ВДОЛЬ главной улицы Черной Лощины теснились многочисленные магазинчики, пабы, причудливые кафе и небольшие бакалейные лавки. Центральную площадь города обрамляли дома с широкими трубами в духе эпохи короля Эдуарда, замысловатое здание англиканской церкви с белой окантовкой окон и остроконечной черной крышей, а также пожарная часть, сложенная из красного кирпича и с огромным медным колоколом. Более современные здания занимали прилегающие улицы, однако все они были построены до 1970-х годов, их выкрашенные деревянные панели и большие красочные вывески являли собой квинтэссенцию деревенского колорита. Все это великолепие дополняли огромные клены, растущие по обе стороны улицы, и открытые террасы закусочных.
Приехав на фермерский рынок, Мейсон был поражен, увидев, насколько здесь оказалось многолюдно. Вереницы торговцев, продающих свежие продукты, антиквариат, произведения искусства и ремесленные изделия, расположились на огромном поле, окруженном бесконечными лесами. Мейсон решил не спешить и рассмотреть каждую безделушку, однако что-то толкало его дальше. Он хотел разузнать о предании, о котором прочел. Ему представился отличный шанс расспросить о печально известной иве. Остановившись у прилавка, где не было покупателей, он достал карту из просторного кармана бежевых брюк.
– Простите, – он развернул глянцевый лист, – вы не подскажете, как мне найти вашу знаменитую иву?
– Чего? – рявкнул в ответ продавец, скрестив руки на груди и оглядывая Мейсона с ног до головы.
– Я… я слышал, что ваш город известен древней ивой. И хотел спросить, не знаете ли вы, где ее найти?
– Понятия не имею, о чем ты толкуешь, парниша, – отмахнулся от него продавец.
Мейсон отошел от лотка в сторону, все еще сжимая в руке карту. Разве ива не одна из ключевых достопримечательностей города? Та самая, что привлекает сюда туристов? Однако ситуация повторялась с завидной закономерностью. К кому бы он ни обращался, ответ всегда оставался один и тот же. Никто не знал, где находится дерево. Мейсон начал подозревать, что местные жители просто-напросто ему лгут, и это совершенно не увязывалось с его прежней идеей, что ива лишь приманка для туристов. Напротив, местные, казалось, оберегали какой-то секрет.
– Тихо! – шепнула какая-то женщина своей ворчливой дочери-подростку. Мать одарила девочку грозным взглядом, и та спешно ретировалась. Подобная скрытность только подстегивала любопытство, его внутренний рационалист загорелся желанием найти ключ к разгадке.
Гуляя по рынку, он заметил детскую площадку на самой границе с лесом, где на качелях в одиночестве сидела девушка. На вид лет двадцати, с оливковой кожей теплого оттенка и темными пепельно-каштановыми волосами, ниспадающими чуть ниже ключиц. Она вытянула длинные стройные ноги и уставилась на него. Выражение ее лица в основном можно было охарактеризовать как скучающее, за исключением искорки любопытства, очевидной даже на расстоянии. Мейсон задумался, могла ли она его узнать, хотя понимал, что это невозможно, ведь он пробыл в Черной Лощине всего один день.
Мейсон попытался внимательнее ее рассмотреть, но случайно столкнулся с другим покупателем, в результате чего на землю посыпался картофель.
– Я-я сожалею, – начал он заикаться, когда прохожий хмыкнул, явно раздраженный столкновением. Подбирая разбросанные корнеплоды, Мейсон совсем позабыл о девушке на качелях, душевные терзания отошли на второй план, уступив место смущению.
Он вернул картошку владельцу и поспешил к лотку торговца неподалеку, привлеченный белоснежной скатертью, расстеленной на массивном дубовом столе с искусно выструганными углами, плавными изгибами и старинными ножками, украшенными резьбой. Мейсон прошелся вдоль прилавка, рассматривая товары. Среди различных кристаллов, амулетов из бронзы и янтаря, фигурок из дерева он заметил крупный, переливающийся фиолетовым цветом камень в форме клыка. Поверхность камня испещряли крошечные черные прожилки, золотистые и ярко-зеленые вкрапления под ними плавно перетекали в оттенки пурпура. Никогда не сталкивавшийся с подобной красотой прежде, Мейсон невольно задержал внимание на мерцающей драгоценности, поднял камень к солнечному свету и наклонил сначала влево, затем вправо, восхищаясь насыщенными фиолетовыми и изумрудными отблесками.
– Это лабрадорит, – сказал продавец, наблюдая за Мейсоном, любующимся камнем. – Красивая штучка, не правда ли?
– Штучка? – Мейсон опустил камень и взглянул на продавца, грузного мужчину средних лет с резной курительной трубкой в руке и русской ушанкой на голове.
– Все верно, она штучка, – кивнул торговец, пожевывая конец трубки. – Все лабрадоритки – женщины, они колдуньи и шаманки.
Брови Мейсона взлетели вверх, а рот скривился.
– Но это камень. – Он попытался подавить смех, однако продавец разразился громким хохотом вместо него.
– Просто метафора, – ответил мужчина. – Его называют камнем сновидений. Говорят, он способен отделять мир бодрствования от… иных миров.
Мейсон верил лишь в один мир: тот, что звался реальностью. Где имели вес объективные, очевидные факты. Особенности личного восприятия порой заставляли людей все усложнять. Он повертел вещицу в руке. Когда на камень не падал свет, он казался блеклым и серым.
– Это как-то связано со Сновидицей?
Лицо продавца потемнело, он стиснул зубами кончик трубки и посмотрел на Мейсона:
– Вот что я скажу. Я отдам тебе камень по специальной цене. Пятнадцать баксов. И, если повезет, ты все узнаешь сам.
Другими словами – ответ утвердительный. Мейсон нахмурился, однако это было больше, чем ему удалось вытянуть из кого-либо до этого. Кивнув, он порылся в заднем кармане и оплатил покупку.
– Ей нравились лабрадориты, – заметил продавец ровно в тот момент, когда Мейсон повернулся, чтобы отойти от прилавка. – Он помог ей найти дорогу. – Мужчина растянул губы, демонстрируя широкую, зубастую улыбку. Вынул трубку изо рта и постучал ею по каменной пепельнице на столе один раз, другой и, наконец, третий. Звон повис в воздухе, резко контрастируя с шумом оживленного рынка.
Помог ей найти дорогу? Что, черт возьми, это должно означать? Мейсон улыбнулся в знак признательности и снова отвернулся, продолжая разглядывать камень, поворачивая его в ладони, чтобы полюбоваться ярким сиянием.
– А, детектив, – раздался хриплый шепот позади, настолько близко, что Мейсон почувствовал дыхание на своей шее. Он обернулся и увидел мужчину лет семидесяти с прилизанными серебристо-черными волосами и бледной кожей. Странно, но человек был не достаточно близко, чтобы дышать Мейсону в затылок. Старик стоял в паре метров от него и, несмотря на чуть сгорбленные плечи, сохранял напряженную позу. Незнакомец склонил голову набок под неестественным углом, как поломанная кукла.
– Детектив, – невозмутимо повторил старик. Его ужасно бледные глубоко посаженные глаза, казалось, немного светились. Он был тщедушный и долговязый, с длинными тонкими пальцами.
– Простите?
Мужчина не ответил, его губы растянулись в улыбке.
– Сэр? – растерявшись, Мейсон шагнул вправо, чтобы проверить, последует ли за ним взгляд старика.
Глаза незнакомца сверкнули.
– Я вижу тебя, – хрипло произнес он.
– Э… это хорошо, сэр, – пробормотал Мейсон, сжимая в кулаке лабрадорит.
– Я знаю, что ты ищешь, детектив.
– И что же я ищу? – спросил Мейсон.
– То, что находит, но не может быть найдено, – прохрипел мужчина себе под нос, его слова сопровождались слабым бульканьем, как будто у него в горле что-то застряло. – Я могу отвести тебя туда.
Старик ответил загадкой, но Мейсон был уверен, что он имел в виду иву. Искушение проглотить наживку было велико, однако его рациональный разум вопил, что этот человек психически нездоров и будет просто водить его кругами. Мейсон вежливо улыбнулся и покачал головой:
– Спасибо, не стоит.
Улыбка старика не дрогнула. Он указал костлявым пальцем на руку Мейсона, сжимающую камень сновидений:
– Приходи, как наберешься смелости искать дорогу.
Камень загудел, оживая в ладони. Сжав кулак покрепче, Мейсон проводил взглядом бредущего к лесу старика.
И, едва деревья поглотили невысокую фигуру, камень в руке Мейсона затих.