Читателю придётся самому решить насколько важна рукопись, оставленная Бернардом Мичемом. Несомненно, мало кто сочтёт её чем-то более серьёзным, чем записью бреда, вызванного странным наркотическим веществом, которое синтезировал сам Мичем. Но даже с этой точки зрения рукопись представляет определённый медицинский интерес, так как она освещает потрясающие возможности человеческого восприятия. И если кто-то примет к сведению опыты Мичема, то увидит, как приоткрылась завеса нового мира, о котором до сего дня никто не подозревал.
Мичем, блестящий молодой химик, с самого начала поставил перед собой задачу провести специальное исследование наркотических веществ. Благодаря солидному наследству он был освобождён от необходимости зарабатывать деньги при помощи своих знаний и талантов и, таким образом, мог посвятить всё своё время тому предмету, который интересовал его столь глубоко. Будучи по характеру отшельником, он ни с кем не обсуждал цель своих исследований, и революционная теория, которую он выстраивал, была неизвестна его коллегам. Тайну этой теории, а также результаты своих экспериментов Мичем доверил только рукописи. Её содержание и даты указывали на то, что рукопись была написана незадолго до необъяснимого исчезновения её автора. Она была найдена лежащей на его лабораторном столе. Ныне мы публикуем текст в соответствии с краткой запиской, оставленной Мичемом, который не указал, кому она адресована.
Ещё в детстве я начал подозревать, что мир вокруг нас, возможно, является всего лишь завесой, скрывающей нечто иное. Это подозрение возникло у меня после долгой болезни скарлатиной, которую сопровождали приступы бреда. В том бреду, как я потом вспоминал, мне казалось, что я живу в чудовищном мире, населённом странными бесформенными существами, чьи действия были преисполнены ужаса и угрозы; или же, когда существа не представляли опасности, то они являлись совершенно непонятными и неземными. Это царство теней казалось не менее реальным, чем мир, воспринимаемый моими обычными органами чувств; и во время своего выздоровления я верил, что оно всё ещё существует где-то за углами привычной мне комнаты. Я боялся, что ужасные призраки из того царства теней могут появиться передо мной в любой момент.
Мои ночные сновидения, которые часто были очень странными и яркими, также подтверждали догадки относительно других сфер и тайных аспектов привычной нам реальности. Каждую ночь мне казалось, что я переходил через границу ночной земли, которая находилась вблизи мира, что мы видим днём, но была доступна только во сне.
Такие убеждения, будь то чистый вымысел или фантазия, смешанная с туманной истиной, несомненно, являются более-менее обычным делом для детей с богатым воображением. Постепенно взрослея, я, тем не менее, не отвергал полностью свои сны, но они побуждали меня размышлять о загадках человеческого восприятия и о том, как оно работает. Вскоре мне пришло в голову, что пять органов чувств, известных науке, были довольно скудными и сомнительными каналами для познания реальности; а их свидетельства относительно природы окружающего мира могут быть частично или даже полностью ошибочными. Тот факт, что все так называемые здравомыслящие и нормальные люди, обладающие зрением, слухом и другими органами восприятия, в значительной степени согласованно принимают внешние феномены как истинную реальность, может доказывать лишь наличие общих недостатков или ограничений в чувствительности наших органов. Возможно то, что мы считаем реальностью, является просто коллективной галлюцинацией; и, разумеется, как это доказала сама наука, человек не может претендовать на окончательное и полное восприятие мира. Картины, которые видят глаза человека, не различают фасеточные глаза насекомого; цвета, которые доступны человеческому глазу, не воспринимаются птицами. Где же тогда настоящая реальность?
Размышляя в таком ключе, я неизбежно заинтересовался эффектами, которые вызывают наркотические вещества, особенно те, что глубоко изменяют восприятие самыми разнообразными и фантастическими способами. Я с упоением прочёл такие книги как «Исповедь англичанина, употребляющего опиум» Де Квинси, «Искусственный Рай» Шарля Бодлера, и почти забытое всеми сочинение Фитцхью Ладлоу «Пожиратель гашиша». Интерес к подобной литературе вскоре привёл меня к изучению химических свойств наркотиков и исследованию их физиологического воздействия. Я чувствовал, что где-то здесь таились глубокие тайны и ключ к ещё никем не раскрытым секретам.
Так начались десять лет исследований и экспериментов, которые привели меня к нервному истощению, едва мне исполнилось двадцать девять лет. О начальных этапах своих опытов я расскажу кратко, поскольку у меня осталось слишком мало времени, чтобы успеть описать то невероятное и удивительное открытие, которое я совершил в самом конце.
Моя лаборатория была оснащена самыми лучшими и чувствительными приборами, и я собрал для анализа все известные современной химии наркотические вещества, а также некоторые другие, найденные исследователями в отдалённых и необитаемых землях. Опиум и все его производные, атропин, экстракт гашиша и высушенные растения – мескаль, пейот, кава – все они и многие другие вещества были объектами моих экспериментов. С самого начала у меня появилась одна странная теория, которая казалась запретной. Для её доказательства мне было необходимо провести опыты с наркотиками на самом себе. Кроме того, я был вынужден изобрести невероятно чувствительное фотоэлектрическое устройство, которое могло регистрировать и отслеживать неясные мозговые импульсы.
Моя теория заключалась в том, что видения или так называемые галлюцинации, вызванные наркотиками, проистекали не из простого расстройства нервной системы, но от пробуждения какого-то нового, ещё не развитого органа чувств. Этот орган, являясь более сложным и скрытым, чем другие, был родственен глазам; и я подозревал, что им является одна из желез, возможно, что шишковидная. Я не отвергал мнения эндокринологов, что эта железа регулирует рост человека, но подозревал, что в условиях нашей повседневной жизни вторичная функция шишковидной железы была полностью подавлена.
Ужасающее воздействие наркотических веществ приводит к тому, что этот третий глаз частично пробуждается, выдавая искажённые, неустойчивые проблески видений более значительной реальности, чем то, что могут отобразить наши внешние органы чувств. Возможно, что с помощью шишковидной железы можно увидеть измерения, превышающие те три, которыми ограничено наше восприятие. Надежда на то, что этот орган сможет что-то показать, была исчезающее малой; я чувствовал, что ни одно известное наркотическое вещество не является настолько мощным, чтобы пробудить его полностью. Это было похоже на необученные глаза новорождённого младенца, который видит окружающий мир без какого-либо точного восприятия формы, расстояния, перспективы и отношений между объектами. Отсюда безумное разнообразие, неустойчивые, вечно меняющиеся фантазии наркотических видений, или чередование и смешение ужаса, великолепия, гротеска и неизвестности. Тем не менее, бесконечные перспективы неописуемых реальностей отбрасывали свои мрачные тени на человеческий разум.
Скажу только, что с помощью графического устройства, которое я изобрёл, мне удалось продемонстрировать прямое воздействие наркотиков на шишковидную железу и временное превращение этой железы в особый оптический орган. Реакции, записанные этим устройством в то время, когда я находился под воздействием гашиша, были необычайно сильными и заметно похожими на те, что регистрировались в нервах человеческого глаза во время восприятия зрительных образов. Таким образом подтвердился мой тезис о существовании объективного мира, сокрытого за изобилием фантасмагорий, вызванных наркотиками.
Теперь осталось изобрести или составить препарат, достаточно мощный, чтобы стимулировать новый зрительный орган к полному и развитому осознанию этого сокрытого мира. Я не буду здесь останавливаться на подробностях моих многочисленных испытаний и неудач со сложными смесями странных алкалоидов. Я также не буду записывать вещества, входящие в этот составной супернаркотик, благодаря которому я достиг конечного успеха за счёт фатально расшатанной нервной системы или, возможно, чего-то похуже. Я не хочу, чтобы другие заплатили ту же цену, что и я.
Мои первые ощущения от нового препарата были похожи на те, что вызывались сильной дозой индийской конопли. Возникала такая же задержка времени, благодаря которой обычные минуты растягивались на эпохи; и такое же расширение пространства, когда стены моей лаборатории, казалось, отодвинулись на огромное расстояние, а моё собственное тело, равно как и знакомые вещи вокруг меня, растянулись на огромную высоту и длину. Ножки моего кресла стали высокими, как знаменитые секвойи. Я дотянулся рукой до лба, чтобы убедиться в том, что записывающее устройство закреплено точно над шишковидной железой, и увидел, что рука увеличилась до размера водоворота в каком-то глубоком каньоне. Бутыль с наркотиком вырисовывалась гигантским монументом.
Всё это было мне знакомо, и я почувствовал себя несколько разочарованным. Неужели новая смесь оказалась такой же неудачной, как и остальные?
Я закрыл глаза, как часто делал это раньше, чтобы перекрыть доступ любым обычным, зрительным впечатлениям, которые могли бы помешать видениям третьего глаза. Некоторые детали исчезли, а другие добавились, но образы, в которые я всматривался, оставались принципиально теми же самыми. Затем постепенно начались изменения, и сцена передо мной разделилась на то, что я могу описать только как две различных плоскости или два уровня. Они отличались друг от друга как море и суша.
Первая плоскость состояла из моего непосредственного окружения – лаборатории и её оборудования, которые теперь стали прозрачными, словно пронизанные неким радиоактивным свечением. Моё собственное тело стало выглядеть таким же прозрачным, но, как и все объекты вокруг меня, чётко сохраняло отдельные контуры.
За пределами этой ближайшей плоскости была вторая, в которой всё, казалось, обладало относительной плотностью и непрозрачностью. Я смотрел на смесь странно-угловатых форм, которые могли бы материализоваться из кошмара геометра. Эти формы были огромными, сложными, таинственными. Затем, постепенно до меня дошло, что они являются очевидным продолжением форм моей собственной плоскости. Таким образом, моим первым впечатлением было то, что всё вокруг меня растянулось до чрезмерной длины и простёрлось на огромные расстояния.
Трудно точно описать то, что я видел, поскольку моё восприятие несомненно включало в себя дополнительное измерение. Мои конечности и тело, моё кресло, полки, бутылки, столы, заваленные химической аппаратурой – всё словно растягивалось в невероятно косые углы, в мешанину сверхевклидовых форм, которые переполняли новый мир. Мои глаза, словно глаза младенца, который только-только учится видеть, постепенно начали различать детали и определять пропорции и перспективы там, где всё на первый взгляд выглядело бессмысленно размытым и хаотичным.
Моё внимание сосредоточилось на фигуре, которая, казалось, соответствовала моей. Эта фигура, сидящая на структуре, смутно напоминающей кресло, имела колоссальные размеры. Она представлялась мне состоящей из сотен странных выпуклых и вогнутых граней. Тем не менее, я различал отдельные части, эквивалентные человеческой голове, туловищу, рукам и ногам. Казалось, что фигура сидит лицом ко мне, потому что в её чрезвычайно пропорциональной голове имелся многоугольный намёк на глаза, рот и другие черты.
Было ли это такое же живое существо, как я сам? Вопрос этот не давал мне покоя. Если да, то какой была моя связь с этим существом в мире, куда раньше никогда не проникал взор человека? Неужто сверхнаркотик явил мне моего двойника из четвёртого измерения?
Наконец, я придумал простой эксперимент. Медленно и с некоторым усилием, поскольку влияние наркотика повлекло за собой небольшую потерю контроля над мышцами, я начал поднимать правую руку, пока она не оказалась на уровне плеча. Одновременно и с той же медлительностью существо, находящееся передо мной, подняло конечность, которая соответствовала его левой руке. Казалось, я смотрел на своё необычайно увеличенное и искажённое отражение в каком-то странном зеркале. Возможно, когда мой взор проникал из одной плоскости, из одного измерения в другое, на их границе происходила такая же перемена, что и в зеркальном отражении.
Теперь я поднялся на ноги и стал ходить по лаборатории, поначалу немного шатаясь от той потери контроля, о которой я уже упоминал. Фигура из другого измерения также поднялась и принялась ходить такими же дрожащими и неуверенными шагами. Я взял мензурку. Существо взяло в свою руку бокал барочной формы и подняло его вверх. Чисто из-за слабости, мензурка выскользнула из моих пальцев, разбившись на множество фрагментов. В тот же момент бокал, который держало существо, тоже упал, и его осколки рассыпались по полу иного мира.
Было похоже, что каждое производимое мной движение повторялось в совершенном синхронизме этим удивительным альтер-эго.
Тогда мне пришла в голову поразительно очевидная мысль. Я подошёл к столу и взял мерную бутылку, в которой хранил запас своего нового наркотика. Отмерив пятую часть от того количества препарата, принятого ранее, я решил, что такая небольшая добавка к предыдущей дозе мне особо не навредит. Растворив порошок в небольшом количестве воды, я проглотил его.
Используя сосуды более сложной геометрической формы, существо в той параллельной лаборатории воспроизводило каждое моё движение.
Было ли оно таким же экспериментатором, пытавшимся прорвать многогранную космическую завесу? «Видит ли оно меня?» – спрашивал я себя. Испытывало ли оно откровение, подобное тому, что испытал я? Выполняло ли оно те же действия, что и я, чтобы проверить соответствие, которое существует между нами? Все ли объекты, сущности, причины и следствия в его мире обладают своими двойниками в моём?
Возможно, подумал я, что связь между мирами была одной из причин и она же являлась и следствием. Но если так, то какой из миров был первичным и какой вторичным? Мои ли действия определяли движения того чужого меня? Или же оно определяло мои?
Я чувствовал, что моё новое визуальное восприятие становится более острым благодаря небольшой дополнительной дозе наркотика, которую я принял. Детали странного измерения стали более ясными, более отчётливыми. До сих пор всё было бесцветно, как серые тона на фотографии. Теперь я начал различать оттенки, которые были совершенно неописуемы, поскольку они не принадлежали к известному мне спектру.
Чувствуя лёгкое головокружение, я перебрался на диван, поставленный мной в лаборатории специально для таких экспериментов, и растянулся на нём. Синхронно со мной существо, находящееся в той параллельной лаборатории, возлегло на огромном объекте, состоявшем из множества кубов, который в моём мире соответствовал дивану.
Мы лежали неподвижно друг напротив друга. Через некоторое время видение того измерения размылось, став ещё более хаотичным и искажённым. Наконец, оно исчезло, и вокруг меня осталась только знакомая обстановка комнаты.
Во время своего следующего эксперимента я рискнул выйти на улицу, когда воздействие наркотика на мой мозг было на самом пике. Шаг за шагом по мере того, как я шёл, видение менялось, слово вокруг двигалась сцена, и каждое моё действие сопровождалось наблюдением того существа, которого я стал считать своим другим, космическим «я».
Я наблюдал двойной город – город своего собственного мира, по которому двигались автомобили, трамваи, толпы пешеходов – и город чуждого измерения с транспортными средствами, людьми, зданиями, всем, что соответствует нашим движениям или позициям, но всё это было более обширным и более сложным по части геометрических форм.
Поглощённый этим поразительным откровением, я забыл об опасности, которой подвергался. Медленно ехавший автомобиль ударил меня своим бампером, когда я шагнул с тротуара на пешеходный переход. Падая на асфальт, я увидел, что мой воображаемый двойник был сбит одним из транспортных средств в его городе, и тоже падает.
Я не получил никаких травм, кроме нескольких небольших синяков. Прохожие помогли мне подняться на ноги, в то время как в том другом городе пешеходы оказывали такую же помощь моему странному двойнику.
Я повторял эксперимент в разных условиях, в городе и за городом. Всегда я видел своего двойника из ультраизмерения в аналогичной ситуации, который повторял все мои действия. Казалось, что в нашем мире нет человека, животного, растения, машины, здания, пейзажа, у которого не было бы своего аналога в другом измерении. Всё происходящее совпадало в этих двух сферах.
Затем произошла поразительная перемена. Я отложил приём наркотика на несколько дней, понимая, что моё здоровье слишком сильно пострадало от его использования, и что если я буду продолжать эксперименты с прежним упорством, то вскоре могу умереть. В течение этого времени у меня наблюдались какие-то странные психические состояния, о которых я не мог позднее вспомнить. Кроме того, у меня было несколько необычных провалов в памяти. Это продолжалось в течение нескольких часов, и всегда предварялось спутанностью сознания и наплывом непривычных для меня мыслей. В частности, мне пришла в голову мысль об абсолютной пустоте между мирами, где нет ни времени, ни пространства. Мне подумалось, что благодаря совершенной, божественной силе воли мой двойник может войти в этот вакуум и тем самым изолировать себя от космических законов, которые в противном случае контролировали бы его судьбу. Такая изоляция показалась мне довольно привлекательной, и я поймал себя на мысли, что очень хочу попасть в эту пустоту, как раз перед тем, как я потерял сознание. Таким образом я мог бы отделить свои действия от действий того, другого существа и избежать гибельной судьбы, которая угрожала нам обоим из-за многократного использования мощного комплексного наркотика.
Чувствуя себя слишком слабым и больным, чтобы выходить на улицу, я провёл следующий эксперимент с наркотиком в своей лаборатории, лёжа на диване. Наркотик действовал как обычно, видение прояснялось до тех пор, пока я вновь не увидел сосуды и мебель чужой лаборатории – отражения моей собственной в ином измерении. Но к моему изумлению огромный диван, составленный из множества кубов, на котором я ожидал увидеть лежащую фигуру, был пуст! Я напрасно обшаривал глазами всю лабораторию в поисках двойника из своих видений.
Затем, впервые во время воздействия супернаркотика, я услышал звучание человеческой речи. Со мной начал говорить голос – низкий, невыразительный, исходящий из непонятного направления, или как будто со всех сторон одновременно. Иногда мне казалось, что голос звучит в моём собственном мозгу, а не в какой-либо точке пространства. Голос спросил:
– Ты меня слышишь? Я Абернарда Чемичемеч, твой близнец в четырёхмерном космосе, за которым ты наблюдал.
– Да, я слышу тебя, – ответил я. – Где ты?
Я не уверен, говорил ли я всё вслух или произносил эти слова мысленно.
– Я изолировал себя в вакууме суперпространства, – был ответ. – Это единственный способ, благодаря которому я могу разорвать связь между нашими существованиями. Мы должны разделиться, если я хочу избежать смерти, которая угрожает тебе. В этом вакууме не действуют никакие силы и законы, кроме мысли и воли. Я могу по собственному желанию входить в вакуум и снова выходить из него. Мои мысли могут проникнуть в ваш мир, и в твоём нынешнем состоянии под воздействием наркотика ты можешь слышать их.
– Но как ты можешь делать это независимо от меня? – удивился я.
– Потому что моя воля и мой мозг превосходят ваши, хотя в остальном они идентичны им. Наши миры – близнецы, как ты наверняка уже понял; но мой мир, у кото рого на одного измерение больше, чем у твоего, является первичным, миром причин. Ваш мир вторичен, это мир последствий. Именно я изобрёл супернаркотик, пытаясь пробудить новый орган чувств, который раскроет космическую реальность. Твоё изобретение было следствием мо его, так же как твоё существование является результатом моего существования. Я единственный из людей своего мира, кто при помощи наркотика узнал, что существует вторичная сфера; а ты единственный в своём мире, кто увидел главную сферу. Мое знание законов более высокого измерения позволяет мне действовать теперь во вторичном мире посредством одной лишь силы мысли. Изолируя себя в этом вакууме, я изъявил волю, чтобы ты совершил действия, от необходимости выполнения которых я себя освободил. Несколько раз единственным результатом моих волевых посылов было то, что ты терял сознание; эти периоды беспамятства соответствовали моему пребыванию в пустоте. Но теперь я одержал победу. Ты снова принял наркотик в то время как я стою отчуждённо меж двумя мирами, невидимый, в стороне от цепочки причин и следствий.
– Но если ты не принимал наркотик, – спросил я, – как ты осознаёшь меня? Ты можешь меня видеть?
– Нет, я не могу тебя видеть. Но я знаю о тебе благодаря органу чувств, не зависящему от наркотика: само знание о твоём существовании позволило мне пробудить его. Это часть моей превосходящей силы ума. Я не собираюсь больше использовать этот наркотик, но хочу, чтобы ты продолжал его принимать.
– Зачем? – спросил я с сомнением.
– Потому что ты скоро умрёшь от последствий приёма наркотика. Я же, воздерживаясь от него, сумею избегнуть смерти. Мне кажется, что такого ещё никогда не происходило в истории двойного космоса. Смерть в вашем мире, как и рождение, и всё остальное, всегда сопутствовали происходящему в моём измерении. Я не уверен, что всё выйдет так, как я задумал. Но, разорвав связь между нами и пережив твою смерть, я, возможно, никогда не умру.
– Но возможна ли моя смерть без твоей? – задал я вопрос.
– Думаю, что возможна. Это будет результатом продолжения событий, которые могли бы привести и к моей смерти, если бы я сам не решился прервать их. Когда ты будешь близок к смерти, я снова войду в вакуум, и здесь никакая космическая причина или следствие не достигнут меня. Таким образом я буду дважды в безопасности.
В течение нескольких часов я сидел за своим лабораторным столом и записывал в журнал историю своего опыта. Что бы ни случилось со мной – будь то смерть или что-то более странное, чем смерть – останется хотя бы запись моих невероятных переживаний, когда я уйду.
После моего разговора с существом, называющим себя Абернардой Чемичемечем, я попытался полностью воздержаться от супернаркотика и несколько раз преодолевал побуждение, заставляющее меня продолжать его принимать. Я ловлю себя на мысли, что сильно желаю, чтобы Абернарда Чемичемеч сам принимал наркотик, пока я воздерживаюсь, и пусть лучше он погибнет вместо меня.
Во время своих недавних экспериментов с наркотиком я видел только пустую лабораторию моего двойника из иного измерения. По-видимому, каждый раз это существо пряталось в суперпространстве. Он больше не разговаривал со мной.
Тем не менее, у меня есть странное чувство, что сейчас я ближе к нему, чем когда-либо раньше во время наших взаимных видений или в момент нашего единственного разговора. Моя физическая слабость прогрессирует с такой же скоростью, как и мои умственные способности, которые заметно усиливаются и расширяются. Это не описать словами, – будто другое измерение добавилось в мой разум. Я ощущаю себя обладателем чувств, находящихся за пределами обычных пяти и того, которое активирует мой наркотик. Я считаю, что силы Абернарды Чемичемеча, хоть и направленные против меня, в какой-то мере перешли ко мне благодаря космическому закону, который не может отменить даже мой двойник, сидя в своём вакууме вне времени и пространства. Существует равновесие, которое исправляет самое себя, даже если оно временно нарушается неизвестными силами четырёхмерного разума.
Сама воля двойника перешла ко мне и повернулась против него, хотя я подчиняюсь его воле так, как уже указывалось. Я одержим картиной космического вакуума, в котором он спрятался. Всё больше и больше я ощущаю в себе желание, волю и силу спроецировать своё физическое тело в тот вакуум, и таким образом избежать цепочки последствий, которые начались с изобретения супернаркотика.
Интересно, что произойдёт, если мне удастся сбежать таким же способом до того, как наркотик убьет меня? Что случится со мной и с Абернардой Чемичемечем, если мы встретимся лицом к лицу в этой пустоте между мирами нашего двойного космоса?
Будет ли эта встреча означать уничтожение для нас обоих? Выживем ли мы как две сущности – или как единое целое? Я могу только ждать и строить догадки.
Означает ли это, что мой двойник тоже пребывает сейчас в сомнениях и размышляет об этом, ожидая меня?
Нас на самом деле двое или существует только кто-то один?