– Нет, я не сплю! – с криком подскакиваю я. Растерянно моргаю и оглядываюсь по сторонам, вытирая собравшуюся в уголке рта слюну. Я работаю всего третий день, а уже устала. Невероятно.
– Я видел, что ты спишь, соня, – отзывается Митч, доставая из шкафчика контейнер, и подсаживается ко мне за полукруглый стол у стены.
– Ха-ха. Я просто на секунду закрыла глаза.
– Повторяю: я видел, что ты спишь. И слышал. Ты очень мило храпишь. Как маленький медведь – панда, там, или коала.
Хмурясь, беру со стола телефон. На экране высвечиваются новые сообщения от Джесс и Логана. А ведь я не успела ни ответить на старые сообщения, ни позвонить!
Сначала читаю, что пишет Логан, и пытаюсь собраться с мыслями.
«Привет, это снова я. Уверен, ты жива и невредима и, наверное, очень занята, но Джесс на грани инфаркта. Она достала меня по горло, поэтому позвони ей. Люблю тебя».
Отлично. Ладно, делать нечего. Пишу Логану: «У меня все хорошо, спасибо» – и читаю сообщения сестры. Двенадцать новых с вечера вторника. Неплохо, но не рекорд. Я знаю, что Джесс волнуется.
«Господи, Лора, неужели так трудно ответить? Хотя бы раз? Напиши „все ок“, большего не жду. Это всего пять букв. Черт, я согласна даже на смайлик».
Джесс ненавидит, когда в сообщение вставляют смайлики. Не текстовые смайлики, а те желтые шарики. Они ее жутко бесят.
«Очень надеюсь, что сейчас ты спасаешь чью-нибудь жизнь. Или занимаешься сексом. В противном случае нет тебе оправдания».
У меня вырывается смешок, и я ловлю на себе любопытный взгляд Митча. К счастью, он ничего не говорит. Если не ответить Джесс сейчас, не позднее понедельника она будет в Финиксе и устроит мне ад на земле.
«Тебе нужно поговорить с кем-то о выражении эмоций, Джесс. Ты очень… экспрессивна. У меня все хорошо. Спасла несколько жизней, но секса у меня еще меньше, чем сна, – или наоборот? Даже не знаю. Люблю тебя. Надеюсь, у тебя все хорошо. По крайней мере, после того, как я написала».
Ставлю смайлики после каждого предложения и чувствую, как настроение улучшается. Отправляю сообщение Джесс и быстро пролистываю остальные входящие. А это от кого? Неизвестный номер. Один пропущенный звонок. Молюсь, чтобы это оказался не Джош.
«Завтра у нас свидание (коктейль, 3 шт.). Не забудь. Встретимся здесь?»
Перечитываю сообщение и открываю приложенную ссылку с адресом. Йен. Он же собирался мне позвонить… Нет, я рада, что он не позвонил, а прислал сообщение, – так мне будет проще отказать. Честно говоря, надеялась, что он забудет.
«Не могу, у меня до семи смена».
Это правда. И если завтрашняя смена окажется такой же утомительной, как сегодня, я буду мечтать лишь о том, чтобы доползти до кровати. В любом случае я не смогу приехать на встречу раньше девяти. Придется заехать домой и переодеться, потом вернуться в город и… от одной мысли об этом мне становится плохо.
На экране появляется новое сообщение.
«Тогда давай после смены. Жду с нетерпением».
Похоже, Йен не сдастся. Проклятье. Засунув телефон в карман халата, раздраженно вздыхаю.
– Все хорошо? – спрашивает Митч с набитым ртом.
До меня доносится божественный аромат еды, и я невольно придвигаюсь ближе.
– Да, пойдет. Что у тебя там? – Указываю на контейнер.
– Домашняя энчилада.
Приподнимаю брови в восхищении.
– Надо же. Хирург, умеющий готовить.
Митч, улыбаясь, протягивает мне вилку.
– Попробуй.
Ему не приходится повторять дважды – в последний раз я ела утром, а сейчас уже вечер.
– М-м-м, божественно… – блаженно вздохнув, пододвигаю к себе контейнер. Открывается дверь, и в комнату отдыха с мрачным видом входит Сьерра.
– Отдай! – смеясь, требует Митч.
– Не обращайте на меня внимания, продолжайте оргию, – хмыкает Сьерра, ее голос звучит раздраженно и расстроенно.
Митч продолжает смеяться, а я говорю:
– Это лучше, чем оргия, поверь.
– Знаешь по личному опыту? – интересуется Митч, отнимая контейнер и возвращая меня на грешную землю.
Обиженно поджимаю губы.
– А вот теперь не скажу.
Сьерра смеется – коротко и невесело, а потом вынимает что-то из шкафчика и быстро закрывает дверцу.
– Лора ничего не смыслит в оргиях. Куда ей.
Она садится на скамейку, нервно проводя руками по волосам и лицу.
Я подхожу к Сьерре. Она всегда грубовата, но сегодня – больше обычного. К тому же видно, что очень расстроена. Мы знакомы всего несколько дней, но иногда встречаешь людей, которых будто знаешь целую жизнь.
– Что случилось, керида? – с набитым ртом спрашивает Митч, когда я сажусь рядом со Сьеррой. Она оборачивается и указывает на него пальцем.
– Перестань меня так называть. Я догадываюсь, что значит это слово, и мне оно не нравится.
Митч усмехается, но ничего не отвечает, а я решаю не объяснять Сьерре, что на самом деле он назвал ее «дорогая».
– Перестань смотреть на меня щенячьими глазами, Лора. Я в порядке. – Она облизывает губы и делает глубокий вдох. – Это наша первая неделя. Мы не друзья… по крайней мере, не настоящие друзья. Мы просто работаем вместе. Соревнуемся друг с другом, ясно?
Недавно она говорила совсем иначе! Ее слова жалят, как укус пчелы, но я понимаю: она нападает только потому, что чувствует себя загнанной в угол. Несколько дней назад Сьерра была другой. Наверняка случилось что-то плохое! Я молчу и жду, надеясь, что она решит выговориться.
– Нам свойственно ошибаться, – тихо произносит она через некоторое время, и я слегка подталкиваю ее плечом, как всегда делала Джесс, когда хотела меня утешить.
– Конечно, свойственно. Мы же люди, а не роботы.
– Ему стало плохо. Я сделала все возможное, я была рядом и ввела ему лекарство… черт! В медицинской карте не говорилось, что у него аллергия на пенициллин! Мне следовало заново собрать анамнез!
– Держи. Тебе это нужнее, чем мне.
Внезапно перед нами оказывается Митч, протягивая Сьерре контейнер с едой, который совсем недавно забрал у меня.
– Еда не изменит случившееся, но тебе станет легче. Поверь.
Сьерра буравит контейнер взглядом, но сидит неподвижно. Тогда я забираю его и ставлю ей на колени, одними губами говоря Митчу «спасибо».
– Поешь. А потом возвращайся к работе. Ты сильная, ты сможешь.
Встав, я иду вместе с Митчем к двери, но на пороге оборачиваюсь.
– Сьерра? – Жду, когда она посмотрит на меня, и продолжаю: – Может, иногда мы и соревнуемся, но прежде всего мы – коллеги. Это куда важнее. И… – Улыбаюсь. – Готова спорить, ты уже привыкла ко мне и не считаешь такой уж плохой. Я всегда тебя прикрою, подруга.
Сьерра закатывает глаза, но, прежде чем выйти в коридор, я успеваю заметить ее улыбку.
Возможно, мы со Сьеррой останемся лишь коллегами. Но как знать… Вдруг я в первый же день нашла подругу? В любом случае мы должны поддерживать друг друга. Эта работа может сломить и опустошить, и, если никто не поможет, рано или поздно неизбежно свихнешься. Сьерра сама так говорила. Мы работаем под давлением своих и чужих требований и желаний, ежедневно сталкиваясь с тяжелейшими вещами: болезни, ограниченные возможности и тупиковые ситуации, страдания и смерть. Если мы будем сражаться друг с другом, то уже никому не сможем помочь.
С моего появления в Уайтстоун проходит несколько долгих, наполненных работой дней. Хотелось бы сказать, что я привыкла и чувствую себя увереннее и спокойнее, что заполнять медицинские документы – крайне веселое занятие, или что я выучила названия производителей используемых здесь лекарств и мне больше не приходится искать, что представляют собой те или иные таблетки…
На это уйдет время. Время, много терпения и упорный труд. Работа не тяжелее учебы, просто… они отличаются.
Теория, которую я вызубрила, знания, которые у меня есть… взяты из образцовых историй болезней, диагнозов и методов лечения. Это числа, проценты и уравнения. Если у пациента X проявляются симптомы XY, то он болен XYZ. А если симптомы нетипичны? Если болезни накладываются одна на другую и симптомы сбивают с толку? Вдруг пациент тебя обманывает? Люди лгут, причем постоянно. Столько вероятностей и возможностей… ошибиться. К такому нельзя подготовиться.
Выискивая нужную медицинскую карту, впервые за долгое время чувствую, что совсем ничего не знаю – как тогда, когда только поступила на медицинский.
Мои знания ничего не стоят, если у меня не получится преодолеть разрыв между теорией и практикой, если не смогу их использовать, чтобы лечить пациентов. Думаю, мне придется работать над этим годами, живя с ощущением, что однажды я допущу ошибку. Что появится пациент, которого не смогу спасти. Что кто-то умрет. Умрет из-за меня.
Этот день неизбежно настанет. Я давно его жду. Он меня изменит. Оставит рану. Наложит отпечаток. Но надеюсь, он меня не сломает.
– Невозможно, – бормочу вполголоса, растерянно опустив руку на тележку с документами, которая стоит возле стойки регистратуры.
– В этой больнице возможно все! – раздается чей-то голос.
Из-за угла неожиданно выглядывает медбрат и наклоняется ко мне. Подпрыгнув, сдавленно вскрикиваю, заставляя парня улыбнуться.
– Простите, не хотел вас напугать. Я могу чем-нибудь помочь? Вы уже довольно долго копаетесь в документах, доктор Коллинз.
Разглядываю медбрата, пытаясь отдышаться. Он выглядит моим ровесником. Приятная улыбка, аккуратный внешний вид, русые волосы с рыжеватым отливом, зеленые глаза… Я его знаю! Да, точно, я уже видела его раньше! Это он заботливо ухаживал за мистером Хэнсоном после того, как я поставила бедняге неверный диагноз, и мило успокаивал миссис Хэнсон. К счастью, лечение дало положительный эффект и теперь пациент шел на поправку.
– Да, я… спасибо. Я доктор Лора Коллинз, одна из новых интернов, – протягиваю ему руку. – Простите, что не представилась раньше.
– Грант Мастерсон, – представляется медбрат. – Ничего страшного. Я не из обидчивых. – Заговорщически подмигнув, он наклоняется ко мне и добавляет: – И все же позвольте дать вам небольшой совет: медицинский персонал – люди нежные и ранимые. Скорее всего, вам часто будет требоваться наша помощь, поэтому представьтесь всем работникам отделения, если вы еще не успели. Просто из вежливости, понимаете?
Мне ужасно неловко. Он прав, и я виновато улыбаюсь.
– Да. Поверьте, мне очень жаль. Эта неделя была… сумасшедшей. Вчера я так устала, что заснула в душе и проснулась только тогда, когда стукнулась головой о плитку… – Прикусываю язык. – Я сказала куда больше, чем собиралась, – признаюсь смущенно и, указав на тележку с документами, говорю: – Я ищу медкарту миссис Хелен Татум из палаты триста двадцать один. Надеялась, что она окажется здесь. Возможно, ее взял кто-то из медперсонала, чтобы вписать новые показания, поэтому я не могу ее найти. Похоже, я ее потеряла и, поверьте, ненавижу себя за это.
– Ясно. Разрешите? – Грант указывает на тележку с папками, и я торопливо уступаю ему место.
– Прошу. Буду целую неделю носить вам кофе, если найдете медкарту…
Мои слова вызывают у него улыбку.
– Вы же знаете, что кофе – единственная в больнице жидкость, которая никогда не заканчивается?
– О да, но… даже машинное масло вкуснее здешнего кофе.
– Упаси вас бог сказать это при Эдит! Она очень для нас старается. Или вы про кофе из ординаторской? А, правда… кофе там такой же.
– Ой! – Оглядываюсь по сторонам. – Эдит меня не слышала?
– Нет. Она работает в кафетерии и каждый день разносит кофе по отделениям. Она считает это своей миссией. Но воскресенья Эдит проводит с дочерью и не работает, поэтому кофе готовит тот, у кого находится свободная минутка… – Он смотрит на меня. – Вы, главное, не говорите ей, что кофе вкуснее всего по воскресеньям.
– Не скажу. И, эм… давайте перейдем на «ты»? – Мне неловко об этом просить, но я не люблю, когда мне «выкают».
– Да, конечно. Мне так даже проще, – весело говорит Грант, а потом выпрямляется и задумчиво кусает губу, уперев руки в бока. Он все обыскал. – Медкарты здесь нет. Полагаю, в картотеке ты уже смотрела?
– Да, поэтому я в таком отчаянии. – Расстроенно тереблю волосы. – Мне нужно осмотреть миссис Татум, и я не знаю, можно ли поставить ей катетер.
Грант растерянно смотрит на меня, и я объясняю:
– У миссис Татум скользящие вены. Когда вчера брала у нее кровь, она кричала так, словно я ее убивала. Не думаю, что сегодня будет иначе.
– А, так это была твоя пациентка, – зло улыбается Грант.
– Прошу, лучше ничего не говори.
– Со временем станет легче, поверь. Но если хорошо попросишь, могу взять миссис Татум на себя. Пациенты меня любят.
– Ты такой скромный, – фыркаю я.
– Скромность никого не украшает, – серьезно отвечает Грант.
Мы заливаемся смехом и все еще смеемся, когда в конце коридора появляется бледный как полотно врач. Он быстрыми шагами направляется к нам, обходя медсестер и родственников, которые используют последние минуты времени, отведенного на посещение больных.
– Новенький интерн. Как и ты, – бормочет Грант.
– С чего ты взял? Может, это врач, который начал работать в больнице совсем недавно…
Врач, о котором мы говорим, кажется знакомым – несмотря на то, что находится достаточно далеко от нас.
– Нет, это интерн, поверь. Вас окружает такая аура… знаешь, которая почти кричит: «Пожалуйста, пусть никто не заметит, что я не знаю, что делать». У тебя, кстати, она тоже есть. Но не такая сильная, как у него. – Грант кивком указывает на моего коллегу.
– Райан? – здороваюсь я.
Не уверена, что его так зовут, но он останавливается, и я понимаю, что не ошиблась. Это доктор Райан Сандерс, один из нашей группы. Сьерра рассказывала о нем. Но до сих пор наши пути почти не пересекались.
– Все хорошо? – спрашиваю у Райана.
– Да… то есть… обязательно будет, – бормочет он себе под нос.
Бледный, испарина на лбу и над верхней губой, расширенные зрачки, дрожащие руки… Неужели у него вегетативный криз?
– Тебе стоит присесть, – серьезно говорю я, а Грант уже протягивает ему стакан воды. А у парня быстрая реакция. Но Райан не успевает выпить воду. По всем признакам понимаю, что сейчас произойдет. Он зажимает рот и отшатывается.
Его выворачивает. Да, прямо в коридоре. Да, на стойку регистратуры. Содержимое его желудка оказывается на белом стекле и частично – на полу, выложенном кремовой плиткой.
Проклятье. Поддерживаю Райана, чтобы он не упал.
– Предлагаю новую сделку. Я займусь миссис Татум и ее венами, а ты здесь приберешься, – говорит Грант, с легким отвращением осматривая картину бедствия. Тихо фыркаю, помогая Райану выпрямиться. К нам, приоткрыв от удивления рот, подходит медсестра. Кажется, ее зовут Эллен Мартенс.
– Ни за какие коврижки, – говорю я и уже серьезнее добавляю: – Один из нас должен помочь ему добраться до ординаторской. Пусть выпьет воды и приляжет. Если вегетативный криз не пройдет, кровообращение не нормализуется и рвота не прекратится, нужно будет восстановить баланс жидкости в организме.
– Я им займусь!
Медсестра уводит оцепеневшего Райана.
Грант поворачивается ко мне, недоуменно моргая.
– Что это было? – спрашивает он.
Пожимаю плечами:
– Понятия не имею. Но очень надеюсь, что Райан скоро придет в себя.
– Я о другом, – отмахивается он. – Я думал, что между нами появилась связь! – Он машет рукой. – Но ты собираешься бросить меня с этим бардаком. А ведь ради тебя я был готов проколоть скользящую! Да-да, скользящую! – выразительно повторяет он, а я смеюсь.
– И я тебе безмерно благодарна. Ты справишься, я в тебя верю! Вызови уборщицу.
Не успевает Грант ответить, как в коридоре появляется другая медсестра. Она бежит с той же стороны, откуда появился Райан. Это Софи. Мы познакомились в первый день и уже сработались.
– Все хорошо? – с беспокойством спрашивает у нее Грант.
– Один из наших бамбини чуть не превратил пациента в воздушный шарик, а так все отлично!
– Кто, Райан? – уточняю я.
– Сандерс, да, – отвечает Софи, роясь в тележке с документами. – Миссис Джонас находилась под наблюдением. Не успели прийти результаты обследования, как у нее развилась гипоксемия. Доктор Сандерс нажал кнопку сигнала тревоги. Я прибежала в палату раньше доктора Брукса и увидела, что пациентка уже интубирована. – Софи достает медицинскую карту и серьезно смотрит на нас. – Доктор Сандерс интубировал пищевод вместо трахеи и надул миссис Джонас желудок. К моему появлению по эндотрахеальной трубке уже пошла рвота. Сандерс не заметил, что сделал ложную интубацию и провентилировал пациентке желудок вместо легких. Мы чуть не потеряли ее. Доктор Брукс разозлился. Он выгнал Сандерса. К счастью, нам удалось стабилизировать состояние миссис Джонас.
– Чтоб меня! – вырывается у Гранта.
– Доктор Брукс, он что… кричал? – интересуюсь я, потому что рассказ Софи не очень вяжется с просто «разозлился».
– Эх, если бы, – фыркает Софи. – Когда доктор Брукс по-настоящему злится, у него пульсирует венка вот здесь, – она показывает на висок, – и желваки ходят. Он с трудом может говорить. Это хуже любых криков, – заключает она с тяжелым вздохом и уходит.
Не могу представить такого доктора Брукса… Впрочем, у меня нет времени о нем думать, потому что через несколько секунд мой пейджер оживает. Помяни черта…
– Мне очень жаль, но вынуждена тебя покинуть, – говорю я, изобразив сожаление, и машу Гранту рукой.
– Тебе ничуть не жаль…
Грант прав. Не жаль. Разве что немного. Если мне кого и жаль, так это Райана.
Войдя в палату, вижу доктора Брукса – или Нэшвилла, как назвала его Сьерра. Он стоит у постели миссис Джонас, изучая медицинскую карту, а Софи проверяет кислородный аппарат, который помогает пациентке дышать. Скорее всего, миссис Джонас будет находиться на кислородном аппарате, пока мы не поймем, что вызвало гипоксемию, и не устраним причину.
Вместо меня здесь должен быть Райан. Неужели он не получит второй шанс? Это неправильно.
– Доктор Коллинз, теперь это ваш пациент. Ознакомьтесь с историей болезни. Утром жду от вас новостей.
Доктор Брукс с холодным спокойствием протягивает мне документы. Наши взгляды встречаются, и я думаю: интересно, что он за человек? Почему выбрал эту профессию? Хороший ли он врач? А сам как считает? Насколько он сдержанный? Если верить истории, которую рассказала Софи, доктор Брукс – человек эмоциональный. Но в то же время он кажется таким… таким… холодным и неприступным. Особенно сейчас. Ни улыбки, ни дружелюбного взгляда. Отстраненное выражение на красивом лице. Из-за работы или он всегда такой? А может, только со мной?
Беру медкарту, и ощущение неправильности происходящего становится сильнее.
Кивнув, доктор Брукс идет к двери. Я понимаю, что должна держать язык за зубами. Понимаю, что это не мое сражение. Мы с доктором Бруксом находимся в разных лигах. Я – интерн, который в Уайтстоун меньше недели, а он – врач, который за меня отвечает. Мы не на равных. По крайней мере, пока.