Почти рассвело, и небо на востоке было фантастическим. Роман стоял на обочине узкой дороги, сунув руки в задние карманы джинсов. Он получал удовольствие от таких утренних часов, когда воздух холодный и кристально чистый, хотя у него редко находилось время для подобных занятий. Здесь можно дышать, а уж если позволить себе роскошь, то это самое подходящее место, чтобы отключить разум и просто чувствовать.
Роман дал себе тридцать минут – тридцать минут одиночества и покоя. Солнечный свет пробивался сквозь облака, превращая их в яркие фигуры. Фигуры из снов. Роман раздумывал над тем, стоит ли закурить. Но в конце концов отказался от этой мысли – сейчас ему хотелось только наслаждаться утренним воздухом с ароматом моря.
Где-то лаяла собака – слабое тявканье служило лишь дополнением к окружающей обстановке. Чайки, стремясь найти себе пищу в столь ранний час, разрезали тишину гортанными криками. Благоухание цветов – праздник весны – изысканно дополнял тихий ветерок.
Роман задумался, почему раньше был настолько уверен, что предпочитает суету и шум крупных городов.
Стоя там, он увидел, как из-за деревьев выходит олениха, поднимает голову и втягивает в себя воздух. Это – свобода, внезапно подумал Роман. Знать свое место и довольствоваться им. Самка, аккуратно прокладывая себе путь, прошла по направлению к высокой траве. За ней следовал неуклюжий детеныш. Стоя против ветра, Роман наблюдал за ними.
Он чувствовал беспокойство. Даже пытаясь принять и впитать окружающий мир, ощущал пробивающееся нетерпение. Это не его место. У него его просто нет. И поэтому он идеален для подобной работы. Ни корней, ни семьи, ни женщины, ждущей его возвращения. Именно этого Роман хотел сам.
Но вчера он чувствовал громадное удовлетворение, работая руками, тем самым оставляя след на долгие времена. Так лучше для его прикрытия, говорил себе Роман. Если он продемонстрирует некое умение и тщательность в работе, его примут с большей легкостью.
Да его уже приняли.
Черити доверяла ему. Она дала ему крышу над головой, пищу и работу, думая, что он нуждается во всем этом. Казалось, в ней нет никакой хитрости. Прошлым вечером что-то проскользнуло между ними, однако Черити не сделала ничего, чтобы спровоцировать или сделать глубже это ощущение. Она не посылала молчаливого приглашения, хотя Роман знал, что все женщины способны на это от рождения.
Черити просто смотрела на него, и все, что она ощущала, было до абсурдности ясно написано в ее глазах.
Роман не мог думать о ней как о женщине. И уж тем более не мог думать о ней как о своей женщине.
Он вновь испытал желание закурить и в этот раз намеренно подавил его. Если есть нечто такое, что ты хочешь невероятно сильно, лучше всего пренебречь этим. Как только ты подчинишься своему желанию, контроль будет утрачен.
А Роман хотел Черити. Вчера на одно ослепляющее мгновение он страстно возжелал ее. И это очень серьезная ошибка. Он пытался не думать о ней, но ничего не мог с собой поделать, когда услышал, как Черити идет в западное крыло ночью, когда до него донеслась легкая мелодия Шопена, льющаяся из ее комнат. И еще раз посреди ночи, когда, проснувшись в глубокой сельской тишине, он думал, мечтал о ней.
Но у Романа не было времени на желания. В другом месте и в другое время они могли бы познакомиться и получать удовольствие друг от друга столь долго, пока приходит наслаждение. Но сейчас Черити была частью задания – ни больше ни меньше.
Роман услышал звук шагов бегущего человека и инстинктивно напрягся. Олениха насторожилась так же, как и он, – подняла голову, а затем быстро скрылась между деревьями вместе со своим детенышем. Оружие Романа висело на лодыжке – скорее по привычке, нежели по необходимости, – но он не стал доставать его. Если пистолет потребуется ему, то не пройдет и секунды, как он окажется в руке. Роман стал ждать, чтобы посмотреть, кто бежит по пустынной дороге на рассвете.
Черити часто дышала, но лишь из-за стремления поддерживать темп пса, а не из-за пробежки длиной в три мили. Людвиг то стремился вперед, то тянул ее вправо, то вдруг резко уходил влево, натягивал и ослаблял поводок. Это был ежедневный марафон, и оба – Черити и пес – уже давно привыкли к нему. Черити могла бы сдерживать маленького золотистого кокер-спаниеля, но не хотела портить ему веселье. И она сворачивала с дороги вместе с Людвигом, подстраиваясь под его темп, переходя то на быстрый бег, то на медленный шаг.
Черити машинально помедлила, заметив Романа. Затем Людвиг промчался вперед, и Черити отпустила поводок, пытаясь подстроиться под скорость собаки.
– Доброе утро, – выкрикнула она, а затем скользящим движением притормозила, когда Людвиг устремился к Роману и громко загавкал. – Он не кусается.
– Так всегда говорят. – Роман усмехнулся и опустился на корточки, чтобы потрепать собаку между ушей. Людвиг сразу же упал на землю, перекатился и подставил живот. – Хороший пес.
– Испорченный пес, – добавила Черити. – Я вынуждена держать его за забором из-за гостей, но зато он ест как король. А вы рано встали.
– Да и вы тоже.
– Я считаю, что Людвиг заслуживает хорошей пробежки каждое утро, ведь он не понимает, почему я держу его за забором.
Выражая признательность, Людвиг обежал вокруг Романа, крутясь возле его ног.
– А сейчас я просто пытаюсь донести до его сознания значение поводка. – Черити остановилась, чтобы распутать Романа и успокоить скачущего пса.
Светлая куртка Черити была расстегнута, демонстрируя обтягивающую футболку, потемневшую на груди от пота. Зачесанные назад волосы делали заметнее ее широкие скулы. Кожа Черити казалась прозрачной, хотя щеки и покраснели после пробежки. Роману хотелось коснуться ее и почувствовать, какова она под пальцами. И проверить, появится ли та немедленная реакция вновь.
– Людвиг, постой спокойно хоть минутку. – Черити засмеялась и взяла пса за ошейник.
В ответ он подпрыгнул и попытался облизать ей лицо.
– Он хорошо слушается, – прокомментировал Роман.
– Теперь вы видите, почему я вынуждена держать его за забором. Он думает, что может играть с кем угодно. – Рука Черити коснулась руки Романа, когда она попыталась распутать поводок.
Когда Роман тронул ее запястье, они оба застыли. Он ощущал биение ее пульса, а затем почувствовал, как он убыстряется. Это был немедленный ответ, и он невероятно сильно возбуждал. Роману пришлось приложить все усилия, чтобы разжать пальцы. Он всего лишь хотел остановить Черити до того, как она нечаянно обнаружит оружие, спрятанное на его ноге. И теперь они склонились друг к другу посреди пустынной дороги, а между ними пытался пролезть пес.
– Вы дрожите, – осторожно проговорил Роман, но не отпустил ее. – Вы всегда так реагируете, когда мужчина касается вас?
– Нет. – Собственная реакция озадачила Черити, поэтому она оставалась неподвижной и ждала, что случится дальше. – Я уверена, что это в первый раз.
Роману было приятно слышать это признание, но слова Черити не оставляли его в покое, в них так хотелось поверить.
– Тогда нам стоит быть осторожными, не правда ли? – Он отпустил ее, а затем поднялся с корточек.
Черити тоже распрямилась, но сделала это куда медленнее, потому что не была уверена, сможет ли сохранить равновесие. А Роман чувствовал злость. Хотя он и сдерживал себя, но глаза отражали все.
– Я не очень часто задумываюсь об осторожности.
Его взгляд вернулся к ней – в нем был огонь, но он вдруг быстро и полностью исчез.
– Зато мне приходится это делать.
– Да. – Быстрый горячий взгляд встревожил ее, но Черити всегда могла постоять за себя. Она внимательно посмотрела на Романа. – Думаю, так и должно было быть из-за той жестокости, с которой вынуждены бороться. На кого вы так злы, Роман?
Ему не нравилось, когда его так хорошо понимали. Наблюдая за Черити, Роман опустил руку, чтобы погладить Людвига, который уперся передними лапами в его колени.
– Сейчас ни на кого, – ответил Роман, но это была ложь.
Он испытывал ярость, причиной которой был сам. В ответ Черити просто покачала головой:
– Вы имеете право хранить свои секреты, но я не могу перестать спрашивать – почему вы злитесь на себя за то, что ответили мне?
Роман лениво посмотрел на дорогу: сначала в одну сторону, потом в другую. Складывалось ощущение, что на острове, кроме них, нет никого.
– Хотите, чтобы я сделал что-нибудь прямо здесь и сейчас?
А он может, подумала Черити. И сделает. Если его подзадорить, он сделает именно то, что хочет и когда захочет. Дрожь возбуждения, которая проходила через нее, раздражала Черити. Такие мужчины – мачо – были совершенно для других женщин – не для Черити Форд. Она посмотрела на часы.
– Спасибо, уверена, что это – восхитительное предложение, но я должна вернуться и готовиться к завтраку. – Пытаясь совладать с псом, Черити возобновила путь, при этом надеясь, что поступь ее величава. – Я дам вам знать, смогу ли найти время, скажем, минут через пятнадцать.
– Черити?
– Да? – Она повернула голову и кинула на него холодный взгляд.
– Шнурки развязались.
Черити вскинула подбородок, продолжая идти.
Роман усмехнулся ей в спину и вновь засунул большие пальцы в карманы джинсов. Да, у этой женщины действительно превосходная походка. Черити начала ему нравиться, и это было очень плохо.
Романа интересовала группа туристов. Он слонялся по первому этажу, сидел за чашечкой кофе на кухне, лениво переговариваясь с полноватой Мэй и худощавой Долорес. Однако Роман не ожидал, что его привлекут к работе, но, когда обнаружил, что держит в руках стопку скатертей, попытался использовать это в своих интересах.
Черити, в ярко-красной толстовке с логотипом гостиницы на груди, укладывала свернутую салфетку в бокал. Роман подождал мгновение, наблюдая за тем, как ее ловкие пальцы расправляют салфетку.
– Куда это положить?
Черити оглянулась, задаваясь вопросом, следует ли ей все еще быть раздраженной на него, но затем решила, что дело того не стоит. В данный момент ей требовались дополнительные руки.
– Хорошо бы постелить на стол. Белые вниз, абрикосовые сверху под углом. Вот так, хорошо? – Черити указала на стол, который был полностью накрыт.
– Конечно. – Роман начал расстилать скатерти. – Как много туристов ожидается?
– Пятнадцать человек. – Черити подняла бокал к свету, критически осмотрела и только после этого поставила его на стол. – Завтрак включен у них в тур. А еще есть гости, которые зарегистрированы у нас. Мы подаем завтрак между семью тридцатью и десятью. – Она посмотрела на часы, а затем отошла к другому столу, очевидно оставшись довольной увиденным. – Кроме того, у нас есть несколько незапланированных гостей. – Отставив хлебную тарелку со сколом, Черити взяла другую. – Но по-настоящему лихорадку вызывают обед и ужин.
Долорес появилась с подносом, на котором стоял фарфоровый сервиз, а затем вновь исчезла, когда ее пронзительно окликнула Мэй. До того как успела закрыться кухонная дверь, через нее проскользнула официантка, с которой они накануне столкнулись на дороге. Она торопливо несла поднос с позвякивающим столовым серебром.
– Верно, – пробормотал Роман.
Черити быстро дала инструкции официантке, закончила накрывать еще один стол, а затем поторопилась к черной доске возле двери и принялась переписывать утреннее меню аккуратным почерком.
Долорес, чьи торчащие рыжие волосы и сжатые губы заставляли Романа думать о костлявом цыпленке, вихрем влетела в столовую и уткнула кулаки в худые бедра.
– Я не обязана терпеть это, Черити!
– Терпеть что? – Черити спокойно продолжила писать.
– Я делаю все, что могу, и ты ведь знаешь, я говорила тебе – у меня слабость.
Долорес всегда чувствует слабость, думала Черити, добавляя к списку омлет с беконом и сыром. Особенно когда что-то происходило не так, как Долорес хочет.
– Да, Долорес, я прекрасно знаю.
– У меня так сжимается в груди, что я едва дышу.
– Ага.
– Была почти полночь, но я все равно пришла. Как всегда.
– И я ценю это, Долорес. Ты знаешь, насколько сильно я завишу от тебя.
– Что ж… – Немного смягчившись, Долорес поправила фартук. – Думаю, ты можешь рассчитывать на то, что я выполню свою работу, но ты должна сказать женщине там… – Она махнула в сторону кухни. – Просто скажи, чтобы она убралась из-за моей спины.
– Я поговорю с ней, Долорес. Но и ты попытайся быть терпимой. Мы все измотаны сегодня утром, ведь Мэри Элис снова больна.
– Больна! – Долорес презрительно фыркнула. – Именно так это называют теперь?
Слушая вполуха, Черити продолжала писать.
– Что ты имеешь в виду?
– Если она больна, тогда почему ее машина опять всю ночь простояла на подъездной дорожке Билла Перкина? А теперь, с моим состоянием…
Черити перестала писать. Роман приподнял бровь, когда услышал неожиданно стальную нотку в ее голосе.
– Мы поговорим об этом позже, Долорес!
Скандалистка разочарованно выставила вперед нижнюю губу и направилась обратно в кухню.
Усмирив гнев, Черити повернулась к официантке:
– Как там, Лори?
– Почти готово.
– Хорошо. Если ты можешь справиться с зарегистрированными гостями, я вернусь, чтобы помочь тебе после того, как заселю группу туристов.
– Нет проблем.
– Я буду за столом регистрации с Бобом. – Черити рассеянно откинула косу за спину. – Если станет слишком сложно, пошли за мной. Роман…
– Хотите, чтобы я поработал помощником официанта?
Черити подарила ему быструю благодарную улыбку.
– А вы знаете как?
– Я быстро соображу, что к чему.
– Спасибо. – Черити вновь взглянула на часы, а затем торопливо вышла.
Роман не ожидал, что получит удовольствие, но было сложно его не получить, когда мисс Милли флиртовала с ним. Аромат выпечки, что-то роскошное с яблоками и корицей, тихие звуки классической музыки и неясный шум разговора – со всем этим невозможно было не расслабиться. Роман относил подносы из кухни и обратно. Приглушенный обмен репликами между Мэй и Долорес был забавным, а отнюдь не раздражающим.
Поэтому Роман получал удовольствие. И использовал свой временный пост, чтобы выполнить работу.
Собирая со столов посуду, он наблюдал за туристическим автобусом, который въехал в центральные ворота. Роман считал головы и изучал лица туристов. Экскурсоводом был крупный мужчина в белой рубашке, которая едва не трещала на его плечах, с круглым, румяным, радостным лицом. Его губы все время растягивались в улыбке, пока он провожал своих пассажиров внутрь гостиницы. Роман перешел в другую часть комнаты, чтобы посмотреть, как туристы теснятся в вестибюле.
Там были пары и семьи с маленькими детьми. Экскурсовод – Роман уже знал, что его имя Блок, – поприветствовал Черити улыбкой, а затем вручил ей список гостей.
Знала ли она, что Блок отбыл срок в тюрьме в Левенуэрте за мошенничество? Была ли в курсе, что этот мужчина, с которым она шутила, избежал второго срока только благодаря своей изворотливости и недочетам в правовой системе?
Челюсть Романа напряглась, когда Блок протянул руку и легонько щелкнул по золотой сережке в ухе Черити.
Пока она назначала домики и разбиралась с ключами, двое туристов из группы приблизились к столу, чтобы обменять деньги. Пятьдесят у одного, шестьдесят у другого, заметил Роман, когда помощница Черити обменяла канадские банкноты на американскую валюту.
За десять минут туристов рассадили в столовой, и они уже пристально разглядывали меню завтрака. А Черити, надев фартук и открыв блокнот, стала принимать заказы.
Черити не выглядела суетливой, заметил Роман. То, как она общалась, улыбалась и отвечала на вопросы, производило впечатление, что у нее есть время всего мира. Но двигалась она как молния. Она несла три тарелки в правой руке, левой наливала кофе и ворковала над ребенком – и все это одновременно.
Что-то снедает ее, подумал Роман. Это было едва заметно… просто слегка хмурое выражение лица и морщинка между глаз. Неужели этим утром что-то пошло не так и он упустил это? Если в системе возникает проблема, в его обязанности входит найти и устранить ее. Именно по этой причине он и находится здесь.
Черити налила еще одну порцию кофе за столиком на четверых, пошутила с лысым мужчиной в галстуке-пейсли, а после направилась к Роману.
– Думаю, кризис миновал. – Черити улыбнулась, но он вновь что-то уловил… Злость? Разочарование?
– Есть в гостинице хоть что-то, чем вы не занимаетесь?
– Я пытаюсь держаться в стороне от кухни. У нашего ресторана трехзвездочная репутация. – Черити с тоской взглянула на кофейник – время для него придет позже. – Спасибо вам за энергичную работу сегодня утром.
– Все в порядке. – Роман понял, что хочет вновь увидеть улыбку на ее лице. Настоящую улыбку. – Мисс Милли даже пожала мне руку.
Теперь она обязана ему. Губы Черити быстро изогнулись, а взгляд на мгновение прояснился.
– Ей нравится, как вы выглядите в поясе с инструментами. Почему бы вам не передохнуть, прежде чем начать работу в западном крыле?
– Хорошая идея.
Черити скривилась, когда послышался звук бьющегося стекла.
– Я так и думала, что ребенок Снайдеров не хочет пить апельсиновый сок. – Она поспешила ликвидировать беспорядок и выслушать извинения родителей.
За столом регистрации было пусто. Роман решил, что помощник Черити закрылся в боковом кабинете или же относит багаж в домики. Он подумал, не стоит ли скользнуть за стол и быстро просмотреть книги, но решил все-таки подождать. Некоторую работу лучше делать во тьме.
Часом позже Черити направилась в западное крыло. Она смогла держать себя в руках, пока провожала гостей на первый этаж. Она улыбалась и разговаривала с пожилой парой, играющей в гостиной комнате в «Пачиси». Но как только за ней закрылась дверь, Черити выпустила наружу долго сдерживаемые проклятия. И теперь ей хотелось рвать и метать.
Роман стоял в дверном проеме и наблюдал, как она мечется по коридору. Злость сделала глаза Черити темными и сверкающими.
– Проблемы?
– Да, – резко ответила Черити. Она сделала полдюжины шагов мимо него, а затем резко крутанулась. – Я могу стерпеть некомпетентность и даже некую степень глупости. Могу даже вынести приступ лени. Но я не желаю быть обманутой.
Роман ждал секунду. Ее гнев был сильным и зрелым, но был направлен не на него.
– Я понимаю, – проговорил он и стал ждать продолжения.
– Она могла бы сказать мне, что ей требуется выходной или другая смена. Скорее всего, мы бы все уладили. Но она солгала мне – за две недели пять раз в последнюю минуту говорила, что больна. Я беспокоилась о ней. – Черити вновь повернулась, а затем сдалась и ударила по двери. – Ненавижу, когда из меня делают дуру.
Теперь было проще простого сложить два и два.
– Вы говорите об официантке… Мэри Элис?
– Конечно. – Черити вновь повернулась к Роману. – Три месяца назад она пришла ко мне и умоляла дать ей работу. В это время у нас мертвый сезон, но мне стало так ее жаль. А теперь она спит с Биллом Перкином. Правильней будет сказать, что она совсем не спит, поэтому звонит и сказывается больной. Я вынуждена была уволить ее. – Черити резко и шумно выдохнула, давая выход эмоциям. – У меня начинается головная боль, когда приходится увольнять людей.
– Именно это волновало вас все утро?
– Как только Долорес упомянула о Билле, я все поняла. – Сейчас Черити немного успокоилась и попыталась избавиться от боли, потерев висок. – Я знала, что она будет плакать.
– Послушай, малыш, лучшим выходом будет принять аспирин и забыть об этом, – фамильярно проговорил Роман.
– Я уже приняла.
– Дай лекарству время подействовать. – Не отдавая себе отчета в том, что собирается сделать, Роман взял ее лицо в ладони и, двигая большими пальцами, стал медленно массировать ей виски. – Здесь происходит слишком много всего.
– Где?
– У тебя в голове.
Черити почувствовала, как ее веки становятся тяжелыми, а кровь – горячей. Но решила соответствовать его манере.
– Только не сейчас. – Черити запрокинула голову и позволила глазам закрыться. Двигаясь инстинктивно, она шагнула вперед. – Роман… – Черити слегка вздохнула, когда боль покинула ее голову и переместилась в самый центр тела. – Мне тоже нравится, как ты выглядишь в ремне с инструментами.
– Ты понимаешь, о чем просишь?
Черити внимательно изучала его губы. Полные и твердые, в поцелуе они будут беспощадными.
– Не совсем. – Возможно, это был порыв, подумала она, внимательно глядя на Романа. Она не знала. Но ее ощущения были новыми и захватывающими. – Может, так лучше.
– Нет. – Хотя Роман знал, что это было ошибкой, он не мог удержаться и пробежал пальцами по ее скулам, а затем по губам. – Всегда лучше подумать о последствиях, прежде чем делать что-либо.
– Значит, мы вновь соблюдаем осторожность.
– Да. – Роман уронил руки.
Черити должна была чувствовать благодарность – вместо того чтобы воспользоваться ее состоянием, он отступил. Она и хотела быть благодарной, но ощущала только боль от полученного отказа. Роман сам начал, думала она, и он же остановился. Она была по горло сыта тем, что шла на поводу прихотей.
– Ты много теряешь, Роман. Ведь верно? Теплоту, радость.
– И разочарование.
– Может быть. И если это твой выбор, пожалуйста. – Черити глубоко вздохнула. Ее головная боль возвращалась с удвоенной силой. – Больше не прикасайся ко мне. У меня привычка заканчивать то, что я начинаю. – Она посмотрела в комнату позади них. – Ты все делаешь здесь превосходно, – оживленно проговорила Черити. – Не стану мешать. Возвращайся к работе.
Роман ругал ее, пока шлифовал рейку для окна. У нее не было права заставлять его чувствовать вину только за то, что он хотел сохранять дистанцию. Стремление остаться в стороне не просто привычка для него, от этого зависела его жизнь. Если каждый раз, когда тебе понравится женщина, идти вперед, привыкнешь потворствовать своим желаниям.
Но это было больше, нежели простое влечение, определенно оно отличалось от всего того, что он ощущал ранее. Когда бы он ни оказывался рядом с Черити, его цель затуманивалась фантазиями о том, как это будет – находиться с ней, обнимать ее, заниматься с ней любовью.
Но фантазии фантазиями и останутся, напомнил себе Роман. Если все пойдет хорошо, он уедет через несколько дней. И до своего исчезновения, скорее всего, разрушит ее жизнь.
«Это твоя работа», – сказал себе Роман.
Он увидел ее идущей к фургону своим широким, целеустремленным шагом, в руке позвякивали ключи. За ней шли молодожены, которые держались за руки, несмотря на то что каждый из них нес чемодан.
Черити повезет их на пристань, подумал Роман. Это даст ему час, чтобы обыскать ее комнаты.
Он знал, как пройти по комнате, не оставляя следов. Сначала он сосредоточился на очевидном – стол в маленькой гостиной. Людям свойственно быть небрежными в уединении собственных домов. Лист бумаги, случайная записка, имя в адресной книге – все это выхватывает наметанный глаз.
Ее стол из красного дерева был старым и поцарапанным. Две латунные ручки немного разболтались. На столе все было аккуратно сложено и прекрасно организовано. Ее личные бумаги – документы по страховке, счета, письма – были сложены слева. Дела гостиницы занимали три ящика справа.
Проведя быстрый осмотр, Роман заметил, что гостиница приносит хорошую прибыль, большую часть которой Черити сразу же вкладывает в дело. Новые скатерти, постельное белье, сантехника, покраска. Плита, к которой так собственнически относилась Мэй, была приобретена всего шесть месяцев назад.
Конечно, Черити брала себе зарплату, но на удивление скромную. Роман даже после более тщательного осмотра не смог найти каких-нибудь доказательств того, что она использует финансы гостиницы для удовлетворения собственных нужд.
Честная женщина, с удивлением подумал Роман. По крайней мере, на первый взгляд.
На столе находилась плошка с ароматическим маслом, как и в любой другой комнате гостиницы. Рядом стояла фотография в рамке, на которой была запечатлена Черити перед мельничным колесом вместе с седоволосым, болезненного вида мужчиной.
Дедушка, решил Роман, но рассматривал он только фигуру Черити. Ее волосы были зачесаны назад, а мешковатая одежда перепачкана на коленях. Она работала в саду, предположил Роман. Черити держала в руках букет летних цветов. Она выглядела так, будто ее ничто не волнует, но он заметил, что свободной рукой она поддерживает пожилого мужчину.
Роман задался вопросом, о чем думала Черити в тот момент и что делала после того, как был сделан этот снимок. Он выругался и отвел взгляд от фотографии.
Черити оставила для себя несколько записок: «Вернуть образцы обоев», «Купить новые кубики для сундука с игрушками», «Позвонить настройщику пианино», «Починить спущенную шину».
Роман не нашел ничего, что имело отношение к причине его приезда в гостиницу. Оставив в покое стол, он тщательно обыскал оставшуюся часть гостиной.
Закончив в гостиной, Роман вошел в прилегающую к ней спальню. Кровать с пологом на четырех столбах была заправлена белым кружевным покрывалом и украшена вышитыми подушками. Рядом стояло красивое старинное кресло-качалка, его подлокотники были гладкими, как стекло. В кресле сидел большой плюшевый медвежонок с желтыми подтяжками.
В комнате висели очень пышные шторы. Черити оставила окна открытыми, и ветерок колыхал воздушную ткань. Женская комната, подумал Роман, поистине женская со всей этой вышивкой и подушками, легкими ароматами и светлыми цветами. И все же она радушно принимала мужчину, пробуждала желание. И Роману хотелось провести час, два, да всю ночь в этой мягкости, в этом комфорте.
Он прошел по коврику, связанному вручную, подавляя отвращение к себе, и направился к ее комоду.
Там он обнаружил несколько драгоценностей, которые посчитал фамильной ценностью. Они должны лежать в сейфе, подумал он, разозленный на Черити. Там же стояли духи, и Роман точно знал их аромат. Они будут пахнуть так же, как кожа Черити. Роман едва не взял их, но все-таки сумел остановить себя. Его не должны интересовать духи. А вот улики – это именно то, что надо.
Взгляд Романа привлекла связка писем. От любовника? Роман задумался, подавляя внезапный приступ ревности, который посчитал нелепым.
Комната сводит его с ума, подумал он, аккуратно развязывая тонкую шелковую ленточку. Здесь невозможно было не мечтать о Черити, свернувшейся на постели и одетой во что-нибудь белое и тонкое, – ее волосы распущены, а свечи зажжены.
Роман покачал головой, разворачивая первое письмо.
Дата показала Роману, что письма были написаны в то время, когда Черити посещала колледж в Сиэтле. От ее дедушки, понял он, внимательно изучая послания. Каждое письмо. Они были написаны с любовью и юмором, и в них содержалось множество маленьких историй о ежедневной жизни гостиницы. Роман вернул их на то место, где и обнаружил.
Ее одежда в шкафу была повседневной, за исключением нескольких платьев. Там же стояли сапоги, кеды в травяных пятнах и две пары элегантных лодочек, между которыми уместились тапочки в форме слонов. Как и в других комнатах, здесь все было тщательно расставлено. Даже в шкафу он не нашел следов пыли.
На тумбочке рядом с будильником и баночкой с кремом Черити держала две книги. Одна была поэтическим сборником, а другая – детективом в отвратительной обложке. В ящике лежала припрятанная плитка шоколада, а в маленьком переносном стереопроигрывателе стоял диск Шопена. И свечи, дюжины свечей, сожженные до различной степени. На одной стене висел морской пейзаж в темных, штормовых тонах – серых и синих, на другой – фотографии, большинство которых были сделаны в гостинице, и на многих был ее дедушка. Роман осмотрел каждую из них. Но обнаружил только то, что краска на стене под ними побледнела.
Комнаты Черити были чистыми. Роман стоял посреди спальни, вдыхая ароматы свечей, ароматических масел и духов. В комнатах не могло быть чище, даже если бы Черити знала, что их будут обыскивать. И единственное, что удалось узнать Роману после тщательного обыска, – это то, что Черити очень организованная особа, которая любит удобную одежду и музыку Шопена. У нее слабость к шоколаду и детективным романам в мягкой обложке.
И почему это делает ее настолько пленительной?
Роман нахмурился и засунул руки в карманы, пытаясь мыслить объективно. Хотя раньше ему никогда не приходилось прилагать для этого силы. Все доказательства указывали на ее причастность к теневому бизнесу. Но за последние двадцать четыре часа он смог только установить, что Черити была открытой, честной и трудолюбивой женщиной.
И чему он поверит?
Роман направился к двери в дальнем конце комнаты. Она открывалась на узкое крыльцо, от которого длинная лестница вела к пруду. Он хотел открыть дверь, выйти и вдохнуть воздуха, но повернулся спиной и вышел так же, как и вошел.
Аромат спальни Черити оставался с ним еще несколько часов.