Богини далеких странствий - читать онлайн

Татьяна Прончищева – первая полярная путешественница

Долгое время ее ошибочно называли Марией. Но недавно удалось выяснить, что первую русскую полярную путешественницу и участницу Великой северной экспедиции Витуса Беринга звали Татьяной Федоровной Прончищевой (1710–1736). Однако ради чего молодая и красивая женщина отправилась в край полярной ночи и вечной мерзлоты, навстречу собственной гибели? Любовь, долг или желание увидеть неведомые земли стали тому причиной?

На карте Крайнего Севера есть ее имя… Уютное и ласковое, оно дано не скалистому и нелюдимому острову, не ревущему холодными водами проливу и даже не мысу – отчаянному прорыву земли в сторону океана, а бухте, пусть даже далеко не самой обжитой. Но все равно символично: в бухту, как домой, стремится сердце моряка, чтобы получить у судьбы короткую передышку перед новой дорогой. Она, эта бухта, притаилась на восточном побережье полуострова Таймыр, омываемого водами Северного Ледовитого океана. А по соседству…

Да, кстати, давайте посмотрим, чьими именами на карте отмечены географические названия тех мест: мыс Челюскин, море Лаптевых, мыс Прончищева, остров Ушакова, остров Врангеля, пролив Лонга, Баренцево море, Берингов пролив, мыс Дежнева… И здесь же каким-то нарушением привычной логики бросается в глаза женское – бухта Марии Прончищевой, первой русской полярной путешественницы, бороздившей арктические воды на исследовательском судне «Якутск» в составе Великой северной экспедиции Витуса Беринга.

Но… почему все-таки Мария?

«Итак, она звалась Татьяной, – быть может, воскликнул исследователь и журналист В. Богданов и уточнил: Татьяной Федоровной Кондыревой, по мужу Прончищевой». В 1983 году в Центральном государственном архиве древних актов ему удалось найти документ, открывший подлинное имя легендарной Марии Прончищевой.

Надо сказать, что саму бухту отметил на карте через четыре года после смерти Татьяны, в 1740 году, отряд выдающегося исследователя Севера Харитона Прокофьевича Лаптева. Имя же ей дали еще через 173 года, причем стараниями экспедиции российских военных гидрографов во главе с Б.А. Вилькицким, которые в 1913 году исследовали восточное побережье Таймыра на ледокольных транспортных судах «Таймыр» и «Вайгач».

Ну а как все-таки вышло, что Татьяну «перекрестили» вдруг в Марию?

Вполне убедительную гипотезу высказал известный полярник и писатель З. Каневский. Он предположил, что вначале военные гидрографы, решив увековечить память своей выдающейся соотечественницы, назвали ее именем один из мысов на берегу бухты в восточной части полуострова. Со временем от слова «мыс» осталась только «м», которую потом расшифровали как начальную букву едва ли не самого популярного и любимого в России женского имени, и она перекочевала в название самой бухты Марии Прончищевой. Вот так. Во всяком случае, доподлинно известно, что единственной женщиной, которая участвовала в Великой северной экспедиции 1733–1743 годов, была именно Татьяна Федоровна Прончищева.

Ее выбор – ее воля

Что определило судьбу Татьяны Прончищевой, неординарную даже для того, уже просвещенного века? Любовь? Верность и чувство долга? Жажда странствий, наконец?

Ответ мы не узнаем никогда. Мы можем только путем сопоставления данных, причем весьма скудных, и фактов биографии, более чем ограниченных, строить предположения. Но известная истина «Посеешь характер – пожнешь судьбу» может дать представление о цельности натуры, упорстве, выносливости и твердой воле этой уникальной русской женщины, променявшей «многие лета» беззаботной жизни в уютной среднерусской усадьбе, этаком «дворянском гнездышке», на краткий миг счастья рядом с любимым.

Быть может, именно тогда, когда юная Татьяна Кондырева пошла под венец с милым ее сердцу гардемарином Василием Прончищевым, она со свойственной ей ясностью мыслей сделала свой выбор. И, сказав пред аналоем свое твердое «Да», девушка уже знала, что «и в горе и в радости» останется до конца, до смертного часа рядом с суженым. Традиционная роль морячки, соломенной вдовы, ее не устраивала.

Они были красивой парой. Она – хрупкая брюнетка небольшого роста, с умными выразительными миндалевидными глазами на немного скуластом личике, возможно, доставшемся ей в наследство от прапрадеда-степняка. Он – блондин с буйными кудрями, бравый офицер «гнезда Петрова». Биографических сведений о нем, как и о ней, немного. Но даже по тем немногочисленным материалам можно сделать вывод, что Василий был человеком весьма и весьма достойным.

Василий Прончищев родился в 1702 году в самом сердце России – в 150 верстах к югу от Москвы, в Тарусском уезде – пятым из шести сыновей в мелкопоместной дворянской семье ротмистра Василия Парфеновича Прончищева. Как только ему исполнилось 14 лет, его определили на учебу в Московскую школу математических и навигационных наук, а год спустя он был переведен в Морскую академию в Санкт-Петербурге. Зимой гардемарины изучали теорию. Летом проходили практику на кораблях Балтийского флота. Туда Прончищев и был определен на службу в 1718 году. В 1722–1723 годах он принимал участие в Персидском походе Петра I на Каспии.

После смерти Петра многие его начинания пытались если не похоронить, то хотя бы отложить на неопределенный срок, чего нельзя сказать о таком его детище, как Великая северная экспедиция (1733–1743), официальное название – Вторая Камчатская, под руководством капитан-командора Витуса Беринга. Организованная по замыслу Петра I, экспедиция стала естественным продолжением Первой Камчатской и имела задачей проложить Северный морской путь из Архангельска на Камчатку, в Японию и Америку, а также нанести на карту российское побережье Северного Ледовитого и Тихого океанов.

В ходе этой поистине великой исторической миссии была составлена карта российских территорий, описаны все северные и восточные морские границы империи от Архангельска до Охотска, а также огромные внутренние пространства Восточной Сибири, Курильские и Алеутские острова, разведаны пути в Японию и Америку и собраны уникальные сведения о природе и истории Сибири и Дальнего Востока. Кроме того, были открыты Таймыр, Ямал, Аляска, Алеутские, Командорские и многие другие острова. Она стала самой крупной исследовательской экспедицией в истории человечества, осуществленной силами одной державы. В результате ее деятельности владения Российской империи распространились на три части света: Европу, Азию и Америку. Во время экспедиции российские корабли «Св. Петр» и «Св. Павел» под командованием В. Беринга и А. Чирикова впервые в отечественной истории совершили трансокеанское плавание и достигли берегов Америки.

Соответственно, экспедиция потребовала привлечения огромных материальных и людских ресурсов. 13 кораблей, которые были построены в Архангельске, Тобольске, Якутске и Охотске, обслуживали семь исследовательских отрядов. Последние были в достаточной степени обеспечены оборудованием и провиантом, а экипажи укомплектованы.

Итак, в апреле 1732 года императрица Анна Иоанновна подписала указ об организации экспедиции, а в июне того же года Беринг подал в Адмиралтейств-коллегию рапорт о назначении в ее состав офицеров, солдат и матросов. В именном реестре упоминается и получивший чин лейтенанта Василий Прончищев, которому было поручено возглавить один из семи отрядов – Ленско-Енисейский. Следует отметить, что Берингу давалось право самому назначать начальников отрядов, так что факт назначения Василия Прончищева начальником самостоятельного отряда свидетельствует о том, что он был волевым командиром и прекрасным моряком, и эти качества определяли его репутацию. В данном случае слово «карьера» было бы неуместно, поскольку люди отправлялись в неизвестность, в столь дальние и суровые края, что правильнее было бы сказать: на верную смерть.

Супруги Прончищевы. Антропологическая реконструкция

Тысячи верст предстояло ехать на лошадях да плыть на кораблях, и один только путь мог занять больше года. К тому же никто не знал, в какие места они направляются, да и Россия ли там.

Не Россия? Тогда новые края должны ею стать… Это было целью и смыслом.

Василию Прончищеву достался самый трудный участок работы. Отряду поручалось составить карту территории между сибирскими реками. С этой целью под его командование было передано построенное в Якутске к лету 1735 года парусно-гребневое судно, которое было названо в честь места постройки – «Якутск», и экипаж из 50 человек, куда, кроме матросов, входили штурман С. Челюскин, геодезист Н. Чекин, подлекарь и иеромонах. Вместе с Прончищевым отправилась в далекие неизведанные края его молодая жена, ставшая первой в истории полярной путешественницей.

Медовый месяц во льдах

Для молодых супругов Прончищевых, Василия и Татьяны, это путешествие в неизвестность стало в какой-то степени свадебным.

Итак, в 1733 году они поженились. И, похоже, не просто по любви, а по очень большой Любви. Татьяна была на восемь (а по другой версии – на одиннадцать) лет моложе своего избранника.

Исследователь В. Богданов по косвенным признакам установил, что родилась Татьяна Прончищева в 1710 году в селе Березове Алексинского уезда Тульской провинции. Ее отец Федор Степанович Кондырев среди других земель владел селом Лысым. Неподалеку находилось Тарбеево – родовое имение отца Василия Прончищева. Кондыревы и Прончищевы были не только соседями, но и сводными родственниками: тетка Татьяны вышла замуж за дядьку Василия. Из чего можно сделать вывод, что знакомство будущих супругов произошло еще в детстве.

Дальше последовала цепь вполне целенаправленных событий. Вот что рассказывает В. Богданов: «Быстро промелькнул медовый месяц. Счастливые молодожены приехали в Москву. Остановились здесь в небольшом доме родителей Татьяны. В архиве сохранилась такая запись. «Июня 28 дня 1733 года Татьяна Федоровна дочь Кондырева» принесла в московскую контору поместного приказа челобитную: «В нынешнем, 1733 году мая 20 дня мать ее вдова Василиса Петровна да брат родной Федор Федоров сын Кондыревы по ее воли выдали ее замуж морскаго флоту лейтенанта за Василия Васильева сына Прончищева…» Даже по этой бумаге видно, что чувства переполняли Татьяну. Она сама намекала, мол, не выдавали меня замуж, не заботясь о моих чувствах, а сама я вышла за Василия по горячей любви.

Как сам Василий Васильевич отнесся к «прихоти» супруги следовать за ним туда, откуда, быть может, не суждено вернуться? Наверное, как разумный человек он возражал, был несговорчив, ну так ведь и она упряма, и она от своего не привыкла отступаться, тем более когда на карту… пусть даже это карта величайших географических открытий, поставлена любовь всей ее жизни, а значит, и сама жизнь. А коли так – уступил капитан. Да не просто, а с риском для себя самого. В рапорте, отправленном им в Санкт-Петербург, подробно сообщалось о завершении строительства, о подготовке похода. Однако ни словом не упоминалось об одной маленькой детали, которую можно было квалифицировать, с одной стороны, как важное историческое событие, а с другой – как тяжкое должностное преступление: в состав экспедиции и экипажа корабля впервые в мире была зачислена женщина. Сказывали, что за нее вступились и участники экспедиции, все сорок девять человек, они заверили командира, что никто никогда не узнает об участии его жены в путешествии.

И не узнали бы, если б не время…

Но пока стояло лето 1733-го, и из столицы Российской империи по пути протяженностью десять тысяч верст отправились в неведомую страну Сибирь более пятисот моряков, ученых, других членов экспедиции. И среди них одна женщина, молодая, красивая, которая могла бы стать украшением любого бала, но… на то была ее и Божья воля. Каким был их маршрут? Сначала Тверь, где запасы и снаряжение погрузили на речные суда. Больше месяца они следовали по Волге до Казани, откуда караван направился к устью Камы и вверх по ней до селения Оса. Потом по зимней дороге участники экспедиции добрались через Уральские горы до Тобольска на Иртыше, а оттуда вместе с грузом по Иртышу, Оби и Кети до села Маковского. От него 110 верст добирались сушей до порта Енисейска, откуда на речных судах по Енисею – Ангаре – Илиму… Затем 150 верст по суше до Усть-Кута на Лене и, наконец, по ней до Якутска, где были заложены бот «Иркутск» и дубель-шлюпка «Якутск». Их спустили на воду 23 мая 1735 года. «Якутск», которым командовал лейтенант Прончищев, представлял собой двухмачтовое судно длиной семьдесят футов, шириной пятнадцать, осадкой около семи (21,35; 4,57 и 2,1 м), оснащенный также двенадцатью парами весел.

В это время в Якутске находились и другие женщины: жена Беринга Анна Матвеевна, жена его ближайшего помощника Алексея Чирикова, иные жены моряков, но они так и остались на берегу, на борт же взошла только Татьяна Прончищева.

29 июня 1735 года корабль под командованием Василия Прончищева покинул Якутск. Его сопровождали речные барки-дощаники с запасами продовольствия. Одновременно вышел и бот «Иркутск»; на борту его находился отряд, которому предстояло нанести на карту побережье к востоку от Лены. Больше месяца понадобилось экспедиции, чтобы пройти путь от Якутска до устья Лены. 2 августа путешественники достигли острова Столб. Отсюда на восток, север и запад расходятся протоки. Прончищеву выгоднее всего было пройти Крестяцкой, которая вела на запад, но поиски фарватера в ней из-за спада воды не увенчались успехом, поэтому он решил вести судно Быковской протокой на юго-восток. 7 августа «Якутск» стал на якорь в ее устье, ожидая благоприятного ветра. Здесь провиант и прочие припасы были перегружены с дощаников на борт. На шестые сутки погода улучшилась, и Прончищев повел судно в обход Ленской дельты.

Встретившийся на пути мореходов мелкобитый лед не препятствовал плаванию, однако обход дельты Лены, причем от ее юго-восточной части до юго-западной, значительно удлинил путь и занял довольно много времени. Но плавание это не осталось бесследным для науки: Прончищев нанес на карту Ленскую дельту в ее истинных очертаниях. Когда «Якутск» заканчивал обход дельты, погода резко ухудшилась: ударили морозы, пошел снег. Такелаж обледенел. Но, несмотря на плохую погоду, Прончищев повел корабль вдоль берега на запад и 25 августа подошел к устью реки Оленек.

Прончищев решил зимовать, собственно, выбора и не было: в корпусе судна открылась довольно сильная течь. После промера глубин в протоках дельты Оленека корабль направился к небольшому селению Усть-Оленек, которое до наших дней сохранилось на правом берегу реки. Однако едва «Якутск» приблизился к селению, его обитатели немедленно скрылись. Высадившиеся на берег моряки нашли только одного человека и уговорили его прийти в гости на дубель-шлюпку, чтобы убедиться в мирных целях отряда. Житель полярного поселка объяснил исчезновение своих земляков тем, что они боялись заразиться от пришельцев оспой.

Прончищева не удовлетворили эти объяснения, он понимал, что истинная причина крылась в другом. В своем рапорте Адмиралтейств-коллегии он написал, что люди покинули селение, так как «от нападения или разорения страх имели».

Маршруты Прончищева в 1735 и 1736 гг.

Усть-оленекский абориген вернул своих односельчан в их дома. Отношения отряда с местными постепенно стали налаживаться. Вот тут-то и пригодилось присутствие в отряде женщины.

Татьяна Федоровна показала себя мудрой переговорщицей, к тому же сам факт присутствия ее среди военных стал убедительным аргументом в пользу мирных намерений незнакомцев. Люди в поселке жили в тесноте и бедности, поэтому моряки решили их не трогать, а самим построить для себя из плавника две избы. Погода стояла пасмурная и ветреная, часто шел снег, морозы крепчали. 20 сентября сильным северным ветром с моря нагнало лед, который быстро смерзся. Река стала.

Местное население потихоньку привыкло к незваным гостям. Весть о них быстро разнеслась по окрестностям. К ним стали приезжать любопытствующие эвенки и якуты. Прончищев старательно собирал у них сведения о прибрежной полосе, о народах, ее населяющих, об ископаемых, а Татьяна помогала ему вести записи. Участники экспедиции небольшими группами уходили вместе с аборигенами в тундру. Изучали местность, охотились, заготавливали снедь. Люди охотно отвечали на вопросы, в частности они рассказали Прончищеву о руде на реке Анабаре.

Последняя весна

Зима прошла благополучно, и долгая полярная ночь стала осторожно отступать перед натиском претендующего на свои законные права светила. Быть может, эта последняя в жизни молодой супружеской пары весна, окрашенная в суровые трагические тона Севера, навеяла им воспоминания, обострила краткий миг счастья. Хочется думать, что хоть однажды Василий порадовал любимую, подарив ей желтые розы – сиверсии – самые ранние цветы тундры…

Но дошедшие до нас факты не столь романтичны. Весной несколько человек, в том числе и сам Прончищев, заболели. До недавнего времени считалось, что цингой. И только в наши дни выяснилось, что роковой для отважного капитана болезнью стала вовсе не она.

В 1736 году Оленек вскрылся в обычное время – в июне, но до начала августа выйти в море экспедиции мешал стоявший у самых берегов лед. Только 3 августа «Якутск» вышел из устья реки, взял курс на запад и в тот же день достиг устья Анабара. Здесь Прончищев отправил на берег геодезиста Чекина, поручив ему картографирование реки и поиски руды, о которой рассказывали местные жители. Чекин возвратился через неделю. Привезенные им образцы горных пород позднее были доставлены в Якутск, где академик Гмелин подверг их исследованию и выяснил, что в образцах нет металлов, а «явилась сера горючая».

Миновав устье Анабара, судно вошло в лед. Пробираясь в нем «с великою опасностию», «Якутск» 13 августа достиг входа в Хатангский залив. Перед этим дубель-шлюпка, двигаясь вдоль кромки неподвижного льда, прошла мимо восточного входа в пролив, отделяющий остров, известный ныне как остров Бегичева, от материка. Пролив был забит льдом, и с большого расстояния его нельзя было заметить, поэтому Прончищев на своей карте показал, что Хатангский залив с восточной стороны ограничивается длинным полуостровом, вытянутым далеко на север. Надо сказать, что ошибку капитана повторяли все последующие исследователи вплоть до ХХ века, и только в советское время появились карты, на которых остров Бегичева не связан с материком.

На западном берегу залива виднелось одинокое строение. Прончищев послал на сушу своих людей, которые, вернувшись вскоре, доложили, что в доме никого нет, около него находятся лишь собаки, а в самом помещении есть хлеб. В одном из своих рапортов Челюскин писал, что подобные зимовья, встречающиеся на берегу Хатангского залива, летом обычно стоят пустыми, поскольку люди живут в них только зимой, в сезон пушного промысла.

От залива отряд направился на север вдоль восточного берега полуострова Таймыр. Ветер был попутный, но слабый, льда встречалось мало. 17 августа «Якутск» проходил мимо островов, которые были названы именем Петра I. Между ними и берегом стоял невзломанный лед. Туман помешал Прончищеву определить количество и размеры островов. Миновав их, судно повернуло на запад. Вдоль берега тянулась полоса неподвижного льда-припая. Его становилось все больше, он простирался все дальше и дальше в море. «Якутск» шел «через великую нужду», каждый миг рискуя быть раздавленным, иногда по узким каналам всего в несколько саженей шириной.

18 августа путешественники достигли залива Фаддея, покрытого неподвижным гладким льдом. Далее на западе, за входом в него, виднелся тянувшийся на север берег, туда же поворачивал и край ледяного припая, заполнившего все пространство до островов Самуила (в наши дни это острова Комсомольской Правды). Прончищев повел судно на север вдоль кромки льда. С большого расстояния от входа в залив Прончищев и Челюскин посчитали, что перед ними устье реки Таймыры. Челюскин в рапорте Берингу, направленном уже после смерти Прончищева, писал, что судно подошло к реке, «которая, по слуху тамошних жителей, может быть Таймурою». На основании этого документа Беринг в своем отчете указал те же данные. Севернее залива Фаддея в сушу далеко вдаются еще два других – Симса и Терезы Клавенесс – и все эти три залива поочередно считались устьем Таймыры в течение нескольких последующих лет, вплоть до работы Лаптева.

Но можно ли подобную неточность ставить в вину морякам, плывшим без всякой карты вдоль совершенно безлюдного и неизвестного берега, ориентируясь лишь на сбивчивые рассказы местных жителей? Находившийся на дубель-шлюпке лоцман, якутский казак, также не знал берега севернее островов Петра I. Продвигаясь вдоль кромки суши, моряки не видели ни одного строения, ни одного человека. В тех редких случаях, когда высаживались на берег в поисках дров, они с трудом находили плавник – единственный вид топлива и строительного материала на безлесных полярных берегах. «Якутск» медленно продвигался к северу, обходя припай. Впоследствии в рапорте Берингу Челюскин отмечал, что вдоль берега тянулась полоса гладкого, «как на озере», льда. Значит, в тот год припай не взламывался и что вообще его «ни в какое лето не выносит». В наши дни этот вывод Челюскина подтвердился: в районе заливов Фаддея, Симса и Терезы Клавенесс лед взламывается не каждый год.

На берегу залива Симса гидрографы обнаружили останки трех человек, развалины избы и обрывок так называемой жалованной грамоты. Там также было много личных вещей, в том числе два именных ножа, навигационные приборы – солнечные часы и компас, а также русские старинные монеты. По надписям, вырезанным на рукоятках ножей, они с трудом установили имена их хозяев: Акакий и Иван Мураг (или Муром). С удивлением путешественники обнаружили и остатки женской одежды. Но, скорее всего, женщины, участвовавшие в той экспедиции, принадлежали к числу коренных народов Севера, поскольку бронзовое зеркало с изображением кентавра, найденное на том месте, считалось чуть ли не обязательной частью женской одежды у хантов и ненцев. Вероятно, это были останки членов Русской торгово-промысловой экспедиции, побывавшей здесь примерно в 1617–1625 годах.

Осторожно двигаясь вдоль кромки льда, «Якутск» углублялся на северо-восток. Стоял густой туман. Моряки бросали и бросали лот, но он не доставал дна даже при полностью вытравленном за борт лотлине сто двадцать сажен длиной (220 м).

Когда туман стал рассеиваться, взорам путешественников предстала безрадостная картина. «Впереди себя и по обе стороны льдины великие, стоячие, а в море видны были носящиеся льды и такие частые, что не токмо на дубель-шлюпке, но и на лодке пройти невозможно», – зафиксировано в отчете. Там же есть запись, что по льду бродило много белых медведей.

Берега не было видно. Около полуночи судно зажало во льдах, и оно потеряло ход. Дальше путь был закрыт. Моряки не знали, что они уже вошли в пролив, отделяющий север Таймыра от архипелага Северная Земля. Офицеры приняли решение повернуть обратно.

Что чувствовала в эти часы молодая жена командира у постели своего тяжело больного любимого? Быть может, она пыталась передать ему остатки тепла своего постоянно зябнущего, но все еще молодого и предназначенного жить тела? Или молилась Господу, тайно надеясь на чудо? Даже крепкий мужчина, познавший тяготы ледового плена, способен впасть в панику, а она? Где брала силы маленькая юная женщина? Наверное, в вере, что, пока ее Василий жив, она все еще нужна ему. Но Василию становилось все хуже, и Татьяна теперь практически уже не отходила от него.

В своей каюте больной Прончищев, который уже не вставал с постели, собрал совет. Все понимали – дальше пути нет. Если не повернуть назад – верная гибель. Было принято решение возвращаться. Впервые в истории исследования Сибирского побережья российскими моряками «Якутск» проплыл до широты 77°29′ и едва не достиг самой северной точки Азиатского материка. Кстати, сравнение широт, приводимых в рапортах Прончищева и Челюскина для ряда пунктов, с современными данными показывает, что оба штурмана систематически определяли широты на 20–25 минут меньше истинных. Причина, вероятно, кроется в несовершенстве существовавших в то время навигационных инструментов. Поэтому можно высказать предположение, что широта самой северной точки, достигнутой отрядом Прончищева, на самом деле равна 77°45′–77°55′.

Покидая самую северную точку

Единственным спасительным шансом в этих условиях было искать подходящее место для зимовки – вскоре такое решение моряки коллегиально приняли. Пришлось срочно покинуть северную точку. На следующий день мороз усилился, но ветер стих – в данном случае уместно было бы сказать «как назло», так как море стало покрываться тонким молодым ледком. Дубель-шлюпка из-за безветрия вынуждены была идти на веслах, которые с трудом пробивали лед, утолщающийся едва ли не со скоростью движения судна. Форштевень и обшивку острые льдинки резали как ножи. Возникла опасность вынужденной остановки.

В эти дни была сделана следующая запись Челюскина: «В начале сего 9 часа штиль, небо облачно и мрачно, мороз великий, и появилась шуга на море, от которой мы в великой опасности, что ежели постоит так тихо одне сутки, то боимся тут и замерзнуть. В глухие льды зашли, что по обе стороны, також и впереди нас великие стоячие гладкие льды. Шли на гребле весел. Однако Боже милостив, дай Бог нам способного ветру, то оную шугу разнесло».

Видимо, небесные покровители услышали мольбы моряков, – вскоре в самом деле задул северный ветер, поднялась волна, взломавшая молодой лед, и дубель-шлюпка под парусами быстро продолжила курс на юг, а 23 августа подошла к входу в Хатангский залив. Посланные на берег матросы сообщили, что на нем нет никакого жилья и очень мало плавника. Боясь, что на берегах не найдется подходящего места для зимовки, а лед в любой момент может закрыть выход из залива, Челюскин, командовавший отрядом вместо тяжелобольного Прончищева, решил идти к старому месту в устье реки Оленек.

Трагический финал

29 августа, когда «Якутск» наконец достиг реки Оленек, Василий Прончищев скончался.

Однако похоронили его не сразу. В реку судно войти так и не сумело. Мешал сильный встречный ветер. Он поднимал высокие волны и раскачивал обледеневший корабль. Люди, измученные холодом, голодом, усталостью, болезнями, передвигались с трудом. Но наиболее опытные знали, что самое страшное – это когда ты перестаешь ощущать холод и боль.

Лишь 2 сентября силы стихии смилостивились над моряками и «Якутск» с приспущенным флагом подошел к месту зимовья.

6 сентября Василий Прончищев был похоронен неподалеку от Усть-Оленека, на высокой сопке.

Несмотря на уговоры и доводы членов команды, Татьяна не покинула могилу любимого. Через пять дней, 12 сентября, скончалась и она, пережив мужа на две недели. Это не срок, так что можно было бы сказать: «Они жили долго и счастливо и умерли в один день», подтверждая вечное представление об идеале семейного счастья, вот только «долго» жить не получилось: счастья хватило лишь на год. Но если у нее нашлись силы из теплого уютного дома броситься за любимым в край полярной ночи и вечной мерзлоты, то, видно, знала она, где и в чем счастье…

Говорили, она умерла от тоски. Но разве есть такая хворь? Скорее она решила, что цель ее личного путешествия достигнута – дальше пути нет. Она отправилась в неизвестность, чтобы быть рядом с любимым… Теперь ее путь лежал дальше – за пределы этой земли, – рука об руку с ним, воистину «и в горе и в радости».

Крест на могиле Василия и Марии (Татьяны) Прончищевых на берегу реки Оленек. Таймыр

Ее похоронили рядом с Василием.

По записям, когда хоронили Татьяну, было очень холодно и шел снег. Моряки положили ее в гроб в изящных туфельках – узконосых, без задников, на высоком, так называемом французском каблуке – они казались неуместными среди сопок и вечной мерзлоты, словно воспоминание о прекрасной и уютной жизни, которую их хозяйка с радостью променяла на неизвестность.

Однако об этой героической женщине мы могли бы никогда не узнать, если бы не две строчки в корабельном журнале, занесенные рукой Семена Челюскина:

«В начале сего 4 часа с полуночи бывшего командира дубель-шлюпки “Якуцка” Прончищева волею Божией жена его умре…»

След на «земле испытания любви»

Спустя сорок лет после смерти супругов был написан труд профессора Г. Миллера (1705–1783), который в 1736 году находился в Якутске и знакомился с экспедиционными документами, а также общался с посыльными. В нем есть сведения и о чете Прончищевых:

«Он и его жена, которая от горячей к нему любви поехала с ним в сей трудный морской путь, отправились из зимовья уже весьма больны, а болезнь их день ото дня умножалась… Всякой, кто его знал, засвидетельствует, что он был офицер весьма искусной и прилежной, и для того все об нем сожалели».

Летом 1875 года в дневнике геолога А.Л. Чекановского появилась запись:

«Здесь, 26 августа, мы поставили наш чум на побережье, у начала мыса Тумуль, конечного утеса правого берега Оленека, у места, богатого воспоминаниями давно прошедших времен. Две жалкие, почерневшие, лишаями поросшие гробницы высятся здесь над нами на береговом яру. Полусгнившие доски гробниц рассеяны зимними пургами в беспорядке вокруг провалившихся, осевших могил. Малый, невзрачный, извыветрившийся, но не сгнивший крест без перекладины стоит одинокий, как столб на могиле самоубийцы. Следы надписи на нем еще приметны, да и предание еще на устах у жителей. Это могила злополучного Прончищева и его неустрашимой жены».

Запись эта наводит на грустные мысли о вехах на лице земли, о людях, далекую землю покорявших, и времени, которое все стирает.

Кстати, определение «злополучный» в словаре Даля означает «несчастный», «бедственный», «попавший в беду». «Неустрашимая» – не знающая страха, очень смелая, бесстрашная…

В этих строках сибирского поэта Игнатия Рождественскиго (1910–1968) дано описание последнего приюта земных странников, которых соединила любовь, даже в могиле. Одинокой, одной на двоих. Как это напоминает другую историю, древнерусскую и вечную – о любви святых Петра и Февронии, воссоединившихся силой любви в общей могиле.

Когда через два года после выхода в свет этой книги, я работала над другой – «Петр и Феврония. Наша главная история любви», невольно вспоминала эту трагическую, и во многом чисто русскую, иррациональную, самоотверженную любовь.

От чего скончался 34-летний командир отряда? Что стало причиной смерти Татьяны? Долгие годы считалось, что они умерли от цинги. Но почему эта болезнь подкосила только их, ведь остальные члены команды, кроме подлекаря, остались живы? Завесу над этой тайной приоткрыла экспедиция известного нашего современника Дмитрия Шпаро, организованная им совместно с учеными и членами клуба «Приключение» в 1999 году. Полученные ими изображения участников Второй камчатской экспедиции – это, по существу, первые портреты российских путешественников, воссозданные путем идентификации останков и последующей пластической реконструкции. Хорошо сохранившиеся в вечной мерзлоте костные останки позволили произвести антропометрические измерения, сделать слепки черепов. На их основе проф. В.П. Звягин выполнил по методу Герасимова скульптурные бюсты Василия и Татьяны Прончищевых, а художница Е. Каллистова – их графические портреты.

Эксгумация тел выявила, что все зубы и у Василия, и у Татьяны были целы. Значит, они умерли не от цинги. Зато отмечено, что у Василия обнаружился открытый перелом большой берцовой кости. Это настолько серьезная травма, что она даже в наши дни способна вызвать опасения у медиков. А в то время и в тех условиях, когда не было ни антибиотиков, ни хирургии?.. Василий терпел муки от нестерпимой боли в последние дни своей жизни, и эту боль всеми силами старалась облегчить маленькая хрупкая женщина, которая его любила и пошла за ним буквально на край света. А от чего умерла Татьяна? Вполне вероятно, что причиной ее гибели стала пневмония.

Из «Акта вскрытия и предварительного исследования захоронения В.В. Прончищева и Т.Ф. Прончищевой»: вскрытие могилы производилось в соответствии с принятой методикой раскопок погребений…

На глубине 25 см в центре могильной ямы прослежено скопление крупных камней, ниже которых на расстоянии 8–10 см были расчищены верхние контуры двух плотно прижатых друг к другу гробов и два выступающие черепа. Внутри гробов расчищены два костяка (скелета), № 1 и № 2. Оба костяка ориентированы по линии запад-восток головой на запад. Костные останки хорошей сохранности.

Скелет № 1 принадлежал мужчине молодого возраста (35±5 лет), выше среднего роста (167–171 см), относившегося к беломоро-балтийскому варианту большой европеоидной расы. Незадолго до смерти мужчина получил травму левой ноги, сопровождавшуюся поперечным переломом большой берцовой кости на границе нижней и средней третей. Признаков, свидетельствующих о заболевании авитаминозом С, то есть цингой, при исследовании зубочелюстного аппарата не выявлено.

Скелет № 2 принадлежал женщине в возрасте около 25–30 лет, ниже среднего роста (155–157 см), относившейся к центрально-среднеевропейскому типу большой европеоидной расы. Вместе с тем выявляются некоторые черты монголоидной расы, что, возможно, свидетельствует о смешанном ее происхождении. Состояние зубов свидетельствует о наличии у нее кариозной болезни. Каких-либо очевидных признаков заболевания, от которого наступила смерть, при визуальном и рентгеновском исследовании скелета не обнаружено. В районе шейных позвонков был обнаружен бронзовый нательный крестик с остатками шнура. В нижней части ног обнаружены остатки кожаной обуви: женские туфли на высоком каблуке. Указанные находки соответствуют предполагаемому возрасту погребений – XVIII век.

Исследование останков, обнаруженных в захоронении, с учетом исторических и археологических и медико-антропологических данных дает основание для вывода об их принадлежности Прончищеву Василию Васильевичу, 1702 г. рождения, умершего в 1736 г. (скелет № 1), и Прончищевой Татьяне Федоровне (в девичестве Кондыревой), 1710 г. рождения, умершей в 1736 г. (скелет № 2).

Установлено, что причиной смерти Василия Прончищева стала жировая эмболия, начавшаяся в результате открытого перелома большой берцовой кости левой ноги, полученного за несколько дней до смерти.

Причины смерти Татьяны Прончищевой достоверно не установлены. Рентгенограмма черепа Т. Прончищевой позволяет предположить наличие воспаления среднего уха. Следствием этого заболевания могла стать пневмония, приведшая к смерти.

После изучения останков было произведено их торжественное перезахоронение по православному обряду.

Туфельки же, принадлежавшие первой в мире женщине – исследовательнице Арктики, сейчас находятся в экспозиции Тарусского краеведческого музея. Проделав огромнейший переход во времени и пространстве, они вернулись туда, откуда начался путь их хозяйки, разделившей судьбу своего мужа еще за сотню лет до декабристок.

Жители Крайнего Севера почти три сотни лет место захоронения Татьяны и Василия Прончищевых возле Усть-Оленека зовут «землей испытания любви».

Почти все участники Второй камчатской экспедиции погибли. Описание самой северной части полуострова Таймыр было завершено бессменным штурманом отряда Прончищева Семеном Челюскиным и явилось итогом непосильных семилетних трудов горстки русских моряков в славном деле расширения и приращивания России новыми землями. Увы, такова была цена карты Великой России с ее бескрайними просторами.

Наталья Шелихова – хозяйка Русской Америки

Наталья Алексеевна Шелихова (1762–1810) вошла в нашу историю скорее как тень своего великого мужа Григория Ивановича Шелихова (1747(48) –1795) – организатора промыслов и освоения Алеутских островов и прибрежной территории Русской Америки. Еще она была первой тещей Николая Резанова – того самого, героя «Юноны» и «Авось». Однако мало кто знает, что именно брак с Натальей стал для Шелихова тем самым «счастливым билетом» в Америку.

Она была спутницей и помощницей мужа, а после его смерти попыталась возглавить начатое им дело. Но эта сильная женщина перешла дорогу многим, когда вступила в жесткую мужскую игру на очень большие деньги, помноженные на государственные геополитические интересы.

– Господи, да как они посмели! Супротив кого вздумали пойтить, шельмы?.. Думают, коль вдова, так все с рук сойдет? Компанию отобрать… – Наталья Алексеевна едва не задохнулась от гнева, пробегая через анфиладу комнат своего иркутского дома, но, увидев свое гневное лицо в зеркальном отражении, она вмиг приосанилась, приподняв черную бровь. Да, в свои почти тридцать четыре она все еще была хороша, все еще крепка и телом и духом, – пусть потягаются, чья возьмет. Но в душе она и не сомневалась, чья именно… Разве ж не ее наследство когда-то стало началом, основой всей успешной Российско-Американской компании, да и Гриша, царство ему небесное, всегда слово ее ценил. И не она ли вместе с ним отправилась в эту Богом забытую Америку, чтоб рядом быть… Сам Никита Никитович Демидов ее как равную привечает…

– Матушка, прости, бога ради, не гневайся. – Посыльный изогнулся в полупоклоне, а глаза так и бегают…

Вдова Шелихова посмотрела в упор – надменная, уверенная в себе, сильная, – кто бы мог подумать, что еще минуту назад она готова была лопнуть от гнева или разрыдаться, – нет, перед ним стояло само хладнокровие: не женщина, а монумент.

– За клевету и хулу перед Господом ответ держать будете. А компанию свою, Российско-Американскую, Григорием Ивановичем, супругом моим покойным завещанную, никому не отдам. Так что ступай и слово мое передай…

Наталья Шелихова – хозяйка Русской Америки

Наверное, все происходило если не в точности так, то очень похоже. Это был, пожалуй, самый тяжелый период в жизни выдающейся русской женщины Натальи Алексеевны Шелиховой, вдовы Григория Ивановича Шелихова – путешественника и купца, основателя Российско-Американской компании. Как личность, заслуживающая отдельного внимания, эта женщина заинтересовала исследователей позднее.

К примеру, академик Н.Н. Болховитинов (1930–2008), специалист по истории США, поставил ее имя в один ряд с такими «настоящими строителями империи на Тихоокеанском Севере в конце XVIII – начале XIX в.», как ее супруг, как не менее именитый зять Николай Петрович Резанов, как Александр Андреевич Баранов.

Чем же заслужила Наталья Алексеевна право быть отмеченной в ряду выдающихся россиян своей эпохи?

Пришло время дерзать

Но начнем как положено – с начала, то есть с предыстории. В сороковых годах XVIII века на географических картах появились изменения. На них возникли ранее неведомые очертания северо-западных берегов Америки, острова Каяк, мыса Св. Ильи. Те из участников Второй камчатской экспедиции Витуса Беринга, кто смог вернуться домой, вряд ли предполагали, что их стараниями открывается новая страница летописи великих географических открытий и освоения Русской Америки. Экспедиция проложила путь к неведомым землям, богатым ценной пушниной, и следом за мореплавателями туда устремились многочисленные купеческие компании.

Григорий Иванович Шелихов, купец родом из города Рыльска, и его выдающаяся жена Наталья Алексеевна, можно сказать, стали пионерами в этом деле.

Григорий Иванович родился в 1747 или 1748 году и был старшим сыном в семье небогатого, да к тому же еще и разорившегося рыльского торговца. А потому, за неимением капитала, ему пришлось служить по найму, с десятилетнего возраста: сперва так называемым «мальчиком», потом приказчиком… медленно карабкаясь наверх.

Но через несколько лет он приехал в родной город, чтоб выступить перед местными толстосумами, уже на равных. Тогда он если и сделал им масштабное коммерческое предложение, то независимо, с оттенком самодостаточности и гордости, – словом, отыгрался. О чем и свидетельствуют документы. В 1781 году в магистрате Рыльска Шелихов докладывал собравшимся купцам: «Имею я торг в Сибири, в Иркутской губернии и составляю компанию в Северо-восточном Тихом океане для поисков неизвестных островов и земель и сыскания необитаемых диких народов, которых собственными трудами и капиталом из усердия к отечеству стараюсь сыскать и подводить под высокосамодержавную российского императорского престоловластия, а затем и для собственной пользы через посредство промысла на тех островах и землях дорогих зверей». Это речь не соискателя чьей-то милости, а гордого и уверенного в своих возможностях человека.

Через два года он действительно смог отправиться в свою удивительную по отваге, успешную экспедицию в Америку 1783–1786 годов.

Однако моменту этого малого триумфа предшествовал период неизбежных трудностей, когда ему пришлось самому себя выводить в люди.

Он покинул Рыльск еще в юности и оказался за Уралом. В основном служил приказчиком у разных сибирских купцов. То выступал доверенным в торговых делах с чукчами на Чукотке или с ительменами на Камчатке, а бывало что и с китайцами либо с дикими племенами конных мунгалов и тунгусов – по Орхону, Онону, Амуру… Находчивый и обходительный, он завоевал доверие и туземных охотников и богатеев-хозяев.

В конце концов Шелихову удалось записаться в иркутские купцы. Но это был только статус да возможность именоваться по отчеству, – не более. В мире, где все, казалось бы, уже поделено, Григорию оставалось только надеяться отыскать свою удачу где-то за кромкой далекого горизонта. Быть может, в неведомой чудной земле, о которой ходили небылицы, а уж тогда не упустить случая выйти на широкую дорогу жизни.

Вскоре такой случай ему подвернулся.

Ах, Наташа!

Вот только не надо думать, что он женился на юной красавице Наташе, которой к тому времени было лет 13 или 14, по расчету. Достаточно взглянуть на ее портрет, чтобы сомнения отпали сами собой.

В. Григорьев, автор монографии о Шелихове, писал: «Ходили слухи, что мать ее жила у Курильских айнов пленницей из земли Чосен, Страны утренней свежести – Кореи… Да и кто бы устоял перед ее горящими, как уголья, глазами в нежном овале лица, окрашенном постоянным янтарно-смуглым румянцем!» Но это всего лишь предположения, на самом же деле биографам в точности неизвестна даже ее девичья фамилия.

Она родилась в 1762 году. Надо сказать, что в то время девушки выходили замуж очень рано. В XVIII веке законом был установлен следующий минимальный возраст для бракосочетания: для мальчиков 15 лет, для девочек – 13. По одной из версий, она была внучкой богатого сибирского купца-старовера Никифора Акинфиевича Трапезникова и в свои тринадцать (!) – вдовой. А по другой – ее придерживается новосибирский историк и исследователь биографии Шелихова Л.А. Ситников, – дочерью камчатского «штюрмана» Алексея Кожевина. Но в любом случае этот брак стал для Шелихова «счастливым билетом» в Америку.

Никифор Трапезников, на тот период баснословно богатый человек, а в свое время один из землепроходцев, добиравшихся до Алеутских островов и даже до земель Нового Света, тоже заприметил смекалистого и приятного в обращении приказчика купцов Лебедевых и даже не прочь был бы благословить единственную внучку, так рано овдовевшую. Одна беда – разной они были веры: она староверка-беспоповка, а он православный.

Эх, была не была, решил, быть может, для себя Григорий и ударил по рукам со стариком Трапезниковым: хороша Наталья Алексеевна, а с ее капиталом… и подавно стоит она обедни!

И Шелихов православному обряду предпочел стояние в моленной под истовые звуки октоихов – молитвенного кержацкого распева, осеняя себя двуперстным крещением – любовь стоит жертв.

Так что в 1775 году тринадцатилетняя Наталья вышла замуж за купца Григория Шелихова, который был старше ее более чем вдвое.

Ходили слухи, что перед смертью старик Трапезников, польщенный уважительным отношением зятя к древней вере предков, благословил его и внучку-сироту на долгую счастливую жизнь, а затем, в обход других претендентов, оставил им заветное наследство: рукодельную на полотняном убрусе карту с проложенным на ней курсом к Алеутским островам и американской земле, свои походные компас с буссолью да кубышку золотых монет в придачу.

Г.И. Шелихов

Ну а если невеста была дочерью штурмана Кожевина и никакого отношения к кержацкому золотишку не имела, то и тут кое-что об американских землях она могла сообщить своему благоверному.

Вскоре амбициозный и волевой Шелихов вместе с сибирскими тузами Лебедевыми-Ласточкиными и курским купеческим домом Голиковых создали собственную компанию с целью завоевания Нового Света.

Дорога к Новому Свету

…Утром 16 августа 1783 года галиоты Американской Северо-Восточной, Северной и Курильской компании покидали устье Урака. Корабли получили свои имена по святкам. Первым был заложен «Св. Архистратиг Михаил», затем «Три Святителя: Василий Великий, Григорий Богослов и Иоанн Златоуст» и последним «Св. Симеон Богоприимец и Анна Пророчица».

Однако торжественному событию предшествовала, возможно, тщательно спланированная импровизация. Дело было так: Наталья Алексеевна изъявила желание проститься с мужем, отплывавшим к берегам Северной Америки. Надо сказать, что для этого ей предстояло проделать тяжелейший путь из Иркутска до Усть-Кута на Верхней Лене, потом пережить многоверстный сплав по Лене до Якутска, а оттуда вверх по Алдану, Мае, Юдоме – рекам, далеко не самым спокойным – до Охотска. Многие участки пути приходилось преодолевать верхом на лошадях. С дорогами дело обстояло не лучше, так что путешественники вынуждены были пробираться то извилистыми тропинками, пролегающими через непроходимые дебри тайги, то через болота, в которых лошади вязли по самое брюхо, а то и по горам. Тяжесть пути усугублялась таежным гнусом.

Так неужели, преодолев тысячи верст по бездорожью, эта смелая и решительная женщина только и собиралась, что обнять мужа на берегу и помахать платочком вслед уходящему судну? В такое верится с трудом. Быть может, ее решение имело несколько причин: страх потерять любимого, желание увидеть неведомые земли, о которых слышала еще в детстве – от деда ли, первопроходца, от отца ли, моряка, – не важно, главное – она решила отправиться в Америку.

– Иду с тобой и дальше, до самой смерти иду!..

Впервые в жизни Григорий Иванович Шелихов растерялся и не знал, как поступить. Из плавания можно было вернуться победителем, а нет – так и голову сложить. Не мог, конечно, взять он в такое дело жену. Вспомнил еще, что дома, в Иркутске, остались две любимые дочки-попрыгуньи…

– Ума лишилась!

Наталья Алексеевна как бы угадала его мысли и объяснила, что она, взяв перед отъездом с проживавшей у них тетушки клятву не проговориться ему, поручила старушке детей, как матери.

– Я за детей спокойна, Гришата, не маленькие. – И тихо добавила: – А один уйдешь – как знать: вернешься – меня и в живых не найдешь…

Таким голосом сказала, так впилась в него глазами, что Григорий Иванович махнул на все рукой и, подхватив ее на руки, перенес в лодку, по пояс шагая в воде. Через час Наталья Алексеевна, серьезная и строгая, вступила на палубу «Трех Святителей» – ведущего корабля флотилии Шелихова, в девять саженей от кормы до носа. Глядя в сторону исчезавшего из глаз Охотского берега, до позднего вечера простояла она на корме.

Перед сном долго молилась и, ложась под меховое одеяло, задала мужу единственный вопрос:

– А дедушкин убрус с тобой?.. – Во всяком случае, такая сцена описана в книге В. Григорьева.

Возможно, так оно и было, не суть. Важно другое – вместе с Шелиховым на головном корабле «Три Святителя» к неизвестным землям направлялась и Наталья Алексеевна с пятилетним сыном Михаилом. С собой хозяйственная женщина прихватила семена для будущего огорода и четырех коз. Значит, ехала обживаться.

Почти месяц флотилия шла курсом на остров Кадьяк. Решение сделать этот остров базовым было совершенно логично: на Алеутах тесно, да и зверья не так много, а на материке опасно. Шелихов старательно собирал информацию о горьком опыте предшественников – чужие неудачи дали бесценную информацию о берегах, бухтах, племенах – и продолжал строить планы освоения острова. Он был спокоен – никто из побывавших там до него не имел такой мощи: три судна, без малого двести человек, пушки…

10 сентября, когда уже показались первые Алеутские острова, ветер резко изменил направление. В течение двух суток суда пытались лавировать, но вскоре начался шторм. Сопротивляться ему было невозможно. На кораблях задраили люки и «положились на волю Божью». 15 сентября, когда буря улеглась, потерявшие друг друга корабли направились к заранее обговоренному на такой случай месту встречи, бухте Беринга на Командорах. Из трех галиотов к берегу пристали только два. «Св. Михаил» с шестьюдесятью двумя пассажирами на борту исчез. Шелихов отправил людей на байдарках обойти вокруг острова. Остальные члены экипажа стали готовиться к зимовке. Строили землянки, собирали саранный корень (луковицы камчатской лилии), ловили рыбу, охотились на тюленя и сивуча. Когда парусиновые крыши землянок засыпало снегом, Шелихов приказал всем не сидеть сложа руки, а трудиться: ставить ловушки на песца, охотиться на тюленя, переплетать снасти, следить за состоянием парусов и товара, – он понимал, что бездействие в таких условиях может стать причиной болезни. Однако с охотой дела шли неважно: за сорок лет промысловики истребили на Командорах почти всю живность, а лучшее средство от цинги – свежее мясо и кровь. Несмотря на все предосторожности и старания нанятого в Охотске подлекаря сержанта Мирона Бритюкова, к весне двое умерли.

Но жизнь брала свое. В мае Наталья Алексеевна родила крепкую, здоровую девочку, которую Григорий окрестил Авдотьей. Косвенным доказательством тому может служить письмо Шелихову от 29 декабря 1787 года, которое направил ему купец Павел Лебедев-Ласточкин. Сообщая о разных делах, он добавляет: «…вчерашнего дня Авдотья Григорьевна, Ваша дочь, американка, с Анной Григорьевной и с Катериной Григорьевной и с бабушкой их у жены моей в гостях были, то подлинно говорунья, даром что на островах жизни начало получила, а не в Питере, но истинно не замешается в словах по ее детскому еще бытию…»

16 июня 1784 года заново оснащенные суда были спущены на воду и пустились в дальнейшее плавание. На тот случай, если «Св. Михаил» уцелел, в брошенном лагере сложили пирамиду из камней, а под ней оставили бутылку с письмом. Наталья Алексеевна, вступив на борт с двумя детьми, один из которых – месячный младенец, молилась Богу, чтоб все обошлось… Но уже через три дня «Три Святителя» и «Св. Симеон и Анна» потеряли друг друга в густом тумане.

Дальнейший путь судна Шелихова пролегал вдоль цепи Алеутских островов: Атха, Амля, Сегуам, Амуха.

10 июля произошла трагедия. Шелихов послал четырех человек во главе с Иваном Штанниковым на байдаре на берег за травой для коз. Люди не вернулись. Их ждали двое суток, стреляли из пушек, но безрезультатно.

Тогда галиот «Три Святителя» подошел к острову Уналашка, одновременно с ним туда пришел и «Св. Симеон и Анна». Там экспедиция запаслась водой, были взяты на борт десять алеутов-охотников и двое толмачей. Остров Уналошка был центром русских морских промыслов в регионе, на нем обычно собирались промышленники конкурирующих компаний. Там Шелихов встретился с мореходами Мухоплетовым и Деларовым и расспросил их о последней неудачной попытке своих земляков закрепиться на американском берегу.

Он узнал, что его предшественники обосновались на берегу Чугацкого залива, построили крепость, разослали артели на разведку, но в итоге пострадали от собственной жестокости и грабежей местного населения. В результате непрерывных стычек с эскимосами-чугачами они потеряли более тридцати человек и еще столько же – от цинги.

Завоеватели или благодетели?

16 июля оба компанейских судна вышли в море. Погода благоприятствовала, и в последних числах месяца галиоты были вблизи Кадьяка, а уже в первые дни августа приступили к строительству крепости в удобной гавани на южной стороне острова, назвав и крепость и бухту Трехсвятительской. Были отправлены на разведку две партии вдоль берега. Одна вернулась с сообщением, что видела несколько человек, а другая привела туземца. Шелихов встретил его радушно, и молодой калга (раб) решил остаться жить среди промышленников. Позже он крестился под именем Николай и долгие годы служил компании. Местные племена конягов несколько раз нападали на строителей. Шелихов дважды посылал к ним толмача Кашмака с требованием выдать заложников, но оба раза он возвращался с отказом, а на третий – с угрозами, что если он еще раз появится, то с ним поступят как с врагом. После этого Кашмак предал свой народ, показав людям Шелихова неохраняемый путь к утесу, на котором укрылись коняги, готовясь к войне. Утес этот считался священным. Он хотя и являлся составляющей берега, но большую часть времени был отрезан от него морем. Лишь дважды в сутки на полчаса обнажалась отмель. Это была надежная крепость против равных по силе противников, но пришельцы во главе с самим Шелиховым оказались сильнее. Они выволокли на берег и поставили против скалы-убежища шесть пушек. В результате последовавшей бойни около трехсот конягов погибло и лишь немногим удалось бежать. Многие молодые мужчины были убиты, а оставшиеся, около четырехсот человек, превращены в калгов, которых объединили в особое селение и заставили добывать меха. После этого все вожди ближайших селений отдали Шелихову своих детей в заложники-аманаты. Всего их было около двадцати.

В завершение Григорий Иванович не поскупился на бочонок пороху и подорвал вершину священной скалы, опрокинув ее в море.

Вот как это описывает В. Григорьев в своем романе:

«– Глядите, как велико мое могущество и людей моего племени! – заявил Шелихов, пряча усмешку в отросшей бороде. – Я пошлю к этому камню огненную змею, и она съест камень…

Шелихов поднес к фитилю огонь, и огонь змейкой, разбрызгивающей золотые искры, побежал к камню. Алеуты, ничего не подозревая, переводили глаза с камня на вытянутую руку великого тайона, но, наскучив долгим горением фитиля, готовы были уже усомниться в могуществе Шелихова, как вдруг гул мощного взрыва поверг их ниц… Через три дня изумленные «чудом» алеуты стояли перед крыльцом избы Шелихова и с благоговением смотрели на новое проявление его могущества: большой кулибинский зеркальный фонарь как солнце висел над крыльцом и мощным потоком света, усиленного заложенными в нем оптическими стеклами, прорезал ночную тьму».

Да, дикари склонились перед могуществом иноземцев, стали с готовностью «накладывать на разостланную юфтовую шкуру отпечатки пальцев в знак согласия» служить новому господину, однако не стоит романтизировать ситуацию. Типичная для того времени жестокость все-таки имела место в налаживании контактов с местным населением. Единственная бесспорная заслуга Шелихова состоит в том, что он не стремился спаивать алеутов. Скорее наоборот: заинтересованный, чтобы эти земли стали частью могучей России, он задался целью нести просвещение аборигенам, стараясь быстрее адаптировать их к новым культурным реалиям.

Шелихов закончил строительство крепости, затем, вытащив суда на берег и также окружив их валом, разделил всех работных на два отряда: пока один занимался добычей продовольствия на зиму, второй охранял крепость. Несмотря на то что в заложниках были дети, он опасался нападения. Охотничьим и рыбацким командам приходилось передвигаться большими группами, потому и добыча была скудной. Как следствие, уже к декабрю началась цинга. Всячески скрывая, что половина поселенцев тяжело больны, Шелихов регулярно посылал партии к ближайшим племенам конягов, которые вел либо сам, либо кто-то из опытных товарищей. Это была и демонстрация силы, и попытка установить отношения. Сначала торговые – меняли котлы, ткани и бисер (но не железо и не водку) на меха и продукты, а затем и союзнические – предлагали свою защиту от врагов. На острове многие племена воевали друг с другом. Благодаря такой политике к весне 1785 года едва ли не все окрестное население смирилось со своим подчиненным положением, а поэтому уже на северную сторону острова была направлена партия с целью исследования местности и расширения торговли. Поход удался. Были заключены новые союзы, а в северной бухте заложено Карлукское поселение. Летом на байдарках русские прошли до Кенайского залива и составили карту тех мест.

Зима обошлась без столкновений. К весне 1786 года количество аманатов приблизилось к четырем сотням. Многие работные завели себе жен. Население русской колонии перевалило за 700 человек.

Наталье Алексеевне пришлось пережить длительный период налаживания дружеских отношений с местными жителями. Находясь вместе с мужем и двумя детьми на о. Кадьяк в течение почти двух лет, она развернула энергичную деятельность по сближению с аборигенами. Так, например, она была крестной матерью алеутской женщины, жены Василия Меркульева, передовщика. Кроме того, она лечила алеутов подручными средствами и сама с интересом изучала их быт и традиции. Как женщину ее интересовали и рецепты снадобий, и хитрости кухни, и тонкости местного «этикета».

Вскоре в Трехсвятительской гавани открылась школа, в которой двадцать пять алеутских мальчиков стали обучаться русскому языку и другим наукам. Сам Шелихов уделял большое внимание распространению христианства среди туземцев. В первую очередь это относилось к детям-аманатам, он с удовольствием отмечал «склонность коняг к учению». Чтобы накормить всех, артельные котлы сутками не снимали с огня, и не раз они прогорали. Вскоре закончилась мука, крупы и соль. Хлеб не родился. Из овощей росли только репа и редька, но козы чувствовали себя хорошо. На острове Наталья Алексеевна помогала также в распределении среди работных людей продуктов в долг.

Осенью с Уналашки пришло известие о судьбе пропавшего «Св. Михаила». Из-за нерадивости капитана он потерял оба якоря и был выброшен на берег. Теперь ему предстояла серьезная починка.

Наладив быт в поселениях и оставив распоряжения управляющим, Шелихов решил отправиться в обратный путь. Перед отъездом он позаботился и о том, чтобы на островах Семида, Афогнак и в Кенайском заливе были заложены крепости.

Операция по возвращению домой

5 мая 1786 года «Три Святителя» с экипажем из двенадцати человек, сорока пассажирами, детьми-аманатами и грузом мехов вышел в море. …Но одного пассажира на борту недосчитались. За полтора месяца до отплытия Михаил Григорьевич Шелихов, семи лет, был похоронен на кладбище Трехсвятительской гавани. С тяжелым сердцем покидала эти земли Наталья Алексеевна, но было и предчувствие радости, ведь они возвращались домой. 28 июня галиот встал на Петропавловском рейде. Хлеба на Камчатке, как всегда, не хватало, а цены на меха упали. Тем не менее Шелихову удалось выгодно перепродать товар перекупщикам, которые отправили груз в Мокао и Кантон. А сам с Натальей Алексеевной и пятнадцатью детьми из числа аманатов с Кадьяка направился в сторону Охотска. Этих мальчиков Шелихов намеревался определить на обучение в Иркутске. Хотя это дело обещало обойтись недешево, купец дальновидно полагал, что оно с лихвой окупится и принесет пользу его делу.

Вскоре пассажиры сошли на берег в Охотске, преодолев прибойную волну на шлюпках. Операция была проведена с особой осторожностью, дабы избежать встречи с начальником охотского порта Иваном Гавриловичем Кохом. Этот Кох был всем известен как страшный мздоимец, а такая слава на просторах ко всему привыкшей Сибири свидетельствовала о многом. Сам же о себе он говаривал так: «На небе Бох, а в Охотске – Кох». Вот только как на старуху бывает проруха, так и на Коха… нашелся добрый молодец, – обвели его вокруг пальца. Прискакав на берег для встречи груза мехов, Кох был встречен широкими улыбками и заверениями купца, что товара нет. Шелихов не обманывал, просто он подсуетился и своевременно обеспечил тылы – весь пушнинный запас был уже на пути в Китай.

В Якутске Шелиховы провели лишь день и двинулись далее по льду Лены на юг. В своем докладе генерал-губернатору Григорий Иванович писал, что в пути пришлось ему и жене претерпеть «несказанные трудности и опасности». Это были и ночевки прямо на снегу при сорокаградусных морозах, и жестокие вьюги, и опасность стать жертвой ватаги разбойников, ведь в кожаной суме они везли наличные деньги, причем немалые. Прибыв в Иркутск, Наталья Алексеевна тут же взялась за хозяйство и устройство алеутских детей, а Григорий Иванович, проверив счета своего приказчика, сел писать пространные и обстоятельные отчеты иркутскому и колыванскому генерал-губернатору. Целью его было обозначить приоритет компании и добиться права монопольной эксплуатации американских земель. Кроме того, Шелихов стремился поставить компанию под формальное руководство иркутского генерал-губернаторства, «дабы ниоткуда, а паче от правительств, устроенных в Охотской области и в Камчатке, не последовало помешательств». Он также настаивал на отправке двух священников и диакона, обязуясь содержать их за свой счет. Просил послать в Америку мастеровых и военных, до ста человек, ну и денег, конечно. Губернатор отправил рапорт в Санкт-Петербург. Бумаги прибыли туда в конце мая, почти одновременно с самим Шелиховым.

Ознакомившись с докладами, государыня изволила пожаловать Г.И. Шелихова и его компаньона И.Л. Голикова почетными шпагами, золотыми медалями и именными грамотами, но в остальном отказала, мотивируя это войной с Турцией. Однако в личном архиве императрицы сохранились записи, из которых становится очевидно, что Екатерина II не доверяла купцам и всерьез опасалась повторения в русском варианте событий, аналогичных Войне США за независимость.

Надо сказать, что Шелихов показал себя дальновидным человеком, когда претендовал получить монополию на пушной промысел. Он рассказывал о детенышах тюленей, умирающих из-за того, что охотники истребили всех маток, о том, что на некоторых островах не осталось вообще морских выдр, – словом, он обещал действовать по-другому: как человек, заинтересованный в постоянном промысле, а не в единовременном обороте. Одновременно он и его супруга посылают два прошения, одно – в Синод о предоставлении священников для «обращения инородцев в веру православную и их духовного возрождения», второе – об отправлении каторжников для колонизации малозаселенных русских земель в Америке. Шелихов обещал на свои деньги построить корабли для переправки этих людей, гарантировал их полное довольствие, а также намеревался взять с собой партию домашних животных для разведения, что свидетельствовало о далекоидущих планах основателей первой Российско-Американской компании.

Деловая женщина входит во вкус и учится отражать удары

Пребывание в столице не прошло для Натальи Алексеевны даром, она многое повидала, многому научилась, круг знакомств Шелиховых пополнился «немаловажными персонами». По возвращении из Петербурга Шелиховы построили в самом богатом и почетном месте Иркутска – приходе Тихвинской церкви – большой деревянный дом, где Наталья Алексеевна стала полноправной хозяйкой. Все это демонстрировало местному обществу успехи компаний мужа и укрепляло положение Натальи Алексеевны в среде купечества и дворянства. Так что совсем не зря многие исследователи деятельности Г.И. Шелихова отмечали, что Наталья Алексеевна стала не только надежной спутницей в его странствиях, но и деятельной помощницей в делах. Во время многочисленных отъездов Шелихова в Охотск, где он руководил на месте снаряжением торгово-промысловых экспедиций, строительством судов и другими делами, все текущие вопросы, связанные с хозяйством, взаимоотношениями с разными деловыми партнерами мужа в Иркутске, ложились на плечи Натальи Алексеевны. Лишь письма особо важных персон она пересылала Григорию, по остальным вопросам принимала решения сама. Известно, что она не раз проводила деловые переговоры о торговых операциях от имени своего супруга. Наталья Алексеевна поддерживала тесные отношения с генерал-губернатором и частенько имела честь бывать в гостях у госпожи губернаторши. Хотя тот и прослыл строгим начальником, но с Шелиховыми у Ивана Андреевича Пиля сложились добрые отношения, и он вскоре стал лоббировать интересы их компании. В частности, информацию о том, что усердие компании Голикова – Шелихова может заслуживать высочайшего внимания «особенно в деле снабжения Камчатки и Охотска всякого рода припасом и по части расширения торговли с Китаем», он старательно доводил до императрицы Екатерины II.

Путешествие к берегам Аляски стало, пожалуй, центральным событием в жизни Натальи Алексеевны. Она понимала, что создание постоянных русских поселений на Алеутских островах и на побережье Северной Америки, закрепление этих земель, получивших наименование Русской Америки, за Россией, – все, что стало заветной мечтой мужа и побуждало его к активной деятельности, – это теперь и ее кровное дело. Примером тому может служить хотя бы ее отношение к вывезенным с Кадьяка детям. Даже находясь вместе с мужем в Петербурге, она активно интересовалась их жизнью в Иркутске и, когда получила ответ от приказчика: «Алеуты привезены в последних числах августа. Живут здоровы, мальчики учатся очень изрядно, и кажется, что с великим понятием. Я раз видел их приглашенных на балу Михаила Михайловича, и оне делали собранию удовольствие по своим обычаям производить при вокальной музыке свой танец», – наверное, была несказанно рада. И сама она в письме мужу в 1789 году тоже не забывает упомянуть о подопечных: «Дети пишут прилежно и учитель их радуется …Фетка с Евришкой играют на флейтах хорошо, а трое – Епишка, Атаку и Петрушка на скрипицах изрядно… Андрюшка тупо на басу учится, и учитель уже ево драл два раза…» Как следует из письма, супруги очень следили за туземными ребятишками, старались быть в курсе всех дел, коль знали их даже по именам. Кстати, сама Наталья Алексеевна была многодетной матерью (разумеется, по понятиям нашего времени, для ее же современниц это было делом привычным), так что забота о собственных детях тоже составляла важную часть ее жизни. За двадцать лет замужества она родила десятерых детей, и, разумеется, смерть четверых из них в младенческом возрасте и позднее утрата уже замужней двадцатидвухлетней дочери Анны (кстати, жены знаменитого Николая Резанова – главного героя нашумевшей постановки «Ленкома» «Юнона» и «Авось») – безусловно, оставили тяжелый след в ее душе. При жизни мужа Наталья Алексеевна пользовалась особым уважением со стороны служащих компании, да и не только их. Они называли ее не иначе как «матушка». Кстати, так ее называл и столь влиятельный человек, как Н.Н. Демидов. Историки А.Ю. Петров и Л.М. Троицкая высказали мнение, что «эта незаурядная женщина весьма успешно компенсировала недостаток образованности такими качествами, как решительность и жесткость в отношении с подчиненными, женским обаянием, умением убеждать тех людей, от которых зависело благосостояние ее семьи. Ее с одинаковым вниманием выслушивали все, начиная от служащих компании и кончая высшими правительственными чиновниками, даже сам император Павел. Уже одного этого было бы достаточно, чтобы считать ее одной из самых знаменитых женщин своего времени. Но в историю она вошла еще и как мать, воспитавшая дочерей, чьи мужья стали ключевыми фигурами в истории Русской Америки».

Проблемы российского Колумба

А над головой Григория Ивановича тем временем начали сгущаться тучи. Нашелся и формальный повод – донос Биллингса, главы казенной экспедиции в 1789–1790 годах о его якобы жестоком обращении с аборигенами.

«Как все за Шелихова старались для доставления ему монополии: он всех закупил, и буде таким же образом открытия свои продолжать станет, то привезут его в оковах», – грозно заметила государыня в ответ на донесение Биллингса. О «неблаговидных» поступках Шелихова были извещены Адмиралтейств-коллегия, Правительствующий сенат и генерал-губернатор иркутский и колыванский И.А. Пиль, который всегда защищал именитого рыльского гражданина. Чиновник был кровно заинтересован в расширении российских пределов на восток, ведь это увеличивало также область его юрисдикции и, соответственно, доходы. Ну а кабинет-секретарь ее императорского величества Г.Р. Державин, известный своей честностью и принципиальностью, поддерживал Шелихова с самого основания компании, видя в нем истинного гражданина. В общем, союзники у Шелиховых были тоже не робкого десятка. Иркутские ли власти или столичные покровители встали на его защиту, но дело не получило развития. Не стоит сбрасывать со счетов и тот факт, что Григорий Иванович стал уже в некотором смысле фигурой культовой. Весной 1791 года петербургский издатель Василий Сопиков выпустил книгу «Российского купца Григория Шелихова странствование в 1783 году», которая мгновенно стала бестселлером, так что потребовалось дополнительное издание. Были сделаны английский и немецкий переводы. Державин назвал Шелихова «Колумбом российским» и посвятил ему стих. Книгу с вниманием прочитала императрица. Что делать? Не сажать же в острог российского Колумба?

Конечно же, эта история не прошла бесследно и для самого Шелихова, и для его неугомонной спутницы. Но дела не терпели отлагательств, и в Иркутске Шелиховы продолжали активно брать огромные кредиты, строить новые суда, контролировать скупку мехов в обмен на китайские товары из Макао. А уже 31 декабря 1793 года по высочайшему указу Шелихов получил разрешение вывезти для работ на новой корабельной верфи у мыса Св. Ильи мастеровых и для заведения хлебопашества в подходящих местах американского побережья и на Курилах до десяти семей. Кроме того, императрица повелела, чтобы время от времени ей доносили о деятельности компании. Высочайшая воля была исполнена уже к концу 1794 года. Священноархимандрит Иоасаф с братией и тридцать семей ступили на незнакомый берег, позднее туда же были направлены несколько групп промысловиков.

Григорий Иванович мечтал построить новый колониальный центр и назвать его Славороссия: «Завести селение сколь можно со вкусом», чтобы «оно за город в самом своем начале ответствовать могло, а не за деревню» и чтобы иноземцы не думали, «что и в Америке также гнусно живут русские, как и в Охотске при вонном воздухе и недостатке всего нужного».

Вид селения купца Григория Ивановича Шелехова на острове Кадьяк. Старинная гравюра

Год тот был для Григория Ивановича особо благоприятным, его дела пошли в гору, несмотря на происки конкурентов: полуостров Аляска был осмотрен, и найден удобный проход в Бристольский залив, в Кенайском заливе артельные работники наладили не только промысел, но и активную торговлю, в Чугацком заливе также заработала артель. В 1794 году здесь было построено три судна: фрегаты «Феникс», «Пегас» и «Олег» (всего Шелихов построил 11 судов). На острове Монтегю, на мысе Св. Ильи были возведены крепости. На Кадьяке открыта школа, где американские мальчишки учились читать по-русски, писать, считать и осваивать навигацию. Исследованы заливы Якутат и Льтуа, во многих местах по инициативе Шелихова зарыты в землю медные пластины с надписью «Земля российского владения». К маю 1795 года духовная миссия окрестила более 6000 местных жителей. На Кадьяке проводились опыты по хлебопашеству и овощеводству. Штурманами компании Шелихова были проведены исследования в северной части Тихого океана и составлено несколько карт. Летом 1794 года Шелихов образовал Северо-Американскую компанию с центром на островах Прибылова.

Семья прирастает новыми членами

В начале следующего года в семье Шелиховых произошло знаменательное событие: 24 января 1795 года состоялось венчание четырнадцатилетней дочери Анны с тридцатилетним Николаем Петровичем Резановым, сыном председателя Иркутского совестного суда. Это человек сделал очень удачную карьеру: с детства он был записан в лейб-гвардии Измайловский полк, а в возрасте 20 лет произведен в чин капитана армии. Через несколько лет перешел на гражданскую службу, служил в Петербургской казенной палате, в Военной коллегии, в Адмиралтейств-коллегии, дослужившись до чина подполковника, а затем перешел в ведомство Кабинета Ея Императорского Величества под начало Гаврилы Романовича Державина. От этого ведомства в январе 1794 года он и был послан «с имянными депешами» к иркутскому генерал-губернатору. Там он встретил Анну, там же произошли сватовство и помолвка. Брак этот, вероятно, сложился по любви: столичный красавец с прекрасным образованием и светскими манерами просто не мог не поразить сердце юной романтической провинциалки Аннушки, которая обладала всеми задатками, чтобы со временем превратиться в изысканно красивую женщину. Но очевиден был и обоюдовыгодный расчет: не очень богатый жених становился фактически совладельцем огромного капитала, а невеста из купеческой семьи и дети от этого брака получали родовой герб и все привилегии титулованного дворянства. Вначале Наталья Алексеевна не очень была склонна доверять деловым качествам зятя. Однако вскоре ей пришлось изменить свое мнение о Резанове. Он и другой ее зять, купец Михаил Матвеевич Булдаков, оказались рядом с ней в самые трудные в ее жизни минуты.

Удар за ударом

Наталья Алексеевна была баснословно богата, независима, красива, умна, любима, – за все это рано или поздно надо платить, ибо люди не прощают другим подобных преимуществ.

Беда пришла неожиданно. Через полгода после бракосочетания дочери, 20 июля 1795 года, в возрасте сорока восьми лет скоропостижно скончался Григорий Иванович – ее главная в жизни опора. Официальная версия – «простудная горячка», но возможно и то, что с ним случился инфаркт – сказалось напряжение последних лет, и сердце не выдержало. Кстати, тайна смерти этого крепкого и сильного человека до сих пор считается неразгаданной и продолжает волновать многих исследователей.

Не стало Шелихова, и конкуренты сразу же пустили слух, что он покончил жизнь самоубийством. Затем по городу пошел слух еще более чудовищный – что в его смерти повинна супруга, которая будто бы отравила своего мужа. В распространении всех этих грязных сплетен принимали участие купцы И.Л. Голиков, П.С. Лебедев-Ласточкин и Н.П. Мыльников с сыновьями Дмитрием, Яковом и Михаилом. Все в недавнем прошлом – соратники ее мужа. Она любезно принимала их в своем доме… Неужели они были способны на такое?!! Увы…

Да, они задумали ее сломать. Но – не на ту напали! Она прекрасно могла за себя постоять.

Рассказ о судьбе этой яркой женщины я начала с того драматического момента в ее жизни, когда она оказалась у черты, которую ей так или иначе надо было переступить. За ее пределами – совсем другая жизнь, но – какая? Уйти на покой, жить воспоминаниями и нянчить внучат либо, закусив удила, идти напролом и доказать всем, что она – хозяйка компании и все, что происходит в Русской Америке, – ее забота. Наталья Алексеевна выбрала второе: Бог им судья, этим негодяям и клеветникам, а она обязана довести дело мужа до конца.

И пусть они делают из нее «сибирскую леди Макбет» – это всего лишь испытание, ниспосланное ей свыше, страшное, горькое, но испытание, – и ей надо выстоять!

Ей было очень тяжело, тем более что неясные обстоятельства смерти столь богатого и знаменитого человека множили в Иркутске разнообразнейшие толки – одни невероятнее других. Декабрист барон В.И. Штейнгейль, чье детство прошло на Камчатке, пересказывает в своих мемуарах эти слухи, известные ему со слов Е.И. Деларова – одного из ближайших сотрудников Шелихова. Согласно его версии, Наталья Алексеевна вступила в связь с неким чиновником в Охотске, когда муж был на Аляске и, страшась разоблачения, решила избавиться от мужа. Войдя в сговор с его братом Василием, она задумала отравить супруга. Однако Григорий Иванович «все искусно разыскал, обличил их обоих, жену и брата, чрез своих рабочих публично наказал». Василия он будто бы высек, а жену даже хотел «предать уголовному суду и настоять, чтобы ее высекли кнутом». Однако сотрудники убедили его замять дело и «пощадить свое имя». Скандала удалось избежать. «Может быть, – завершает свой рассказ В.И. Штейнгейль, – сие происшествие, которое не могло укрыться от иркутской публики, было причиною, что внезапная смерть Шелихова… была многими приписываема искусству жены его, которая потом, ознаменовав себя распутством, кончила жизнь несчастным образом, будучи доведена до крайности одним своим обожателем» [Штейнгейль В.И. Сочинения и письма. Т. 1. Иркутск, 1985. С. 73]. В этом рассказе имеется ряд явных неточностей. Так, Наталья Алексеевна якобы сошлась со своим любовником во время пребывания мужа в Америке, когда сама находилась при этом в Охотске, а между тем известно, что супруги Шелиховы совершили путешествие на Кадьяк вдвоем.

Официальной же версии смерти соответствует мнение дочери одного из ближайших сотрудников компании, курского купца А.Е. Полевого: «Не столько богатства, сколько славы жаждала его огненная душа, и препятствия в жизни как будто не существовали для него: он все преодолевал своею непреклонною, железною волею, и окружавшие недаром называли его “пламя плящее”. Зато это пламя и сожгло его преждевременно» [Авдеева-Полевая Е.А. Записки и замечания о Сибири//Записки иркутских жителей. Иркутск, 1990]. «Пламя плящее» действительно могло сжечь своего носителя. Вряд ли стало случайным совпадением то, что спустя всего несколько дней, 28 июля, вслед за отцом умирает и его одиннадцатимесячная дочь Елизавета. Вполне возможно, что обоих унесла одна и та же хворь.

Григорий Иванович был погребен в Иркутске напротив церковного алтаря в Знаменском женском монастыре, и его вдова сделала большие денежные пожертвования на сооружение каменной ограды вокруг монастыря и на его внутреннее украшение. На могиле Г.И. Шелихова в 1800 году ею же был установлен привезенный из Екатеринбурга мраморный памятник стоимостью в значительную для тех времен сумму 11 760 руб. На нем – бронзовый барельеф с изображением покойного и обширная надпись о его заслугах перед Россией.

Некоторые из этих заслуг получили завершение уже после смерти самого Шелихова стараниями Натальи Алексеевны, которая проявила поистине бойцовские качества, когда решался вопрос о будущем созданной им компании. «Я по смерти его оставшись по воле его правительницей всех его дел, старалась одна через два года при многих и по большей части горестных затруднениях… твердо держать все пружины компанейского прежнего производства, следуя во всем его планам», – писала вдова.

Она готова идти до конца…

Итак, она мужественно вступила в борьбу с конкурентами. Какие козыри были у нее на руках? Во-первых, прошение на имя императрицы, которое отправил сам Шелихов меньше чем за месяц до смерти. В нем он просил об оказании покровительства жене и детям и об утверждении жены наследницей в руководстве принадлежащей ему компании и во всех других делах, связанных с его торгово-промысловой деятельностью. Во-вторых, было его завещание, написанное перед самой кончиной рукой дочери Анны якобы с его слов, но многим конкурентам оно казалось сомнительным.

Наталья Алексеевна направила прошение в Иркутское наместническое правление, в котором утверждала, что способна управлять делами мужа, известными ей благодаря долговременной ее «с покойным в супружестве жизни, сколько и по наставлениям его во время болезни». На основании ее прошений Иркутский городовой магистрат в указе от 6 сентября 1795 года подтверждал слова вдовы, а потому Иркутской городской думе предписывалось известить наместническое правление, казенную палату, а также якутского и охотского комендантов о законности, по мнению Иркутского городового магистрата, управления всеми делами мужа Натальей Алексеевной Шелиховой.

Это была победа, но не окончательная. У казенной палаты возникли сомнения, насколько можно доверять женщине. Чиновничье недоверие подхлестывалось многочисленными прошениями купцов, имевших личные дела с Григорием Ивановичем Шелиховым и желавших решить финансовые вопросы в свою пользу. Одновременно с этим Коммерц-коллегия указывала на отсутствие письменного завещания Григория Ивановича и на неясные обстоятельства, связанные с его болезнью и скоропостижной кончиной. Однако в столь сложной и опасной для нее ситуации Наталья Алексеевна проявила незаурядные настойчивость и выдержку. Она подала прошение Екатерине II, в котором просила предоставить ей все права по управлению делами усопшего мужа. К прошению прилагалось то завещание Григория Ивановича, которое якобы было продиктовано им и записано дочерью Анной. Это прошение Наталья Алексеевна через H.Н. Демидова передала сначала фавориту Екатерины II графу П.А. Зубову, а тот уже представил его императрице. Любопытно, что Наталья Алексеевна, зная об интересе самого Зубова к делам на Американском континенте, направила письмо и лично ему. В нем вдова Шелихова взяла на себя смелость напомнить ему, что настала самая пора установить границу с британскими пионерами, так как если упустить момент, то они смогут выдворить русских бесцеремонно с освоенных ими земель. В качестве аргументации она напомнила ему об английской экспедиции, о которой сообщали газеты в 1793 году. Эта экспедиция побывала в заливах Кинай, Чугач и Якутат, где она столкнулась с охотничьими партиями Северо-Американской компании. Команды их кораблей выспрашивали, что считают русские здесь своим. Услышав ответ, что русские считают своим все, вплоть до залива Литуйа с 1741 года, когда побывал там капитан Чириков, они стали возражать, говоря, будто эти земли были открыты капитаном Куком. Далее она сообщает своему адресату, что пять или шесть кораблей под британским флагом прибудут в залив Кинай через два года для занятия побережья. Н.А. Шелихова считает, что если не помешать их намерениям, то можно и потерять русский приоритет на эти земли. Далее она пишет, что такая информация получена ею от местного управляющего А.А. Баранова, который также просит от правительства разрешения занять континентальный берег в районе залива Литуйа вплоть до того места, где высадился в Америке капитан Чириков. Она сообщает также, что управляющий просит разрешения на закапывание секретных медных пластин, которыми компанию снабдило правительство. Эти пластины были посланы в Сибирь, чтобы их тайно зарывали на вновь открытых землях в Сибири и на американском побережье. На пластинах было написано: «Земля Российского владения». Она также послала пять секретных планов, на которых обозначены места, где были зарыты такие пластины в разное время. К слову сказать, аналогичные медные пластины зарывал Афанасий Швецов в 1804–1808 годах даже в Калифорнии.

Историки отмечают, что в сохранении богатства семьи Шелиховых в сложной обстановке, создавшейся из-за скоропостижной смерти Григория Ивановича, в воплощении в жизнь его мечты о создании на Тихоокеанском Севере монопольной торгово-промысловой компании под государственной опекой немалая заслуга именно Натальи Алексеевны, которая сама или с подсказки доверенных лиц могла убедительно преподносить в коммерческих делах свою версию событий, составлять обстоятельные, но понятные и легко читаемые прошения, деловые записки и справки, что не шли ни в какое сравнение с подобными бумагами ее деловых конкурентов.

Но пока суд да дело, уже в первый год после смерти мужа Наталья Алексеевна Шелихова проявила себя как мыслящий в государственных масштабах предприниматель. Ей сразу же пришлось вникать в дела поселенцев, кораблестроителей и миссии. Так, 6 августа 1795 года в Охотск пришел фрегат «Феникс», принадлежавший компании. На нем для Натальи Алексеевны были доставлены с Аляски отчеты от местного управляющего компанией Баранова. Тем же кораблем был доставлен и небольшой железный брусок, которому Наталья Алексеевна очень порадовалась. Это означало, что на Американском континенте были найдены залежи железных руд и уже осуществлена первая плавка. Управляющий А.А. Баранов просил ее в письме послать ему опытных литейщиков. Кроме того, он сообщал, что ему удалось укрепить там русскую власть. После кончины Шелихова многие его управляющие и приказчики выразили желание продолжить службу в компании под началом вдовы. Большинство служащих признали Наталью Алексеевну законной наследницей всего состояния покойного мужа, несмотря на неясности, в завещании и обстоятельства смерти самого Г.И. Шелихова.

Н.Н. Демидов, в свою очередь, посоветовал ей опираться в делах на зятя Н.П. Резанова и не впутываться в личные споры с купцами, имевшими денежные претензии к мужу. Однако ближе Наталье Алексеевне был другой зять – великоустюжский купец Михаил Матвеевич Булдаков, один из богатейших и известнейших перекупщиков пушнины, который впоследствии стал членом-корреспондентом Российской академии наук. Он был способным организатором, участвовал в подготовке нескольких кругосветных плаваний, в том числе первой русской кругосветной экспедиции И.Ф. Крузенштерна и Ю.Ф. Лисянского. Вполне возможно, что коммерческий опыт М.М. Булдакова очень помог Наталье Алексеевне в первые годы после кончины мужа в упорядочении дел компании и завоевании прочных позиций во вновь учрежденной Российско-Американской компании, где именно М.М. Булдаков был более двадцати лет одним из главных директоров. Впрочем, зятья Натальи Алексеевны ладили между собой. Историки считают, что Резанов доверял Булдакову как себе, поскольку на его попечении оставил своих детей (жена Анна к тому времени скончалась), когда в 1803 году отправился в кругосветное плавание.

После смерти Екатерины II, которая не жаловала идею создания монопольной торговой компании на Тихоокеанском Севере, на престол взошел Павел I. Вероятнее всего, Резанов, который имел прочные связи при дворе, сумел убедить молодого императора в целесообразности такого образования, как Российско-Американская компания. К тому же из Лондона пришло уведомление, что Англия не собирается соперничать с Россией из-за ее промысловых районов. Итогом стараний семейного клана стал выход 8 июля 1799 года указа Павла I о создании под его Императорского Величества покровительством Российско-Американской компании, а в конце того же года Н.П. Резанов стал руководителем и доверенным лицом РАК при дворе в Петербурге. В качестве ключевой фигуры компании Николай Петрович горой стоял за интересы тещи. А перед тем именно он добился возведения «вдовы и детей гражданина Шелихова за заслуги мужа и отца их в дворянское достоинство с предоставлением им права вести торговлю». Н.А. Шелихова приняла самое активное участие в разработке новых документов компании, опираясь как на опыт своего путешествия, так и на знания, полученные от мужа.

После образования РАК российское влияние на Западном побережье Северной Америки укрепилось и распространилось на ранее неизведанные районы. Появились российские поселения на побережье и во внутренних районах Аляски, продолжилось активное освоение этой вновь присоединенной части Российской империи. Теперь Российско-Американская компания более полно соответствовала запросам времени: она сочетала функции как торговые, так и колониального управления. Таким образом, она стала итогом усилий русских первопроходцев, мореплавателей и промышленников – строителей Российской империи на Тихоокеанском Севере и воплощением мечты Колумба российского Григория Шелихова и его неукротимой жены, которая, по его же словам, «везде со мною следовать и все терпеть трудности похотела».

Однако многих, быть может, способно смутить резкое высказывание В.И. Штейнгейля о последних днях этой женщины, которая будто бы, «ознаменовав себя распутством, кончила жизнь несчастным образом». У Шелиховых было очень много врагов, еще больше недоброжелателей и завистников, а круг преданных друзей ограничен, пусть даже такими громкими именами, как Н. Демидов. Н. Резанов, М. Булдаков, А. Баранов. Амбициозная и целеустремленная Наталья Алексеевна перешла дорогу многим, когда вступила в жесткую мужскую игру на очень большие деньги, помноженные на государственные геополитические интересы. Она хотела после смерти мужа стать главой укрупненной и преобразованной компании, в нашем понимании – олигархом в юбке, но этого ей просто не позволили сделать. Быть может, всего лишь потому, что она была женщиной, но скорее по какой-то другой причине.

Да, она вела не всегда честную игру со своими пайщиками, – ну так и они с ней не шибко церемонились. Да, за ней тянулся шлейф домыслов и слухов. Но и в наши дни медики не всегда правильно ставят диагноз, а в те времена причина смерти тем более могла быть не установлена – будь то последствия простуды или стресса. Что же касается ее личной жизни, так ведь она жила в XVIII веке уже свободных нравов и, оставшись в тридцать три года вдовой, могла дать волю чувствам, если они у нее еще оставались. Не стоит гадать… Но факт, что до конца жизни ей так и не удалось обелить свое имя, хотя она, похоже, в этом и не нуждалась, – Бог, он и так все видит…

И если ей не посчастливилось полностью возглавить РАК, то она все же сохранила позиции за семейным кланом, продолжая фактически управлять компанией. Можно сказать, что Наталья Шелихова вошла в нашу историю и как путешественница, и как соучастница строительства Российской империи на Тихоокеанском Севере, и как первая в нашей истории, говоря современным языком, бизнесвумен.

Наталья Алексеевна умерла в 1810 году в возрасте всего 48 лет и была похоронена в Москве на кладбище Донского монастыря.