Больница скорой помощи - читать онлайн

1

– Кажется это здесь, – сказал Сергей.

Валя и Димка промолчали.

– Да, это здесь, – еще раз, более уверенным голосом сказал Сергей и взялся за ручку двери.

Это была уже седьмая дверь, через которую они пытались попасть внутрь. Над ней, как и над предыдущими, была все та же, ничего не говорящая, надпись:

«БОЛЬНИЦА СКОРОЙ ПОМОЩИ»

И все.

Больше ничего.

Только вот добраться до этой самой помощи здесь было не так уж и просто. Больница была невероятно громоздкая и располагалась не в одном здании, а почти в полутора десятках помещениях, связанных друг с другом узкими одноэтажными коридорами, в которых даже не было окон. Попасть сюда в это время дня, можно было только через приемный покой. В поисках этого самого приемного покоя Сергею, Вале и шестилетнему Димке и пришлось проплутать вокруг больницы и битый час тыкаться в закрытые двери. На дверях были потускневшие от времени вывески, которые ничего не говорили, лишь раздражали названиями: хирургическое отделение, терапевтическое, неврологическое, инфекционное, проктологическое, детское и еще десяток других, таких же непонятных. В конце концов, Сергею это так надоело, что он сказал себе, что если и эта дверь не откроется, то он пошлет все к чертовой матери и уведет Валю и ее ненавистного племянника обратно домой, и пусть они там делают, что хотят. Ему на все это глубоко плевать. Правда Валя обидится. Ничего. Подуется денек, потом сама прибежит.

Дверь открылась. Ее держала такая тугая пружина, что Сергею пришлось навалиться на нее всем телом, чтобы дать пройти своим спутникам. Когда Валя и ее племянник оказались внутри, проклятая дверь буквально втолкнула Сергея вслед за ними. Они оказались в длинном узком коридоре, который освещала такая тусклая лампа, что лучше бы ее и вовсе не было. Впрочем, то, что здесь горела даже такая лампочка, само по себе было чудом.

Маленький Димка впервые за все это время остановился и нерешительно затоптался на месте.

– Ты что это встал? – язвительным и полным мстительного удовлетворения голосом спросил его Сергей. – Давай иди!

Мальчик шмыгнул носом и подталкиваемый безжалостной рукой Сергея поплелся вперед. Он жалобно посмотрел на свою тетушку, как бы ища у нее поддержки или хотя бы сострадания, но не нашел в ее глазах ни того, ни другого. Валя иногда могла быть ужасно суровой и непреклонной. А сейчас она действительно на него рассердилась.

Коридор кончился и превратился в довольно просторное помещение, заставленное рядами стульев обитых темно-синим дерматином. Здесь уже горели лампы поярче. Правда, на их плафонах было слишком много пыли; на крайнем даже виднелись отпечатки пальцев человека, который последний раз менял лампы. Однако и тут вновь прибывшим посетителям явно нечего было делать. Помощь здесь вряд ли окажут, даже если ты ляжешь на пол, и будешь тихо умирать.

Сергей огляделся и увидел еще одну дверь.

– За мной, – скомандовал он.

Они оказались еще в одном коридоре и, наконец, увидели то, что так долго искали. Приемный покой был прямо перед ними. Осталось сделать только несколько шагов, пересечь коридор, и две молоденькие медсестры, сбросив сонливое оцепенение, которое всегда охватывает их на подобных дежурствах, прекратили свой бестолковый и монотонный разговор и вопросительно уставились на пришедших. В глазах у них было такое удивление, словно они увидели что-то необычное и загадочное.

– Это приемный покой? – на всякий случай спросил Сергей.

– Да, – ответила медсестра, которая сидела с правой стороны стола. У нее были огромные черные глаза, покрытые какой-то невидимой поволокой, от чего взгляд девушки был маслянистым, словно нефтяное пятно на поверхности воды. – Что случилось?

Что случилось? Этот, на первый взгляд, простой вопрос всегда ставит в тупик, особенно если дело касается врачей или милиционеров. Нет ничего трудней, чем отвечать на сей вопрос людям этих профессий. Всегда хочется начать с самого главного и существенного, но обязательно все напутаешь и, в конце концов, несешь всякую чушь, а потом замечаешь снисходительный и все понимающий взгляд и совершенно теряешься, после чего остается только одно желание – послать все к черту.

То, что случилось, не расскажешь двумя словами.

…День рождения начался как обычно. Гости, всего пять человек, собирались почти час, и Сергей от нечего делать играл с Валиным племянником, на день рождения, матери которого он пришел. Мальчик два года уже жил без отца, тот ушел от семьи с диким скандалом, бранью и даже один раз подрался с Мариной, своей женой, на глазах у сына, и Димка после этого долго бросался на каждого взрослого мужчину в надежде обрести в нем нового отца. Поэтому он очень быстро привязался к Сергею, когда тот появился в их доме, вначале даже несколько раз назвал его папой, и всегда охотно играл с ним. Он так радовался общению с Сергеем, что даже не замечал, как сильно раздражает его, и тот играет с ним, только чтобы не выглядеть перед Валей совсем уж черствым человеком. Сергей же еле-еле терпел присутствие мальчика, очень часто раздражался и намекал Вале, что он был бы вдвое более счастлив, если бы у нее вообще не было племянника.

Но племянник был. И Валя его очень любила. Так любила, как племянников любить даже не полагается. И Сергею волей-неволей приходилось с этим мириться. Впрочем, нельзя сказать, что он так уж ненавидел Димку. Совсем нет. Иногда он был очень добр и внимателен к нему и даже делал подарки, которые сразу становились Димкиными любимыми вещами. Именно вещами. Сергей никогда не дарил ему игрушек. Только полезные и нужные в жизни предметы. Например, фонарик или рыбацкий нож. Но Димка был очень впечатлительным и нервным ребенком. У него часто менялось настроение, без причины могла начаться истерика. И это Сергею, привыкшему к спокойной размеренной жизни, очень не нравилось. Это его бесило. И испорченное настроение он всегда срывал на Вале. Как бы в отместку за ее племянника. Девушка понимала, что мальчик не ангел, и покорно сносила все нудные отповеди кавалера. Вернее было сказать, что она не сносила его недовольство, она просто не обращала на него внимания. Она была счастлива, потому что почти год была влюблена в Сергея, и он был ей мил даже, когда ворчал.

К тому моменту, когда застолье все-таки началось, и первые рюмки стали наполняться Столичной, мальчик уже был так возбужден, что Марине пришлось несколько раз на Димку прикрикнуть, что, однако на него никакого впечатления не произвело, и он продолжал беситься и привлекать к себе внимание гостей. Он никак не мог понять, что это не его день рождения, а мамин, и вел себя как хозяин.

Впрочем, ни гости, ни Марина не обращали на Димку особого внимания. Маринины друзья давно уже привыкли к тому, что от ее сына можно ожидать любой проделки, и их это мало трогало. А меньше всех это трогало саму Марину. Она была из тех матерей, которых самих надо было воспитывать, потому что они не вышли из детского возраста, так как в свое время не нагулялись, как следует, а сразу поспешили выскочить замуж и родить ребенка. Теперь этот ребенок тоже не обращал на мать внимания и наслаждался жизнью во взрослой компании.

Больше всех по поводу поведения чада волновались бабушка и тетушка. Они беспрестанно делали ему замечания и не взрывались гневом только потому, что перед гостями культурным людям делать этого просто не полагается. Бабушка Настасья Филипповна, наконец, обиделась на внука и сидела надутая, как Карлсон в Димкиной книжке. У них с внуком были довольно панибратские отношения, так что мальчик ни сколько не опасался мести с ее стороны, зато на Валю, он изредка бросал опасливые взгляды, прекрасно понимая, что перед ней ему потом придется отвечать по всей строгости закона. Но и это не могло его остановить.

Валя бросала на Сергея виноватые взгляды и умоляла его не сердиться на Диму. Сергей и не сердился, но по его лицу было видно, что он очередной раз жалеет, что нашел себе девушку с таким утомительным и раздражающим хвостом.

Когда была выпита уже третья рюмка водки и кончилось шампанское, на мальчика уже никто никакого внимания не обращал, что бы тот не вытворял, а если на детей и их шалости перестают обращать внимания, то, как правило, кончаются и сами шалости. Димка наконец стал вести себя как нормальный ребенок, и даже был момент, когда он чуть было не ушел в детскую комнату и не занялся своими игрушками.

Еды было не так уж и много, но часа через полтора все почувствовали, что необходимо потанцевать, иначе больше ничего не влезет. Кассету с песнями Ободзинского сменили на «Комбинацию», и веселье началось. Катя Верещагина и Ольга Спицына, которую никто не приглашал, но которая пришла сама с бутылкой какого-то сивушного вина, особы довольно разбитные, а когда выпьют, и вовсе вульгарные, стали задирать ноги выше головы, а там, где танцы, там и дети, прискакал Димка и тоже включился в дискотеку.

Настасья Филипповна не могла смотреть на это слишком долго. Настал тот момент, когда ее нервы не выдержали, и она ушла прогуляться с соседкой. Когда она ушла, участники сборища включили музыку на полную мощность, как это полагается в доме, который заселен людьми, любящими повеселиться, и оторвались от души.

Снова сели за стол. Выпили, закусили, поговорили о пустяках, причем Катя и Оля, Маринины подруги чуть из кожи не вылезли, хвастаясь друг перед другом, как кто из них провел отпуск. Оля проиграла в этом споре. Хоть ее муж и занимался коммерцией, до Катиного мужа, который был набит долларами как пункт обмена валюты, ему было далеко. Сережка Карпухин и Вова Балденков, Маринины приятели, (когда-то они были друзьями ее мужа, но когда тот изменил Марине, они перестали с ним общаться), смеялись над девчонками, потому что никогда не имели таких денег, о которых вещали жены бизнесменов, и делали вид, что не понимают элементарных вещей. Потом Катя добила всех, рассказав, как она была в только что открывшемся ресторане, и официант с лицом, на котором отпечатались многочисленные пороки его характера и профессии, лично своими тонкими пальчиками с холеными ногтями чистил посетителям апельсин, а потом уносил кожуру и оставлял на столе только сам плод.

По этому поводу Сергей сострил, что был в ресторане, где официант, даже не успев очистить апельсин, относил его обратно, откуда принес. Шутка, конечно, была глупой, но парни смеялись от души. Потом снова пошли танцевать.

Сергей не был большим любителем танцев и поэтому утащил Валю в ее комнату, чтобы насладиться ее обществом в одиночку. Набитые желудки уложили обоих на кровать, а хмель в голове создал прекрасную почву для романтического настроя. Но только губы влюбленных встретились в сладостном поцелуе, как вошел, нет, ворвался подобно оккупанту Димка и стал умолять Сергея сходить с ним в ванную, чтобы попускать кораблики. Меньше всего сейчас хотелось Сергею заниматься подобным делом. Так он и сказал племяннику своей девушки и без церемоний вытолкал его из комнаты. Но целоваться больше не хотелось, и Валя с Сергеем решили просто поболтать. Они очень любили сплетничать, как и все влюбленные, и стали мыть кости тем, кто сейчас прыгал в зале. Шум оттуда даже здесь заставлял морщиться, словно от зубной боли.

– Они кричат так, словно занимаются флагелляцией, – сказал Сергей девушке, стараясь вложить в свои слова как можно больше пренебрежения.

Валя хотя и имела высшее техническое образование, не была настолько эрудированна, чтобы понимать все умные словечки друга.

– А что это такое? – спросила она.

– О, это интереснейшее занятие! – протянул Сергей, словно старый капитан, который вспоминает свои приключения. – Ты знаешь, что такое групповуха?

– Конечно, знаю.

– Гм, откуда это, интересно знать? Ты что занималась этим?

Валя даже не стала отвечать на подобный вздор. Она просто засмеялась. Сергей тоже весело улыбнулся и покрепче прижал подругу к себе, устраиваясь в кровати поудобнее.

– Так вот, это почти то же самое, но на более высоком интеллектуальном уровне. Чтобы возбудить свою угасшую в вечных совокуплениях плоть, флагеллянты бьют друг друга розгами или ремнями, после чего занимаются любовью с удесятеренной силой. В прошлом веке это было дьявольски популярно – сечь своих любовников или любовниц розгами.

Валя с обожанием смотрела на Сергея. Она очень любила, когда он напускал на себя умный вид и с учительской интонацией рассказывал ей что-то очень интересное и умное. Она никогда не считала себя глупой и невежественной особой, но рядом с Сергеем она понимала, что ей никогда не обладать таким огромным количеством знаний, как он, и нисколько не стеснялась говорить об этом. «Я по сравнению с Сережей – Здравствуй, дерево», – говорила она своим подругам, и сердце ее сжималось в груди от счастья. Несколько парней, с которыми она дружила до встречи с Сергеем, были невероятно глупы, и это было главной причиной, по которой она расставалась с ними без особого сожаления.

Это было сенсацией, когда они познакомились. Она уже целый год проработала в школе набитой вздорными старухами, старыми девами и неврастеничками, которыми руководил пьяница директор, толстый, похожий на таракана и с большими рыжими усами. И вдруг появился Сергей. Он пришел сразу после института, красивый и молодой. Слишком даже молодой. Похожий на десятиклассника. Валя и в самом деле вначале приняла его за десятиклассника, потом увидела в его руке диплом и поняла, что это новый учитель.

Их роман развивался бурно и на глазах у всей школы. Сергей не обращал внимания ни на детей, ни на учителей, поэтому проработал в школе только полгода, и за эти полгода поругался с каждым человеком в школе. Но самый сильный конфликт вышел у Сергея с директором. Он сразу понял, что это самое весомое лицо в школе не обладает большим умом, и совершенно не смог скрыть своего открытия от директора. Они ругались полгода. Чудо, что дело не обернулось дракой. Директор к счастью оказался трусоват, и к тому же всегда находил путь к отступлению. Валя еще вначале поняла, что Сергею с его характером не место в школе. И этим именно все и кончилось. Сергей нашел работу в институте и ушел из школы. В школе все облегченно вздохнули. Но с Валей Сергей продолжал встречаться и любил ее с каждым днем все сильнее и сильнее…

– Флагелляция имеет значительное место в сексуальной культуре европейцев и азиатов, – продолжал умничать Сергей. – Другое дело, что в последние десятилетия прошлого века она была признана сексуальным извращением, и заниматься ею стало постыдно.

Докончить мысль ему опять не дал Димка. Когда он вошел в комнату, Валя и Сергей увидели, что и без того большие синие глаза мальчика были каждый величиной с чайное блюдце.

– Вааля, – протянул он вечно канючим голосом, который Сергей особенно не любил, – а что будет, если ребенок выпьет водку?

– Что будет? – недовольным голосом сказала Валя. Она уже была готова рассердиться, что ей опять помешали. – Ничего не будет. Дети от водки помирают. Достаточно чайной ложки. Я знаю один случай… Постой, постой, а почему ты спрашиваешь?

Глаза мальчика вдруг наполнились слезами. Он заморгал и стал громко всхлипывать.

– Дима, что с тобой? – Валя привлекла ребенка к себе. Димка уже плакал навзрыд, пытаясь сквозь слезы объяснить, что произошло.

– Я, я – прорыдал он, – я думал, что в бутылке лимонад, а там кажется, там кажется, я выпил много. Я хотел пить, я пить хотел, а мама не давала, «Погоди – говорит, – не видишь, я танцую!» Тогда я сам… Я пить хотел, а там, там… Уу!

Валя и Сергей с улыбками переглянулись.

– Ну, все, – сказал с тихим удовлетворением, словно дождался чего-то важного, Сергей, – теперь тебя уже ничего не спасет.

Димка стал белым как мел. Он задрожал.

– Надо вырвать, – сказала Валя с такими же трагическими нотками в голосе, – и вызвать скорую.

– Ну, скорую, – не согласился Сергей. – Вырвать, конечно, надо, а скорую необязательно.

– А если я умру? – с ужасом произнес мальчик.

– Попробуем тебя спасти, – сказала Валя. – А впрочем, стоит ли? Ты так плохо себя вел, а теперь еще испортил маме день рождения. Вот когда бабушка придет, будет жуткий скандал. Марине влетит. Не уследила за ребенком. Может быть все-таки скорую вызовем, а Сереж?

– Сначала пусть вырвет, а потом посмотрим. Как ты себя чувствуешь? – Последние слова были предназначены племяннику.

Дима выглядел так, словно смерть уже расправила крылья у него за спиной. Он тихо плакал и прощался с жизнью.

– У тебя что-нибудь болит? – спросила Валя. – Голова кружится?

– Кружится.

– Пойдем в ванную.

И Валя потащила мальчика, чтобы заставить его вырвать все, что он проглотил в этот день. День рождения был испорчен. Веселье прекратилось. Прискакала Димкина мамаша, за ней остальные гости, и Сергей со скорбным лицом сообщил им, что произошло. Парни засмеялись, Марина удивилась, а ее подруги стали возмущаться Димкой и говорить, что на взрослом дне рождения детям вообще делать нечего, и что Марина дура, а ее сын исчадие ада.

Валя привела мальчика из ванной и уложила его в постель. Димка лег на спину и закрыл глаза. Сергею захотелось расхохотаться, но он сдержался.

– Его надо укрыть потеплее, – сказала Валя и стала закутывать племянника в плед. Затем она сбегала на кухню и вернулась с намоченным в холодной воде полотенцем. Полотенце она положила Димке на лоб, и тот еще больше стал похож на умирающего, да еще при этом сделал такое лицо, которое сделало бы честь старому опытному актеру.

Все понимали комичность ситуации, но не смеялись из педагогических соображений, и стояли с грустными лицами вокруг больного и наперебой обсуждали, что надо предпринять. Единственным человеком, который не принимал участия в беседе, была Марина. Она стояла, и выражение ее лица было наполнено нетерпением. Видно было, что ей больше всего на свете в данную минуту хочется продолжить танцы, а не возиться с ребенком. Ведь это ее день рождения! Валю это даже возмутило, и она набросилась на сестру с упреками, почему та не дала ребенку попить, когда он попросил. Они чуть не поругались. Старшая сестра не чувствовала себя виноватой, но ее лицо заметно побледнело, когда Валя пригрозила ей матерью Настасьей Филипповной.

Наконец все набросились на главного виновника, ему не досталось на орехи только благодаря его умирающему виду. Димка так горько и обреченно вздохнул после первого же слова произнесенного против него, что добивать его не стали и сразу вспомнили, что его надо не ругать, а спасать. Впрочем, от чего спасать?

В дверь позвонили. В доме сразу запахло грозой. Если дело касалось безопасности внука, Настасья Филипповна становилась опасней шаровой молнии. Она поднимала крик даже тогда, когда видела внука со стаканчиком мороженного в руке. Что будет теперь, никто не знал. Но всем заранее стало плохо. Хуже всех стало Марине, но она приготовилась к атаке. В битвах с матерью она никогда не оборонялась, как делают все нормальные люди, она нападала. Теряла самообладание, нападала и конечно проигрывала. Дело кончалось истерикой, а торжествующая мать без жалости добивала дочь своими неопровержимыми аргументами и обвинениями.

Когда бабушка узнала, что произошло, ее и без того не светившееся радостью лицо исказилось прямо-таки сатанинским гневом. Буря началась. Она продолжалась недолго. Первые же порывы ветра заставили замолчать всех участников злополучного дня рождения, естественно кроме Марины и Димки. Первая не собиралась так быстро сдаваться и складывать оружие, а второй пронзал воздушное пространство комнаты и сердца окружающих жалобными стонами, умоляя их не спорить между собой, а заняться непосредственно его Димкиной жизнью. Валя попыталась примирить две непримиримые стихии – сестру и мать, но ничего у нее не получилось.

Сергей со спокойствием сфинкса наблюдал эту сцену. Накал страстей и переизбыток эмоций напомнили ему романы Достоевского. Тут дело может зайти слишком далеко. Подобные ситуации кончаются либо инфарктом, либо самоубийством, в лучшем случае кто-нибудь сходит с ума. Сергей решил взять все в свои руки.

– Заканчивайте спорить, – сказал он бабушке и маме Валиного племянника. – Сейчас мы с Валей отведем Диму в больницу, и там ему сделают промывание желудка, раз вы так уверены, что в домашних условиях это сделать невозможно.

– Конечно, невозможно, – всхлипнула Настасья Филипповна. Нотки гнева в ее голосе тут же стихли, а интонации, обращенные к Сергею, которого она считала очень серьезным и порядочным молодым человеком, наполнились мольбой и надеждой. – Алкоголь сразу проникает в кровь. Ребенку достаточно одной чайной ложки, чтобы наступил летальный исход. Я знаю один такой случай…

– Тогда нельзя терять ни минуты, – твердым голосом перебил ее Сергей, и хотя он был абсолютно уверен, что опасности для жизни Димки не существует, и женщины все невероятно преувеличивают, но раз они так хотят, то пусть он даст им успокоение и промоет желудок племяннику. Он знал, что это очень неприятная процедура, и сердце его заранее наполнилось в предчувствии наслаждения, которое он испытает, когда врачи затолкают в противного мальчишку роковой зонд. – В какой больнице у нас есть токсикологическое отделение?

– В «БСП». В Больнице Скорой Помощи.

Потом Сергей уже не вспомнит, кто сказал эти слова. Впрочем, это действительно мало что изменило бы. Токсикологическое отделение города находилось только в одной больнице – в БСП. Она была не так уж и далеко, всего в нескольких остановках на троллейбусе. Не долго думая, Сергей потащил Валю и ее несносного племянника из дома. Во время поездки молодые люди всласть отыгрались на Димке за испорченную вечеринку, описывая какие неприятности ждут его в больнице. Но мальчик слушал их не особенно внимательно. Он был целиком углублен в свое состояние.

– Ему год назад делали клизму, – сказала Валя, – он думает, что это и есть промывание желудка. Нет, дорогуша, это совсем не то, что ты думаешь. Это намного страшнее!

Дима ей не поверил. Вряд ли на свете есть что-либо неприятнее клизмы. Он всю дорогу молчал и был глубоко задумчив.

– Одно меня радует, – сказала Валя. – Вряд ли после этого он когда-нибудь будет пить водку.

– Ты так думаешь? – усмехнулся Сергей.

Ответить Валя не успела. Водитель объявил нужную им остановку, и они устремились к выходу.

Вот, что произошло за эти последние часы с теми, кто сейчас обратился за помощью в Больницу Скорой Помощи. Но как расскажешь обо всем этом медсестре с томным и равнодушным взглядом? Врачам и милиционерам надо говорить все только по существу. Сергей рассказал, что во время семейного праздника мальчик перепутал бутылку водки, с бутылкой лимонада, и сделал из нее хороший глоток. Медики – народ привычный ко всему, в отличие от простых смертных, поэтому рассказ Сергея не произвел на девушек никакого впечатления. Они только с ног до головы осмотрели юного пьяницу и поинтересовались, что, собственно говоря, требуется от них.

– Ему надо сделать промывание желудка, – твердым голосом, в котором появились учительские нотки, сказал Сергей.

Девушки еще раз посмотрели на Димку и поняли, что им предлагают вступить против него в педагогический сговор. Усмешка пробежала по их лицам, и девушка с томными глазами сняла трубку телефонного аппарата.

2

– Марья Семеновна? – спросила она через несколько секунд, после того как набрала нужный номер. – Спуститесь, пожалуйста, в приемный. Тут у нас отравление.

Другая девушка тем временем начала допрос:

– Фамилия?

– Венский.

– Кто отец? Вы? – Этот вопрос был предназначен Сергею.

– Нет, я не отец.

– Кто мать?

– Мать осталась дома, – ответила Валя. – Оформляйте на мою фамилию. Вот его страховой полис.

Пока шло оформление документов, Дима не сказал ни слова. Он молчал, и Сергей не увидел на его лице ни тени сомнения или страха. Это его даже слегка разочаровало.

В коридоре зашаркали о каменный пол дерматиновые тапочки. В приемный покой вошла женщина с добрым, редко встречающимся у врачей, лицом.

– Где отравление? – спросила она и воззрилась на мальчика, потому что по виду троих посетителей можно было сразу понять, что отравлен именно он.

Ей навстречу Сергей и Валя вытолкнули несчастную жертву оргий взрослых.

Марья Семеновна внимательно на него посмотрела, и, не говоря ни слова, повела его в соседнюю комнату. Сергей и Валя поплелись за ней. Женщина уложила мальчика на медицинскую кушетку и задрала ему рубашку. Димка вздрогнул, когда холодный металл фонендоскопа коснулся его живота, но потом сразу послушно засопел носом. Пока ничего страшного для него не произошло. Врач посмотрела его глаза, пощупала живот, потрогала лоб. Похоже она не знала что ей еще предпринять. Тем временем молодые люди во всех подробностях рассказали ей, что случилось.

– Вы думаете, что нужно сделать промывание? – с сомнением в голосе спросила она, когда Сергей и Валя замолчали.

– Да! – в один голос, словно сговорились, воскликнули молодые люди.

Марья Семеновна еще раз помяла Димкин живот. Видно было, что ей не больно-то хотелось выполнять свой профессиональный долг, только для того, чтобы отучить малыша от спиртных напитков на всю его будущую жизнь. Но взгляды парня и девушки говорили, что они не примут никаких разумных доводов против необходимости сделать то, что они просят. Женщина вздохнула и сдалась.

– Ну, что ж, пойдемте.

Димка встал с кушетки и оправился. Марья Семеновна взяла его за плечо и направила к следующей двери, которую все трое только сейчас вдруг увидели. Это была даже не дверь, а дверной проем, за которым зиял темнотой очередной коридор. Туда и повела мальчика Марья Семеновна. Валя и Сергей направились за ними.

– А вы подождите здесь, – сказала женщина Сергею. – Пойдет только мать.

Сергею стало обидно. Он, можно сказать, все это затеял, привел Димку сюда, вытребовал для него промывание желудка, и вдруг его самым бесцеремонным образом лишают возможности увидеть плоды своей деятельности. Нет! Так он не согласен.

– Почему это мне нельзя идти? – возмущенно ответил он. – Я его дядя и тоже несу за него ответственность перед его матерью. Нет, я пойду с вами. Мало ли что может случиться.

– Но мы сейчас пойдем в женскую палату, а вам там делать нечего.

– Ну и что? Я постою в коридоре, – Сергей наполнился упрямством и стал подобен ослу.

Врачиха поняла, что лучше с ним не связываться, но все-таки сделала последнюю попытку избавиться от назойливого и ненужного посетителя.

– На вас нет белого халата.

– На ней тоже нет белого халата! – Сергей кивнул на Валю.

Марья Семеновна видимо не была скандалисткой и решила уступить. Обижено отвернувшись, она повела Димку в коридор. Валя шла рядом. Следом шел Сергей. Он был сердит и недоволен и собой и окружающим его миром, полным противных мальчиков и несговорчивых врачей. На Валю он не смотрел, потому что рассердился и на нее за то, что ее в этот раз предпочли ему. Это ранило его самолюбие, и даже когда девушка ласково взяла его за руку, он резко выдернул ее обратно и даже спрятал за спину, хотя прекрасно понимал, что сам ведет себя как обиженный мальчишка. Но он ничего не мог с собой поделать.

Это было уже не в его силах.

Больница изнутри оказалась запутанной еще больше, чем виделось снаружи. Это был просто какой-то лабиринт из коридоров, переходов и лестничных площадок и пролетов. Сергей уже через минуту понял, что обратно он без посторонней помощи выйти не сможет. Поэтому оставалось покорно следовать за Марьей Семеновной по бесконечным дорогам Больницы Скорой помощи. А конца пути вроде и не наблюдалось. Коридоры были бесконечны. Они то поднимались по лестницам вверх, то спускались вниз. Путь был затруднен еще и тем, что больше половины дверей и пролетов по старой доброй российской привычке были или закрыты или загромождены строительным хламом. В больнице, конечно же, шел вечный ремонт, и повсюду валялись или стояли предметы строительного ремесла: бочки, ведра, мешки с цементом и так далее. От этого и без того запутанные коридоры и отделения больницы превратились просто-напросто в настоящие джунгли.

Так они шли наверно минут двадцать, или это им просто показалось, пока, наконец, не пришли в токсикологическое отделение. Из всех отделений, а они прошли наверно все отделения Больницы Скорой помощи, это отделение было наверно самое мрачное. Стены его узких длинных и затхлых коридоров были выкрашены в темно-зеленый, даже больше серый цвет, а двери последний раз наверно красили во время начала правления Хрущева. Они были все ободраны, обшарпаны и давно потеряли свою первоначальную белизну. Потолок, оттого, что на нем горели невероятно тусклые лампы, казался просто черным, а перед входом в это отделение, как Минос перед входом во второй круг ада, сидел за низким и широким столом врач. На него стоило только посмотреть, чтобы сразу расхотелось идти дальше. Он был лысым, но с роскошной черной как у пирата бородой, а лицо его представляло настоящую сеть из морщин глубоких и мелких. По обе стороны огромного мясистого носа были глубоко посажены маленькие серые глазки. Ими он буквально насквозь просверлил пришедших, но не сказал ни слова. Марья Семеновна тоже не стала пускаться с ним в разговоры, лишь слегка кивнула головой и вошла в отделение. Димка, Валя и Сергей за ней. Всем троим, давно уже хотелось убраться прочь из этого заведения и больше в нем никогда не оказываться. Молодые люди уже и сами были не рады, что настояли на этом проклятом промывании. Но было уже поздно. Пути к отступлению были закрыты.

Токсикологическое отделение было запутанным не меньше чем вся эта больница вместе взятая. Женщина, однако, уверено продолжала путь. Наконец она остановилась перед какой-то дверью и вошла внутрь. Перед этим она посмотрела на Сергея так, что тот понял, что ему лучше сюда не заходить. Он впрочем, уже никуда и не стремился. Вошли только трое. Сергей увидел, как за ними закрылась дверь, на которой когда-то была грубо нарисована черной масляной краской цифра «6», и понял, что это палата. На долю секунды молодого человека обдало букетом запахов, в котором угадывались лекарства, человеческие экскременты, просто духота и еще что-то незнакомое, но очень неприятное.

Когда Валя закрыла за собой и Димкой дверь и огляделась вокруг, то сразу поспешила прижать мальчика к себе и спрятать его лицо у себя на животе оттого, что они увидели.

Прямо перед ними лежала, вернее, полусидела, на кровати женщина. Она была укрыта простыней, и вся эта простыня была залита кровью, а лицо женщины напоминало кровавую кашу, так оно все было разбито и изуродовано. Плюс ко всему она еще громко и протяжно стонала, закатив готовые вывалиться из глазниц белки глаз. Волосы ее были встрепаны и наполовину вырваны из головы. Эта женщина видимо побывала в очень большой переделке и представляла собой ужасное зрелище, от которого даже Марье Семеновне стало не по себе.

– Пожалуй, нам лучше перейти в другую палату, – немного подумав, сказала она.

– Я тоже так думаю! – выдохнула Валя и поспешила вытолкать Димку за дверь.

Там их встретил Сергей. Узнав, в чем дело, он удовлетворенно хмыкнул.

– Там мужская половина, – указала назад Марья Семеновна.

– Я о чем и говорил, – торжествующе сказал Сергей. – Он же мальчик, значит, с ним должен быть мужчина.

Марья Семеновна ничего не сказала. Она, молча пошла на мужскую половину. На лице у нее не отразилось никаких чувств. Она не обратила на слова Сергея ни малейшего внимания.

Они поплутали немного, после чего снова вошли в палату. На этот раз на ней была цифра «2». Теперь здесь действительно были мужчины. Они лежали на кроватях и почти все спали. Не спал, а сидел только один молодой человек с отсутствующим взглядом. Увидев вошедших, он оживился и стал раскачиваться на койке, тихо что-то запел. В палате было десять коек, и лишь одна из них пустовала. Она была как раз рядом с этим странным молодым человеком.

Марья Семеновна кивнула на свободную кровать:

– Разденьте мальчика и уложите сюда.

После этого она окинула палату строгим взглядом и быстро вышла. Молодые люди даже не успели ничего сказать. Валя растерянно смотрела на Сергея. Тот посмотрел на странного парнишку и вдруг накинулся на Димку.

– А ты чего стоишь? Не ясно, что ли тебе сказали? А ну раздевайся.

Димка стал расстегивать рубашку. Валя стала ему помогать.

Он все-таки был еще мал, чтобы быстро раздеться самостоятельно. Сергей тоже стал им помогать, и вскоре голый, в одних только белых трусиках, мальчик уже лежал на белой простыне и огромными глазами смотрел на взрослых мучителей. Он уже потерял былое спокойствие и начал страшиться того, что будет. Вся эта суета не обещала ему ничего хорошего.

Парень на соседней койке перестал раскачиваться и уставился на Димку. Его взгляд не понравился Сергею, и он встал между парнем и мальчиком.

Время шло, но Марья Семеновна не возвращалась. В палате было не жарко, и голый Димка начал мерзнуть и покрываться гусиной кожей. Валя увидела это и укрыла его ветхим одеялом, которое было тут же. Но Димка тут же его с себя сбросил.

– Колючее! – проныл он. Как и во всех больницах, одеяла, здесь были шерстяные, и, разумеется, без пододеяльников.

– Я тебе сейчас дам, колючее! – Валя так цыкнула на племянника ставшим вдруг металлическим голосом, что мальчик тут же замолк, и когда тетя вновь накрыла его одеялом, не проронил ни звука.

Прошло еще несколько минут, и Сергей начал терять терпение.

Он начал злиться и нервничать.

– Это просто поразительно, – прошипел он Вале, – я не устаю удивляться нашему стилю работы. Больше всего на свете я ненавижу врачей.

Валя промолчала. Она знала, что в такие минуты лучше воздержаться от каких-либо комментариев. Сергей должен был выговориться в одиночку. И он дал полную волю своему языку. Что он только не сказал про врачей и про Марью Семеновну в частности. Однако это не помогло. Никто из медперсонала не приходил.

– Может, уйдем отсюда? – робко попыталась предложить Валя.

Сергей отрицательно мотнул головой.

– Ну, уж нет! – воскликнул он. – Я сейчас ее приведу.

С этими словами он выскочил из палаты. Валя и Димка остались одни в палате, полной спящих и умирающих людей, которые попали сюда с острыми отравлениями. Девушке стало не по себе. Она вздрогнула, когда из противоположного угла кто-то громко застонал. Она посмотрела в ту сторону и увидела мужчину, который, сбросив с себя одеяло, словно пытался разорвать себе грудь. Видимо у него начался приступ боли.

– Лежи смирно, – сказала Валя Диме, который попытался привстать, чтобы посмотреть на кричавшего мужчину.

– А почему та тетенька была вся в крови? – шепотом спросил мальчик Валю.

– Не знаю! Ложись и не разговаривай.

– А что со мной будут делать?

– Увидишь. – В этот раз в голосе тетушки уже не было строгости. Она явно сочувствовала племяннику.

Сергей сделал всего несколько десятков шагов, после чего сразу заблудился в лабиринте коридоров больницы. Где-то в конце одного из коридоров он увидел мелькнувший силуэт в белом халате и розовой медицинской шапочке, как раз такой, какая была у Марьи Семеновны. Сергей кинулся туда, и естественно никого не нашел. Он тыкался во все двери подряд, но попадал или в палаты, причем совершенно ему не нужные, или в хозяйственные помещения. Процедурные и перевязочные все без исключения пустовали. Марьи Семеновны он не нашел ни в одной из них. Но самым странным было то, что он не встретил ни одного человека в белом халате. Весь медперсонал словно куда-то испарился. Наконец Сергей оказался вообще на другом этаже, а на каком находится токсикологическое отделение, он уже не помнил.

Старик лежал на каталке и умирал. Он умирал уже два часа. Ровно столько прошло времени с того момента, как две санитарки забыли его здесь в этом темном закутке, а сами куда-то убежали, после того, как их кто-то позвал зычным не терпящим возражений голосом. Они что-то недовольно проворчали, затем сказали старику, чтобы он дожидался их, а сами ушли. Старик прошептал сухими губами им вслед проклятия, но они все равно ушли. Это было для него совсем некстати.

Ах, как все вышло банально! Неужели это он, подобно простым смертным, не поняв приближение смерти, оказался так беззащитен перед нею? И как глупо все получилось. Несколько недель он не выходил из дому, а тут вышел, и вдруг так защемило сердце. И он не смог с этим справиться. И от дома ушел слишком далеко. И язык отнялся, чтобы назвать адрес. И хоть бы кто из этих идиотов дотронулся до него! Не один. Словно знали. Словно кто-то невидимый вдруг воздвиг стену между ними и ими. Они стояли и молча ждали неотложку. Напрасно он сел на лавку, а не упал прямо на землю? И санитары оказались слишком прыткими. Ублюдки! Он просто не успел. Не успел.

Умирать было тяжело. Особенно сознавать это. И в то же время хотелось, чтобы быстрее все кончилось. То, что он был один, продлевало муки старика. Он лежал на спине и хрипел, потому что ему было трудно дышать. Ему казалось, что он хрипит громко, и его обязательно кто-нибудь услышит. На самом же деле никто кроме него самого этого не слышал. Перед мысленным взором умирающего пробегала вся его жизнь, а прожил он не мало – сто четыре года. До малейшей детали вспомнил он тот день, когда старшая сестра привела его в маленький низенький домик. Ему тогда было пять лет. Домик, который даже ему малышу показался ненастоящим, а игрушечным, стоял на самом краю их городка. Можно даже сказать, что он был за городом. Их встретил старик. У него было такое лицо, словно он ждал их. Сестра показала ему брата. Мальчонка старику понравился, и они стали ходить туда каждую неделю. Сестра говорила ему, что это их дед. И он верил ей. Это теперь он прекрасно понимает, что тогда она обманула его. А потом сестра однажды ушла домой без него и так никогда больше не вернулась. Он остался жить с дедом в его доме. Дед всем говорил, что это его внук, но люди ему не верили, потому что у такого старого человека не может быть такого маленького внука. Но говорить об этом они не решались, потому что боялись старика. Потом они стали бояться и его. Жизнь он прожил бурную, видел очень много и побывал почти везде, где только можно было. Это сейчас он оказался в этом непримечательном крупном городе. Он прожил в нем последние тридцать лет, потому что уже не мог так часто менять местожительства. И тут никто не знает кто он такой на самом деле. И хорошо, что не знают. Он бы и сам об этом не хотел знать.

Нет ничего хорошего в ворошении прошлого. Особенно тогда, когда оно совершенно не было светлым и радостным. У старика прошлое не было светлым и радостным. Напротив, оно было темным, более чем темным. Но самое страшное в его жизни это было то, что он всегда был совершенно один, и вот теперь не кому ему даже подать руки, чтобы он мог спокойно отправиться туда. В голову упорно лезла банальная фраза о том, что вот, настал час, и некому ему подать воды. Хотя не вода нужна была ему сейчас. Не вода.

А оттуда его уже звали. Звали звонкие пронзительные голоса. Он готов был отправиться к ним, но не мог вырваться из собственного тела. Оно весило миллионы тонн, и не отпускало его от себя. Казалось, что тысячи толстых цепей шли от земли и крепко держали его на этой каталке. Каталка была жесткая, и за два часа лежания на ней, тело старика стало невыносимо болеть. Он давно уже забыл восприятие боли. Боль он чувствовал очень давно, наверно лет пятнадцать назад, и вот теперь он снова мучился от боли. Только не мог пошевелить ни единым членом. Глаза его были закрыты, но он и без этого знал, что рядом никого нет. Он это чувствовал. Очень хорошо чувствовал.

А голоса продолжали звать его к себе. Они звали и звали, звучали все громче и громче. В конце концов, они стали такими громкими, что просто наполнили собою все его существо. От них стало больнее даже чем от каталки. Голова уже готова была разорваться, и чтобы как-нибудь убавить боль, старик приподнял ее. Глаза он открыть так и не смог, но и без этого увидел человека.

Он увидел человека. О, как ему нужен сейчас кто-нибудь! Хоть кто-то. Он даже затрясся от возбуждения. Неужели его страдания сейчас закончатся? Главное найти в себе силы и сделать что-нибудь, чтобы этот человек подошел к нему. Кто это? Старик сосредоточился и увидел, опять таки не открывая глаз, что это совсем молодой парень. Мальчишка. Ребенок.

Тем лучше. Старик застонал. Он с трудом разжал губы, по подбородку сразу потекли слюни, а ведь он только что так страдал от жажды, а вот теперь, но он их и не почувствовал. Язык во рту распух, и им невозможно было пошевелить, такой он был большой, шершавый и горький. Все-таки ему удалось издать какое-то подобие звука. Он прислушался к себе, затем застонал еще раз и с радостью увидел, что мальчишка его услышал и теперь смотрит туда, где стоит его каталка. Смотрит прямо на него…

Сергею все-таки удалось найти одну старую няньку, но когда он попытался ее о чем-то спросить, она вместо ответа накинулась на него за то, что он ходит по больнице без халата. На вопрос она так и не ответила, а Сергей не стал вступать с ней в спор, а пошел своей дорогой, он боялся, что просто может избить эту бабу, в таком возбужденном состоянии он был. Бешенство просто переполняло его. Он метался по коридорам, словно разъяренный тигр. Вторым человеком, которого он встретил, был тот самый врач, которого он видел у входа в токсикологическое отделение. В этот раз он не показался Сергею таким страшным. Нормальный мужик. Уж он то ему действительно покажет, куда он должен идти.

Бородатый врач действительно подробно объяснил молодому человеку дорогу. Голос у него был низкий, мягкий и бархатный. Сам он был невысокого роста и смотрел на Сергея снизу вверх. У того даже осталось от этой встречи приятное впечатление, и он пошел по очередному коридору даже несколько успокоенный.

Внезапно погас свет, но затем лампы по очереди снова стали светить. Сергей подумал, что это скорей всего обычное явление в этом заведении, и даже не обратил на подобный пустяк никакого внимания. Но через секунду он споткнулся о мешок с песком и чуть не упал. Плохое настроение сразу же вернулось в его утомленную этим бесконечным днем душу. Когда он отряхнул брюки от пыли и мела, которым был испачкан мешок, он увидел, что перед ним опять два коридора, и в который надо идти, он опять не знал. Когда вновь включился свет, то стало светло только в одном коридоре. Другой оставался темным. Но в середине темного коридора что-то белело. Сергею на какой-то миг стало любопытно. Он напряг зрение и стал всматриваться туда. Очень скоро он разглядел обычную каталку, точно такую же, на которых больных возят в операционную, а мертвых в морг. Когда он уже потерял всякий интерес к каталке и готов был идти дальше, в каталке что-то зашевелилось, и до слуха молодого человека донесся какой-то звук, похожий на скрип двери. Сергей понял, что там кто-то есть.

– Кто там? – тихо спросил он.

Ответа не последовало, но звук через секунду повторился. Сергей сделал два шага вперед и увидел, что на каталке действительно лежит человек. Он приподнялся, и Сергей отчетливо увидел силуэт его головы. Он сделал еще пару шагов и разобрал, что это голова мужчины. Очень старого мужчины.

Что он здесь делает?

Старик застонал. Голова его затряслась от напряжения. Он был совершенно лысый, этот старик. Его голова представляла собой просто голый череп обтянутый коричневой, а местами черно-серой кожей. Старик был невероятно стар. Он был больше похож на мертвеца. Глаза у него были закрыты и смотрелись как какие-то черные дыры.

Сергею стало не по себе. Он сделал шаг назад. И в эту секунду старик открыл глаза. Бесцветные, но блестевшие даже в темноте, они уставились на Сергея. В них было столько отчаяния, страдания и боли, что Сергей остановился.

– Наверно его тут забыли, – сказал он.

Он сказал это просто, чтобы что-то сказать, даже не подозревая, насколько он был прав в своем предположении. Из-под простыни, которой был накрыт старик, вылезла тощая рука. Она бессильно упала вниз. Старик продолжал смотреть на Сергея. Он явно хотел что-то сказать, но не мог.

Было мгновение, когда Сергею захотелось уйти отсюда. Ему было неприятно смотреть на старика. Каким-то седьмым чувством он понимал, что старик умирает, и смотреть на это было тоже неприятно. Даже страшно. По спине потек холодный пот и, покалывая кожу, побежали мурашки. Но он все-таки остался, потому что не хотелось быть подлецом хотя бы перед самим собой. Он должен что-то сделать. Но что? Надо кого-то позвать.

– Подойди, – старик все-таки нашел в себе силы. Голос у него был такой глухой и низкий, что Сергей скорее угадал, чем расслышал, что он сказал. – Ко мне. Не бойся.

Сергей не смог отказать умирающему. Не известно почему, потому ли, что он был все-таки порядочным человеком, может быть, он просто сделал это от страха, но он подошел к старику и без слов воззрился в его горящие глаза.

– На, возьми! – сказал старик.

Его, только что бессильно висевшая, правая рука вдруг обрела силу и протянулась к Сергею. Пальцы ее были расставлены словно для приветствия.

Человек, особенно мужчина, так устроен, что если ему протягивают руку, то у него сразу возникает первое желание пожать ее. Привычка, приобретенная с годами. Чисто рефлекторно Сергей протянул руку, и старик схватился в нее и сжал. Откуда у него только силы взялись? Старик с такой силой вцепился в руку Сергея, что тот даже поморщился. Это продолжалось чуть больше секунды. После чего рука старика снова бессильно упала вниз. Но лицо старика! Оно вдруг исполнилось силой и озарилось светом и радостью. Он посмотрел на Сергея совершенно ясным и торжествующим взглядом и неожиданно рассмеялся. Он рассмеялся громко, очень громко, и в смехе его Сергею послышалось какое-то непонятное ему торжество. Он ничего не понимал. Ему было противно. Он не ожидал такого. Ему даже показалось на секунду, что старик просто над ним издевается. Он даже вытер руку, которую пожал старик, о джинсы.

Но тот смеялся недолго. Внезапно он замолчал, глаза его последний раз глянули на Сергея, затем они закатились, так что остались лишь одни желтые белки, и старик повалился обратно на каталку. Голова его дернулась и замерла в неподвижности.

Сергей решил, что старик умер. Но проверять свою догадку он не стал. Ему совсем не хотелось в этом удостоверяться. Он решил, что сейчас самое время убраться отсюда. Совесть его больше не тревожила, да и пора было возвращаться к Вале и Димке.

3

Сергей торопливо покинул место, где с ним произошла такая необычная встреча, и огляделся вокруг. Он вдруг неожиданно понял, в каком направлении надо идти. Свернул влево, потом поднялся по лестнице и оказался перед токсикологическим отделением. С такой же легкостью он нашел и палату, в которой оставил Валю и ее племянника.

Когда он вошел, то увидел и тех, кого оставил здесь и Марью Семеновну и еще двух санитарок, которые активно готовились к нехитрой операции. Сергей присоединился к ним, и ему тут же всучили большую оранжевую клеенку и велели подстелить ее под мальчика. Валя с Сергеем быстро справились с этим нехитрым делом. Племянник смотрел на них исподлобья, но не говорил ни слова. По его лицу было видно, что он усиленно соображает, что же с ним такое собираются делать. А то, что готовилось, явно не предвещало для него ничего хорошего. Все это действительно ни в малейшей степени не походило на клизму. Марья Семеновна что-то писала в серой истрепанной тетрадке, а ее помощницы стали готовить зонд.

Когда Димка увидел, как санитарки раскручивают зонд, его глаза раскрылись от ужаса. Зонд был похож на огромного тропического питона. Марья Семеновна поймала этот его кроличий взгляд и тоже посмотрела сначала на зонд потом на мальчика. Они явно друг другу не подходили. Их размеры совершенно не совпадали.

– Возьмите другой, – сказала она санитаркам.

– Так мы его и не брали, – ответила женщина с лицом как у цыганки, – нам же не говорили, что ребенку промывание делать.

– Сходите за детским, – велела Марья Семеновна.

Другая санитарка, женщина более молодая, чем первая, но крупная ростом и грубая в манерах попыталась сунуть Димке тот зонд, который у них был.

– Может он и этот проглотит? – наивно предположила она.

Тут уж вмешалась Валя.

– Да вы что, с ума сошли что ли? – возмутилась она. – Он же умрет!

Большой санитарке ничего не оставалось делать, как идти за другим зондом. Теперь стали ждать уже ее. В палате было тихо, только продолжал попискивать раскачивающийся парень. Сергей подумал, что он отравился веселящим газом. Все остальные или спали или были без сознания. Марья Семеновна продолжала писать, Валя поправляла под Димой клеенку, Сергей нервно сжимал губы. Он злился, потому что давно уже пожалел, что связался с этим делом, но поделать или отменить что-либо был уже не в силах.

Санитарка пришла неожиданно быстро. Резким движением она бросила принесенный зонд, который был раза в два меньше первого, на кровать. Марья Семеновна одобрительно кивнула головой.

– Начнем, – спокойным и уверенным голосом сказала она. – Ваша задача держать его как можно крепче. Он не должен шевелиться.

Последние слова были предназначены Вале и Сергею. Они послушно исполнили приказ, и Димка оказался прикованным к постели. Одеяло с него скинули, а у кровати поставили огромный желтый эмалированный таз. Мальчик молчал до того момента, когда перед его лицом оказался наконечник зонда. Большая санитарка попробовала затолкать его ему в рот без всякой психологической подготовки. Это ей удалось. От страха Димка так заорал, что она тут же ловко сунула зонд ему в рот и даже протолкнула его внутрь на несколько сантиметров.

Валя и Сергей с силой прижали мальчика к кровати. Одновременно с этим другая санитарка начала подачу воды. Она думала, что у напарницы все уже давно готово, но она ошиблась. Димка как-то так умудрился повернуть голову, что зонд в его горле застрял и ни на йоту не продвигался дальше. А сам он так орал, что зазвенели окна.

Сергей не подозревал, что Димка может так кричать, хотя он ждал от него чего угодно.

Большая санитарка все еще продолжала проталкивать зонд дальше, как из Димки на нее хлынул фонтан розовой от марганцовки воды. В секунду она оказалась облитой с ног до головы, но даже бровью не повела, до того это было для нее привычно.

Димка дернулся так, что Валя и Сергей даже не смогли его удержать, и зонд из него вылетел прямо на Марью Семеновну. Звуки, которые прекратились, когда пошла вода, после секундного бульканья вырвались из мальчишеской глотки с утроенным количеством децибелов. Всем сразу стало плохо.

Сергею стало хуже всех. Он почувствовал себя эсесовцем, который мучает ребенка. Марья Семеновна побледнела, а санитарки засуетились. Только Валя сохранила полное спокойствие. Ее племянник ничем удивить не мог. Она крепче вжала его в простыню и прошипела:

– Замолчи. Перестань орать! Но ее слова не возымели никакого действия.

Мальчик продолжал орать благим матом. Он крутился и пытался вырваться. До него, наконец, дошло, что промывание желудка – штука, которая во сто крат хуже клизмы.

На секунду медики спасовали. Они растерянно смотрели на кричащего ребенка и не знали, что делать. Но это продолжалось только одно мгновение. Они собрались с силами и снова начали операцию. Большая санитарка вновь подступила к Димке, в этот раз она наивно спрятала зонд за спиной. Но Димка разгадал ее маневр и сразу перестал орать. Он понял, что именно это чуть не погубило его в первый раз, и с силой сжал зубы. Взрослые поняли, что они проиграли.

– Открой рот, – неуверенно попросила его большая санитарка, – и проглоти шланг. Это совсем не больно.

Димка ей не поверил. Он испугано смотрел на врачей и все крепче сжимал зубы. Он был уже весь мокрый от пота и воды, и растрепанный. Ничего кроме жалости он не вызывал. Сергей его, конечно, пожалел, но больше всего он пожалел себя. За то, что попал в эту скверную историю. От больничного воздуха и всего, что его окружало, его стало мутить. Белые халаты врачей даже на мгновение расплылись в его глазах пятнами.

Валя поняла, что в этой ситуации только она одна может что-либо изменить, чтобы продолжить лечение. Она набрала в легкие побольше воздуха и посмотрела на племянника таким взглядом, от которого тот сразу съежился и сник.

– Если ты сейчас же не проглотишь этот проклятый шланг, – тихим, но полным самых жутких угроз, голосом произнесла она, – я тебя оставлю здесь, а сама уйду домой. Понял?

Она говорила это на полном серьезе. Не поверить ее словам было нельзя. И Димка поверил. Слезы обильно полились по его и так заплаканному лицу, но он усиленно закивал головой в знак того, что ради нее он готов на любые мучения.

– Ну, вот и хорошо, – сказала Марья Семеновна.

Димка посмотрел на нее с осуждением, словно она была в чем-то виновна, и открыл рот. Большая санитарка ловко сунула туда конец шланга. Проглотить его Димка сумел не с первого раза. Он подавился и закашлялся. Пришлось шланг вынуть.

– Я не могу! – мальчик заплакал.

Сергей почувствовал, что у него подкосились ноги. Это случилось, когда Димка пытался проглотить зонд. Сергею показалось, что это в него заталкивают этот ужасный инструмент средневековой пытки. Он даже подавился от подступившего к горлу комка. Оказывается он совершенно не приспособлен к подобного рода зрелищам.

– Попробуй еще раз, – все тем же металлическим голосом потребовала Валя.

Сергей первый раз в жизни видел ее такой. Он неожиданно вспомнил, что дети в школе ее очень боятся, и она слывет очень строгой и вредной училкой. Но и с племянником она разговаривала так впервые. Во всяком случае, при нем.

Но Димке видимо доводилось общаться с тетушкой подобным образом. Он смотрел на нее с тоской и болью, но сопротивления оказать не смел. В конце концов, ему все-таки удалось проглотить эту чертову штуковину. Санитарка стала всовывать ее еще дальше. Она проталкивала ее и проталкивала, так что Сергею стало казаться, что она всунула в Димку уже метров десять.

«Это какой-то фильм ужасов», – подумал он про себя.

Зрелище было действительно не для слабонервных. Мальчик напоминал голую розовую рыбину, которую поймали на крючок. Глаза его были выпучены, дыхание прерывистое с тихим присвистом, руки раскинуты в стороны. Марья Семеновна повернула его на левый бок, а другая ее помощница начала лить воду.

Через несколько секунд из Димки полилось. Сергей не смог этого вынести. Он разжал ноги мальчика, которые до этого крепко держал, и отступил чуть назад. Руки его вцепились в железную спинку кровати. Ему надо было бы отвернуться. Просто отвернуться. Но он почему-то не мог оторвать взгляда от мальчика, которому делали промывание желудка. Сергей покачнулся. Ему захотелось вырвать. Но вырвал не он.

Сначала из Димки лилась вода. Она лилась на клеенку и стекала по ней прямо в таз. Марья Семеновна подвинула ребенка ближе к краю, чтобы он поменьше пачкался. И как раз вовремя. Потому что из него пошло то, что он съел за весь этот злополучный день. И без того неприятный воздух палаты наполнился горько-кислым ароматом желудочного сока. На поверхность розовой воды в желтом тазу полилась бледно-желтая жижа. Вместе с нею с всплеском стали падать куски не до конца прожеванной пищи.

Сначала в одном из кусков Сергей узнал салат Оливье, и понял, что он никогда в жизни уже не сможет есть это блюдо. Он уже вспомнил, что и в нем самом немало этого вещества и уже готов был тоже расстаться с ним, как внимание его привлек следующий кусок.

Кажется, это был пирожок с зеленым луком и яйцом. Этого Сергей вынести не смог. Он разжал руки и почувствовал, как уходит куда-то в сторону и вниз пол под ногами. Все, что было перед ним, вдруг расплылось и превратилось в цветной туман с белыми пятнами. Последнее, о чем он подумал, была мысль о том, что все люди в белых халатах похожи друг на друга.

4

Сергей открыл глаза, но долго ничего не мог разглядеть. Все вокруг плыло, и было за какой-то дымкой. Тела своего он не чувствовал, но все равно понимал, что лежит на полу.

Его очень удивило, что все остальные не обращают на него никакого внимания. Словно с ним ничего не случилось. Они, как ни в чем не бывало, продолжали колдовать над Димкой, а в его сторону даже не смотрели. Сергею стало обидно. Неужели его до такой степени ни во что не ставят, что даже его обморок не заставил их отвлечься от их мерзкого занятия. Но он тут же подумал и о том, что наверно с Димкой или совсем плохо или случилось еще что-то страшное.

Сергей захотел встать и даже приподнялся на ноги, но тут у него снова закружилась голова, и он опустился на пол. Все, на что он оказался способен, это оглядеться вокруг.

Ничего в палате не изменилось. Все было по-прежнему. Все также раскачивался на кровати отравившийся газом парень. Валя, врач и санитарки возились с Димкой. На постелях валялись отравившиеся граждане. Они были все в себе. Ничто происходящее их не волновало.

«Хорошенькая вышла история», – подумал Сергей. Он захотел окликнуть Валю, но голос его не послушался. Нет, крикнуть то он, конечно, крикнул, но Валя почему-то его не услышала. Это было странно. Ведь голос его был достаточно громким. Он эхом пронесся по палате. Но Валя его не услышала. И тут вдруг Сергей обнаружил, что и он ничего не слышит из того, что говорили между собой Валя, санитарки и Марья Семеновна. А они что-то говорили. Сергей это видел. Он видел, как шевелились их губы, но они были словно отделены от него толстой стеклянной перегородкой. Он слышал лишь невнятное тихое бормотание. Оно доносилось словно издалека, и поэтому слов невозможно было разобрать. Молодой человек заволновался.

«Может быть, я ударился обо что-нибудь головой, и у меня просто контузия?» – подумал он. В фильмах про войну Сергей часто видел, как солдаты после взрыва ничего не могли расслышать. Может, с ним произошло то же самое? Сергей крикнул еще раз. И снова голос его прозвучал достаточно громко и звонко. Достаточно для того, чтобы он сам мог слышать его.

Но Валя его так и не услышала. Сергей решил, что обязательно отомстит ей за это.

– Валя! – крикнул он последний раз.

Только одни человек в помещении отозвался на его крик. На самой дальней койке, которая стояла у окна, кто-то зашевелился. Худая длинная фигура сбросила с себя одеяло и села, свесив ноги. Пациент. Он воззрился на Сергея, потом поднялся и побрел в его сторону. Лица его Сергей рассмотреть не мог, но его удивило то, что на мужчине были не больничные халат или пижама, а самый настоящий костюм и голубая рубашка. И на ногах у него вместо тапочек были ботинки.

Мужик встал и пошел к Марье Семеновне и тем, кто ее окружал. Он подошел к ним и стал внимательно смотреть, что они делают. Сергей видел их всех. Он почему-то был на солидном от них расстоянии и поэтому видел всю картину, которую можно было бы назвать «Промывание желудка».

Странно. Как это он смог оказаться так далеко от них? И что это все-таки за мужик? Ему никак не удавалось рассмотреть его как следует. Но что-то в нем было знакомое.

Очень знакомое.

Мужчина тем временем продолжал смотреть на оставленную Сергеем группу. Он был среднего роста и достаточно худощав, чтобы костюм смотрелся на нем несколько нелепо.

Что-то в нем все-таки было знакомое. Мужчина попал в полосу света и стало возможным, наконец, рассмотреть его лицо. К тому же он смотрел теперь прямо на Сергея.

Сергей узнал его. Это был его отец. Он смотрел на Сергея, и на губах его играла знакомая усмешка. Хитрая и веселая. Глаза его тоже блестели хитрыми бесенятами. Сергей очень хорошо помнил этот взгляд.

– Интересное занятие? – отец кивнул на людей, которые занимались Димкой. – Правда оно не всегда помогает.

– Что ты тут делаешь? – Сергей не смог скрыть своего удивления.

– Да ничего не делаю, – ответил отец. – Я тут все время теперь. А ты меня узнал, сынок?

– Конечно, папа, я тебя узнал. Но ты не должен быть здесь.

– А где же я могу, по-твоему, быть?

– Ну не знаю, – замялся Сергей, – Где угодно. Но почему здесь?

– Глупышка, – отец бросил компанию Сергея и подошел к нему поближе. Да, теперь сомнений не было, это был отец, а не кто-нибудь другой. – Меня же отправили в эту больницу, после того… Ну ты понимаешь. Здесь же единственное отделение в городе, где могут спасти после отравления.

– Но тебя ведь не спасли.

– Не спасли. – Согласился отец. – Тут не всегда спасают. Но этого парнишку, я думаю, спасут. Что с ним случилось?

– Он сделал пару глотков из бутылки.

– Уксуса?

– Нет, водки.

Отец рассмеялся.

– Ну это ерунда! От этого еще никто не умирал! Хотя… Я ведь тоже тогда выпил водки. А это твоя девушка? – он кивнул на Валю.

– Да, – Сергей самодовольно улыбнулся. – Как она тебе?

Отец оглядел Валю с ног до головы оценивающим взглядом.

– Ничего девчонка. Но твоя мать в свое время была куда лучше.

– Поэтому ты сбежал от нее? – Сергей не удержался от сарказма. Он секунду подумал и добавил: – И от меня?

Этот вопрос был отцу явно не по душе. Он сморщился как от зубной боли.

– Тебе меня не понять, сын.

– Да нет, от чего же, мне кажется, что я тебя прекрасно понимаю.

– Я ведь не сам от тебя ушел.

– Что же тогда произошло?

– Так, маленькая нелепость. Мне помогли.

– Кто?

– Нашлись добрые люди.

– Ты хочешь сказать, что тебя убили?

Отец не ответил. Он улыбнулся, в этот раз несколько грустновато. Сергей поймал себя на мысли, что он бредит. Только бред был уж больно ощутимый. Слишком все походило на реальность.

– Ты думаешь, что у тебя галлюцинация? – отец словно прочитал его мысли.

– Да, – признался Сергей.

– Правильно. Я не буду с тобой спорить. У меня тоже в свое время были галлюцинации. Очень интересные образы. Но это было только один раз. Теперь я вижу все, что видят они, – он кивнул на лежащих на койках больных. – Хочешь узнать, что видит, ну вот хотя бы, например этот старик?

– Нет. Я ничего не хочу видеть.

– Хорошо. Не буду. Однако каким ты стал взрослым, Сережа. И ты очень симпатичный.

– Все говорят, что я похож на тебя.

– Я тоже это вижу. Значит, ты не хочешь посмотреть, что видят эти люди?

– Не хочу. – Сергей встал на ноги. В этот раз он сделал это очень легко. – Ты знаешь, честно говоря, я и тебя то не очень хочу видеть.

– Это твое право, – отец сунул руки в карманы, и Сергей увидел, что он действительно очень похож на него. Сколько раз он видел себя таким в зеркале. – Ты вообще меня никогда не любил. Такой был всегда недоступный и противный.

– Кого, ты думаешь, я копировал?

– Ладно, ты опять ерепенишься. Неужели через столько лет у нас будет все по-прежнему?

– У нас? Почему ты так сказал? Ты хочешь сказать, что я теперь как ты?

– Нет. С тобой все нормально. Не волнуйся.

Сергей облегченно вздохнул:

– Вообще-то после того, как тебя похоронили, мне очень часто снилось, что я умер. Знаешь, одни раз я даже видел свой собственный памятник. Он был такой маленький, бедный и жалкий. Почему-то мне больше всего не понравился тогда памятник, а не то, что я не живой больше.

– Ты очень тщеславный. Всегда таким был. Но мы отвлеклись. Неужели ты думаешь, что я пришел к тебе, чтобы болтать о пустяках?

– Ты прав, папа.

Сергею было очень трудно выговорить последнее слово. Он совершенно отвык от него. Когда не употребляешь его столько лет, трудно потом проговаривать даже самые простые звуки.

– Но у меня нет больше времени, – сказал отец. – Я и так слишком долго с тобой разговариваю. А так много всего надо сказать. У меня ведь к тебе просьба.

– Просьба?

– Да. Ты должен найти тех, кто меня сюда привел. Найти и привести их сюда, ко мне.

– Я тебе что, Гамлет? – кривая усмешка появилась на лице Сергея.

– Это твой долг. Но если ты не хочешь, я тебя больше беспокоить не буду, – отец обижено поджал губы. Они у него даже слегка, но очень заметно задрожали.

Сергею стало не по себе. Впервые за весь этот разговор у него по спине пробежали мурашки. Снова стала кружиться голова.

– Я тебе все равно сейчас ничего не скажу. Если хочешь узнать, почему я ушел, приходи сюда еще раз. Только приноси с собой подарок. Так просто я уже к тебе не приду.

– Что за подарок?

– Подумай. Раз ты так хорошо знаешь Шекспира, то обратись к его старшему брату. Он тебе подскажет.

– Какой брат? У Шекспира не было брата. Почему ты несешь всякую ересь вместо того, чтобы все сразу рассказать?

– Так нельзя. Я ведь все-таки не из твоего мира. У меня тоже есть свои тайны. За них ты должен платить кровью. Не своей, не бойся! Но подарок не забудь. Только я сомневаюсь, что ты придешь.

– Конечно, не приду.

– Ладно, мне пора, – отец двинулся опять к той кровати, с которой он встал. – Если все-таки надумаешь, то приходи на то место, где тебя встретил вербовщик.

– Какой вербовщик? Я никакого вербовщика не видел! Постой, папа! Куда ты? Ты еще не все сказал.

– До свидания, Сережа. Очень рад был тебя видеть. Мне так надоели незнакомые и чужие люди.

Сказав эти слова, отец пошел к кровати. Сергей попытался остановить его, но его руки прошли сквозь воздух. Только в эту секунду он понял, что с ним происходит невероятная мистификация. Но даже теперь он не испугался, хотя никогда до этого не имел дела с духами умерших людей. Ему все это казалось просто сном. Во сне обычно подобных вещей не боишься. Страшно бывает только, когда проснешься.

– Папа! – Серей не хотел кричать это, но слово вырвалось само собой.

Отец оглянулся. Сергей хотел броситься к нему, но как это обычно бывает во сне, не смог сдвинуться с места. Отец еще раз улыбнулся, но не остановился. Он подошел к кровати и опять на нее улегся. Отвернулся к стене.

У Сергея от такого к нему пренебрежения вдруг защемило обидой сердце. Он чуть не заплакал. А потом он разозлился и в свою очередь, отвернувшись от родителя, пошел к подруге и остальным. Подошел к койке, на которой все еще изрыгал фонтаны воды Димка, и снова вцепился в холодную металлическую спинку. И снова ему захотелось вырвать, потому что он опять увидел Димку, а под ним огромный таз всякого дерьма. Люди рядом почему-то шевелились медленно как в кино, когда показывают замедленные кадры. И что они говорят, Сергей тоже не мог до сих пор расслышать. И вообще вокруг было так сумрачно, словно на него одели темные очки. Но лампочки все горели исправно.

Дурной сон наяву. Только почему он все прекрасно видит и даже лучше чем как обычно. В глаза бросаются самые мельчайшие детали. И в нос бьет аромат выблеванного зимнего салата.

Сергей закрыл глаза и перестал дышать, чтобы хоть немного не ощущать этих противных и одуряющих запахов.

Когда он вновь открыл глаза, то увидел, что в палате, где он находился, стало светлее. Через секунду он явственно услышал человеческие голоса. Димкин вопль. Из него вытащили зонд, и он захлебывался от остатков воды, рыданий и слез. В тон ему подвывал парень с соседней койки.

Сергей посмотрел на свои руки. Они побелели, так крепко он вцепился в спинку кровати. Он встретил недоуменный взгляд Вали.

– Что с тобой? – спросила она. – Тебе плохо? Ты чуть не упал.

– Ты уверена, что я не падал?

– Да нет, ты все время стоял здесь. Только побледнел сильно, когда из Димки пошло, да еще закрыл глаза. Не надо было тебе идти с нами.

Сергей ей не ответил. Он оторвался от спинки, за которую все еще держался, и пошел к той кровати, на которой спал его отец.

Тот там и находился, но когда Сергей с силой стянул с него одеяло, он увидел совершенно незнакомого седого мужчину в полосатой больничной пижаме. Тот спал и на бесцеремонные действия Сергея даже не пошевелился. Молодой человек растерянно замер на месте.

– Чертовщина какая-то! – пробормотал он сам себе.

Мужик в пижаме открыл один глаз и посмотрел на Сергея. Сергей на него. Глаз был голубой. Он смотрел на Сергея, и тому показалось, что мужик смотрит на него с хитрецой, словно ему было что-то известно. Он даже подумал, что этот больной сейчас тоже будет над ним смеяться, как тот умирающий старик.

Сергей повернулся и медленно отошел прочь.

Димка был весь мокрый и без трусов, и Валя вытирала его простыней, которую сняла с кровати, на которой его промывали. Сергей подошел к ней. Ему было плохо. Ноги почти не слушались его, хотелось присесть. Но он не дал себе расслабиться и стал помогать Вале одевать мальчика. Тот уже немного успокоился, перестал плакать и только всхлипывал и вздрагивал. Когда он был одет и встал на ноги, то не смог сделать и шага, так его трясло и пошатывало. Пришлось Сергею взять ребенка на руки и понести его словно младенца через всю больницу к выходу.

Улица встретила их вечерней прохладой. Сергей несколько раз глубоко вздохнул и сразу почувствовал себя лучше. Все, что случилось с ним только что в больнице, показалось ему простым бредом выпившего человека, который попал в обстановку невероятной духоты, да еще одаренного буйной фантазией и развитым образным мышлением.

От троллейбусной остановки Больницу Скорой Помощи отделяла лесополоса. Когда они ступили на тропинку, усыпанную прошлогодними листьями, Сергею послышался чей-то смех. Нехороший такой смех. Словно кто-то чему-то радовался. Чему-то очень нехорошему. Точно также смеялся тот мерзкий старик.

– Ты слышишь? – спросил он Валю.

– Что?

– Ты ничего не слышала?

– Нет. Я ничего не слышала.

– Значит, мне показалось.

Валя посмотрела на него с удивлением, к которому примешивалось беспокойство.

– Ты сегодня какой-то странный.

– Сегодня весь день странный. Не так ли? – Валя промолчала. – Ты и сейчас ничего не слышишь?

– Ты мне хотя бы скажи, что я должна слышать?

Сергей не ответил. Крепко прижимая к себе уже заснувшего Димку, он встал на месте и завертелся, внимательно всматриваясь в темноту.

– Ты что хочешь напугать меня? – В голосе девушки появились истерические нотки. – Это такие шутки, да?

Сергей опять ей ничего не сказал. Но в глазах у него Валя увидела что-то незнакомое, чего она у него никогда не замечала. Зрачки Сергея расширились так, что всего остального в его глазах почти не было видно. А мальчика он так сильно прижал к груди, что тот проснулся и захныкал. Но Сергей словно и не заметил этого.

– Что с тобой, Сережа?!! – закричала Валя.

И опять она не получила ответа. А Сергей в это мгновение не видел и не слышал ее. В его ушах все громче и громче звучал смех. Смех был такой торжествующий и пронзительный, что хотелось закрыть уши руками и куда-нибудь спрятаться. Вдруг Валя куда-то исчезла, и он остался один. Сергей почувствовал, что-то холодное у себя на груди. Он скользнул взглядом вниз, и увидел, что вместо Димки у него в руках сидит какой-то совершенно другой ребенок с очень неприятным лицом. Сергей присмотрелся к нему и понял, что это вовсе даже и не ребенок, а лилипут. Карлик. Он посмотрел на Сергея и тоже засмеялся. Сергей с омерзением оторвал его от себя и отбросил в сторону. Карлик жалобно запищал и убежал в лес. Неприятное ощущение от прикосновения к нему, так и осталось вместе с Сергеем. Лес неодобрительно зашумел, увидев, как Сергей обошелся с карликом. Это был теперь не безобидный вечерний летний лес, а бесконечное пространство, засаженное голыми и погибшими деревьями. Дороги не было видно, этот мертвый лес был бесконечен. Между деревьями мелькают какие-то тени.

Сергей закрыл глаза, крепко сжал веки и постарался подумать о чем-то, что могло бы отвлечь его от жутких видений.

Это помогло. Когда он снова открыл глаза, все было по-прежнему. Валя опять была рядом с ним. Только теперь рядом с ней стоял Димка, он прижался к Вале и испуганно смотрел на Сергея.

Сергей тоже уставился на него. Потом на Валю. Девушка смотрела на него уже не с удивлением, а с обидой.

– Ребенка то зачем бросать? – недовольным голосом буркнула она. – Что он тебе сделал?

– Что ты такое говоришь? – не понял ее Сергей.

– Я говорю, что если тебе что-то не нравится, скажи словами, а не срывай свою злость на ребенке!

Сергею вдруг стало обидно. Так! Он, значит, возится тут с ними целый день, чуть с ума не сошел, видит какие-то галлюцинации, а с ним еще и обращаются как с последним идиотом. Злость стала рождаться откуда-то изнутри. Сначала было просто обидно, потом захотелось в свою очередь обидеть Валю.

– Слушай, – сказал Сергей злым голосом, – если тебе надо от меня избавиться, то я и сам могу уйти.

– Не говори глупостей. Тебя никто не прогоняет. Просто не надо так поступать.

– Как поступать? – Сергей уже чуть не кричал.

– Ты его бросил как собаку какую-то. Он же еще маленький. А если бы он ударился головой? Или что-нибудь сломал?

Сергей задумался. Он явно чего-то недопонимал.

– Постой, постой. Ты мне скажи, что произошло. У меня какое-то помутнение просто было. Наверно от всего этого. Больница, эти придурки все, врачи. Ничего не помню, что сейчас было. Как я его бросил?

Валя посмотрела на него с жалостью.

– Бедный Сережа! – Наконец-то она его пожалела. – Я как-то о тебе и не подумала. Ты наверно слишком близко принял все к сердцу. Но ведь ты сам захотел.

Сергей начал оттаивать. Пора было мириться. На улице уже ночь, а они все еще не дошли до остановки.

– Не знаю, что на меня нашло, – он снова захотел взять Димку на руки, но тот прижался к Вале. – Ты не обижайся. Я этого не хотел сделать. Как-то само собой получилось.

Валя что-то ему ответила, и они пошли к остановке. Настроение было подавленным, разговаривать не хотелось. Молча, они дошли до дороги, и сели в троллейбус. Также молча, ехали. Димка держался за поручни и смотрел в окно. Он уже не обижался на Сергея, но тот чувствовал к мальчику маленькую неприязнь. Из-за него он еще ни разу не ссорился с Валей.

Также почти без слов они попрощались у подъезда. Заходить к Вале домой Сергей категорически отказался. Он никого не хотел видеть, а уж тем более ее родственников.

5

В ту ночь Сергей очень сильно напился. Он не выдержал одиночества. Совершенно невозможно было остаться наедине со своими мыслями. Он так и не понял, что произошло между ним и Валей. Поссорились они или нет? И вообще, что с ним сегодня творилось такое? Галиматья, которую не хотелось даже вспоминать, упорно лезла в голову. Старик, призрак отца, этот лес с карликом. Может он сходит с ума?

Лучше всего было убежать от всего этого, забыть этот неприятный день и дождаться утра. Там все будет по-другому.

Сергей пошел к своему старому приятелю Аркадию Залетову, потому что знал, что этот парень никогда не отказывается, когда ему предлагают выпить.

Выпивка оказалась лучшим лекарством против дурного настроения и грязных мыслей. Аркадий был из тех людей, которые лечат от меланхолии лучше докторов и психотерапевтов. Он к тому же был не жаден и легко расставался с деньгами, поэтому со спиртным у них проблем не было. К трем часам ночи они оба были уже в стельку пьяными и еле-еле добрели до квартиры Сергея. С трудом открыли дверь и вошли внутрь. На кухне выпили еще одну бутылку вина. Это была «Черная смородина». Сергей упал уже после первого стакана. Аркадий допил бутылку в одиночестве.

Утром, когда Сергей проснулся, Аркадия уже не было. Он ушел. Сергей протер глаза и вдруг обнаружил, что он чувствует себя превосходно. Это было необычно. Особенно, если учесть, сколько они выпили. Сергей до пьянок был не крепок и всегда мучился сильным похмельем, даже если и пил не очень много. Сейчас он, как правило, не должен и головы поднять, но он чувствовал себя превосходно. Это было удивительно.

Он встал, совершил все необходимые утренние действия и вновь остался наедине со своими мыслями. Ничего из того, что было с ним вчера, не забылось. Наоборот, память сохранила все до мельчайших деталей. Но не злополучный день рождения вспоминался Сергею, а то, что с ним случилось, или лучше пока сказать, показалось в Больнице Скорой помощи. Перед глазами стоял образ отца.

Тринадцать лет назад, в июле Сережа был в деревне. Его увезли туда мамины двоюродные сестры. Они были тогда молодые, незамужние и веселые. Сережа с радостью согласился покинуть на пару недель душный и скучный город, тем более дома была тяжелая обстановка. Папа был в очередном запое, и жить с ним в одной квартире было почти невыносимо. Правда, его не было дома уже несколько дней, но это никого не волновало, потому что было в порядке вещей. Но вместо него в дверь звонили его коллеги по работе и спрашивали, когда он соизволит все-таки явиться на работу. Сергей, ему тогда было тринадцать лет, отвечал им, что понятия не имеет, и что ему глубоко на это наплевать. Правда последние слова он говорил, когда дверь за такими посетителями была уже закрыта. Ему и вправду было тогда все равно. Его не волновала жизнь родителей. Он был занят только самим собой и своими проблемами. А их было не мало. Как у большинства подростков его возраста. Отдых в деревне был отличной возможностью отдохнуть и нравственно и физически.

Но все вышло не так, как планировалось. Из деревни Сергею пришлось уехать уже на следующий день.

Тот день Сергею запомнился на всю жизнь. Он начался так прекрасно. Солнце светило как сумасшедшее, лучше для рыбалки и представить было невозможно. Он пошел на рыбалку с бреднем и своими деревенскими родственниками. Это было здорово. Правда, рыбы ни одной не попалось, но это не испортило чудесного настроения. После обеда собирались пойти в лес. Но когда вернулись домой и уже собирались сесть за стол, пришел почтальон и вручил телеграмму.

– Сережа, – старшая тетка подошла к мальчику, – у тебя папа умер.

Смысл сказанного не сразу дошел до Сергея. Слишком обыденным показался ему голос, сообщивший об этом.

Потом он прочел телеграмму. «Отправьте Сережу домой. Умер папа». Он не поверил этой телеграмме. Эти несколько строк показались ему лживыми. Это не ему телеграмма. Потом в голову пришла другая мысль. Папа пошутил. Это он сам отправил телеграмму. Для чего? Неизвестно! Просто это его очередная шутка. Он ведь так любит шутить. Причем никогда не стесняется в средствах. Ну конечно это он прислал телеграмму, чтобы испортить ему отдых. Может быть, он просто соскучился по Сергею? Сергей приедет домой, а там отец его встретит идиотской ухмылкой. «Здорово я тебя разыграл?» – спросит он его. И Сергей кинется на него с кулаками. «О, господи! Сделай, чтобы это все оказалась так!» Сергей знал, что это он придумал, но он свято поверил сам себе.

Домой даже не стоило возвращаться. Зачем? Ведь папа жив.

А его уже собирали в дорогу. С ним решила ехать бабушка Галя. Она по-деревенски быстро собралась в дорогу, Сергею тоже не долго было собираться. Вещей при нем почти не было никаких. И вот уже они вышли из дома, сопровождаемые сочувственными взорами теток.

– Не зря сегодня всю ночь Мухтар выл.

Кто это сказал, Сергей не понял и не увидел. Но услышал хорошо и с ненавистью посмотрел на Мухтара – злющего дворового пса, который всю свою жизнь просидел на цепи. Позже, через семь лет, Мухтар взбесится, и его придется пристрелить. Но тогда он безмятежно смотрел на Сергея, к которому уже успел привыкнуть, и чесал задней лапой за ухом.

Дорога в город была долгой. Чтобы только дойти до тракта, нужно было пройти километров восемь пешком, а попуток в это время дня не было. Шли по колхозному полю. Оно растелилось до горизонта, и от этого было похоже на пустыню. Сергею, который еще вчера восхищался бескрайними далями, оно сейчас казалось враждебным. И в то же время он молил про себя, чтобы оно никогда не кончилось. Он готов был идти вечность, потому что знал, что чем быстрее он доберется домой, тем быстрее узнает беспощадную правду. А сейчас можно было жить ложью, которую он сам себе сочинил.

В детстве всегда даже средний путь кажется долгим, но даже и он кончается. Они все-таки добрались до тракта. Солнце пекло нещадно, но ни старая женщина, ни мальчик не обращали на это внимания. Первая потому что просто не ощущала жара из-за старости лет, второй был занят только своим горем. Оно лишило его всякого другого восприятия. Впервые Сергей почувствовал, как сжимается и болит в груди сердце. Это было немножко похоже на состояние, когда сидишь на уроке и ждешь, что тебя вызовут к доске, а ты не выполнил задания. Только сейчас было намного страшнее ждать, когда тебя поставят перед черной доской и заставят выслушать правду. И все-таки надежда еще оставалась с Сергеем. А вместе с надеждой в нем еще жила боль. Эта боль не отпускала его от себя весь тот день. Когда они все-таки добрались до дороги, им очень долго не удавалось поймать попутку до города. Рейсовые автобусы проносились мимо, легковые машины им были не по карману. В конце концов остановился старенький ЗИЛ с голубой кабиной и подобрал бабушку и нескладного подростка. Шофер оказался мужчиной уже зрелым и быстро разговорился с тетей Галей. Сергей всю дорогу молчал и не проронил ни слова, даже когда его о чем-то спрашивали. Ему стало совсем плохо, когда шофер узнал, в чем дело, и зачем они едут в город, погладил его по голове. Впервые на себе Сергей ощутил людскую жалость и понял, что он теперь уже не тот, каким был еще вчера. Теперь он для людей сирота, а значит и разговор у них для него другой. Он стиснул зубы, но не расплакался, потому что еще верил, что он еще не сирота, а только жертва глупой отцовской шутки. Его вера в этот момент даже переросла в уверенность.

ЗИЛ неумолимо приближался к городу. Цифры на указателях становились все меньше. Но все равно ехали очень долго. Или ему это только показалось? Потом, став взрослым, Сергей несколько раз ездил в деревню погостить, и его удивляло, какой на самом деле короткий путь – всего два часа вместе с дорогой пешком. А тогда это казалось таким долгим. Город появился неожиданно. Машина высадила пассажиров на автовокзале, и водитель взял всего рубль, второй отказался взять наотрез. Сергей понял, что это он из-за него не взял второй рубль, и ему стало еще горше.

Дома никого не было. Квартира встретила их закрытой дверью. Сергей обрадовался. Минута, когда он все узнает, откладывалась еще на неопределенное время.

Но потом все его надежды были разбиты. Они встретили соседку, и та подтвердила правоту телеграммы. Что ж, Сергею стало даже легче. Теперь он знал, что ему больше не на что надеяться. Теперь осталось пережить несколько мучительных дней, пока все не закончится. Вечером он поехал к бабушке в другой конец города, там была мама и бабушка, отцова мать. Отца еще не привезли из морга. Сергею узнал, что его нашли несколько дней назад под стогом сена, совершенно пьяного и без сознания. Его отвезли в Больницу Скорой помощи, потому что налицо было сильное отравление алкоголем. В больнице оказалось, что отравление было не алкоголем, а неизвестным веществом. Отец пролежал несколько дней без сознания, и так как врачи не могли определить, чем именно он отравился, они не могли найти противоядия, он умер в страшных мучениях, так и не придя в сознание.

Общественное мнение причиной смерти назвало самоубийство. Кто-то поговаривал, что отца отравила любовница, кто-то добавлял, что это сделала мать Сергея, не выдержав жизни с горьким пьяницей. Слухи гудели вокруг Сергея как мухи, но он ими нисколько не интересовался. Ему было все равно. Быстрее бы все это кончилось, а эти люди с их притворными участливыми масками разошлись. Смотреть на них было противно. Сергей был близок к тому, что просто ненавидел их. Он чувствовал, что находится в центре внимания всех этих людей, и все они чего-то от него ждут. Чего? Непонятно, но слез, они от него не дождутся.

Похороны. Нет более неприятной вещи для мальчика тринадцати лет. Особенно, если хоронят близкого тебе человека. Сергей увидел грандиозный спектакль, который устроили взрослые. Впервые он увидел все так близко и во всех подробностях. Похороны ему не понравились. Прежде всего они показались ему лживыми и полными всякой не нужной на его взгляд суеты. Бабки его просто бесили со своими церковными штучками. Это его особенно поразило – ритуалы, связанные с религией. Воспитанный атеистически, он вдруг увидел вокруг себя огромное количество людей искренне верующих. И это не бабки какие-то, а нормальные взрослые советские люди, каждый из которых не один раз наверно посещал антирелигиозные лекции и иные мероприятия. Самого Сергея от всего этого поповского смрада чуть ли не тошнило. Поэтому он появился в комнате с телом только один раз, да и то поспешил выйти оттуда как можно скорее.

Это было очень давно. Сергей уже не помнил многого. Вернее делал все, чтобы ничего не помнить. Но вот сегодня он вспомнил все. Словно кадры старой киноленты перед ним пробегали те давние события одно за другим. Но как ни странно теперь они нисколько не волновали его. Да и раньше, честно сказать, они не трогали его сердце. Сергей рос достаточно равнодушным человеком. Его и сейчас волновали только собственные дела.

А ему смертельно захотелось разобраться со вчерашним случаем в больнице. Слишком все ясно и отчетливо виделось. Каждое слово отдавалось в ушах.

Сергей сел на диван и вспомнил все, что было вчера. До последнего слова.