос звучит безапелляционно. Чезаре привык командовать, да в общем-то и не скрывает, что он большой босс с большими перспективами.
Я совершенно точно не должна была соглашаться. Ничего хорошего из таких знакомств не выходит. Но меня подкупает, что он не пристает, не делает никаких намеков, не пытается выудить информацию обо мне сверхнеобходимого.
Наверное, это были самые лучшие выходные из тех, которые я только могу вспомнить. Я не думала о посеянном телефоне и пропущенном корпоративе, о том, что мне придется выслушать от коллег. О Витьке, который наверняка меня уже разыскивает… о деньгах…
Мы гуляли с Чезаре по городу – я хромала рядом. А чаще присаживались где-нибудь в сквере, и я рассказывала, что помнила о произошедших вокруг за последние годы изменениях.
– Вот там открыли новый развлекательный центр, – киваю в сторону северной площади.
– А в Никитском есть каток, я, правда, катаюсь плохо, а сейчас и вовсе не до того, – смеюсь.
С Чезом очень легко общаться, когда он перестает строить из себя сурового бигбосса.
Он словно молодеет лет на семь, дурачиться вместе со мной, покупает мороженое – и тут же тащит в кафе согреться. Тащит меня в книжный – посмотреть, не осталось ли там в разделе итальянской литературы «Неистового Роланда» в оригинале.
Я, кажется, забываю обо всем на свете. Может, это защитная реакция на все свалившиеся на голвоу проблемы. А, может, я просто умудрилась влюбиться буквально за пару дней – потому что меня наотрез отказываются отвозить домой, мотивируя это тем, что за два дня хочется узнать город заново по максимуму.
В воскресенье вечером мы идем в кино на новый фэнтези фильм. Что удивительно – оказывается, весь из себя суровый и властный итальянец любит кино! Мы сидим на четвертом рядом – и да, оба терпеть не можем попкорн – пьем горячий кофе с собой из ближайшей кофейни и шепотом комментируем происходящее.
Я не сразу понимаю, что ладонь мужчины лежит на моем колене, чуть поглаживая его. А потом находит мою руку – и наши пальца переплетаются. Мы продолжаем внимательно смотреть кино, переглядываясь порой ,как подростки. Когда на экране начинает грохотать битва, Чез дергает меня за рукав. А поворачиваю голову – и чужие твердые губы легко накрывают мои – снова. Горьковатый запах кружит голову, сердце бешено стучит, грудную клетку распирает, а пальцы холодеют.
Мне приятно, жарко, томно… В животе тяжелеет. Я облизываю губы, когда чужие на миг отрываются – и сталкиваюсь с горячим тяжелым взглядом чернеющих глаз. Не знаю, как нахожу в себе силы отвернуться. Я не люблю публично выражаться свои чувства, это слишком личное, слишком интимное, чтобы выставлять на обозрение чужих людей даже в кинотеатре.
После сеанса мы одеваемся и молча выходим на улицу.
– Я обидел тебя? Мне казалось, что ты не против, – голос Чезаре звучит хрипловато.
– Все нормально, – кусаю губы, отворачиваясь. Собака ты на сене, Романова. Цветочек хренов, росянка.
И сама не готова, и другим отдать больно. Вот только перед глазами ещё стоит пример матери, которая ушла от нас с отцом в канун Нового года, когда мне было пять… Я не хочу также. Не хочу случайных связей. Смешно, да?
Он мне нравится. Очень нравится. Интересный, красивый, загадочный, успешный – что ни говори. И уж точно не разгильдяй. Но если с Витькой я ещё пыталась поверить в «долго и счастливо», то тут в лучшем случае мне достанется несколько жарких ночей.
Я ведь даже не знаю, где он работает. Вообще мало что о нем знаю.
– Нора, что случилось? Я не понимаю? – меня берут – и легко поворачивают лицом к лицу.
Язык слушается плоховато. Не знаю, что бы я наворотила, но нас окликают.
– Норка, это чего, ты что ли? Коза, я тебе звоню-звоню, ни ответ – ни привет! Кто так делает? – возмущенный мужской голос звучит развязно.
Оборачиваюсь – Витька. Куртка нараспашку. Кажется, он выпил. Немного – но я-то знаю, что бывшему пить нельзя вообще, он ещё хуже, чем я в этом плане.
– Так, а это тот самый «упырь зеленый», я полагаю, – звучит над головой задумчивый голос, – из-за него плакала? – не понять, что такого в этом спокойном ровном тоне, от чего мурашки бегут по коже.
Ой, это я так Витьку называла? Хотя… точно упырь. И сейчас даже почти зеленый!
– Норка, шала…
– Молчать! – резкий окрик заставляет подскочить. Ничего себе, командный тон у Чезаре!
Акцент режет слух, но я только смотрю на то, как замирает, будто налетая на стену, бывший.
– Витя, говорить нам не о чем. Я знаю, что у тебя есть другая женщина, – сама морщусь от банальности собственных слов, – поэтому не тебе качать права. Я чуть не попала под машину и не получила перелом. Телефон разбился. Всем, кому нужно, я уже написала, а с тобой, прости, говорить не о чем, – продолжаю спокойно.
И удивляюсь, что в душе почти ничего не дрогнуло.
Может, потому, что меня обняли за талию и притянули к чужому телу. В объятиях Чеза было спокойно. Уютно.
– Значит так, да? Расчетливая ты с***, Романова. Нашла себе папика – и свалила с горизонта, – Виктор сплевывает.
Сейчас – пьяный, раскрасневшийся, зло кусающий губы – он мне противен. Я хочу ответить – за словом в карман не полезу, выслушивать этот бред!
– Значит так, Семенов, взял лыжи в руки – и ушел с горизонта! – Я делаю шаг вперед.
Голос немного дрожит, но это пустяки. Я не из тех, кто позволяет себя оскорблять. Возможно, если бы я любила его по-настоящему, было бы куда больнее. А так…
Однако договорить мне не дают.
Мы стоим в тени здания, уже темно, так что нас почти никому и не видно. Я только слышу шаги, замечаю быстро движение, слышу вскрик – и Витька уже летит прямо в сугроб.
– Ещё раз услышу такое в адрес моей девушки – рот с мылом вымою. И снегом протру. Или поговорим по-другому, – Чезаре стряхивает с перчаток снег и демонстративно поворачивается спиной. Голос звучит настолько жестко, что Витька замирает, как заяц, даже забывая поныть – а синяк у него на скуле будет капитальный!
Признаю, маленькое гадкое удовлетворение в душе ворочается. Но…
– Спасибо тебе. Но давай не будем портить выходной разборками. Он в прошлом, – говорю как можно более уверенно.
И стараюсь не выдать, как дрожит в груди сердечко от этого «моя девушка». Понятно, что он это сказал специально, но все равно – как будто тысяча фонариков зажглась. Ты все-таки безнадежный романтик, Нора. Как будто тебе пятнадцать, а.
– Что ты нашла в этом прыще, Нора? – в жгучих черных глазах как будто пламя плещется. – Ты – начитанная, тонкая, умная, красивая – и этот! Ты себя настолько не ценишь? – снова пристальный взгляд.
А потом меня прижимают к себе – и целуют. Умопомрачительно, до звёздочек в глазах и совсем не детских желаний. Чуть грубовато, словно утверждаясь, доказывая что-то. Так, что мои ладони лишь бессильно упираются в темное пальто, скользя по нему. А чужие пальцы зарываются в волосы – потому что шапка слетела.
Внутри все дрожит и разлетается, когда страсть сменяется странной нежностью, когда палец очерчивает невидимую линию на щеке и касается губ.
В темноте под снегом почти ничего не видно. И нас не видно тоже. С неохотой мы разлепляемся – и идем вперед, к огням. Мы не разговариваем – но на душе царит странное умиротворение и даже нога как будто хромает меньше.
Но я точно знаю, что улучу момент, когда Чезаре отправится купить на ужин сыра – «я знаю место, где можно взять наш, настоящий, а не ваше не пойми какой русское безобразие с настоящей плесенью!» – и уйду.
Потому что сказки должны заканчиваться, и лучше так, чем потом лечить разбитое сердце. Потому что я сама приду к нему, позволю делать все, что угодно, а потом… я благоразумная девочка. Иногда. Я не хочу быть, как мать. И поэтому, прибредя вечером в съемную комнату в чужой квартире падаю на продавленную кровать. И плачу. Горько, отчаянно, безудержно.
Пока-пока, горячая мечта. Под елкой мне такой подарочек точно найти не суждено. Ещё неделя работы – и Новый год. Поеду к отцу, он уже соскучился. Развеюсь. Ах да, и сессия, конечно. Но тут я молодец, все зачет автоматом, да и из экзаменов сдавать только два. Из них я переживаю только об одном – больно уж преподавательница строгая. Но… справлюсь. Не могу не справится. Красный диплом и работа в престижном месте – моя мечта. А любови… без них обойдусь. Это просто зима. Новый год. Навеяло.
1 Героиня имеет в виду Лукрецию Борджиа