Я посмотрел на Соню.
– Не знаю, в общем-то, чего я ждал, когда спросил Томаса о его первом вопросе. Но, поверьте, я и не рассчитывал ни на что подобное тому, чем он со мной поделился.
На лице Сони отразилось восхищение.
– Потрясающая концепция, не правда ли? Ух ты! Вот что значит взглянуть на жизнь с иной точки зрения! И как вы отреагировали?
– О, кажется, я сказал что-то чрезвычайно умное и яркое – вроде «угу».
Соня снова рассмеялась.
– Да быть не может!
– Да-да, совершенно уверен, так и было. Учтите, этот мужчина был мне совершенно незнаком. В то время я думал: «Да кто же задает такие вопросы какому-то случайному первому встречному, а потом ведет с ним подобные дискуссии?»
– И что же вы сделали?
– Вот это я у него и спросил.
– И?
– Он посмотрел мне в глаза и сказал: «Я». Если знать Томаса так, как я знаю его теперь, это ничуть не кажется странным. Он не боится заводить разговор туда, куда большинство людей не отважатся. Его позиция: этих 28 900 дней слишком мало, чтобы трепаться попусту. Однако в то время это практически сбило меня с ног.
– Что было дальше?
– Я собрал всю имевшуюся у меня наглость и спросил его, почему он задает людям «музейный вопрос». Его ответ: ему нравится знакомиться с интересными людьми и он выяснил, что «музейный вопрос» часто бывает хорошим способом свести знакомство. Тогда я спросил, задает ли он этот вопрос каждому встречному, а он ответил – нет; иногда задает, но по большей части воздерживается. Сказал, что доверяет своей интуиции. Однако наша дружба по-настоящему началась со следующего его замечания.
– С какого же?
– Я спросил, означает ли это, что я – человек интересный, если он задал мне этот вопрос. Он улыбнулся и сказал: «Начинаю сомневаться в своей интуиции». Он сказал это с совершенно непроницаемым лицом, настолько непроницаемым, что поначалу я решил, что он говорит серьезно. А потом он засмеялся, я подхватил его смех, и так началась наша прекрасная дружба.
Соня улыбнулась.
– Он когда-нибудь объяснял, почему выбрал вас?
Я кивнул.
– Много лет спустя я задал ему этот вопрос. Он сказал, что увидел во мне то, что видел в некоторых других людях, а еще каждое утро видел в самом себе, когда был помоложе. Огромные надежды, огромные возможности – и все они прикрыты слоем тихого отчаяния.
Соня восхищенно покачала головой.
– Ого! Кажется, этот мужчина – нечто особенное.
– Так и есть. Я же не шутил. Когда я думаю о нем, я думаю о величайшем руководителе в мире.
– Кажется, вы говорили, что он ваш друг. А по этому описанию похоже, что он – ваш начальник. Вы на него работаете?
– Нет. И это как раз-таки делает Томаса тем великолепным руководителем, коим он является. Все люди в его компаниях знают, по какому пути идет компания, и все участвуют в этом вместе. Люди не работают на Томаса, они работают с ним.
– Серьезно?
– Серьезно. Он создал культуру, в которой ты либо участвуешь во всем, либо увольняешься. Если участвуешь, то ты – часть пути. У людей разные роли, им платят разные зарплаты, но нет стандартного разделения «начальник – подчиненный». Как я и говорил, либо ты участвуешь во всем, либо пожалуй на выход.
– И это работает?
– В его компаниях – да. Он зарабатывает благодаря такому подходу кучу денег, как и люди, работающие вместе с ним.
Соня чуть приподняла брови в знак удивления.
– Хмм… Ладно, хорошо, давайте вернемся к моему предыдущему вопросу. Раз вы не работаете на него, работаете ли вы с ним?
– Работаю. По паре раз каждый год. Мое расписание – очень гибкое. И, кстати, просто чтоб вы знали, работа с Томасом – это на самом деле не работа.
– Простите, это как? Вы не работаете? – в ее глазах заискрился смех. – Неудивительно, что люди считают его таким замечательным руководителем!
– Нет, все совсем не так.
– Но вы только что сказали…
– Да, знаю. Это звучит сложно, но на деле довольно просто. И это еще одна черта, которая делает Томаса таким замечательным руководителем. Он делает руководство простым делом.