Две истины, должно быть, чрезвычайно изумляли первые поколения христиан (потом как-то к ним привыкли): это истина о Боге, не просто едином, но и троичном (едином в Троице), а также о Боге, ставшем человеком. Эти истины также были соблазном для иудеев. С истиной вочеловечения Бога напрямую связана Мария, от Которой родился Иисус. Переход от веры в Его Божество к вере в Богоматеринство Марии не был очевидным.
Сознание того, что Матерь Иисуса Христа есть Богородица (Theotokos), проистекало из двух библейских предпосылок: 1) Евангелие называет Марию Матерью Господа; так приветствует Марию св. Елизавета в Эйн-Кареме (Лк 1, 43), ангел называет Младенца, Которого приветствуют пастухи в Вифлееме, Господом (Лк 2, 11); 2) Евангелия представляют Христа Сыном Божьим, Господом и Богом, что должно было повлиять на образ мыслей христиан о Его Матери. Во II веке Отцы Церкви ясно учили, что Сын Марии есть Бог.
Первое ясное свидетельство использования именования Theotokos (Богородица) датируется III–IV веками. Нет единого мнения, кому принадлежит пальма первенства. Одно свидетельство датируется 325 годом; оно сдержится в творениях Александра Александрийского (Послание к Александру, епископу Константинопольскому, 12). Это послание приводит Феодорит в своей Церковной истории, I, 3; PG 82, 908A): «Господь наш Иисус Христос, имевший от Богородицы (Theotokos) Марии тело истинное, а не призрачное». Второе свидетельство было обнаружено в 1917 году в Египте. Текст восходит к началу IV или к концу III века. Он напоминает известную молитву Под Твою защиту (Под Твою защиту, Sub tuum praesidium) и содержит имя Theotokos:
Под защиту Твоего милосердия прибегаем, Богородица (Theotoke). Не призри молений, (к Тебе возносимых) в скорбях наших, но сохрани нас от опасности, единая, чистая и благословенная.
Фрагмент этого папируса на греческом языке хранится в Библиотеке Джона Райландса в Манчестере; термин theotoke в звательном падеже сохранился почти неповрежденным. (Фотография этого фрагмента приводится в энциклопедии Theotokos. A Theological Encyclopedia of the Blessed Virgin Mary, by Michael O’Carroll, CSSp., Wilmington, Delaware 1983, на обратной стороне титульного листа.)
К концу IV века имя Theotokos встречается нередко; в греческой форме оно появляется у александрийцев: у св. Афанасия (+373) и в писаниях, ему приписываемых, у Дидима Слепца (+ ок. 398) и в творениях других Отцов; оно встречается также в Палестине – у Евсевия Кесарийского (+340) и св. Кирилла Иерусалимского (+396), в Аравии – у Тита Бострийского (вторая половина IV в.), в Каппадокии – у св. Василия Великого (+397), св. Григория Назианзина (+389) и св. Григория Нисского (+394), а также в области Антиохии, которая вскоре выступила на стороне Нестория – у Евстафия (+ до 377), Аполлинария Лаодикийского (+ ок. 390), Диодора Тарсийского (+ до 394) и Севериана Гавальского (+ после 408).
В латинской патристике прижилась форма Mater Dei (Божья Матерь). Впервые это выражение встречается у св. Амвросия6.
Несмотря на это, под конец двадцатых годов V века разразился спор об имени Theotokos. В этом споре родились две знаменательные личности: Несторий (+ ок. 451) и св. Кирилл Александрийский (+444). Самым значительным событием в этом споре стал Эфесско-Александрийский собор (431–433)7.
Знание исторического контекста собора помогает понять и оценить сам Собор. С социально-религиозной точки зрения, христианское общество проходило процесс романизации, а «римское» подвергалось христианизации. Christianitas и romanitas срастались в единое целое. С политической точки зрения, Римская империя расшатывалась под давлением различных народов и государств извне; кроме того, и внутри было множество конфликтов. С 395 года официально существовали Восточная и Западная империи. Росла тенденция к автономии, независимости. Римская часть Африки не составляла исключения. Возрастало напряжение между Римом, старым религиозно-политическим центром, и Константинополем, претендовавшим на аналогичный статус нового центра. Александрия поддерживала Рим, Антиохия – Константинополь. Если религиозные вопросы сосредоточивались вокруг Рима, то Константинополь отчетливо набирал политический вес; но и в церковных вопросах Константинополь приобретал все большее значение: император воспринимался как episkopos ton ektos (епископ внешних [дел Церкви]); ему принадлежало право созывать и распускать соборы, а также утверждать соборные решения. Говорилось о безошибочности императора в делах веры. Рим, обеспокоенный усиливающейся позицией Константинополя, напоминал о значении Иерусалима и Антиохии; не признавал статуса «второго Рима», присвоенного Константинополю в 381 году. Египет, стремясь к независимости от Константинополя, не только подчеркивал связи с Римом, но и возвышал значение своего Александрийского патриарха. Антиохия же была заинтересована благорасположением Константинополя. Эти две патриаршие кафедры жестко соперничали друг с другом и, как своего рода «церковные локомотивы», тащили за собой менее значимые Церкви своих регионов.
В эллинистической культуре существовало убеждение в тесной связи общественной жизни с религиозной истиной. Поэтому заблуждения по поводу Бога, Христа, Святого Духа или спасения воспринимались также как угроза для мирской общественной жизни, а ереси считались преступлением против государства, общества и человека.
Заслуживает внимания и богословский контекст споров.
1) На Востоке христианство испытало огромное потрясение, связанное с широко распространившимся там арианством – ересью, отвергавшей Божественность Христа. Хотя Никейский собор (325) осудил эту ересь и изложил ортодоксальное учение о Христе, истинном Боге и истинном Человеке, все же старые заблуждения еще долго давали о себе знать. Соотношение Божественной и человеческой природы Христа по-прежнему вызывало споры. Часто человечество Христа принижалось; утверждалось, что у Него не было разумной души, а ее место занимал Божественный Логос (ересь аполлиниризма), из этого делали вывод, что во Христе не было двух природ, а лишь одна.
2) В антиохийской среде (т. н. антиохийская школа) и в александрийской (т. н. александрийская школа) господствовали различные точки зрения на христологию. Антиохия больше внимания уделяла двойственности во Христе, а Александрия – единству. Антиохийская школа (Паулин Антиохийский, Диодор Тарсийский, св. Иоанн Златоуст, Феодор Мопсуэстийский, который, вероятно, был учителем Нестория) описывала тайну Христа по схеме Logos-Anthropos, т. е. Слово-Человек, и подчеркивала две природы во Христе, а также значение Его человеческой природы как средства спасения. Александрийская школа (помимо св. Кирилла Александрийского, также св. Афанасий Великий, Феофил, Исидор Пелусиотский) высказывалась о Христе по схеме Logos-Sarx, то есть Слово-Плоть, подчеркивая, что Слово соединилось с плотью; не всегда было понятно, означает ли в этом контексте плоть всего человека или же человека без души (замещаемой Логосом). Смысловое ударение приходилось на единство во Христе и Божественное происхождение спасения.
3) Люди опасались ложных интерпретаций. Хотя титул Theotokos и использовался до Эфесского собора, все же Диодор Тарсийский, Феодор Мопсуэстийский и другие считали, что это – неудачный термин, поскольку он вызывает языческие ассоциации (теогония, мать богов).
В этом контексте разгорелся спор между Несторием и Кириллом, а из-за них – между Константинополем (поддерживаемым Антиохией) и Александрией (поддерживаемой Римом).
Несторий был благочестивым и ревностным монахом из окрестностей Антиохии. Епископом Константинополя он стал в 428 году. Он решил очистить свою Церковь от заблуждений и ересей, в особенности от арианства. Он застал ситуацию острого спора между сторонниками и противниками имени Theotokos. Священник его епархии Мелетий объяснял верным, что лучше не называть Марию Theotokos, ведь женщина не может родить Бога. В городе поднялся шум, тем более что эти проповеди слушали монахи из Александрии, горячие сторонники этого именования. Сторонники проклинали противников и наоборот. Епископ Кизикский Прокл в присутствии Нестория пламенно защищал это именование. Слово взял Несторий. Ясно было, что он искал примирения конфликтовавших сторон. Он защищал обвиняемого Мелетия, но не осудил его противников. Он объяснял, что название «Богородица» многие действительно могут понять неправильно. Он напомнил, что это именование употребляют в неправильном значении, что его охотно использовали многие еретики: Арий, Аполлинарий, Евномий. Несторий объяснял, что во Христе есть две природы. Поэтому тот, кто исповедует, что Мария есть Christotokos, Христородица, исповедует, что Она матерь не только человека, но и Бога. Титул Christotokos он считал синтетическим, объединяющим в себе Theotokos и Anthropotokos (родительница человека). Он принимал во Христе две природы, или естества (dyo physeis, ousiai), и одно лицо, или ипостась (hen prosopon, mia hypostasis). Однако у него встречаются высказывания, ясно отвергающие правоверность Theotokos. Яростные нападки Кирилла только укрепляли протест Нестория против этого именования Марии8. Возмущенные египетские монахи услышали и хорошо запомнили, что Несторий выступает против имени Theotokos. Об этом они быстро донесли своему епископу в Александрии Кириллу. Тот отреагировал очень резко как защитник ортодоксии. Его высказывания также далеки от однозначности и тоже вызывали сопротивление. Учение о двух природах во Христе казалось ему неприемлемым, равнозначным учению о двух Христах и двух Сынах. Он столь сильно подчеркивал единство во Христе, что, казалось, он проповедует некое природное Его единство, что было неприемлемо для Нестория.
Сегодня, вникая в тот великий спор о Христе (а косвенно – также и о Марии), мы понимаем семантический источник разногласия: богословы по-разному понимали такие термины, как prosopon («лицо»), ousia («сущность»), physis («природа, естество»), hypostasis («субъект бытия»). В писаниях Кирилла есть утверждения, что во Христе – одна природа (mia physis) или одна природа из двух природ (ex hon). Богословский язык тогда еще только формировался. Памятуя об этом, следует воздерживаться от слишком суровых оценок той или другой стороны. Благодаря их колебаниям и ошибкам мы стали мудрее. В тех спорах, с их многочисленными недоразумениями и ошибками, созревал богословский язык Церкви, на котором она могла все более адекватно выражать священную тайну веры.
В римской области господствовала правильная христология, но она слабо влияла на Восток из-за плохого сообщения между поместными Церквами.
Кирилл Александрийский сообщил в Рим, а также многим восточным епископам о взглядах Нестория.
В 430 году в Александрии состоялся поместный собор, на котором Несторий был осужден за злохуления и вселенский соблазн. В том же году поместный собор, осудивший Нестория, прошел и в Риме. Папа Целестин повелел ему отказаться от своих заблуждений. Исполнителем постановлений Римского собора Папа Римский назначил Кирилла. Кирилл с большим рвением приступил к действиям. Он послал Несторию осуждающие постановления своего Александрийского собора, послание Папы Целестина и свои послания вместе с 12 анафематствованиями. Несторий ответил, что он готов слушать Папу Римского, но обвинения, которые тот выдвигает против него, к нему не относятся; в то же время он отметил, что в посланиях Кирилла содержатся заблуждения, например, о единстве природы во Христе (henosis physikē).
Константинопольский император Феодосий II созвал собор в Эфесе на Пятидесятницу 431 года (она приходилась на 7 июня). Папа послал своих легатов, но своим помощником назначил Кирилла. Тот открыл Собор 22 июня (в присутствии ок. 150 отцов, своих сторонников, хотя на Собор не успели приехать 68 епископов и Антиохийский патриарх Иоанн, а императорский сановник Кандидиан протестовал против такой поспешности). Было прочитано и одобрено Второе послание Кирилла Несторию; было также прочитано ответное послание Нестория, отвергнутое и признанное хулительным. Не было никакого анализа текстов, дискуссии и диалога. Не читались ни Третье послание Кирилла Несторию, ни 12 анафем, которые просто были присоединены к актам Собора, ни послание Папы Целестина; по ним не проходило голосование, а потому они не приобрели статуса соборного постановления; эти документы просто были включены в акты Собора. Второе послание Кирилла Несторию вошло в историю как подлинное учение Эфесского собора. К сожалению, в анафематствованиях содержались некоторые неточности. Термин hypostasis в одном случае ясно означает в них «лицо» (prosopon), а в другом – природу (physis). Собор не провозгласил никакого вероучительного определения как догмата. В отношении Богоматеринства Марии (Theotokos) было официально принято учение, содержащееся во Втором послании Кирилла Несторию. Решения Собора утвердил Папа Сикст III вскоре после своего избрания 31 июля 432 года.
Сохранился текст Второго послания Кирилла Несторию (самое важное свидетельство Предания о Богородице до 430 года)9:
Благоговейнейшему и боголюбивейшему сослужителю Несторию Кирилл о Господе (желает) всякого блага.
Некоторые своим суесловием, как слышу, хотят ослабить в твоем благочестии твое мнение обо мне, и это часто они делают, выискивая для этого то время, когда сановники составляют собрания, а иногда и потому, что этим надеются угодить твоему слуху. Они говорят такие оскорбительные слова не потому, что они обижены мною, но потому, что были обличаемы мною к их же пользе: один – за то, что притеснял увечных и бедных, другой – за то, что обнажил меч на свою мать, а третий – за то, что через свою служанку похитил у другого деньги, и всегда такой мучился подозрительностью, какой никто не пожелает самому злому врагу. Но о таких людях я не стану говорить много, дабы мои слова не переступили ту меру, какую указал Господь и учитель, а также и отцы. Нельзя никому избежать невежественной дерзости злых людей, какой бы кто ни избрал образ жизни. Они, у которых уста полны клятвы и горечи (Пс 35, 4; 13, 4), дадут ответ Судии всех. А я обращусь опять к тому, что более всего прилично мне: и теперь тебе, как брату в Господе, напоминаю, чтобы ты в поучительных словах своих со всякою внимательностью предлагал народу учение веры и имел в мыслях, что соблазнить и единого из меньших, верующих во Христа, заслуживает непощадный гнев Бога. И если теперь так много есть смущенных, то как нам не употребить всего старания не только для исполнения обязанности благоразумно прекратить соблазн, но и предложить здравое слово веры тем, которые ищут истины? Для этого самым правильным делом нашим будет то, если мы, обратившись к словам святых отцов, постараемся принять их за главное руководство и, испытывая, по слову Писания, самих себя, аще в вере есмы, наши собственные рассуждения будем, сколько можно, вернее соображать с их верными и непорочными мыслями.
Так святой и великий Собор изрек, что единородный Сын Бога Отца, родившийся от существа Его, Бог истинный от Бога истинного, свет от света, которым Отец все сотворил, сошел с небес, воплотился и вочеловечился, страдал, воскрес в третий день и восшел на небеса. Этим словам и догматам должны следовать и мы, вникая мыслью в значение слов: Бог Слово воплотился и вочеловечился. Мы не говорим, что естество Слова, изменившись, стало плотью, ни того, что оно преложилось в целого человека, состоящего из души и тела; но говорим, что Слово, соединив с собою в единстве лица тело, одушевленное разумною Душою, неизреченно и непостижимо для нашего ума, стало человеком, сделалось Сыном человеческим не волею одною и благоизволением, не воспринятием только лица; а говорим, что естества, истинно соединенные между собою, хотя различны, но в соединении обоих этих естеств есть один Христос и Сын. Это мы представляем не так, что в этом соединении уничтожилось различие естеств, но божество и человечество при неизреченном и неизъяснимом соединении пребыли совершенными, являя нам единого Господа Иисуса Христа и Сына.
Таким образом, говорим, что сущий и рожденный от Отца прежде веков по плоти родился и от Жены не так, чтобы Божественное естество Его приняло начало бытия в Святой Деве, и не так, чтобы Он после рождения от Отца имел нужду родиться от Нее. Ибо безрассудно и легкомысленно было бы говорить, что Тот, Который прежде всех веков всегда пребывает со Отцом, еще имеет потребность родиться, чтобы начать Свое бытие. Так как Он ради нас и ради нашего спасения родился от Жены, соединив с Собою, в Свою ипостась, естество человеческое, то поэтому и говорится, что Он родился плотью. Это не так, что прежде родился от святой Девы простой человек, а после сошло на Него Слово; но Оно, соединившись с плотью в самой утробе, родилось по плоти, усвоив себе плоть, с которою родилось. Таковым же мы Его исповедуем и в страдании, и в воскресении: не говорим, что Слово Бога по своему естеству подвергалось ударам, язвам гвоздиным и прочим ранам, потому что Божественное естество, как бестелесное, не причастно страданию. Но так как всем этим страданиям подвергалось Его Тело, которое есть его собственное, то мы и говорим, что Слово страдало за нас, потому что бесстрастный был в страдающем теле.
Равным образом мы разумеем и смерть Его; бессмертно по естеству, нетленно, жизнь и животворяще есть Слово Бога. Так как Его Тело благодатию Божиею, как говорит Павел, за всех вкусило есть смерти (Евр 2, 9), то говорим, что Оно за всех претерпело смерть; не то, что Оно подверглось смерти по своему естеству – говорить и думать так было бы безумно, а то, что Его Тело, как я сказал уже выше, вкусило смерть. Также, когда говорим, что воскресло Тело Его, опять к Нему же относим воскресение не так, чтобы Он подвергался тлению, нет, а так, что Его Тело воскресло.
Таким образом, мы исповедуем Христа единым и Господом не так, чтобы мы поклонялись Слову и вместе с тем поклонялись еще какому-то человеку; никакого представления о раздельности здесь не вводится при слове «вместе», но поклоняемся Единому и Тому же, потому что не есть что-либо особое от Слова Тело Его, с которым Он сидит вместе с Отцом, не два сына сидят вместе со Отцом, но один, соединенный со Своею плотью. Если бы мы стали отвергать ипостасное соединение как что-то непонятное и странное, то мы должны бы были признать двух сынов, потому что тогда необходимо было бы сделать разделение и одного называть собственно человеком, удостоенным звания Сына, а другого – собственно Словом Бога, как имеющего имя и достоинство сыновства по Своему естеству. Посему не должно разделять единого Господа Иисуса Христа на два сына. Правое учение веры нисколько не поддерживается и тем, что некоторые считают за лучшее допустить соединение лиц, потому что Писание говорит, что «Слово плоть бысть» (Ин 1, 14), а не то, что Слово соединило с Собою лицо человека. Выражение «Слово плоть бысть» [Слово стало плотью]означает только то одно, что Слово приискренне приобщися нашей плоти и крови (Евр 2, 14); наше тело Оно усвоило Себе, и от Жены произошел человек, не перестав быть Богом, рожденным от Бога Отца, и при восприятии плоти пребыв тем, кем Он был.
Таково учение правой веры, повсюду исповедуемой. Так мыслили святые отцы, как находим в их писаниях. Они дерзновенно говорили, что Святая Дева есть Богородица не потому, что естество Слова или Божество Его началось по бытию от Святой Девы, но потому, что от Нее родилось Святое Тело, имеющее разумную душу, – таким образом, Слово, соединившись с ним ипостасно, родилось по плоти [здесь и далее подчеркнуто о. С.Ц. Напюрковским]. Пишу к тебе эти слова, побуждаемый любовью во Христе, и, как брату, советую тебе и умоляю пред Богом и святыми ангелами Его одинаково с нами мыслить и учить, дабы сохранился мир Церквей и чтобы союз единомыслия и любви пребывал неразрывным между священниками Божиими.
Одобренное Эфесским собором Второе послание Кирилла Несторию ясно утверждает ипостасное единство человечества Христа со Словом Божьим, то есть субстанциальное единство. В послании говорится не о природном соединении, но об ипостасном. В нем четко и многократно говорится о том, что нет двух сынов, но один Сын. Из такой христологии делается вывод о Марии, что она – Матерь этого Сына. (Кирилл не поднимает здесь вопроса о том, верно ли именование Christotokos.) Второе послание Кирилла Несторию оставляет непроясненным вопрос о взаимном отношении обоих естеств во Христе.
Кроме этого послания в деяния Эфесского собора были включены анафемы Кирилла против Нестория. Они сыграли значительную роль в истории богословия. Их часто принимали за учение Эфесского собора, хотя он не утвердил их как собственное учение.
Через четыре дня в Эфес прибыл Антиохийский патриарх Иоанн с 50 сирийскими епископами, которых называли «восточными» (всего в эту группу входило ок. 100 епископов). Их очень задела поспешность Кирилла. На оппозиционном соборе они низложили как Нестория, так и Кирилла. Они осудили Кирилла за поведение, несогласное с канонами, а также за арианские и аполлинаристские заблуждения, содержащиеся в Анафематствованиях. 10 июля снова собралось большинство Собора, сторонники Кирилла. Они призвали Иоанна присоединиться, однако он ответил, что нужно подождать нового комита императора. Кириллово большинство с этим не согласилось и отлучило Иоанна вместе с его сторонниками. У Собора не было права распуститься без императорского чиновника. Тот прибыл вскоре (в начале августа), и не будучи в состоянии примирить стороны, представил декрет императора о низложении и Кирилла, и Нестория, вместо которого поставил Максимиана. Кирилл бежал в Александрию, а Несторий должен был вернуться в свой монастырь. Его изгнали оттуда в оазис Ибис в Ливийской пустыне. Папа принял назначение нового архиепископа Константинополя и утвердил решения кириллова большинства.
Эфесский собор завершился, скорее, исторически, чем содержательно. Он оставил непроясненным вопрос о соотношении двух природ во Христе. После низложения Кирилла и Нестория меньшинство отцов, сторонники Иоанна Антиохийского, выработало краткий христологический текст, вероятно, под руководством Феодорита Кирского. Это своего рода малое исповедание веры было предложено посланнику императора:
Итак, мы исповедуем, что Господь наш Иисус Христос, Единородный Сын Божий, есть совершенный Бог и совершенный человек, (состоящий) из разумной души и тела, что Он рожден прежде веков от Отца – по Божеству, а в последнее время, ради нас и ради нашего спасения – от Марии Девы по человечеству; что Он единосущен (homoousios) Отцу по Божеству и единосущен (homoousios) нам по человечеству; ибо (в Нем) совершилось соединение двух естеств. Почему мы и исповедуем одного Христа, одного Сына, одного Господа. На основании такого неслиянного соединения мы исповедуем Пресвятую Деву Богородицею (Theotokos), потому что Бог Слово воплотился и вочеловечился и в самом зачатии соединил с собой Храм, от нее воспринятый10.
Император посчитал этот текст хорошим богословским основанием для примирения. Многочисленные попытки привели к успеху. 12 апреля 433 года Кирилл подписал это исповедание с добавлением, касающимся богословских высказываний о свойствах Христа как Бога и как человека:
Известно, что знаменитые богословы одни из евангельских и апостольских изречений о Господе обыкновенно делают общими, как принадлежащие одному лицу, другие же, по причине различия двух естеств, принимают раздельно, и те из них, которые приличны Богу, относят к Божественности, недостойные же Бога – к Его человечеству11.
Орос, подписанный в Александрии, вошел в историю под именем Формула согласия (Formula unionis)12. С богословской точки зрения, она завершила Эфесский собор. Папа Сикст III утвердил Laetentur Coeli 12 апреля 433 года как формулу объединения, а впоследствии – и все вероопределение, которое вновь подтвердил Халкидонский собор 451 года как Эфесский символ веры. Поэтому иногда говорится не об Эфесском соборе, а об Эфесско-Александрийском. Кирилл сделал значительную уступку, соглашаясь ясно говорить о двух природах во Христе. Менее чем через двадцать лет, к этому вопросу вернулся Халкидонский собор. Если Эфесский собор подчеркнул единство Христа, то собор в Халкидоне – двойственность природ во Христе следующими словами:
все согласно поучаем исповедовать… одного и Того же Христа, Сына Господа, единородного; в двух естествах неслитно, неизменно, нераздельно, неразлучно познаваемого, – так что соединением нисколько не нарушается различие двух естеств, но тем более сохраняется свойство каждого естества и соединяется в одно лицо и одну ипостась, – не на два лица рассекаемого или разделяемого, но одного и Того же Сына и единородного Бога Слова, Господа Иисуса Христа, как издревле пророки и как Сам Господь Иисус Христос научил нас и как передал нам символ Отцов наших13.
Часто об Эфесском соборе говорят как о посвященном Марии. История и богословие этого собора указывают на то, что это был исключительно христологический собор. В нем отразились и решались споры о единстве и двойственности во Христе. Защита Его единства (один Сын!) привела к выводу, что Мария – Матерь Бога (Слова, ставшего человеком). Это возымело огромное значение для мариологии и для христианского благочестия, вдохновило глубокое почитание Богородицы.
А если бы Мария не дала согласия на Боговоплощение? Если бы она не высказала своего Fiat! Да будет мне по слову твоему? Стало ли бы тогда Слово плотью? Свершилось ли бы искупление?
Библия не дает ответа на так поставленный вопрос. Однако можно приводить аргументы, что воплощение все равно состоялось бы: ведь у Бога есть разные возможности осуществления Своего замысла; Он мог бы избрать другую женщину; Он мог бы стать человеком без посредства женщины…
Но в христианском Предании можно найти свидетельства веры в то, что Бог поставил Свое воплощение в зависимость от Fiat Марии. Например, св. Бернард Клервоский (+1153), величайший проповедник Средневековья, убеждает нас и просит Марию, чтобы Она согласилась на Воплощение. Это предполагает у него уверенность во внутренней взаимообусловленности согласия Марии и Боговоплощения. В проповеди на евангельские слова Послан был ангел… читаем:
[…] пусть же и мы услышим от Тебя радостный желанный нами ответ […] Ты слышала, что зачнешь и родишь Сына; Ты слышала, что не от человека, но от Духа Святого. Ангел ждет ответа, ибо уже время ему вернуться к Богу, пославшему его. Владычица, и мы ждем слова милости, ибо ужасно угнетает нас осуждающий приговор. Вот, Тебе предложен выкуп за наше спасение; если Ты примешь это предложение, тотчас будем искуплены. Вечным Словом Божьим мы призваны к жизни, но вот – мы должны погибнуть. В Твоем смиренном ответе – спасение и возрождение нашей жизни. Милостивая Дева, слезно умоляет Тебя Адам и все семя его, изгнанное из рая; умоляет Тебя Авраам, умоляет Давид. Умоляют об этом все другие Отцы, Твои Отцы; ведь и они пребывают в юдоли смертной тени. Ожидает этого весь падший мир, припав к Твоим стопам. И справедливо, ибо на устах Твоих повисло утешение скорбящих, искупление рабов, освобождение приговоренных, наконец, спасение всех чад Адама, всего рода Твоего. Отвечай же, Дева, отвечай немедля! Владычица, скажи слово, которого алчет земля, жаждет преисподняя, чают даже небожители! Также и сам Царь и Господь всяческих, возжелавший красоты Твоей, так возжелал Твоего согласия, что поставил от него в зависимость спасение мира […] Отвечай же скорей ангелу, а через него – Господу. Изреки слово и прими Слово. Скажи свое и зачни Божье; произнеси преходящее и зачни Божье; изреки временное и восприми вечное. Что же Ты медлишь? Чего страшишься? Веруй, исповедуй и прими! Пусть смирение решится, и пусть кротость доверится! Никак теперь не приличествует, чтобы девичья простота забыла о благоразумии. Дева благоразумная, ныне не отступай перед дерзновенным решением, ибо хоть и мила скромность молчания, но необходимо милосердие слова. Святая Дева, раскрой сердце вере, уста – исповеданию, утробу – Творцу. Вот Он, желанный всеми народами, стучит вне в Твои двери. Если промедлишь и Он пройдет мимо, то вновь в скорби будешь искать Того, кого любит душа Твоя. Встань, беги, открой! Встань в вере, беги в благочестии, открой в исповедании14.
Вся история спасения Ветхого Завета вела ко Христу; вся история спасения Нового Завета исходит из Христа. В Воплощении смыкаются оба Завета. Нет более важного события в истории спасения, да и во всей мировой истории: это средоточие истории спасения, человечества и мира. Здесь, в этом сердце истории Бог установил Марию и в Ней осуществил Воплощение.
Христиане с восхищением смотрят на эту «политику» (или «икономию») Божью. Радостно и благодарно они славят Бога за все, что Он делает для нас: за Воплощение и за Марию, Место Воплощения, Богородицу, за Ее избрание, за приготовление Ее, освящение, облагодатствование и исполнение Ее Святым Духом, за все величие, которое Он сотворил Ей.
Благодаря Богоматеринству Мария стала Дщерью Отца Небесного особым образом; Он избрал Ее для исполнения этого замечательного служения.
Поскольку Она зачала от Святого Духа, осенившего Ее, мы почитаем Ее как Невесту Святого Духа и Его Храм. Неслучайно Она считается покровительницей харизматического обновления. Дух Святой использовал Ее на протяжении всей истории христианства, в особенности в XX веке, через Нее призывая людей к обращению (вспомним многочисленные богородичные явления).
Наиболее удивительны отношения между Христом и Марией. Слово Божье сделалось Ее Сыном, она же стала Его Матерью. Есть только один Сын – небесного Отца и Марии; нет двух сынов: якобы один – Бога Отца, а второй – Ее. Великие средневековые богословы были так этим изумлены и так интеллектуально беспомощны перед этим фактом, что не решались признать настоящего сыновнего отношения воплощенного Слова к земной матери. Они признавали действительное материнство Марии в отношении воплощенного Слова, но не решались признать действительного сыновства… Они принимали только мыслимое сыновнее отношение. Блаж. Иоанн Дунс Скот (+1308), францисканский богослов, встретился с огромным сопротивлением, когда выступил с тезисом, что сыновнее отношение воплощенного Слова к Матери не только мыслимое, но и реальное. Против него выдвигался главный аргумент: если бы сыновнее отношение Слова к Марии было реальным, это означало бы, что в вечном Слове Божьем произошло нечто, чего в Нем ранее не было, вводилось бы изменение в Неизменного. Мы не в состоянии разрешить эту трудность. Если нам приходится слышать иногда о Тайне Богоматеринства, то здесь речь идет, прежде всего, именно об этом вопросе. Мы верим, что Мария – Матерь Сына Божьего, поскольку один и тот же есть Сын Бога и Сын Марии, но до конца понять мы этого не можем. THEOTOKOS кроет в себе неисследимую Тайну. Христианин преклоняется перед ней, воспевает ее, восхищается ею, созерцает ее и радостно славит Господа.
Отцы Церкви, размышляя о связях Марии со Христом, особенно о Ее согласии на Воплощение, заметили параллель между Евой и Адамом, с одной стороны, и Марией и Христом – с другой. Иногда эта параллель представляется в краткой формуле: Ева – Мария. Это пример того, как Отцы мыслили, скорее, символами, нежели абстрактными категориями. Святые Отцы указывали как на сходство Евы и Марии (обе – матери живущих, и та и другая – рядом с Адамом, ведь Христос есть Новый Адам), так и на их различия (первая непослушанием вызвала погибель, вторая верностью и послушанием вызвала спасение; отсюда и изречение: Смерть через Еву, жизнь через Марию – Mors per Evam, vita per Mariam).
Первым из Отцов, кто поднял эту тему, был святой Юстин (+ ок. 165), он сделал это в Диалоге с Трифоном иудеем15:
[Сын Божий] чрез Деву сделался человеком для того, чтобы каким путем началось преступление, происшедшее от змия, таким же получило оно и свое разрушение. Ибо Ева когда была девою и невинною, принявши слово змия, произвела неповиновение и смерть; а Мария Дева, принимая веру и радость, когда ангел Гавриил принес Ей радостную весть, что «найдет на нее Дух Господень и сила Всевышнего осенит ее, посему и рождаемое от нее святое есть Сын Божий», отвечала: «Да будет Мне по слову твоему».
Отцы восхищаются прекрасным кругом домостроительства спасения: зло побеждено благодаря некоему повороту течения истории (recirculatio) и воссоединению всего во Христе как Главе творения (recapitulatio). Первым в этом ряду стоит св. Ириней (+ ок. 202):
Мария Дева оказывается послушною, когда говорит: «се раба Господня; да будет Мне по слову твоему». Ева же (была) непослушна, ибо не оказала послушания, когда была еще девою. Как она, имея мужа Адама, […] оказала непослушание и сделалась причиною смерти и для себя, и для всего рода человеческого; так и Мария, имея предназначенного мужа, но оставаясь Девою, чрез послушание сделалась причиною спасения для Себя и для всего рода человеческого.
И поэтому обрученную мужу, хотя она оставалась еще девою, закон называет женою обрученного, сим указывая на движение в обратном направлении (recirculatio), от Марии к Еве; потому что связанное не иначе могло разорваться, как чрез разрушение соединяющих связей16.
Христиане разделенных Церквей – католики, православные, протестанты – объединяются вокруг Марии как Богородицы. Католики и православные принимают определения Эфесского собора как догмат веры, исповедуют Марию Богородицей и многообразно почитают Ее: в молитвах, песнопениях, в названиях храмов, в поминании и прославлении Ее за богослужением, в иконах, статуях, образах… Англиканские и традиционные протестантские Церкви (лютеране и реформаты) признают имя Богородица, а слова был зачат от Духа Святого, родился от Девы Марии произносят на богослужении, читая Credo – древнее исповедание веры. Но, в отличие от католиков и православных, не призывают Ее молитвенно, не обращаются к Ней со словами Молись о нас, не читают Под Твою защиту. Их аргументы таковы: 1) Молитвенное призывание святых и Богородицы не заповедано в Священном Писании, а что не заповедано, то запрещено; 2) Опыт показывает, что не следует соглашаться на молитвы святым и Марии, поскольку это сразу же приводит к злоупотреблениям. В современных экуменических диалогах рассматриваются эти и подобные случаи недоразумений. Но в целом Theotokos объединяет христиан.