Глава первая Вверх по холму
Три Закона кышей.
Кому в сосульке сладко спится?
Здравствуй, Моё Дерево!
Вот он каков, Бяка, – гадкий, но чистый.
Как построить кышу дом?
Кыш Тука влез на камень и осмотрелся. Слева простирался бескрайний лес под названием Большая Тень. Справа скалилась острыми зубами каменная гряда, за которой, устремясь к небу, высился холм Лошадиная Голова. На его вершине виднелась небольшая роща, называемая кышами Маленькой Тенью. В центре рощи бил родник Плюхи-Плюхи-Бульк. От него к подножию холма юркой змейкой сбегал ручей Шалун. Даже с высоты огромного камня, на который забрался Тука, нельзя было разглядеть ни родник, ни ручей, но, прислушавшись, можно было услышать их оживлённую болтовню. Они наперебой радовались приходу весны, солнцу и теплу.
Взгляд кыша выхватил огромный Дуб, стоявший особняком, в стороне от рощи. Для Туки это дерево не было просто деревом, оно было… Тукиным Деревом. В корнях этого Дуба располагалась Тукина хижинка. Между кышем и Дубом завязалась крепкая дружба. Они уважали и любили друг друга. Всю зиму кышу снился один-единственный сон: самый уютный, самый тёплый на всём белом свете домик и самое красивое во всём мире дерево.
«Надо проведать мою хижинку. Вдруг она ещё никем не занята и я смогу опять в ней поселиться? – подумал кыш без особой надежды. – Пойду посмотрю».
Легко сказать «пойду»! Забраться на холм было делом непростым. Его основание опоясывала кольцом острозубая каменная гряда. То, что она защищала кышей холма от проникновения хищников, было большой удачей. Сейчас гряда стала непреодолимой преградой для самого Туки.
Кыш задумчиво почесал за ушками и неожиданно вспомнил приёмчики назойливых блох. Немного поразмявшись, он подобрал гибкую ветку ивы, разбежался, воткнул её в набухшую мокрую землю и сильно оттолкнулся задними лапами. Ветка пружинисто разогнулась, кыш перелетел через первый камень. Потом он повторил прыжок ещё раз. И ещё. И ещё… Двигаясь таким блошиным образом, смельчак сумел-таки одолеть серьёзное препятствие, непроходимое для зверя. Но как оказалось, вполне проходимое для маленького кыша, который привык всегда и везде лезть напролом.
Наконец последний камень остался позади. Крошечное розовое существо кое-как приземлилось, подставив земле то самое мягкое местечко, на котором рос бурый хвост-пушок. Наличие этого «смягчающего» обстоятельства обеспечило кышу мягкую посадку. Скакать блохой было непросто. Тука запыхался. Его лапы онемели от усталости. В глазах рябило. Но, несмотря ни на что, кыш был весьма доволен собой.
С трудом переводя дух, он присел на свиток берёзовой коры и несколько минут отдыхал, стараясь не задрёмывать: глупый соня – лёгкая добыча для хищника. Кышу всегда надо быть настороже. Чтобы выжить, он должен по нескольку раз в день повторять Первый Закон: «Никогда не спи вне дома – запросто можешь стать чьим-то обедом».
Тука опять взглянул на Дуб. Рядом с ним кыш находился бы в безопасности. Нет, Тука не был слабаком и паникёром. Кышам вообще несвойственно малодушие. Кыш – разумный трус. А такая трусость, как известно, признак не слабости, а ума. Но хватит рассуждений. Нельзя делать дело наполовину. Пора отправляться дальше, к своему домику и надёжному укрытию. Ум умом, храбрость храбростью, а вороны тоже не промах. И поесть любят.
Тука глубоко вдохнул и запетлял вверх по склону мелкими перебежками от одного снежного островка к другому.
Наткнувшись на поваленный ветром клён, он стал двигаться вдоль дерева – так было безопаснее, потом юркнул под навес из сухих веток, огляделся и вдруг… вспомнил это место. Да-да, именно здесь прошлой осенью впал в спячку его друг Хнусь!
Тука обежал клён – никаких следов. Тогда он забрался под лежащее дерево и радостно вздохнул. В том месте, где ствол разветвлялся, висела гроздь толстых сосулек, в одной из которых с блаженной улыбкой, головой вниз спал Хнусь. Тука не стал его отколупывать. «Нельзя будить спящего брата!» – так гласил Второй Закон кышей.
– Спи сладко, Хнусь, пока солнышко не пощекочет тебя. Хитрец, ты нарочно забрался в тень, чтобы обмануть весну и поспать подольше, – толково придумано! – прошептал с улыбкой Тука. И начал собирать обломки коры и сухие прутики. Он складывал их кучкой под Хнусем, бормоча себе под нос: – Когда сосулька подтает и ты, дружище, из неё вылупишься, твоё приземление будет мягким.
Закончив дело, Тука хотел отправиться дальше, но вспомнил Третий Закон: «Проснулся после спячки, первым делом замаскируйся». И старательно вывалялся в земле, став похожим на комок грязного снега.
До вершины холма оставалось совсем немного.
Не прошло и четверти часа, как путешественник, отдуваясь и охая, привалился бочком к своему дереву – большому крепкому Дубу.
– Здравствуй, Дерево! – прошептал кыш.
В ответ Дуб взмахнул ветвями и зашуршал прошлогодними, несброшенными листьями. Тука прижался к шершавому стволу бурым меховым животом и, раскинув лапы, распластался по коре, пытаясь взять у своего могучего друга немного живительной силы.
– Ты хорошее, ты тёплое и ласковое, ты – Моё Дерево. Помнишь меня? Это я, Тука. Прошлой осенью я заснул рядом с тобой. Но то ли осенним дождевым потоком, то ли снежным оползнем меня снесло вниз, и я вытаял за каменистым полем, в Большой Тени. Сколько там деревьев: разных-разных, без счёта, с крепкими корнями – выбирай для хижинки любое. Но я вернулся, вернулся потому, что там не было тебя, Моё Дерево.
Погладив лапой выпуклую кору, слегка нагретую мягким апрельским теплом, маленький кыш двинулся вокруг дуба, вспоминая каждую мелочь. Вот корень, выгнутый дугой, круто ныряющий в землю. Ямка. За ямкой кочка. Второй корень – с приподнятым узловатым коленом, припорошенным бурыми листьями соседей – ясеней и каштанов. И наконец, третий, закладывающий полупетлю и делящийся надвое. Именно здесь стоял прошлым летом его, Тукин, дом.
Теперь домика не было.
«Ай-ай-ай! – подумал Тука. – Чего только не бывает на свете! Здесь стоял мой дом, а теперь его нет. Кто же его разрушил?»
Кыши – народ спокойный и миролюбивый, но в семье, как говорится, не без урода. В Маленькой Тени имелось два негодника: Гнус и Бяка. Гнус даже в самом наигнуснейшем настроении не смог бы разрушить каменную хижинку. Он был слишком хлипким кышем: страдал аллергией на добрые дела и изнурительными приступами лени. Но если это сделал не Гнус… тогда это сделал Бяка – больше некому.
Бяка, крупный вредный кыш, обожал ссоры и потасовки. У таких нет друзей, но много врагов. Они все кыши-одиночки. В общем, Бяку было бы легко назвать плохим, но, удивительное дело, рядом с грубостью и обидчивостью в Бяке уживалась одна приятная черта характера: Бяка был до чрезвычайности чистоплотен. Нет, все кыши были не прочь помыться, но этот просто помешался на гигиене. За ушами у него хранился порядочный запас зубочисток. В кармашках малиновой жилетки лежали чистые носовые платки. А в носках покоились нежные, ухоженные пятки. Вот каков был этот Бяка: гадкий, но чистый.
Тука недоумевал: «Бяка разрушил мою хижинку. Но зачем ему это понадобилось?» Кыш с горечью осмотрел руины, подобрал осколок слюды от окошка, сложил в кучу разбросанные камешки и приступил к работе.
Обычно на месте будущей хижинки маленький строитель рыл глубокую яму и заполнял её ветками, корой, шишками, пересыпая торфом. Сверху настилался пол, сплетённый из прутьев. Пол был с подогревом: палки и шишки под ним медленно гнили, выделяя тепло. Далее кыш складывал из крупных камней фундамент, а на нём, из камешков поменьше, возводил стены. У каждого кыша был свой секрет приготовления строительного раствора для кладки: кто-то замешивал в него паучью шёлковую нить, кто-то толчёные заячьи «орешки». Но главной связующей раствора всегда была кышья слюна, очень клейкая и крепкая при схватывании.
Тука работал терпеливо и старательно. Стены вышли ровными, а окошки – аккуратно круглыми. Как этого добиться, кыш додумался позапрошлой весной. При строительстве дома он случайно оставил на начатой кладке свиток бересты и, забывшись, обошёл его камнями. Когда раствор застыл, Тука опомнился, вынул бересту и обомлел: какой аккуратный получился проём! Оставалось лишь вставить кусочек слюды, и окошко было готово.
Тука поделил дом перегородками и сложил очаг. Самая тёплая и светлая комнатка хижинки по традиции осталась незанятой. Размножались кыши, как утконосы, яйцами. Для них яйцо было не только звеном в продолжении рода, оно было символом кышьего мироздания, началом всех начал, кышьей светлой мечтой. Поэтому каждый из них, и Тука тоже, надеялся, что когда-нибудь создаст семью и в этой комнатке будет лежать яйцо.
