Исцеление Ильи Муромца
от что сделал Господь. В селе Карачарово, что под городом Муромом, жил крестьянский сын. Всем был хорош: пригож и послушен, да вот беда – с рождения не слушались его руки-ноги. Сидел Илюша сиднем целых тридцать лет, смотрел в окошко и мух давил. Сельчане жалели болящего, а пуще – его родителей. Приходилось тем хозяйство вести без сыновней помощи: уходили засветло, возвращались затемно.
Раз пришли в то село трое калик перехожих. Встали они под косящатым окошком, подали голоса:
– Распахни-ка ты, Илья, нам широкие ворота. Приветь усталых странничков.
Илья вздыхает:
– Как же мне распахнуть ворота? Сиднем сижу целых тридцать лет. Руки-ноги меня не слушают.
Калики советуют:
– Всё же попробуй, встань.
Илья на то обиделся:
– Зря вы над убогим насмехаетесь. Или глухи от старости? Говорю ведь: не подняться мне с лавки.
Однако упрямы перехожие калики:
– Вставай, Илья!
Не успел ответить Илюша странникам, как почуял незнакомую прежде силу. Ноги сами вскочили, понесли его к дверям, а затем и во двор. Отворил он ворота гостям, а себе надивиться не может.
Между тем зашли в избу белобородые калики, поклонились Христу с Богородицей. Крест они клали по-писаному, поклон вели по-учёному. Достали походную баклагу, налили в чарочку медвяного питьеца.
– Уважь нас, сирых, Илья Иванович! Отпей-ка из чарочки!
Горька для Ильи оказалась та чарка, однако всю выпил, как и просили путники. Тотчас разгорелось его сердце; распотелось белое тело. Принялся он по половицам похаживать, на странничков посматривать.
Те спрашивают:
– Что, Илья, в себе чувствуешь?
Илья отвечает:
– Чую в себе великое прибавление.
Калики вновь налили зелья. Ещё более оказалось в том питьеце горечи. Ещё более у Ильи распотелось белое тело. Половицы под ним скрипят, пол под ним едва не проваливается, руки готовы подковы гнуть, выдёргивать гвозди-скобы.
Калики спрашивают:
– А сейчас что в себе чувствуешь?
Илья удивляться не успевает:
– Прибавилось во мне ещё более крепости!
Подносят калики третью чарочку:
– На-ко, Илюша, отведай!
Едва выпил чарку Илья, настолько та оказалась горька. Тело его теперь огнём горит. Ему и изба мала – сразу тесно стало в родительском доме.
Спрашивают гости:
– Какова тебе третья чарка?
Илья и не знает, что отвечать.
Калики тогда говорят:
– Будешь ты великим богатырём, смерть тебе на бою не писана. Только выслушай нас внимательно: со всяким врагом бейся безбоязненно, замахивайся на целую рать. Не выходи лишь драться с тем, кто тягу земную поднять пытался, кого земля на себе через силу носит.
Илья удивился:
– Кто ж это такой, кого сама земля-матушка не выдерживает?
Ему отвечают:
– Всему свой срок, Илья Иванович, придёт время – узнаешь. А теперь выбирайся из избы прямиком на волю, на весёлую ярмарку, и покупай себе первого встретившегося жеребчика. Затем поставь его в срубе на три полных месяца, вдосталь корми белояровым пшеном, пои ключевой водой. По три ночи поваживай жеребчика в поле, выкатывай его в три росы. А как станет твой жеребчик перескакивать через тын в ту и в другую сторону, поезжай на нём куда хочешь.
Хотел в ноги поклониться Илья каликам – а их уже и след простыл.
Пошёл тогда Илья в поле к родителям. Они, сердешные, на том поле с утра надрываются: надо чистить пал от дубья-колодья, все корни подрубить и выкорчевать. В три ручья льёт с батюшки и с матушки пот. Завидев сына, оба так и замерли.
Поклонился Илюша родителям в пояс:
– Здравствуй, батюшка мой, Иван Тимофеевич! Здравствуй, моя матушка, Епестинья Олександровна!
Иван Тимофеевич и Епестинья Олександровна в себя не могут прийти от удивления. И сказать бы им что, да язык не поворачивается. Принялся тогда Илья сам выкорчёвывать дубы. Глядят отец с матушкой: их сын столетние деревья с корнями из земли вырывает, в глубокую реку закидывает – и глазам своим не верят. Как очистил Илья поле, стали родители его ласкать, обнимать, расспрашивать. Рассказал Илья, как приходили к нему перехожие калики, как поили его медвяным питьецом.
Пошёл он затем на ярмарку, а навстречу мужик ведёт жеребчика, бурого и косматенького. Купил Илья того жеребчика: что запросил мужик, то и дал. Затем поставил своего Бурушку Косматечку в сруб, как перехожие калики велели, кормил белояровым пшеном, поил ключевой водой. Прошло с тех пор три полных месяца. Стал Илья жеребчика по три ночи в саду поваживать, в три росы выкатывать. Подвёл его к высокому тыну: Бурушка возьми да и перескочи через тын в ту и в другую сторону. Глядит Илья: стоит перед ним уже не запинающийся жеребчик, а могучий конь, взращённый на добром пшене и на чистой воде. Тут Илья Иванович его оседлал, зауздал, попросил затем у матери с отцом благословения: те его перекрестили на путь-дорожку. Выехал богатырь за околицу. Свистнул, гикнул, подхватил свою пудовую плёточку – только с тех пор его и видели.
