У меня совершенно нет ни гордости, ни чувства собственного достоинства, – я снова пошла к Наташе. Мы же не договорили!
Наташа не плачет, очень бодрая. Со своим отцом она общалась столь же «близко», как и я с дедом. Подробности она опускает. Наташа зовёт отца «папик» или «Иваныч»; для меня это слово "папа" с детства табуировано, а с весны уже в квадрате.
Похороны бывшему мужу, по словам Наташи, Вера Ильинична устроила шикарные.
– Но все осудили: «Зачем это делать, бомжа какого-то хоронить?!!» А у него, Аль, был свой дом!
И жена вторая, и младший сын.
– А где вы похоронили?
– На престижном, на Гребенской горе!
– А мы в Леонихе.
– Ну, у вас-то так… – снисходительно сказала Наташа.
И я вся сжалась от нашей убогости.
Мама тоже переживала: «Как можно там хоронить?! Это же сельское кладбище! Но на девять дней я посмотрела, – нет, это хорошее кладбище! Там – одни лётчики!»
И Наташин дед сейчас со мной примирился. Я когда здесь газеты разносила, с ним встретилась. И сразу стала своей.
– Вон у Али дед недавно умер, почти сразу с Иванычем, – сказала Наташа.
– А что случилось?
– Под мотоцикл попал. Его врачи лечить отказались.
– Как это «отказались лечить»? А мотоцикл, какой был, с люлькой?
Да разве такие остались?
– Вон у Наташки отец-то тоже, на остановке…
– Дед, перестань!..
Заметки на полях 20 лет спустя:
Я так и не узнала, что там случилось, но могу предположить: у Юрия Ивановича Бурундукова «на остановке» прихватило сердце, приехала «скорая», а в больницу забирать отказались.
А моего деда с отбитыми внутренностями попытались побыстрее выпихнуть, чтобы он не умер на больничной койке.