Твоё спокойствие – пленительный маяк,
Мой компас в буре вод, разбитых ветром.
Когда безумство разливаю щедро,
Твои молчанье и улыбка – добрый знак.
Я – словно чёрная волна глубокой ночи
И липкой нефти с ядом пополам,
Ты – укротитель ураганов, гроз и драм,
Ты знаешь, как рассеять всплеск движеньем
точным:
Не ведая причин и не касаясь дна,
Легко мою ладонь накрыл рукою –
Стихают ветры, наполняется покоем
И постепенно замедляется волна,
И трепетно теплу руки твоей внимает.
Впредь не безумствует… теперь уже не к спеху…
И гребень падает слезами или смехом,
И пеною прозрачной мягко обнимает.
Я по тебе скучаю. Как скучает
По уксусу запущенный чайник.
Как по рыбе скучает случайно
Заплутавшая в городе чайка.
Как дождями осень скучает.
По-простому, неграмотно. Скучаю я
«За тобой», горячо, одичало…
Ошибки в чувстве и в речи не замечая.
Эсэмэски твои читаю… в строчки
Впиваясь, как промёрзшая ночью
Собака бездомная в хлеба кусочек.
Цепляюсь за каждый пробел и точку,
Тереблю на шее платочек, цепочку,
В поиске смыслов тону в одиночку,
На два твоих слова строчу очерк,
Удаляю. И снова пишу срочно:
«Я о тебе тоскую! Как тоскует
Невеста по сладкому поцелую,
Ждущая будто вечность цéлую
Венчального своего Аллилуйя».
Эту глупость и лёгкий пот на лбу я
Опять стираю. Вздохнув, поминаю всуе.
И так и не набравшись духа, блефуя,
Отправляю: «Скорей приезжай. Целую».
Ты – моё солнце,
я – твоё море.
Каждый день солнце
тонет в просторе
моря,
и с новою силой
встаёт над волнами.
Круговорот
любви между нами.
Днями
свет твой и ласку
я отражаю,
и этим тебя я
преображаю.
Знаю,
в каких бы высотах
ты ни оказался,
помнишь, как вечером
моря касался
и улыбался.
Я смотрю в окно
и вижу опять
герань,
черепицу крыш
и чáек
под облаками.
У тебя в Москве
роса во дворе
и рань,
видишь ты во сне
мой подоконник
с цветами.
Сколько синих волн
без тебя прокатил
океан,
сколько вечеров
мы с тобою уже
в разлуке…
Здесь вовсю сезон
диких сёрферов и
россиян,
как в 2014-м,
помнишь альбом
в «Фейсбуке»?
Я надену áлое
нежного шёлка
платье,
и бретелькой тонкою
скину с плеча
печаль,
прилетай, мой Грей,
в атлантическом красном
закате.
Я – твоя Ассоль,
и я выйду тебя
встречать.
Ты говоришь мне: «Я знаю, как почувствовать вечность.
Я еду навстречу
морю. Не такому, где в дельте множество речек
и лотосы в августе быстротечны,
а к настоящему бесконечному
морю, такому, от которого не уберечься,
в котором каждый, даже стальной, мёртвый и искалеченный,
всё равно даёт течь или трещину,
которое ракушками, раковинами, Путём Млечным,
волнами, болтающими на особом наречии,
вымоет, высолит и залечит,
навсегда и вскоре.
Больше всех о бессмертии знает море».
Ты ещё говоришь мне: «Я знаю, как почувствовать время.
Я еду навстречу горным вершинам,
их глыбам, льдинам,
встающим за перевалами исполинам,
я еду туда, где режет лицо снегом нетополиным,
и почки режет адреналином,
туда, где чёт/нечет звенит каждым щелчком карабина,
и стынут,
где стынут,
от каждой секунды стынут
руки и спины,
и сердце ныряет в глубины…
Будь это соло или же сборы,
больше всех о бессмертии знают горы».
А я слушаю и молчу, я вечно слушаю и молчу, всё время.
Что поделаешь с вами, Одиссеево племя,
но я знаю тайну, которую знают и море, и горы
пусть они сами ведут с тобой о ней разговоры –
море шепчет о ней штилями и восходами,
кричит ветрами и непогодами,
и горы поют камнепадами и лавинами
о тайне этой неуловимой, неумолимой…
она открывается, бывает, мужчинам,
на поле минном,
в подвалах винных,
знают её на полках пыльных
Шекспир, Данте, Пушкин любимые,
любившие,
вот уж кто знает о бессмертии не вполовину…
И я жду тебя обратно, год назад, сегодня и вновь,
Ведь тайна в том… что больше всех о бессмертии знает… Любовь.
Я мечтаю попасть во французский музей –
У полотен Дега очутиться, в Орсе.
Но не так – средь толпы, скомкав в шарик билет,
Пробежаться по залам… – что видел, что нет.
Я мечтаю о таинстве! В гулкой тиши
Пред закрытием самым вовнутрь поспеши,
Нашурши ты охране известный пароль
И тяжёлые двери для нас лишь открой.
Я надену фатиновой пачки бутон,
Окружу мягко шею темнее на тон
Лентой и золотистых кудрей мишуру –
На плечах моих россыпь – наверх соберу.
Встань по центру. Чуть голову вбок наклоня,
Ты в балетных сюжетах узнаешь меня,
Ты увидишь реальность и с нею мираж
В перекличке немой. У полотен дрожа,
Плотный воздух вдруг станет прозрачен и свеж;
Силуэт мой внезапно окажется меж
И внутри всех картин, словно в сонме зеркал,
Множась и отражаясь; засветится зал,
Как ключом от шкатулки резной, отворён
Хрупкой женщиной. И на меня, как на сон,
Ты глазами художника взглянешь в тот миг,
Будто гения тайну в искусстве постиг.
И пускай нас Москва, суета и снега
После кружат, – навечно тот вечер с Дега
В моей памяти будет сверкать волшебством
Приоткрывшейся сути в шедевре земном.
Летят покрывала
По пышному залу,
Безжалостно пир продвигая к финалу,
Танцует царевна в вуалях семи,
Покорна судьбе и печати семьи;
Неся родовые
Проклятья немые,
Движенья волшебные ткёт круговые,
Желаний своих не имея, пуста,
С готовым желаньем чужим на устах;
Змеёю, лозою,
Грозой роковою,
Молчавшие струны души беспокоя,
Не ищет чудовищной славы в веках
Она на полотнах, в легендах, стихах;
Парит в дымке зноя,
Чтоб просьбой одною