Грузинский археолог Гурам Лордкипанидзе представляет вотивную бронзовую модель колесницы, найденную в святилище на горе Гохеби (Кахети, Восточная Грузия) как серпоносную бигу1. У данной колесницы колеса с девятью и десятью спицами вертятся вокруг оси, закрепленной под серединой кузова. На правый конец оси одет один серп, хотя в тексте статьи серпы упоминаются во множественном числе. Как мне сообщил археолог Константин Николаевич Пицхелаури, которому в 1976 г. данную модель принесли местные жители, серпов было два, но как они были надеты на ось, неизвестно2. На реконструкции серп явно одет не в другую сторону, изгибом назад. Совершенно очевидно, что для поражения противника этим оружием, последнее должно быть обращено вперед, препятствуя тем самым соскальзыванию назад поражаемого врага. Не понятно, как соотносились отверстия на концах оси и крепления серпов. К. Н. Пицхелаури сообщает о том, что отверстия на оси служили для вдевания чеки, а не для закрепления серпов. Кузов колесницы, состоящий из нескольких планок, разделен на две секции. Это говорит о том, что экипаж упряжки состоял, по крайней мере, из двух человек. Данное количество, как мы далее увидим, не соответствует персидским образцам, где в кузове квадриги с серпами находился один возница. О мобильности упряжки, предназначенной, скорее всего, для произведения стрельбы, свидетельствует традиционный легкий и незащищенный кузов.
Самое главное, при рассмотрении данной находки: неясность ее датировка: исследователи относят ее ко времени, начиная с конца II тыс. до н. э. и заканчивая первой половиной I тыс. до н. э.3 В последнем случае появление серпов можно объяснить персидским влиянием или же просто стремлением мастера передать конструкцию боевой колесницы
Ахеменидов, исходя из своих знаний о местных упряжках. Судя по конструкции колесницы, более вероятна датировка ее началом I тыс. до н. э. Ведь кузов разделен на две секции, а сзади имеется отверстие, возможно для крепления щита, закрывающего вход. Это все напоминает ассирийские и кипрские аналоги IX–VII вв. до н. э.4 Вместе с тем, в конструкции имеются и определенные особенности, говорящие об ее архаичности: ось, расположенная под серединой кузова, относительно небольшие колеса, количество коней, легкость кабины. Эти признаки сближают данную бигу с бронзовыми моделями колесниц из Лчашена на северо-западном побережье озера Ван (конец II тыс. до н. э.). Тут так же легкий кузов установлен на оси, идущей под центром последнего. На оси вертятся небольшие колеса с шестью-девятью спицами. Две лошади тянут за высокоизогнутое или прямое дышло кузов с двумя людьми5.
Данная модель из Гохеби ставит множество вопросов. Почему единственная модель боевой колесницы в Восточной Грузии оказалась именно серпоносной? Почему в других публикациях эта модель представлена без серпов?6. Насколько верно произведена сама реконструкция? Если все же колесница и была вооружена серпом, то была ли это независимая традиция или заимствование? И главное – датировка данной находки. Без ответов на данные вопросы пока сложно оценить место этой колесницы в системе развития вооруженных упряжек на Ближнем Востоке.
Бронзовая вотивная модель колесницы длиной 19 см и высотой 8 см из холма в Гохеби (Тетрицкаройский район, Восточная Грузия; первая половина – середина I тыс. до н. э.).
Воспроизведено по изданию: Лордкипанидзе Г. Модель боевой колесницы из Гохеби // Археологический сборник, посвященный 70-летию со дня рождения известного грузинского археолога Отара Джапаридзе. I. Тбилиси, 1994. Табл. XXVI,!.
В 1994 г. в Кызёлдюнеоколо города Бига в долине древней реки Граник в Северо-Западной Турции была обнаружена гробница, находки в которой посчитались остатками серпоносной колесницы7. В тумуле находился мраморный украшенный рельефами саркофаг, где был похоронен мужчина лет сорока, так же здесь было обнаружено более позднее погребение девочки. За саркофагом были найдены колеса, покрытые глиняной черепицей. Погребение мужчины датируется около 500 г. до н. э.8 Тут же был обнаружен предмет, который и послужил источником предположений о том, что в погребении были остатки боевой колесницы. Как мне любезно сообщила турецкий профессор X. Кёктен-Эрсой, лично обследовавшая находку в Чанаккалинском музее, это был бронзовый цилиндрический предмет, напоминавший круглую ступицу, с тремя изогнутыми в одну сторону выступами, однако последние достаточно малы и хрупки, чтобы считаться оружием боевой колесницы. Хотя находка требует дальнейшего исследования, но совершенно ясно, что это не вооружение серпоносной колесницы.
Поскольку большая часть наших сведений о серпоносных упряжках и их колесничих относится к ахеменидскому периоду, большая часть текста в следующих главав будет посвящено персидской эпохе, а в меньшей степени эллинистическому периоду. Сопоставляя данные этих эпох, можно попытаться взаимодополнить и проследить н. э. олюцию.
О происхождении колесницы с серпами у нас имеется два основных античных свидетельства. Первое сообщение принадлежит Ксенофонту, который, рассказывая о приготовлении персидского полководца Кира (будущего Кира Великого) к войне с ассирийцами, говорит о том, что этот правитель переоборудовал простые колесницы в серпоносные (Xen. Cyr., VI,1,27–30; 2,8). Однако, как известно, «Киропедия» не является историческим произведением в строгом смысле этого слова, это, скорее, художественное произведение на историческую тему, в котором автор введение многих персидских обычаев своего времени приписывает своему герою9. Это было ясно уже древним. Так, Цицерон пишет: «Тот Кир описан Ксенофонтом не с исторической целью» (Cicer. Ер., 30,8,23: Cyrus ille aXenophonte non ad historiae finem scriptus; cp.: Aul. Gel., XIV,3). Отсюда возникает проблема верификации данного источника, необходимость сопоставления его с другими данными.
Вслед за Ксенофонтом сообщение о введении колесниц с серпами Киром повторяет Арриан в своей «Тактике» (Tact., 19,4–5; ср.: 2,5; Constat.
De virtut., p. 61, ll. 21–22)10, что явствует из следующих соображений. Во-первых, в общем, для трех тактик Асклепиодора, Элиана и Арриана первоисточнике таких сведений о серпоносных колесницах не было, они написаны самим Аррианом (ср.: Asclep. Tact., 8–9; Ael. Tact., 22–23). Во-вторых, известно, что Арриан подражал афинскому классику и по стилю и по жанру (Phot. BibL, 58,4–5; ср.: Arr. Суп., 1,4), ведь только в «Тактике» он дважды называет аттического историка, приводя его информацию (Arr. Tact., 6,3; 29,8; ср.: Arr. Tact., 4,1 ~ Xen. De re eq., 12,8)11. И наконец, – и это самое важное – можно увидеть в свидетельстве каппадокийского легата о персидских серпоносных колесницах прямой пересказ «Киропедии» (Arr. Tact., 19,5–6): «Из азиатов же древние персы занимались ездой на серпоносных колесницах и бронированных конях, начав с Кира (≈ Xen. Cyr., VI,1,27–30; 2,17; VII,1,2), а еще до них эллины с Агамемноном и троянцы с Приамом ездили на колесницах с незащищенными конями (≈ Xen. Cyr., VI,1,27; 2,8). Также и киренцы долгое время на колесницах сражались» (≈ Xen. Cyr., VI,1,27; ср.: VI,2,8). В общем, можно полагать, что Арриан заимствовал свою информацию не из какого-либо другого источника, но прямо из «Киропедии» Ксенофонта, и следовательно, свидетельства никомедийского историка не являются еще одним независимым доказательством того, что упряжки с серпами ввел Кир12.
Кроме того, сохранилось альтернативное сообщение александрийского лексикографа VI века Гезихия о введении серпоносных колесниц (Hesych. s. V. δρεπανηφόρα άρματα): «Говорят, что македоняне первыми их использовали». И. Шеффер, указывая на неверность информации лексикографа, истолковывает его сообщение в том смысле, что македоняне первыми заимствовали эти колесницы от персов13. Впрочем, сложно сказать, о чем шла речь в контексте, из которого вырвана данная информация. Но в таком виде, как она представлена у древнего лексикографа, она не соответствует действительности.
Этим и исчерпываются наши источники о введении данного типа оружия, одно из которых – спорно, а второе – просто неверно. Поэтому в историографии и возникли различные гипотезы о происхождении серпоносных колесниц14.
Значительная часть исследователей нового времени доверяла сообщениям о введение серпоносных колесниц Киром15. Однако уже И. Шеффер стал критиковать это мнение, распространенное, как он указывает, в его время16. Страсбургский филолог, ссылаясь на латинский перевод Библии, говорил, что там, в «Книге судей», упоминаются falcatos currus (Vulg. Jud., 1,19; IV, 13)17. Таким образом, возникла ханаанская гипотеза о происхождении данного вида оружия.
В еврейском оригинале, с которого сделан латинский перевод, упряжки хананеев названа просто «железные колесницы». Данное сочетание слов «Септуагинта» переводит буквально τα άρματα σιδηρά (Jud., IV,3; 13). Тогда как Иосиф Флавий (Ant. Jud., V,2,4; 3,1; 5,1) просто пишет άρματα. Византийский историк Иоанн Зонара (1,20), в свою очередь, перелагая предыдущего автора, так же употребляет последнее слова. Чтобы решить, что это за «железные колесницы» и не являются ли они серпоносными, следует коротко рассмотреть контекст событий и известную нам конструкцию палестинских колесниц этого периода.
Итак, еврейские племена, вторгшиеся в северную часть Ханаана около 1230 г. до н. э.18, столкнулись с Сисарой, военачальником царя Хацора Ябина. Причем полководец, согласно «Книге Судей», располагал 900 железными колесницами (Jud., 1,19; IV,3; 13; ср.: Jes. Nav., 17,16). Сначала вторгшиеся терпят поражения, главным образом разбитые именно этими упряжками, но через 20 лет, научившись бороться с колесницами, евреи во главе с Деборой и Бараком разбивают войско Сисары, заманив его колесницы на неблагоприятную местность (Jud., IV,15)19. Естественно, число колесниц хананеев преувеличено, но все же оно могло быть довольно внушительным, ведь эта область уже в течение четырех-пяти веков являлась одним из центров использования колесниц. Еще фараон Тутмос III после битвы при Мегиддо (ок. 1480 г. до н. э.) захватил у сиро-палестинской коалиции 924 колесницы. А во время своего похода на девятом году правления Аменхотеп II (ок. 1440 г. до н. э.) взял в Сирии в качестве добычи 1032 деревянные раскрашенные колесницы и 60 украшенных золотом и серебром упряжек20. «Мидраш», комментирующий данный пассаж Библии, указывает, что союзниками Сисары были 32 царя21. Иосиф Флавий оценивает силы хананейского войска в 300 000 тяжеловооруженных 10000 всадников и 3000 колесниц (Jos. Ant. Jud., V,5,l = Zonara, 1,20).
Источник не дает четкого представления о типе колесниц хананеев, ведь и простые и серпоносные запряжки одинаково могут действовать лишь на равнине и становятся небоеспособными на неблагоприятной местности. В тоже время о тактике данных колесниц в библейской «Книге судей» речь не идет. Так что остается лишь изучить изображения палестинских колесниц данного периода.
Охотник на быков с колесницы. Изображение на золотой чаше из финикийского Угарита (1450–1365 гг. до н. э.).
Воспроизведено по изданию: Amadasi М. G. L’iconografia del carro da guerra in Siria e Palestina. Roma, 1965. Fig. 8.5
Фрагмент сцены охоты на колеснице восточного типа, изображенной на боковой стенке ларца из слоновой кости из Энкоми на Кипре (1200–1150 гг. до н. э). British Museum 97/4-1/996, London. К восточным элементам упряжки относится попона, стяжка дышла и верха кузова, шесть спиц в колесе. Отметим, что колесницу сопровождает пеший спитник с секирой в одежде похожей на одеяние филистимлян.
Воспроизведено по изданию: Amadasi М. G. L’iconografia del carro da guerra in Siria e Palestina. Roma, 1965. Fig. 11
Левантийские упряжки XIII–XII вв. до н. э. известны нам по изображениям, главным образом, на плакетках из слоновой кости22. Тут мы видим биги, несколько тяжелее египетских23, с осью под центром кузова и экипажем, состоящим из воина и возницы24. Вместе с тем, как показано на пластинке от ларца из Энкоми на Кипре (XII в. до н. э.) типологически близкой палестинским памятникам, кони могли покрываться армированной попоной, это же мы можем изредка наблюдать и у хеттских запряжек25. Да и сами колесничные бойцы могли иметь чешуйчатый либо ламеллярный бронзовый панцирь26. Но кроме того – и это, видимо, главное, – сам кузов колесницы мог покрываться чешуйками, что нам известно по архивам из Нузи (XVI–XIV вв. до н. э.)27 и по изображениям на обшивке сохранившейся египетской колесницы Тутмоса IV (1425–1417 гг. до н. э.)28. Кроме того, археологи В. Карагеоргис и Э. Массон полагают, что и на позднемикенских кратерах с Кипра изображены колесницы двойного типа с чешуйчатым покрытием кузова29. А поскольку накладки, правда, круглые, пластинчатые, на кузов колесницы известны и позднее (IX–VIII вв. до н. э.)30, то можно предположить, что традиция армирования кабины сохранялась в течение всего этого периода. Впрочем, возможно, что подобные богатые колесницы были отнюдь не у всех воинов, в то время как колесницы князей, наоборот, покрывались даже пластинами из золота и серебра. Так, из уже упоминавшегося второго похода в Сирию Аменхотеп II привез еще и 60 колесниц из золота и серебра. Несколько раньше Тутмос III захватил при Мегиддо две колесницы, украшенные золотом, а из шестого похода в страну Речену (Сирия), он привез в качестве дани 40 колесниц, украшенных золотом и серебром31.
Однако каким же металлом могли быть армированы кузова ханаанских колесниц? Часть комментаторов полагает, что железом32. Израильский археолог Игаэль Ядин более осторожен, говоря о покрытии из металлических пластинок; гиппологи М. Литтауэр и Й. Краувель объясняют подобное наименование колесницы тем, что упряжки имели шины и стяжку дышла и фронта кузова из железа, которые в глазах евреев, не знавших этого металла, вырос в эпитет этой колесницы33. Между тем, судя по археологическим находкам, железо стало появляться в Палестине в XII – начале XI в. до н. э. (украшения, кинжалы, наконечники копий), а распространилось лишь позднее, вытеснив орудия и наступательное оружие из бронзы в течение X в. до н. э.34 Таким образом, вряд ли колесницы были покрыты чешуйками из железа. Скорее всего, раннее данное армирование кузова было бронзовым. А поскольку исторические книги Библии были записаны через несколько веков после событий, не ранее IX в. до н. э.35, то есть в то время, когда железо было обычным материалом для оружия, то оно могло выступить как синоним металла вообще и, анахронично, заменить в источнике бронзу36. Также и американский историк Роберт Дрюс просто считает «железные колесницы» путаницей автора персидского времени37. Переводчик же священного писания на латынь, скорее всего по аналогии с более поздними боевыми упряжками, интерпретировал «железные колесницы» Библии, как серпоносные. Так, иудейский богослов Филон Александрийский (ок. 20 г. до н. э. – ок. 50 г.) рассматривал 600 библейских колесниц египетского фараона именно как серпоносные (Philo. De vita Mosis, 1,168). A, например, выражение позднеримского поэта Клавдия Клавдиана (Paneg. de IV cons. Honor. (VIII), 16–17) «ferreus haeret currus Martis» («железная стоит колесница Марса») – обычно понимают как колесницу с серпами38. Подобное же мнение господствовало и в конце средних веков и начале нового времени39.
Триумф и пир хананейского князя. Плакетка из слоновой кости, Мегиддо (ок. 1200 г. до н. э.). Колесница князя напоминает египетский тип, но у нее на боковой стенке кузова укреплено копье – признак, характерный для азиатских упряжек.
Воспроизведено по изданию: Всемирная история. Т. I. М., 1955. С. 392
Гипотеза И. Шеффера о ханаанском происхождении серпоносных колесниц, имевшая своих адептов в XVII–XIX вв. н. э. и подвергнутая критике еще в середине XIX в. немецкий филолог Людвиг Диндорфом (1805–1871), сейчас не находит поддержки у исследователей40.
Другую гипотезу об ассирийском происхождении серпоносных квадриг, выдвинули в 1960-х гг. независимо друг от друга российский синолог Павел Михайлович Кожин (1934–2016) и американский антиковед Джон К. Андерсон (1924–2015)41. Впрочем не они первые высказали такое предположение. На ассирийские же серпоносные колесницы, но уже согласно сообщению Диодора, вслед за И. Шеффером, в XVIII–XIX вв. указывали и другие исследователи42. Так, к примеру, в 1805 г. французский драгунский офицер Лежер-Мари-Филипп де Лаверн (1769–1815) говорил о наличии данных колесниц у ассирийцев, лишь на основании развития у них военного дела43. Хотя Π. М. Кожин и Дж. К. Андерсон и не называют свои источники, однако их не трудно обнаружить. Уже И. Шеффер привел описание Диодором (11,5,4) войска ассирийского царя Нина, идущего в поход на Бактрию, в котором наряду с 1 700 000 пеших и 210 000 конных, насчитывалось более 10600 серпоносных колесниц. Причем сам Диодор указывает на источник своего описания – «Персидскую историю» Ктесия Книдского (II, 5)44. К этой же традиции примыкает и рассказ Николая Дамасского о войне индийского царя Астиага с Киром (Nic. Dam., frg. 66. FHG. Vol. III. P. 403–404). Само описание боевых действий восходит, по мнению исследователей, к истории Ктесия45. Если в войске мидян насчитывалось 1 000 000 пехотинцев, 200 000 всадников и 3000 колесниц, то его противник Кир собрал 300 000 пельтастов, 500 000 всадников и 1 000 000 (?!) серпоносных колесниц. Оставив в стороне обсуждение фантастических цифр, мы видим, что опять же колесницы с серпами являются персидским, а не индийским родом войск. Фантастичность произведений Ктесия была ясна уже древним (Aristot. Hist, anim., VIII,28,158; Strab., XI,6,3; Plut. Artax., 1; 6; Aul. Gel., IX,4,3; Phot. Bibl., 72,36а). Такую же негативную оценку дают труду Ктесия и современные ученые46. Более того, современные исследователи даже полагают, что ассирийцы никогда не заходили так далеко на восток47, да и источники материала Ктесия по ассирийской истории находят не в азиатских сообщениях, а в греческой логографической традиции48.
Впрочем, и Ктесий, сам врач царя Артаксеркса II, в изложении Диодора, как-то не отличается последовательностью. Так, рассказывая о походе в Индию (sic!) легендарной ассирийской царицы Семирамиды, он, перечисляя ее войска, говорит, что в них наряду с 3 000 000 пехотинцев и 200 000 всадников, было еще и 100 000 (sic!) колесниц, не называя в переложении Диодора, впрочем, их серпоносными. (Diod, 11,17,1; Suid. s. v. Σεμίραμις).
В общем же Ктесий, которого больше интересовало не содержание, но форма его сочинения, видимо, знал, что в различных сатрапиях государства Ахеменидов в его время употребляли вооруженные квадриги и он просто анахронично перенес их в ассирийскую эпоху. Ксенофонт же, напротив, считает, что колесницы ассирийцев были обычными, без серпов (Xen. Суг., 111,3,60; VI,2,17; 24; VII,1,29; ср.: VI,1,27). Более того, богатая ассирийская иконография не представляет ни одного изображения колесницы с серпами49, молчат о ней и надписи. В аккадских нарративных источниках мы не встретим обозначение для колесницы, вооруженной серпами, ни в ассирийское, ни в нововавилонское, ни в ахеменидское, ни в селевкидское время, – может быть, такова сохранность источников50. В 2013 г. американский историк Джеффри Роп вновь попытался на основании свидетельства Ктесия реанимировать теорию ассирийского происхождения серпоносной колесницы, но эта попытка не выглядит сколько-нибудь аргументированной и убедительной51. Кроме того, стоит обратить внимание, что в работах, где подробно рассматриваются ассирийские колесницы, последние никогда не называются серпоносными52.
Еще одно предположение о происхождении колесницы с серпами не так давно высказал англо-польский антиковед Никл ас Секунда53: «Индийские источники, возможно, анахронично, упоминают серпоносные колесницы, вместе с камнеметами, используемые в кампаниях, ведущихся Мауриями54 против конфедерации Бриджи55 во время царствования Аджаташатру (492–467 гг. до н. э.)56. К сожалению, невозможно сказать были ли серпоносные колесницы индийским изобретением, принятым персами или персидским изобретением, принятым индийцами». Еще в 1555 г. шведский историк Олаф Магнус насчитывал у царя Пора 13800 серпоносных квадриг, в 1881 г. патриарх индологии Раджендралал Митра (1824–1891) высказывался за существование колесниц с серпами у древних индусов57, а в 1936 г. советский востоковед И. А. Орбели (1887–1961) и искусствовед К. В. Тревер (1892–1974), комментируя пехлевийский трактат «Шатранг», рассматривали колесницы с колесами, снабженными ножами, как типичные для индийцев58.
Джайнский текст «Бхагавати-сутра»59 достаточно детально рассказывает нам о двух новых необычных военных аппаратах. Последние применил магадхский царь Аджаташатру в войне против кшатрийской республики личчхавов60 и союзниками последней – государствами Коша-ла, Каши и конфедерацией маллов. Первое нововведение mahàsikìkantaga описывается следующим образом: «когда имела место битва с помощью mahàsilàkan(aga, тогда все кони, слоны, воины и колесничие, кто был ударен куском земли или куском дерева, или листом, или галькой, полагал, что он был ударен mahàsilàkan^aga; по этой причине такой бой назывался mahàsilàkan(aga боем». Немного ниже данный источник сообщает и о втором аппарате: «когда имела место битва с помощью rahamusala, тогда одна колесница без каких-либо коней, запряженных в нее, либо колесничего или воина, стоящего в ней, производила такое кровавое болото посредством расстройства, убоя, резни и избиения людей, что на каждой стороне всякий убегал прочь; по этой причине такой бой назывался rahamusala боем»61.
Средневековый комментатор текста Абхаядева (1057–1135) поясняет, что rahamusala была колесницей, к которой была прикреплена палица и которая, вертясь по кругу, производила большое избиение людей62. Если первый аппарат Аджаташатру однозначно толкуется индологами, как камнемет63, то относительно второго, который Н. Секунда, опираясь на одну из интерпретаций, называет серпоносной колесницей, существуют различные объяснения64. Так, издатель источника британский ориенталист Рудольф Хёрнле (1841–1918) полагал, что это был своеобразный вид «серпоносной колесницы», которая вместо серпов была снабжена палицами, т. е. это была самодвижущая машина без возницы и коней, которую двигал человек, заключенный внутри65. Следовательно, по-видимому, Р. Хёрнле представляет себе это сооружение в виде своеобразного фургона, но от такой машины, движущейся со скоростью черепахи, нет никакого толка на поле боя. Подобные сооружения всегда использовались лишь при осадах, как навесы, защищающие от метательных снарядов осажденных66. Индийский историк Радха Кумуд Мукерджи (1884–1964) так же говорил, что это была колесница, ездящая по кругу67. Опять неясно, зачем на поле боя кататься именно по кругу, а не в сторону врага. Другой индийский историк Хем Чандра Райхаудхури (1892–1957) интерпретировал тип этой машины, основываясь на толковании Абхаядевы. Он считает, что это была «ездящая по кругу колесница с привязанной булавой, которая [колесница] производила большое истребление людей»68. Тоже неясная интерпретация, ведь люди просто увернутся от этой палицы, но в данном случае такая колесница могла лишь расстроить ряды врага69, который должен быть уничтожен другими родами войск, ее сопровождающими.
Таким образом, как представляется, все приведенные выше объяснения кажутся искусственными. Однако решение, что это было за оружие, возможно, даже без коней и возниц, стоит оставить для дальнейшего исследования специалистам-индологам. Как бы то ни было, данный аппарат не был настоящей серпоносной колесницей. Более того, он, по-видимому, оказался неэффективным, и, судя по всему, его применение ограничивалось даже не всей этой войной, а лишь ее началом70. Ведь сначала побеждали личчхавы, несмотря на то, что, казалось бы, данное оружие должно было бы подействовать на них. И лишь после 16 лет войны (484–468 гг. до н. э.) победа, наконец, досталась Магадхе71.
Таким же неясным остается вопрос о возможном обмене идеями между персами и индийцами. Еще при Дарии I, в конце VI в. до н. э.72, когда была завоевана северо-западная Индия и именно с нею и были особенно интенсивные связи у Ахеменидов (ср.: Xen. Суг., 11,4,6–8; VI,2,l-3)73. Слабее нам известны связи северо-запада с северо-востоком Индии74, последняя, видимо, была известна в Пенджабе более по слухам75. Так что, вряд ли могло произойти заимствование, даже не столько из-за отсутствия интенсивных контактов между Магадхой и Персией, но, скорее, из-за того, что данное оружие применялось однократно, да еще и неэффективно. А чужой негативный опыт ведения военных действий обычно не перенимают, наоборот следуют за победоносными изобретениями.
Итак, как кажется, единственной правдоподобной гипотезой о происхождении серпоносных колесниц является персидская, ведь не случайно же древние выделяли τα άρματα Π ερσικά в отдельный тип колесницы, вооруженной серпами (Arr. Tact., 2,5; Poll., 1,141; ср.: Xen. Суг., VI,1,27–30; VIII,8,24–25; Мах. Туг., XIII,1). Причем, античные военные теоретики специально противопоставляли обычные колесницы ψιλά и серпоносные δρεπανηφόρα (Asclep. Tact., 8; Ael. Tact., 22,3; Arr. Tact., 2,5; 19,4)76.
Чтобы ответить на довольно не простой вопрос о времени введения данного вида оружия, нужно сначала установить его функции, а затем наложить полученные результаты на исторические события.
История серпоносных колесниц – это прежде всего история войн на Ближнем Востоке во второй половине I тыс. до н. э. В то же время эта история связывется с изменениями системы набора войск и с социальные перемены, которые, впрочем, из-за небольшого количества колесничих, не привели к существенным переменам в данной области. Трудность изучения нашего сюжета усугубляется еще и полным отсутствием информации о колесницах с серпами в античных письменных источниках подчас в течение многих десятилетий.
Не стоит начинать изложение истории серпоносных колесниц с битвы при Фимбрарах между лидийцами и персами, в которой, судя по описанию Ксенофонта, участвовали и серпоносные квадриги. Ведь само сражение, как оно показано в «Киропедии», представляет собой теоретические выкладки автора77, а единственным общим местом между рассказом Геродота об исторической битве при Сардах и описанием сражения Ксенофонтом является эпизод с применением персами в боевых целях обозных верблюдов, которые напугали своим видом и запахом лошадей неприятеля78. Однако, если у первого автора – это центральный эпизод боя, то у второго – второстепенный. Да и вряд ли настолько детальное описание битвы, бывшей в 547 г. до н. э., могло сохраниться ко времени Ксенофонта.
Письменную историю серпоносных квадриг можно начать с восстания в Египте Амиртея, ставшего фараоном XXVIII династии, около 405 г. до н. э.79; для подавления которого персидский военачальник (видимо, один из четырех каранов) Аброком стал собирать армию в Заречье (Келесирии). Однако, из-за другого восстания, на сей раз брата царя – Кира Младшего, Аброком должен был идти со своим войском в 300 000 человек и 50 колесниц на соединение с Артаксерксом II (404–359 гг. до н. э.), однако он не успел этого сделать до генеральной битвы при Кунаксе, опоздав на пять дней (Xen. An., 1,7,12). Войско царя собиралось в Экбатанах и, видимо, выступило несколько ранее намеченного срока, поскольку нужно было спешить, иначе его брат захватил бы Вавилонию – центральную часть империи (ср.: Plut. Artax., 7). Армия Артаксеркса насчитывала, по сообщению
Ксенофонта (An., 1,7,11), 900 000 человек и 150 боевых колесниц80. Диодор же, опирающийся на Эфора, а тот, в свою очередь, на Ктесия, сообщает, что в этом войске было 400 000 человек (Diod., XIV,22; Plut. Artax., 13).
Персидский щитоносец-герронофор. Краснофигурный аттический кубок (V в. до н. э.). Oxford, 1911. 615.
Воспроизведено по изданию: Bittner S. Tradii und Bewaffnung des persischen Heeres zur Zeit der Achaimeniden. Miinchen, 1985. Taf. 30.4
Кир же, являющийся караном Приморских областей (Xen. An., 1,1,2; 9,7; Hell., 1,4,3), и, следовательно, главнокомандующим войсками, собирающимися на Кастольской равнине (Xen. An. 1,9,7; ср.: Xen. Cyr., VI,2,II)81, выступил из своей базы в Сардах, имея 70000 азиатского войска (Diod., XIV,22), 10400 греческих наемных гоплитов и 2500 пельтастов, а так же около 20 серпоносных колесниц (Xen. An., 1,7,10). Армии встретились около Кунаксы недалеко от Вавилона, вероятно 3 сентября, 401 г. до н. э.82
О расположении войск противников у нас мало информации. Ксенофонт, как настоящий военный специалист, рассказывает в основном лишь то, что происходило на его фланге и что он сам видел. Посему необходимо привлечь еще информацию Диодора (XIV,22–24) и Плутарха (Artax., 7-13), восходящую к свидетелю битвы из противоположного стана – лейб-медику царя Ктесию Книдскому83.
Царь с войском появился неожиданно для Кира, и претендент на престол стал спешно выстраивать свою армию. Сам царевич занял, по персидскому обычаю, середину строя вместе с 600 тяжеловооруженными конными гвардейцами84: сотрапезниками и друзьями (ср.: Xen. An., 1,9,31). По бокам от него встала пехота, на левом фланге – конница во главе с другом царевича Ариэем, а на правом, ближе к Евфрату, – греческие гоплиты, пельтасты и затем около тысячи пафлагонских всадников. Царь вместе с 6000 отрядом встал так же в центре своего войска. На его левом фланге были лучники, конница, египетские щитоносцы, персидские гер-рофоры и всадники Тиссаферна. Какие войска стояли на правом фланге Артаксеркса, неизвестно85. Как указывает Диодор (XIV,22), «Артаксеркс же поставил перед всем войском немалое количество серпоносных колесниц». Плутарх (Artax., 7) же рассказывает: «…он же [царь] поставил перед своим войском против греков крепчайшие из серпоносных колесниц, чтоб, прежде, чем будет рукопашная, они прорубили их строй силой вторжения».
Ахеменидская держава
Ксенофонт же уточняет: (Ап., 1,8,10): «А перед ними [персами] были отстоящие далеко друг от друга колесницы, называемые как раз серпоносными… Замысел же состоял в том, чтобы на отряды греков их погнали и прорубили ими их» (ср.: Xen. Cyr., VI,1,30; 2,17). В целом, армия Артаксеркса по фронту превосходила войско Кира.
Лучше известно, что происходило на правом (греческом) крыле армии Кира. Тут эллины с расстояния 3–4 стадии – ок. 530–700 м (Xen. Ап., 1,8,17; ср.: Diod., XIV,23,1: около трех стадий) – начали атаковать. Затем, когда они подошли к врагу почти на расстояние выстрела из лука86 и когда отставшие подтянулись, эллины с боевым кличем, бегом, устремлялись на врага. Противник же стал выпускать массу метательных снарядов (Diod., XIV,23,1; Polyaen., 11,2,3; ср.: Arr. An., 11,10,3). Именно бег помог избежать потерь гоплитам87, вооружение которых значительно облегчилось в ходе Пелопонесской войны88. Враги, не приняв боя, бежали. В то же время в левой части фаланги, стали бить копьями о щиты, чтобы испугать вражеских коней, а сами персы либо не успели атаковать гоплитов серпоносными колесницами, либо упряжки лишь начали разгоняться и не смогли набрать скорость, необходимую для атаки. Естественно, и колесничие не захотели наступать, когда их войско ретировалось, и они, побросав свои квадриги, сами бежали, а испуганные упряжки без возниц метались и через свои, и через греческие ряды, которые перед ними просто расступались (Xen. An., 1,8,20; ср.: Xen. Cyr., VIII,8,25). Причем у эллинов пострадал лишь один человек, видимо, сбитый конями колесниц, но не убитый (Xen. An., 1,8,20) – упряжка, по видимому, просто пронеслась над ним89. Между тем, Тиссаферн атаковал со своей конницей греческих пельтастов, которые так же расступились и пропустили врага, обсыпав его градом дротиков (Xen. An., 1,10,7). Кир же, находящийся в центре, увидев атаку греков, вместе со своей бронированной конницей напал на царя, но в этой схватке был убит. В это время как персы на левом фланге царевича продолжали сражаться, и только узнав о его смерти, Ариэей, командующий этим крылом, отступил (Xen. An., 1,9,31; Diod., XIV,24).
Хотя и сложно восстановить общую картину боя, но все же видно, что эта битва примечательна по многим моментам. Она показывает превосходство греческих наемных профессионалов над азиатским ополчением, хотя последнее соблюдало строй и даже молчало на марше (Plut. Artax., 7; ср.: Xen. An., 1,8,11). Греки так же, даже при длине своего фронта около 1,5 км, старались, насколько возможно, сохранить строй, помня о том психологическом впечатлении, которое оказывает на противника хорошо организованное наступление90. Всадники же Тиссаферна, естественно, не осмелились атаковать фалангу, а набросились на пельтастов, стоявших не столь глубоким строем, видимо, с первоначальной целью зайти в тыл вражеской пехоте.
Одновременно и Киром была произведена типичная для этого времени атака панцирной конницей на главную точку вражеской диспозиции – на неприятельского полководца91. В эту картину составной частью должны входить действия колесниц, которые имелись с обеих сторон. Однако у нас нет сведений, участвовали ли в бою квадриги Кира. Если да, то, возможно, они были поставлены на левом фланге царевича. Следовательно, данная битва могла быть единственной известной нам, где колесницы с серпами действовали бы с обеих сторон. Интересно было бы проследить их бой между собой. Впрочем, никакой борьбы не было бы. Поскольку возницы, видимо, были снабжены лишь личным неметательным оружием, то и колесницы просто бы, пронесясь мимо друг друга, вторглись бы в строй пехоты врага. Вместе с тем, мы видим и тактическую задачу этих колесниц: они должны атаковать отряды гоплитов с целью прорыва их строя. Отметим, что греки знали, что им надо делать при атаке на них колесниц: они стали стучать копьями о щиты, пугая коней, а при приближении упряжке просто расступились. Персидские колесничие повели себя в битве не лучшим образом, соскочив, а, возможно, даже упав, с едущих квадриг, что связано с недостатками в системе комплектования данного рода войск: возницы были непрофессионалами (Xen. Cyr., VIII, 8,24–25)92.
Участие в битве при Кунаксе послужило Ксенофонту источником материалов для его романа «Киропедия». Так, например, атака колесниц Абра-дата во многом опиралась на действие этих упряжек в битве при Кунаксе (Xen. Cyr., VII,1,30 ≈ An., 1,9,27; 31). Так же, как и действие этих колесниц напором коней и колесами (Cyr., VII,1,31 ≈ An., 1,8,20) и движение пустых упряжек на поле боя (Cyr., VIII,8,25 ≈ An., 1,8,20), и т. д.93
Обратимся к дальнейшей истории вооруженных упряжек. Поддержка спартанцами мятежного Кира Младшего послужила окончательному разрыву Персии с Лакедемоном. Узнав, что в Финикии строятся 300 триер, спартанцы в 396 г. до н. э. посылают в Малую Азию своего царя Агесилая с большим по тем временам войском в 2000 неодамодов и 6000 союзников (Xen. Hell., Ill,4,1; Xen. Ages., 1,8). Последний, разгромив при Сардах лидийского сатрапа и карана Тиссаферна, который за свое поражение поплатился головой, перешел осенью 395 г. до н. э. в Геллеспонтийскую Фригию, где греки встали на зимние квартиры около столицы этой сатрапии Даскелиона (Xen. Hell., IV,1,15–16). Сатрап Фарнабаз, боясь быть осажденным в каком-либо укреплении, постоянно передвигался по своей территории (Xen. Hell., IV,1,25; Plut. Ages., 11). Однажды, во время фуражировки, греческие пехотинцы внезапно столкнулись (возможно, персы специально напали) с конным отрядом Фарнабаза, состоящим примерно из 400 всадников и двух серпоносных колесниц. Эллины, в количестве около 700 человек, сбежались вместе, пытаясь сформировать фалангу. Но и сатрап не мешкал.
Он, выставив вперед колесницы, атаковал ими. Упряжки рассеяли ряды врага, а сразу вслед за ними напали всадники, перебив около сотни перемешавшихся греков. Оставшиеся бежали к лагерю (Xen. Hell., IV,1,17–19).
Бой персидского всадника с греческими гоплитом и лучником. Аттическая краснофигурная гидрия (начало IV в. до н. э.).
Прорисовка А. В. Сильнова по изданию: Anderson J. К. Military Theory and Practice in the Age of Xenophon. Berkeley; Los Angeles, 1970. Pi. 19.
Таким образом, этот бой был один из немногих случаев успешного действия серпоносных колесниц, которое объясняется присутствием самого военачальника (а уж Фарнабаз-то знал, как бороться с греками!). Последний умело скоординировал взаимодействие конницы и квадриг, что, в свою очередь, было облегчено небольшим числом атаковавших, неожиданностью и стремительностью нападения, отсутствием стрелков у оборонявшихся. К тому же, видимо, греки к началу атаки еще не успели окончательно построиться. Совокупность всех этих причин и привела к успеху персов и значительным потерям среди греков – седьмая часть от всего личного состава.
В общем, тут мы видим классический образец проведения конной атаки на пехоту. Если персидские всадники конца V в. до н. э. сражались против греческой конницы и даже опрокидывали ее, то они все же не решались атаковать пехоту эллинов (Xen. Hell., 111,4,13–14; 23–24 etc.). А здесь мы наблюдаем произведение атаки-шока колесницами с серпами, то есть последние исполняли функцию тяжелой кавалерии Нового времени, тогда как собственно конница персов лишь врывалась в бреши вражеской пехоты, образованные квадригами. Непостроенная же пехота, по мнению военных XIX в., никогда не устоит против кавалерийской атаки94.
Из сражений, где участвовали серпоносные квадриги, наиболее хорошо освещена источниками битва при Гавгамелах (1 октября. 331 г. до н. э.) – последний и решительный бой персов и македонян95. Остановимся на этом сражении немного подробнее. Наше описание битвы будет базироваться на нашей же интерпретации трех основных источников: Арриана, Курция Руфа и Диодора. А поскольку подчас противоречат друг другу, то по сложившейся традиции следует отдавать предпочтение Арриану, с которым по многим пунктам сходно описание Диодора, тогда как рассказ Курция отличается путаницей изложения96.
Поединок греческого гоплита и персидского всадника. Греко-персидская печать (IV в. до н. э.).
Прорисовка автора по изданию: Nefedkin А. К. The Tactical Development of Achaemenid Cavalry // Gladius. Vol. 26. Madrid, 2006. P. 12, fig. 9
К предстоящей битве персы готовились долго и тщательно. Персидский царь Дарий III (336–330 гг. до н. э.), по существу, провел военную реформу. Во-первых, было увеличено число тяжеловооруженной пехоты (Diod., XVII,53,3; Curt., IV,9,2–4), которая, взаимодействуя с греческими наемными гоплитами, должна была противодействовать македонской фаланге (ср.: Arr. An., III,11,7). Для борьбы с македонско-фессалийской кавалерией было увеличено и число копейной панцирной конницы (Curt., IV,9,3–4; ср.: Агт. Ап., 111,13,4). Кроме того, Дарий старался наладить взаимодействие своих войск, обучая их (Diod., XVII,53,4; ср.: Curt., IV,13,1)97. В русле этих же приготовлений следует рассматривать и изготовление 200 серпоносных квадриг, которые – нельзя исключить и такого варианта – были вновь сделаны по приказу царя, поскольку некоторое время они уже не применялись98.
Персы специально выбрали поле для битвы, где они могли развернуть свои войска, почва была выравнена для действия колесниц и конницы (Curt., IV,9,10; Arr. An., III,8,7)99, а на флангах были высыпаны трибулы для нейтрализации вражеской конницы (Curt., IV,13,36; Polyaen., IV,3,17)100. Персидские военачальники довольно умело расположили свое многочисленное войско, которое по словам Арриана (Ап., 111,8,6), достигало 1 000 000 пехоты, 40000 всадников, так же имелось 15 слонов101. В центре, как обычно, встал царь с «родственниками» и мелофорами и другими азиатскими войсками, по бокам от них были построены греческие гоплиты (Arr. An., III,11,7). На флангах помещались конные отряды. Перед левым флангом персов, который должен был противостоять ударному правому крылу македонян, были поставлены (видимо, несколько ближе к центру) 100 серпоносных колесниц, к которым было добавлено около 1000 бактрийских и 2000 (?) сакских всадников (Arr. An., Ill, 11,6)102. Перед гвардейскими отрядами центра поставили еще 50 квадриг (Arr. An., III,11,6), видимо, никем не подкрепленных. Хотя Арриан (Ап., 111,11,6) и упоминает, что тут должны были стоять слоны, но, видимо, они были лишь в персидской диспозиции, захваченной после битвы македонянами, а в реальности они находились вне сражения, в лагере, где в конце боя и были захвачены (Arr. An., III,15,4). На поле боя слоны распугали бы прежде всего своих коней, непривычных к этим индийским животным103. Перед правым флангом царского войска стояло еще 50 квадриг, поддерживаемых армянской и каппадокийской конницей104. Персы, вероятно, предполагали охватить фланги македонян, поскольку здесь они имели значительный численный перевес в коннице, тогда как борьба с фалангой в центре, видимо, должна была носить оборонительный характер. И военачальники Дария не ошиблись в расчетах. Александр построил свою армию, состоящую из 40000 пеших и 7000 конных воинов (Arr. An., III,12,5), как обычно: шесть таксисов фаланги – в центре, направо от них – гипасписты, налево – греческие союзники, на крыльях кавалерия: на правом – гетайры, на левом – фессалийцы, союзники и фракийцы. Для прикрытия тыла, за флангами, была построена вторая линия из вспомогательных войск, кроме того, перед гетайрами были поставлены метатели: агриане-пельтасты, лучники и дротикометатели Балакра105.
Персидская армия (1 000 000 (?) пехоты, 40000 конницы и 200 серпоносных колесниц)
Центр (Дарий III)
I. Конница «родственников» (вместе с Дарием), 1000.
II. Мелофоры, 1000 (?).
III. Греческие наемники-гоплиты, 400 0 (?).
IV. Карийцы-выселенцы (возможно, Бупар).
V. Марды-лучники.
VI. Инды.
VII. Уксии, вавилоняне, ситтакены и люди с Красного моря (Оронтабат, Ариобарзан, Орксин, возможно, Оксатр и Бупар).
VIII. Серпоносные колесницы, 50.
Левый фланг (Бесс)
IX. Сузианская (2000?) и кадуссийская конница, 2000 (?).
X. Персидская пехота и конница.
XI. Арахозийская конница (возможно, Барсаент), 2000 (?).
XII. Дахская конница, 1000.
XIII. Бактрийская конница (Бесс), 8000.
XIV. Бактрийская конница, 1000.
XV. Массагетская конница, 2000.
XVI. Серпоносные колесницы, 100.
Правый фланг (Мазей)
XVII. Албаны и сакесины.
XVIII. Тапурская, гирканская и парфянская конница (Фратаферн).
XIX. Сакские конные лучники (Мавак), 1000.
XX. Мидийская конница (возможно, Атропат).
XXI. Войска из Келесирии и Месопотамии (Мазей).
XXII. Армянская конница (Оронт и Мивфраст).
XXIII. Каппадокийская конница (Ариак).
XXIV. Серпоносные колесницы, 50.
Македонская армия (40000 пехоты и 7000 конницы)
1. Царская ила (Клит Черный).
2. Конница гетайров (Филота).
3. Гипасписты (Никанор).
4. Таксисы Кена, Пердикки, Мелеагра, Полисперхонт, Аминты (под командованием Симмии).
5. Таксис Кратера.
6. Союзная греческая конница (Эригий).
7. Фессалийская конница (Филипп).
8. Сариссофоры (Арета) и пеоны (Аристон).
9. Конница одрисов (Агафон).
10. Союзная греческая конница (Койран).
11. Наемная конница (Андромах).
12. Наемная конница (Менид).
13. Македонские лучники (Брисон).
14. Агриане (Аттал).
15. Агриане (Балакр).
16. Лучники (Балакр).
17. Критские лучники.
18. Фракийская пехота (Ситалк).
19. Наемники-ветераны (Клеандр).
20. Наемная и союзная (?) пехота.
Александр повел свою армию косым строем, сближаясь с врагом правым крылом, левое же отведя назад106. Но поскольку левый фланг персов намного превосходил по фронту войско македонян (Arr. An., III,13,1), Александр стал с юношеской храбростью растягивать всадников правого крыла107. В свою очередь, Дарий, чтобы враги не вышли за расчищенную для атаки территорию, приказывает сакам108, которые стояли перед его левым крылом (Arr. An., III,13,2), атаковать идущего «на крыло» Александра. Последний бросает в контратаку против нападающих тяжеловооруженных саков и бактрийцев отряд наемной конницы Менида (Arr. An., III,13,3; ср.: Curt., IV,12,4), который, будучи меньшим по числу, вынужден был отступить. После чего македонский царь посылает в атаку продромов-сариссофоров Ареты и пеонов Аристона, которые заставляют врага отойти (Arr. An., III,13,3–4; Curt., IV,15,13). Однако теперь и азиатская конница усиливается бактрийцами Бесса из основной боевой линии, после чего персы опять одерживают тут верх. Во время этой обычной для конницы гиппомахии с переменным успехом (ср.: Polyb., III,115,3; 116,5), Дарий пускает на таксисы правого крыла македонян серпоносные колесницы (Arr. An., III,13,2), которые были встречены градом метательных снарядов легковооруженных и агриан, стоявших перед гетайрами (Arr. An., III,13,5; Ps.-Call., 1,41,15109; Jul.Val., 52).
Далее Курций (IV,15,14) сообщает, что «…колесницы, которые расстроили линию около первых знамен, въехали в фалангу» (… currus, qui circa signa prima turbaverant aciem, in phalangem invectierant)110. Арриан (An., III,13,6), дополняя предыдущего автора, рассказывает: «Ибо одни [колесницы] тотчас, когда они стали выносится вперед, агриане и дро-тиметатели Балакра закидали дротиками…, а у других они, вцепившись в вожжи, и ездоков стаскивали и, окружив коней, убивали их» (ср.: Ps.-Call., 1,41,15; Jul. Val., 52). Об этом же, видимо, говорит и Курций: «страшное падение коней и возниц наполнило строй» (Curt., IV,15,15: Ingens ruina equorum aurigarumque aciem conpleverat). Кроме того, латинский историк рассказывает о македонянах: «…Строй стал подобен валу: они сомкнули копья и с обоих сторон наугад стали подкалывать животы въезжающим коням. Затем они начали окружать колесницы, а бойцов сбрасывать» (Curt., IV,15,15: Vallo similis acies erat: iunxerant hastae et ab utroque latere temere incurrentium ilia suffodiebant. Circumire deinde currus et propugnatores praecipitare coeperunt). Достаточно неясное описание у Курция. Сравнение с валом, о чем справедливо замечают комментаторы, должно относиться, как и у Ливия (XXXI,39,10), к фаланге111, тогда как немецкий филолог Теодор Фогель (1836–1912) считает, что речь идет о синасписме112. Комментаторы текста Курция Маттеус Радер (1561–1634), Николя-Элуа Лемер (1767–1832) и Фридрих Шмидер (1770–1838) объясняют это так: фаланга расступалась в тех местах, где ехали колесницы, и выставила сариссы в бок, в этот проход, поражая коней113. Однако такое объяснение покажется искусственным, если представить себе ход событий. Чтобы не попасть под действие серпов колесниц, гоплитам нужно было разойтись метров на шесть. Проходы в фаланге могли бы быть образованы путем увеличения числа воинов в рядах. Но это сложное перестроение и для него требуется некоторое время. Тут возможна давка и толкотня, и никакого строя, «подобно валу», не будет, а если фалангиты еще «бросятся» стаскивать колесничих из кабин, то возникнет просто всеобщая неразбериха, усиленная падением коней, после которой пришлось долго бы восстанавливать строй, перед лицом персов114. Хотя для придания строю более грозного вида сариссы первоначально могли быть выставлены вперед и образовывать нечто подобное частоколу, но, видимо, в источнике Курция115 речь все же шла о действиях легковооруженных, а не о гоплитах, тем более, что это описание похоже на свидетельство Арриана (Ап., 111,13,5) о борьбе агриан и дротикометателей Балакра с колесницами.
Далее Курций рассказывает: «Однако немного колесниц достигло крайнего строя» (Curt., IV,15,17: Paucae tamen evasere quadrigae in ultimam aciem…). Конечно, можно было бы посчитать, что так историк Александра называет вторую линию македонян116, но, скорее всего, прав Н. Лемер, полагающий, что речь идет о самой фаланге117. Видимо, перед несущимися колесницами фалангиты, как и было приказано, расступились. Арриан сообщает об этом сообщает: «Были и такие колесницы, которые прорвались через шеренги, ибо они [македоняне], как им было приказано, там, где оказалось, что напали колесницы, расступились» (Arr. An., III,13,6). Упряжки не причинили особого вреда пехотинцам: «и там особенно оказывалось, что и сами колесницы остались целы и для тех, на кого их гнали, безвредно прошли». Однако, Курций, наоборот, рисует кровавые раны, причиненные серпами квадриг (Arr. An., III,13,6; Curt., IV,14,17; ср.: Diod., XVII,58). Однако возможно, что некоторые фалангисты, замешкавшиеся или оторопевшие при исполнении маневра, всё же могли пострадать (ср.: Xen. An., 1,8,20).
Сам механизм образования прохода в фаланге можно, к примеру, сопоставить с действиями испано-германского пикенерского батальона по отражению атаки латной конницы французов под командованием графа Энгиенского в битве при Черизолле 11 апреля 1544 г. Граф с кавалерией «бросился в атаку на… батальон и ударил его в левый передний угол; атака была так стремительна, что ему удалось прорвать неприятельский строй, но при этом передние ряды прорванного батальона сжались вперед, а задние назад, так что образовался проход, по которому пронеслась по диагонали конница…; многие всадники попали на пики, других опрокину лошади, взвившиеся на дыбы»; оставшиеся латники «выскочили из правого заднего угла батальона…»118. По-видимому, как раз ради данного маневра фаланга и была построена в 32 шеренги (Агг. Ап., 111,12,1) и, следовательно, построение было достаточно свободное, чтобы разомкнуться, поскольку в обычном построении на человека приходилось около 1,8 м по фронту (Asclep. Tact., 4; Ael. Tact., 11,2). Поскольку довольно сложно было предусмотреть те места в строю куда врежутся колесницы, да и времени для перестроения было слишком мало, то, вероятно, и македонские фалангиты просто потеснились пропуская упряжки119. Колесницы же, разогнавшись, проехали по проходам внутри фаланги, а поскольку упряжки разворачивались с трудом и вряд ли могли сделать поворот и проезд вновь через вражеские ряды120, то с ними быстро расправились царские гипасписты и конюхи, находившиеся в тылу (Arr. An., III, 13,6)121.
Знатный персидский всадник, сражающийся копьем. Барельеф западной продольной стороны «Саркофага Александра» – сцена охоты (последняя четверть IV в. до н. э.). Всадник одет в башлык-тиару, рубашку и кафтан-кандис.
Воспроизведено по изданию: Bittner S. Tracht und Bewaffnung des persischen Heeres zur Zeit der Achaimeniden. Munchen, 1985. Taf. 41.1
Несколько иначе развивались события на левом крыле македонян, где прикрытием строя, возможно, служило лишь незначительное число критских лучников и ахейских наемников (DiocL, XVII,57,4)122. Против них командир правого крыла персов, Мазей, бросил 50 серпоносных колесниц, поддержанных армянской и каппадокийской конниками, стоявшими вместе с ними (Arr. An., III,11,6; Diod., XVII,58,2–5). Поскольку на этом фланге у македонян не было эффективной защиты со стороны легковооруженных, тут они применили другую тактику: стали бить копьями о щиты, пугая коней. Животное, естественно, не будучи достаточно обученными (Curt., IV,9,4), испугались и, как и в битве при Кунаксе, частично поскакали на своих же, а частично устремились на фалангу, которая так же расступилась (Diod., XVII,58,4). Видимо, некоторые из македонян могли быть ранены (Diod., XIV,58,4). Курций даже говорит об их бегстве (Curt., IV,15,4). Возможно, это объясняется действием конницы, ворвавшейся в ряды расстроенной фаланги. И может быть, из-за этого таксис Аминты, стоявший на правом крыле, не пошел вместе с Александром в атаку, а продолжал ожесточенно сражаться.
Как происходила атака других 50 колесниц, стоявших в центре, неясно. Хотя Курций (IV, 15,3) и говорит, что Дарий «сам имел перед собой серпоносные колесницы, которые, по данному сигналу, все пустил на врага» (ipse ante se falcatos currus habebat, quos signo dato universos in hostem effudit), тут же он сообщает об атаке Мазея на левый фланг противника. Эту же атаку на левое крыло македонян описывает и Диодор (XVII,58,2–5); тогда как Арриан (Ап., 111,13,5–6) сфокусировал свое внимание на действиях квадриг против правого фланга Александра123. Конечно, нельзя исключить, что тут у Курция произошло слияние двух эпизодов. Первый – это атака колесниц на правый фланг Александра (Arr. An., III,13,5–6); ее латинский историк, видимо, пересказывает в IV,15,14–18. Вместе с тем он вводит в этот сюжет пассаж из другой атаки колесниц (во всяком случае, из другого источника, нежели Арриан), возможно, – это атака против левого фланга македонян, описание которой находим у Диодора (XVII,58,2–5). Эту атаку сам Курций, вероятно, смешивает с нападением упряжек в центре (Curt., IV,15,3–4).
Далее колесницы не участвовали в бою. О дальнейшим ходе битвы стоит упомянуть лишь то, что Александр бросил конницу гетайров в брешь, открывшуюся в строю персов из-за ухода бактрийцев (Arr. An., III,14,2), его поддержала фаланга. Это было началом конца. Дарий бежит. За ним – весь его правый фланг. Александр идет к своему левому крылу и помогает командующему тут Пармениону одержать победу.
Пеший перс со щитом греческого типа. Барельеф южной торцовой стороны «Саркофага Александра» со сценой охоты (последняя четверть IV в. до н. э.).
Воспроизведено по изданию: Bittner S. Tracht und Bewaffnung des persischen Heeres zur Zeit der Achaimeniden.Miinchen, 1985. Taf. 38.1
Итак, как видим, атака колесниц на правый фланг македонян не имела успеха, видимо, из-за того, что впередистоящая тяжеловооруженная конница, стоящая впереди, которая могла бы поддержать нападение своих квадриг, была преждевременно брошена в бой. Таким образом, атака колесниц на фалангу не принесла существенной пользы, поскольку гоплиты расступились, пропустили несущиеся упряжки, а затем сомкнулись. Но если бы всадники поддержали своих колесничих, то они не только могли бы ворваться в фалангу, но и защитить своих возничих от вражеских легковооруженных. Возможно, так же, что тяжелое положение левого крыла македонян было вызвано не только фланговым ударом вражеской конницы, но и фронтальной атакой упряжек, поддержанной всадниками. В общем можно полагать, что битва при Гавгамегах представляет нам как удачное, так и неуспешное использование серпоносных колесниц.
Период эллинизма характеризуется слиянием греческих и восточных элементов не только в области культуры и политики, но и в военном деле. Так, мы видим, что наряду с традиционной македонской фалангой, большую роль играли всадники, в большинстве своем из восточных народов. Именно они, построенные на флангах, решают судьбу сражения, атаковали вражескую конницу и заходили в тыл пехоте. Тогда как фаланга, стоящая в центре (хотя в военной теории и считалась решающей силой в бою), у восточно-эллинистических царей играла всего лишь роль основы боевого порядка.
Эти соображения в полной мере относятся и к селевкидскому царству – крупнейшей империи эпохи эллинизма. Британский антиковед Эдвин Р. Биван (1870–1943) всю структуру данного государства разделил три состовляющие: на греческую, македонскую и восточную124. Это деление вполне можно приложить и к военной области. Основу селевкидской армии составляла фаланга, набирающаяся из греко-македонских военных поселенцев125. Эллины были широко представлены в качестве наемников. Тогда как конница, возможно, исключая гвардию126, состояла из представителей азиатских народов. Из них же набирались и многочисленные отряды легкой и средней пехоты. В то же время Се-левкиды развили ахеменидское нововведение в военное дело Ближнего Востока – использование индийских слонов. Кроме того, насколько мне известно, только правители Сирийского царства в Ш-П вв. до н. э. продолжали употреблять и интересующий нас род оружия – серпоносные квадриги. Почему только потомки Никатора использовали эти колесницы? Видимо, это связано не только с могущественной государственной властью, способной мобилизовать, организовать и поддерживать данное оружие, но и с силой традиций, ведь империя Селевка находилась как раз на территории сатрапий, где были еще при Ахеменидах были размещены колесничные войска. А поскольку во многих сферах деятельности между двумя династиями существовал континуитет127, то македоняне использовали уже отработанный механизм набора как этого, так и других родов войск.
Обратимся к истории серпоносных колесниц в сирийском царстве. Диадох Селевк, получив по совещанию в Трипарадизе (321 г. до н. э.) Вавилонию (Diod., XIX,39), мало что поменял в порученной ему сатрапии. А когда он в 312 г. до н. э. вновь вернулся, после бегства от Антигона Одноглазого, в Двуречье вместе с 200 всадниками и 800 пехотинцами, полученными от Птолемея, то он тут же набирал войска (Diod., XIX,90; 1000 пехотинцев и 300 всадников – Арр. Syr., 54), с которыми стал покорять «Верхнюю Азию»128. Вернувшись оттуда, Селевк соединился с армией фракийского правителя Лисимаха и с отрядами, присланными Кассандрой, и дал бой Антигону во Фригии около Ипса (301 г. до н. э.). Согласно рассказу Диодора (XX,113), в армии Селевка было 20000 пехоты, 12000 конницы, включая конных лучников, 480 слонов, более 100 серпоносных упряжек. Всего же в союзной армии насчитывалось 64000 пехоты, 15000 конницы, 400 слонов и 120 129 колесниц, в то время как у Антигона было более 70000 пехоты, 10000 конницы и 75 слонов (Plut. Dem., 28).
К сожалению, о самой битве известно довольно мало, а об участии в ней колесниц в источниках вообще ничего не сообщается130. Поэтому критически настроенный по отношению к эффективности серпоносных квадриг Б. Бар-Кохва, предполагает, что они вовсе не участвовали в бою131. Но если сведений нет, то это вовсе не означает, что колесницы не были применены в битве, а судя по тому, что ни в атаке Деметрия с правофланговой конницей, ни в бою Антигона с врагами квадриги не упомянуты, они могли быть применены лишь в начале сражения, и, видимо, без большой пользы.
Еще одно свидетельство об употреблении Селевком I серпоносных колесниц относится к периоду его борьбы с вторгшимся в его владения Деметрием (286–285 гг. до н. э.), бежавшим, в свою очередь, от Агафокла, сына Лисимаха. Во время этих событий Плутарх упоминает о неудачной атаке где-то в Киликии колесниц Селевка против небольшой, преимущественно пешей армии сына Антигона (Pint. Dem., 48).
После этого упряжки с серпами на 65 лет исчезают из поля зрения источников, и мы встречаем их вновь лишь в битве при Аполлонии (220 г. до н. э.) между царем Антиохом III (223–187 гг. до н. э.) и восставшим против него сатрапом Мидии Молоном. Лаконичное описание битвы сохранилось лишь у Полибия (V,53–54). Молон захватил Месопотамию, разбил царских стратегов, но, опасаясь быть отрезанным от Мидии – своей основной базы – царскими отрядами, перешел на левый берег Тигра и встретил тут армию Антиоха недалеко от Аполлонии (совр. Барадан-Тепе). Количество войск с обеих сторон неизвестно132.
Молон выстроил своих тяжеловооруженных в центре, а конницу, под прикрытием легковооруженных пехотинцев, расположил на флангах. Серпоносные колесницы были поставлены им перед фронтом. Царь так же построил своих традиционно: фаланга в центре, справа к ней примыкали вспомогательные отряды; легкая пехота и конница – на флангах, а впереди строя – 10 слонов. Колесниц у Антиоха не было. Молон, руководивший своим правым флангом, напал на противника и завязал бой, однако, его левое крыло, возможно, состоящее из военных поселенцев, перешло на сторону царя. Мятежник, окруженный со всех сторон, покончил с собой. Это было концом битвы. Полибий ничего не говорит об использовании колесниц в бою, возможно потому, что они были применены без особого успеха только в начале сражения. Их атака, как полагает Б. Бар-Кохва133, могла быть блокирована слонами царя.
Данными сведениями не исчерпывается информация о серпоносных квадригах Антиоха III Великого. Так, в следующий раз мы встретим их через 30 лет во время борьбы против Рима во время Сирийской войны (192–189 гг. до н. э.). Если во время похода в Грецию царь не взял с собой колесницы, то в его генеральном сражении с римлянами – битве при Магнезии-на-Сипиле – они присутствуют. Сохранилось два подробных описания хода битвы, Тита Ливия (XXXVII,39–44) и Аппиана (Syr., 30–36), опирающихся на один и тот же источник – утраченную часть истории Полибия134.
Для борьбы с Римом царь выставил около 60000 пехотинцев, 12000 всадников, 54 индийских боевых слона, а так же неизвестное число серпоносных квадриг135 и арабских мегаристов. Возможно, не случайно число колесниц не упомянуто – оно было незначительным, а потому и не могло возбудить эмоций у древних. Римляне располагали гораздо меньшими силами – около 30000 человек и 16 африканскими слонами. Антиох, выступив из Сард – древней ахеменидской базы сбора войск, встретил врага осенью 190 г. до н. э. около Магнезии. После некоторой нерешительности, царь принимает генеральное сражение, навязываемое ему римлянами136.
Противники, по-видимому, уже знали, как примерно будут построены отряды врагов, и в соответствии с этим расположились на поле боя. Римляне в середине построили два легиона in aciem triplicem, по бокам от них – италийских союзников. На левом фланге, около реки Фригий, встали четыре турмы всадников, а на правом – 3000 пергамцев и ахейских пельтастов, затем еще 3000 пергамских и италийских всадников, а на самом конце строя находились 500 критских лучников и 500 траллов137. В тылу римлян располагались африканские боевые слоны, поскольку эта вымершая лесная порода боялась своих индийских сородичей, превосходящих их по росту138. Антиох построил свою армию типично: в центре находилась фаланга, поддерживаемая спереди слонами, по бокам от нее стояли щитоносцы, за ними – тяжеловооруженная, а затем – легкая конница, к которой по флангам примыкали легковооруженные пехотинцы различных видов. Колесницы же царь поставил на левом крыле перед своей тяжеловооруженной конницей139 – царской илой и катафрактами. Тут же находились и арабские мегаристы.
Не очень легко сказать, как предполагал действовать потомок Селевка. Фаланга, построенная в 32 шеренги и расчлененная по фронту на десять частей, в таком виде не могла наступать. Поскольку фланги сирийцев значительно превосходили римские, то, видимо, Антиох хотел окружить строй врага, одновременно двинув против его центра слонов140. Последнее, естественно, вряд ли увенчалось успехом: римляне в ходе Ганнибаловой войны неплохо научились бороться с «луканскими быками» (Liv., XXXVII,42,5). Посмотрим на реальный ход битвы. Селевк, сын Антиоха III, командующий левым флангом, бросает на врага серпоносные колесницы, видимо, рассчитывая привести в замешательство италийскую пехоту141. Однако на правом фланге союзников, вероятно, не случайно был поставлен пергамский царь Евмен II (197–159 гг. до н. э.), который знал, как бороться с этим видом оружия (Liv., XXXVII,41,9). Он бросил против квадриг критских лучников, пращников и дротикометателей, подкрепленных несколькими турмами италийских и / или пергамских всадников. Легковооруженные, рассеявшись, отовсюду стали метать снаряды (missilium) в коней, в то же время пугая их криком. Одновременно они ловко уворачивались от едущих колесниц. Не выдержав силы стрельбы, упряжки повернули назад. Всадники врага их преследовали. Бежавшие колесницы смели своих же ополченцев и всадников царя вплоть до катафрактов, которые, в свою очередь, не выдержали атаки римской конницы. Хотя в ходе боя Антиох и прорвался на левом фланге римлян к лагерю врага, но македонская фаланга, оставшаяся без поддержки конницы, была смята, а сам царь, боясь окружения, обратился в бегство. Так закончилась эта битва, стоившая сирийцам 50000 человек, а союзникам – около 350.
Битва при Магнезии – единственное сражение эпохи Селевкидов, в котором нам известно действие колесниц с серпами на поле боя. Примечательно, что Ливий (XXXVII,41,12) специально отмечает, что лишь после атаки упряжек началось «настоящее сражение» – justum proelium, указывая, таким образом, на то, что бой с колесницами происходил до столкновения основных сил и был неким составляющим перестрелки псилов до введения в дело тяжеловооруженных и конницы. После этой схватки колесницы должны были отойти в тыл сирийцев (Арр. Syr., 32).
Антиох, в целом, продолжал персидскую традицию использования серпоносных колесниц для фронтальной атаки врага с целью дезорганизации последнего. Квадриги были поставлены лишь перед левым крылом царского войска, что можно объяснить тем, что тут почва была пригоднее для действия упряжек, и тем, что царь на правом крыле рассчитывал сразу же атаковать слабейшего противника, стоявшего тут с небольшими конными отрядами. Возможно так же, что Антиох опасался как раз того, что колесницы могут повернуть назад. Отсутствие же упряжек перед центром сирийского войска объясняется присутствием здесь слонов, которых, как известно, кони боялись. В целом же подобное сочетание колесниц и слонов, видимо, было правилом у сирийских стратегов. Союзники же, со своей стороны, с упряжками борются так же традиционно – обстрелом легкой пехоты, которая для этого рассеивается перед основной линией войск. Кстати, можно отметить, что колесницы в то время уже не считались таким смертоносным оружием, как слоны, которых следовало «демилитаризовать» по Апамейскому договору с Римом в 189 г. до н. э. (Polyb., XXI,45,12–13; Арр. Syr., 46).
На этом история селевкидских колесниц не кончается, как предполагает Э. Биван142. Так, колесницы мы встречаем в первой книге Маккавеев (1,17) при описании сил Антиоха IV Эпифана (175–164 гг. до н. э.) во время вторжения его в Египет (170 г. до н. э.). Однако, Э. Бикерман и Б. Бар-Кохва сомневаются в реальности существования этих колесниц, видя в данной фразе библейскую риторику143. Иосиф Флавий вообще при переложении сюжета не перечисляет состав армии Антиоха IV (Ant. Jud., XII,5,2).
Впрочем, в это время данный вид колесниц еще вполне мог существовать. Тем более что и «Вторая книга Маккавеев» (13,2) – эпитома сочинения Ясона Киренского, сделанная александрийским иудеем144, – прямо называет их. К тому же, вероятно, эти же квадриги, участвовавшие в Египетской кампании Антиоха IV, позднее, в 165 г. до н. э., пройдут в триумфе, устроенном им в Дафне в честь победы над Египтом (Polyb., XXXI,3,11). Хотя Полибий и не называет колесницы в шествии серпоносными, но в процессии серпы могли демонтировались.
Наконец, в 162 г. до н. э. во время похода царя Антиоха V Эвпатора (164–162 гг. до н. э.) на восставшую Иудею опять встречаем 300 серпоносных колесниц, 110 000 пехоты, 5300 всадников и 22 слона (И Масс., 13,2). Видимо, прав Н. Секунда, говоря о преувеличении численности квадриг и пехоты145, хотя число конницы и слонов выглядит довольно реалистично, Б. Бар-Кохва, со своей стороны, сомневается в реальности существования и этих колесниц, отмечая, что у Иосифа Флавия (Ant. Jud., XII,9,3) они не упомянуты146. Впрочем, в это время Селевкиды еще были достаточно сильны, чтобы набрать и содержать многочисленные армии, включая колесницы, да и восточные сатрапии, из которых, видимо, в основном набирались колесничие, еще не были ими потеряны. Вот на этом-то история колесниц в государстве потомков Селевка обрывается.
Однако сама история серпоносных колесниц и на этом не заканчивается. В первой половине I в. до н. э. мы несколько неожиданно встречаем это, уже ставшее в то время антикварным, оружие в Понтийском царстве. В 101/ 0 г. до н. э. мы впервые обнаруживаем квадриги с серпами у царя Митридата VI Эвпатора (120-63 гг. до н. э.) во время его столкновения с каппадокийским царем Ариаратом VII (116–101 гг. до н. э.) в количестве 600 единиц147, вместе с 80000 пехоты и 10000 конницы (Just., XXXVIII, 1,8). Видимо, Эвпатор не первый, кто ввел серпоносные квадриги в понтийской армии148, на это указывает их численность, хотя и преувеличенная (может быть, мобилизационная), но все же довольно значительная.
Именно Митридат, проводя широкую завоевательную политику, особенно интенсивно пользовался этим оружием. Ведь он сам, лично, обучал свои войска, что обычно не свойственно эллинистическим царям (Just., XXXVIII,4,2; Арр. Mith., 13; ср.: 27). И когда в 89 г. до н. э. вифинский царь Никомед IV Филопатор (95–74 гг. до н. э.), сторонник Рима, напал на владения Митридата в Пафлагонии, последний, собрав 250 000 пехоты, 50000 всадников и 130 колесниц (Арр. Mith., 17), выступил против своего врага149. Впереди понтийской армии шел авангард, под командованием Архелая и Неотолема, состоящий из 40000 мобильных пехотинцев, 10000 всадников правителя Малой Армении, сына Митридата, Аркафия150 и нескольких колесниц. Около притока Галиса р. Амнии митридатовы стратеги встретили все войско царя Вифинии, превосходящее их по числу: 50000 пеших и 6000 конных воинов (Арр. Mith, 17). Наш единственный источник о сражении при Амнии – Аппиан (Mith., 17–18), который, как полагает Т. Рейнак, опирался, описывая Первую митридатову войну (89–85 гг. до н. э.), на свидетельства Тита Ливия, с возможными добавками из истории Посидония и мемуаров Суллы151. Свидетельство же Мемнона об этом сражении, эпитомированное патриархом Фотием (ок. 820–891), слишком лаконично (Memnon., 31,1).
К сожалению, Аппиан не описывает, как были построены войска противников, но, возможно, традиционно – пехота размещалась в центре, а на флангах стояла конница152. Известно, что левым крылом понтийцев командовал стратег Архелай, а правым – Неоптолем. Итак, воины последнего бежали, преследуемые вифинцами, видимо, конницей. Бой завязался неожиданно за холм на равнине, который вначале заняли понтийцы, а затем они были выбиты оттуда вифинцами, которые не только защитили его от новой атаки, но и обратили в бегство правый фланг неприятеля. На этом первая фаза боя кончилась.
Вот как описывает основную стадию боя Аппиан (Mith., 18): «Митрида-товы воины, потесненные Никомедом, бежали до тех пор, пока Архелай, напавши справа, не ударил по преследующим и они не повернулись против него. Он же стал понемногу отходить, чтобы воины Неоптолема могли вернуться из бегства. Когда же он заключил, что отступил достаточно, понтийцы развернулись. И на вифинцев стремительно напали серпоносные колесницы…».
В общем, Архелай, воспользовавшись моментом, напал на преследующих вифинцев справа, вынудив повернуться против него. Более того, с целью выиграть время и чтобы не попасть в окружение, он стал отступать, тем самым давая возможность Неоптолему восстановить строй. Когда это произошло, Архелай, развернув войска, неожиданно атаковал вифинцев серпоносными колесницами, что указывает на то, что непосредственного контакта между противниками все еще не было, и имелось место для разгона квадриг (ср.: Plut. Sull., 18). Далее Аппиан красочно описывает раны, нанесенные колесницами, что привело вифинцев в ужас. Впрочем, воины Никомеда, видимо, уже знавшие это оружие, не только не разбежались, но и, развернув армию на два фронта (ибо Неоптолем и Аркафий зашли им в тыл), еще долго сражались, однако после больших потерь вифинцы Никомеда бежали.
Таким образом, битва при Амнии – это одно из тех немногих сражений, где серпоносные квадриги действовали относительно успешно. Ведь Архелай, опытный понтийский стратег, хорошо знавший достоинства и недостатки данного вида оружия, держал колесницы в резерве до решающего момента боя. Ибо именно неожиданностью, помноженной на страх, объясняется успех атаки квадриг. Понтийский военачальник понимал, что враг, имея много метателей, легко отобьет правильную атаку колесниц, поставленных для этого перед фронтом, поэтому-то эффект их появления был рассчитан именно на неожиданность, что станет практически правилом у понтийских полководцев.
В следующий раз мы встречаем серпоносные упряжки у понтийского стратега Митридата Таксила в Греции в 86 г. до н. э. Его силы составляли, по сообщению Плутарха (Sull., 15), 100 000 пехотинцев, 10000 всадников и 90 колесниц, к нему же присоединился и силы Архелая, стоявшие в Мунихии. Сулла, взяв Афины в мартовские календы (1 марта) и желая поскорее встретиться с врагом, вышел из горной Аттики в равнинную Беотию с армией в 15000 пехотинцев и 1500 всадников, где около Херонеи весной 86 г. до н. э. он встретил понтийцев. Основные наши источники по данной битве – это Плутарх (Sull., 17–19), опирающийся в основном на воспоминания Суллы, и Аппиан (Mith., 42–45), пишущий, главным образом, по Ливию153. Лишь сопоставив свидетельства этих двух авторов, мы можем восстановить ход боя154.
Архелай, не предполагая сражаться, стал лагерем. Он захватил гору Фурий, занимающую стратегическое положение на местности. Сулла же, напротив, выстроился к бою. В центре у него были поставлены легионы, за рядами которых размещалась легкая пехота, на флангах – конница, а в тылу, на высотах, были поставлены пять когорт под командованием Гортензия и отряд Гальбы. Правым флангом командовал сам Сулла, левым – его легат Мурена. В это время и понтийцы стали становиться в строй: в центре у них была фаланга, правую часть которой занимал отборный отряд халкаспидов, по флангам стояла конница; серпоносные колесницы находились перед центром армии. Архелай так же находился на правом крыле, Таксил командовал халкаспидами.
Первым этапом битвы является выход небольшого римского отряда в тыл царским воинам, стоящим на Фурие, последние были выбиты оттуда и в бегстве наскочили на свою же фалангу, расстроив ее ряды. Сулла, заметив это, быстро двинулся вперед (Plut. Sull., 18) – начался второй этап битвы. Архелай, чтобы задержать наступление врага и восстановить строй, кидает на него конницу, которую римляне легко отбили. Тогда понтийцы бросают в атаку 60 серпоносных квадриг, «чтобы, если смогут, натиском разрубить и разорвать фалангу [= легионы] врагов» (Арр. Mith., 42). Но поскольку места для разгона было недостаточно, колесницы не успели разогнаться и были легко пропущены сквозь римский строй, где их возничие были перебиты. Аппиан (Mith., 42) замечает об этом: «Когда римляне разомкнулись, колесницы стремительно проехали назад и, будучи трудно разворачиваемыми, были уничтожены стоящими сзади недалеко от них и метающими дротики». Но все же данные действия должны были замедлить наступление римлян. После чего начали сражаться македонская фаланга и легионы. Архелай, обойдя с конницей левое крыло римлян, столкнулся с отрядом Гортензия. Однако Сулла вовремя подоспел на помощь и это нападение понтийцев было успешно отбито. После чего Сулла вернулся на свой правый фланг и обратил врага в бегство. Вскоре воины царя побежали и на остальных участках фронта. В ходе бегства и была убита основная масса понтийских воинов, так что в живых осталось всего лишь 10000 человек (Plut. Sull., 19).
Итак, битва при Херонее показывает нам традиционное использование колесниц с серпами в качестве оружия, атакующего неприятеля по фронту. Вместе с тем присутствует еще и другая причина для их атаки – задержать врагов для того, чтобы успеть построить свои силы. Одновременно видим, что квадриги, не успев разогнаться и идя на небольшой скорости, легко могут быть пропущены сквозь ряды неприятеля, что и замечает Плутарх, сравнивая скорость упряжки со стрелой, выпущенной из лука (Sull., 18)155.
Еще одно описание боя Архелая и Суллы сохранилось у латинского автора I в. С. Юлия Фронтина (Stai., 11,3,17), которое Т. Моммзен относит именно к Херонейской битве156. Заметим, впрочем, что данное сражение могло быть и при Херонее, и при Орхомене (осень 86 г. до н. э.), других таких битв между этими двумя полководцами не было. Фронтин же в своем описании боя, возможно, опирался на несохранившуюся 42-ю книгу истории Ливия157.
Чтобы решить вопрос, какую из битв описывает автор «Стратегем», рассмотрим само повествование. В начале стратегемы речь идет о построении царского войска: в первой линии, по центру, – серпоносные квадриги, во второй – македонская фаланга, в третьей – вспомогательные отряды, вооруженные по римскому образцу, смешанные с италийскими изгнанниками, а за ними – легковооруженные; с обеих флангов была поставлена конница с целью окружения. Такая диспозиция, в принципе, могла соответствовать обеим битвам. Ведь после Херонеи к остаткам царских войск прибыл по морю Дорилай с армией в 80000 (Plut. Sull., 20) и у понтийцев стало вновь, по крайней мере, 70 квадриг с серпами (Licinian., 35, р. 33). У римлян в центре встали легионы тройной линии (in triplicem aciem), причем между антесигнами (= гастаты) и постсигнанами второй линии (= принципы) Сулла приказал вколотить множество кольев, с тем, чтобы при приближении квадриг антесигнаны просочились бы за них, а колесницы неожиданно наткнулись бы на частокол. В тылу легионеров расположились легковооруженные и конница, которые при надобности должны были выйти через интервалы тяжеловооруженных. Кроме того, опасаясь за фланги, при абсолютном превосходстве конницы врага, римляне вырыли с обеих сторон строя глубокий ров, укрепив его по краям кастеллами – земляными, замкнутыми по периметру, укреплениями, редутами.
О ходе самого боя Фронтин пишет: «Сулла распорядился крепко вбить в землю многочисленные колья и внутри них, когда приблизились квадриги, укрыл линию антесигнанов, и только тогда, приказав всем кричать, повелел велитам и легковооруженным пустить снаряды. Когда это было сделано, квадриги врагов, или наткнувшись на частокол, или испугавшись крика и снарядов, повернули на своих и расстроили построение македонян». В общем, сначала последовала атака колесниц, которые, как и предполагалось, частично напоролись на колья, а частично были закиданы метательными снарядами велитов (?)158 и легковооруженных, прошедших через промежутки между когортами. Часть же коней была испугана криками. После чего повернувшие упряжки расстроили свою же фалангу. Далее Сулла атаковал. Архелай попытался, сдержать противника, послав в атаку конницу, но римляне контратаковали ее своими малочисленными всадниками (sic!) и победили.
Таков рассказ Фронтина. Сопоставляя его с сообщением Плутарха (Sull., 21) и Аппиана (Mith., 49–50), явно восходящим к одному источнику, обратим внимание на полевые укрепления римлян, которые упоминаются при Орхомене. При Херонее Сулла отводил реку Кефис и копал лагерные рвы (Plut. Sull., 16). Отметим, что при Херонее римский консул сам повел свою армию в атаку, не дожидаясь нападения колесниц: следовательно, нужна в кольях здесь вообще отпадает. В битве же при Орхомене было три эпизода, где римляне использовали полевые фортификационные сооружения: первый в начале битвы – атака понтийцев на римлян, окапывающихся против вражеской конницы, и второй – около понтийского лагеря, где войска Суллы опять стали рыть рвы, вызвав тем самым противника на более упорядоченный бой, и третий, когда на следующий день римляне продолжили свою работу в одном стадии (ок. 180 м) от понтийского лагеря (Plut. Sull., 21; Арр. Mith., 50). Можно было бы посчитать, что один из двух последних боев и описывает Фронтин, однако, согласно Аппиану (Mith., 50), бой во второй день шел у стен азиатского лагеря. Возможно, Фронтин, обычно довольно небрежный по отношению к своим источникам, спутал здесь два сражения, взяв фортификационные работы из одного, а сам ход боя – из другого. Тем более, что способ защиты с помощью густого частокола выглядит довольно неожиданны. Во-первых, нужна очень четкая координация действий, чтобы гастаты имели время просочиться через колья и в то же время квадриги не успели бы повернут назад. Во-вторых, это же заграждение помешало бы атаке легионеров, а тем более – коннице римлян, стоящей в тылу. К тому же воины вечного города и так умели прекрасно обороняться от данных колесниц, расступаясь и обстреливая их.
В общем, видимо, в описании Фронтина – это та же битва при Херонее, но в искаженном варианте159. Запряжки же в изложении Фронтина действуют традиционно – лобовая атака с целью разорвать ряды врага, для ослабления его сопротивления своей пехоте и одновременной конной атаке на фланг врага.
Кроме этого свидетельства, мы находим у Плутарха еще несколько сообщений о квадригах с серпами у Митридата VI. На встречу с Суллой в Дардане (85 г. до н. э.) царь привел для показа своей мощи 200 кораблей, 20000 пехоты, 6000 всадников и множество серпоносных колесниц (Plut. Sull., 24). А для третьей войны с Римом понтиец собрал (74 г. до н. э.) 120 000 пехоты160, вооруженной по образцу своего врага, 16000 всадников и 120 колесниц с серпами (Memnon., 38; Plut. Lucul., 7). Однако, как использовались они в боевых действиях и использовались ли вообще, у нас информации нет. Впрочем, Вегеций (111,24) сообщает, что римляне употребляли против серпоносных упряжек Антиоха III и Митридата VI трибулы. Сирийский царь использовал колесницы против римлян лишь однажды – в битве при Магнезии, где трибулы, судя по описанию Ливия и Аппиана, могли повредить своей же коннице. Так же, видимо, они не использовались и в Беотийских битвах, остается предположить, что еще в каких-то боях во время Митридатовых войн это приспособление могло применяться. Возможно, о применении упряжек во время Третьей митридатовой войны свидетельствует и то, что Лукулл во время своего триумфа (65 г. до н. э.) провел в процессии десяток квадриг с серпами (Plut. Luc., 37).
Еще одно, последнее, применение понтийских колесниц мы найдем в битве при Зеле (47 г. до н. э.). Кратко события развивались следующим образом. Сын Митридата VI, Фарнак II, поставленный Помпеем царем Боспора и воспользовавшись гражданской войной в Риме, захватил Малую Армению, а затем, разбив при Никополе цезарианского правителя Азии Домиция Кальвина, еще и Понт, ставший к этому времени римской провинцией (Bel. Alex., 37–38; ср.: Plut. Caes., 50). Видимо, здесь же он набрал часть армии, используя старую, отцовскую, систему комплектования, а возможно, использовав старые царские арсеналы. Во всяком случае, еще в сражении при Никополе у Фарнака имелась лишь пехота и конница, тогда как в битве при Зеле, после захвата Понта, царь располагал еще и серпоносными квадригами.
Цезарь, окончив Алесандрийскую войну, пришел в Малую Азию, добавил к своему неполному шестому легионы еще три местных легиона, и встретился с врагом около города Зела. Римляне стали устраивать лагерь на холме, отделенном долиной, шириной менее 1,5 миль (ок. 2,1 км), от укреплений царского стана. На рассвете 2 августа 47 г. до н. э. Фарнак вывел войска и повел их через равнину на римлян. Цезарь не предполагал, что противник нападет на него в столь невыгодных для азиатов условиях и продолжал свои фортификационные работы, выставив перед валом заградительную линию войск. Однако царь совершенно неожиданно повел свои отряды на холм, где стояли римляне, которые спешно и в суматохе стали выстраивать легионы. На это еще не построенное войско Фарнак и бросил свои колесницы. Автор «Александрийской войны» (75) лаконичен, описывая эту атаку: «Когда шеренги еще не были построены, царские серпоносные квадриги расстраивают перемешанных солдат, которые, однако, были быстро засыпаны множеством метательных снарядов» (Nondum ordinibus instructis falcatae regiae quadrigae permixtos milites perturbant; quae tamen celeriter miltitudine telorum opprimuntur). Дион Кассий в изложении Иоанна Ксифилина еще более краток (XLII,47,5): «И некоторое время Цезарь, был приведен в замешательство конницей и серпоносными колесницами, но затем он победил тяжеловооруженными». И действительно, легионеры, отбросив квадриги, столкнули с холма и пехоту врага. Войско Фарнака бежало, о чем Цезарь кратко напишет: «Veni, vidi, vici» (Suet. Caes., 37,2; cp.: 35,2; Plut. Caes., 50; App. B.c., 11,91)161.
Битва при Кунаксе (401 г. до н. э.) и битва при Зеле (47 г. до н. э.) – вот тот исторический путь серпоносных колесниц, который зафиксирован в исторических источниках. Рассмотрев все известные нам сражения с участием боевых колесниц с серпами, можно, подытожив, установить, для чего они были введены, как менялось их применение и каким образом с ними боролись, а уже после этого можно будет решить, когда и зачем они появились.
Видим, что для таких колесниц особенно нужна была ровная местность. Специальное выравнивание почвы упоминается лишь в действиях перед битвой при Гавгамелах (Curt., IV,9,10; 15,28; Arr. An., III,8,7; cp.: Veget., 111,24; Артхаш., X,4). Разравнивание служило для облегчения разбега этих упряжек, на что указывает Плутарх (Sull., 18). Сами же квадриги всегда становились перед войском на некотором удалении друг от друга (Xen. An., 1,8,10). Вероятно, расстояние между ними было около 25 м, т. е., примерно, как и между слонами (Arr. An., V,15,5). Этот интервал между колесницами можно высчитать следующим образом. Ксенофонт, возможно, на основании впечатлений о битве при Кунаксе, рассказывает о праздничной процессии Кира II, в которой шли сначала всадники в квадратном строю, 100 на 100 человек, а за ними колесницы в четыре ряда (Xen. Cyr., VIII,3,16; 18). Таким образом, ширина конного ряда будет около 100 м и, следовательно, на одну колесницу придется около 25 м162. В боевом построении колесницы составляли одну шеренгу, которой было вполне достаточно для выполнения основной задачи – прорыва строя врага (Xen. Cyr., VI,3,34).
Квадриги, видимо, начинали разгоняться с нескольких сотен метров, переходя с шага на рысь, а затем, вероятно, с нескольких десятков метров – в галоп, ведь если последнее расстояние было бы больше, то кони быстро устали бы163. На большую скорость разгона упряжки указывают и античные авторы (Diod., XVII,58,2; Curt., IV, 15,14; cp.: Plut. Sull., 18). В свою очередь, разбег служил для того, чтобы лошади взяли нужный аллюр и чтобы их трудно было схватить врагам под уздцы, да и в движущуюся мишень труднее попасть. Анонимный польский (?) теоретик середины XIX в. замечает по поводу атаки всадников: «Кавалерия должна всегда бросаться на неприятеля храбро и стремительно: во-первых, чтобы понести возможно меньшую потерю, во-вторых, чтобы устрашить неприятеля и тем увеличить свою силу»164. Эту фразу в полной мере можно отнести и к действию колесниц. Но главная причина разгона все же именно психологическая: довольно трудно устоять перед несущейся упряжкой, к тому же снабженной серпами. Вот как описывает полковник саксонской кавалерии середины XIX в. Саксонский кавалерийский генерал Фридрих Вильгельм Зигман (1801–1872) эффект производимый конной атакой (заметим, что это впечатление должно быть даже сильнее у древних нерегулярных войск): Нравственное влияние, присущее кавалерии, которым она часто больше делает, нежели своими пиками и саблями… если сплоченная кавалерийская масса… отважно… летит на пехоту, то, несмотря ни на какую дальность и верность выстрела, все-таки неприятное чувство охватывает эту последнюю, так как каждый отдельный человек остается простым смертным; чувство это может перейти в панический страх, особенно если кавалерия явится неожиданно…»165. С его мыслями о кавалерийской атаке согласен и генерал легкой французской кавалерии, участник наполеоновских войн, Антуан Фортюнэ де Брак (1789–1850): «Если атака имеет грозный вид и вероятный успех, то три четверти его приходятся на долю того нравственного впечатления, которое эта атака производит на неприятеля»166. Такая атака кавалерии на неприятельское каре кажется сопоставимой с атакой колесниц на вражескую пехоту, поскольку во всех известных нам случаях серпоносные упряжки пускались именно против пеших воинов противника167. Самим древним авторам был хорошо известен психологический эффект колесничной атаки (DiocL, XVII,53; Curt., IV,9,4; Veget., 111,24). Видимо, как раз этим впечатлением были навеяны описания кровавых ран, производимых серпами, ведь обычно потери от атаки квадриги были небольшими168. Только в теоретической битве при Фимбрарах Ксенофонт заставляет египтян, словно солдатиков, стоять перед атакой серпоносных колесниц. На самом деле воины расступились бы или разбежались, как это было в реальных битвах при Кунаксе и Гавгамелах (Xen. Cyr., VII,1,31–32). Мнение древних о психологическом воздействии атаки колесниц поддерживают и современные историки169. Когда пехота была уверена в себе или/и постоянно сталкивалась с применением врагом серпоносных квадриг, тогда и психологический аспект терял свое действие, а атака колесниц кончалась плачевно, зачастую под насмешки защищающихся (Plut. Sull., 18; Veget., 111,24; ср.: Xen. An., 1,8,20; Liv., XXXVII,41,12).
В то же время наблюдается и некоторое различие в использовании упряжек с серпами. Так, персы, основной силой которых была конница, старались комбинировать действие этого рода войск с атаками квадриг. Своими колесницами они стремились расстроить ряды врага, при поддержке своих же всадников, зачастую с одновременной фланговой конной атакой170. Греки, на которых и были направлены эти нападения, поскольку обычно метателей у них было немного, старались шумом и криками испугать коней врага. Одновременно атакуя, гоплиты быстро проходили расстояние, необходимое колесницам для разбега, что вместе с тем защищало их и от метательных снарядов. А если квадриги все же достигали строя эллинов, то они расступались.
Азиатские конные стрелки. а) Изображение на кубке аттического мастера Триптолема (вероятно, 470-е гг. до н. э.). Воспроизведено по изданию: Head. D. The Achaemenid Persian Army. Stockport, 1992. Fig. 12 b.б) Конный стрелок в панцире греческого типа и фракийской шапке. Краснофигурный кубок из Орвьето (первая половина V в. до н. э.).
Воспроизведено по изданию: Nefedkìn A. К. The Tactical Development of Achaemenid Cavalry // Gladius. Vol. 26. Madrid, 2006. P. 9, fig. 4
В сражении с македонской армией атаки колесниц были рассчитаны на приведение в замешательство гоплитов врага более, чем на их разгром. Одновременно же велась атака конницы на фланги македонян. Похоже, что персы уже мало надеются на эффективность прямого нападения квадриг на фалангу, поэтому они и не удерживают до нужного времени свою латную конницу, которая могла бы, последовав в бреши, образованные от вторжения упряжек, повлиять на ход битвы.
В эпоху эллинизма использование колесниц было потеснено применением слонов, которых подчас с той же целью – для разрыва рядов пехоты врага – ставили перед центром строя, тогда как упряжки устанавливались лишь перед флангами. Если же слонов у военачальника не было, то квадриги могли располагаться и перед центром строя (Polyb., V,53,9; ср.: Front., 11,3,17). Теперь основная задача колесниц состояла лишь в расстройстве фаланги врага, поскольку победителем в столкновениях вооруженных по-македонски фаланг становился тот, кто сохранит свой строй наименее разорванным и наиболее упорядоченным. Для борьбы с упряжками в данный период широко использовались метатели, которые имелись в достаточном количестве в эллинистических государствах. Одновременно применяли и старые способы борьбы – произведение сильного шума и размыкание шеренг.
В период борьбы понтийского царя Митридата VI, обладавшего серпоносными колесницами, с Римом тактика использования колесниц несколько изменилась. У италиков было мало метателей и конницы и в то же время легионер одновременно и гоплит, и метатель (ср.: Veget. Epit., 1,17). Основная цель атаки колесниц состояла в том, чтобы расстроить ряды легионеров, после чего следовало бросить на них свою фалангу, а по возможности и зайти им в тыл конницей. Кроме того, понтийцы в большей степени, чем раньше использовали фактор неожиданности при атаке квадриг на врага (Херонея, Зела). В это же время совершенствуются и методы борьбы с колесницами; наряду с традиционным шумом, обстрелом и пропуском через шеренги, использовались и специальные приспособления для выведения из строя коней – трибулы (Veget., 111,24). Развитие колесниц так же не стояло на месте: усиливалось их вооружение, появлялись новые серпы.
В целом атака серпоносных колесниц чаще бывала отбита (Кунакса, Гавгамелы, Киликия, Херонея, Зела), нежели приводила к успеху (Даске-лион, Амний). Этому есть несколько причин. Во-первых, даже если один из четырех коней будет убит, это делало всю упряжку небоеспособной (Veget., 111,24; Арр. Mith.,33; ср.: Curt.,IV,15,16). Во-вторых, сами возничие, видя как плотно стоит вражеский строй и будучи неуверенными в поддержке своих всадников, часто предпочитают уклониться от атаки или просто спрыгнуть на землю, бросив квадригу на произвол судьбы (Xen. An., 1,8,20; Сут., VIII,8,25). Этому способствовал еще и град метательных снарядов врага, направленный на упряжку. После чего колесницы без возниц просто метались по полю боя, а то и сами колесничие поворачивали квадригу и бежали прямо на своих, расстраивая тем самым собственные войска (Diod., XVII,58,4; Liv., XXXVII,42,1; Front. Strat., 11,3,17) и, как замечает Ксенофонт, тем колесницы «много больше зла делают друзьям, чем врагам» (Xen. Cyr., VIII,8,24).
Доля колесниц с серпами в армии никогда не была значительной из-за дороговизны и прихотливости этого оружия. В битве при Кунаксе одна квадрига у персов приходилась на 6000 пехотинцев и всадников, а при Гавгамелах одна упряжка приходилась на 5000 пеших и 2000 конных воинов. У Селевкидов обнаруживаем следующую пропорцию: 1 колесница приходилась на 200 пехотинцев и 120 верховых (Ипс). И, наконец, в армии Митридата – 1 квадрига: 1100–1900 пехотинцев и 40-100 всадников. Общее же количество колесниц (200 единиц в эпоху Ахеменидов) значительно уменьшилось у селевкидских царей, но опять возросло до 130 в эпоху Митридата VI, в связи с его милитаристской политикой. Видимо, эта тенденция связана с надеждами на устрашение врага быстрой атакой данных аппаратов. Только этим, как представляется, можно объяснить те расходы и трудности, которые были потрачены на организацию и снаряжение этого рода войск. Ведь все эти труды должны быть компенсированы эффективностью их применения. Таким образом, на колесницы, как и на слонов, возлагали большие надежды, которые чаще не сбывались171.
Итак, как мы только что увидели, серпоносная квадрига по своим задачам сильно отличается от своих предшественников – простых колесниц. Ведь не случайно уже Ксенофонт отличает «вооруженные» колесницы от «неснаряженных» (Xen. Cyr., VI,4,16: ώπλισμένα προς άοπλα; ср.: Asclep. Tact., 8; Ael. Tact., 22,3; Arr. Tact., 2,5: ψιλά… άρματα). Последние обычно сражались между собой перед столкновением пехоты, поддерживали ее фланги, преследовали врага после схватки и в гораздо меньшей степени выполняли функцию «танка», то есть фронтальной атаки на пехоту противника, когда у врагов не было своих колесниц172; тогда как серпоносные упряжки – это оружие для атаки пешего строя врага (Xen. An., 1,8,10; Xen. Cyr., VI,1,30; 4,18; 2,17; VII,1,29–32; Curt., IV,9,5). При этом рассчитывали не только на непосредственное поражение неприятеля, но и на психологический эффект, деморализующий последнего.
Против какого же врага могли появиться упряжки с серпами? Очевидно, они появились не против азиатских ополчений, состоящих преимущественно из лучников, которые предпочитали бой на расстоянии, а судьбу сражения в таких случаях решала атака конницы, опрокидывая всадников врага и уже затем расправлявшаяся с его пехотой (Xen. Суг., 1,4,23; II, 1,6–8)173. К тому же легковооруженные выпустят такую массу метательных снарядов, что испугают и возниц, и коней и, следовательно, колесница вряд ли доедет до строя врага. Очевидно, такой «танк» был создан и не против азиатской конницы, состоявшей в первой половине V в. до н. э. преимущественно из конных метателей, которые при атаке серпоносных квадриг не только просто разъедутся, но еще и обстреляют упряжки. Данная колесница наиболее всего пригодна для разрушения построения пехотинцев, обладающих достаточной стойкостью в бою, понимающих силу строя и имеющих мало стрелков. Именно для разрыва плотной и многочисленной боевой линии тяжеловооруженных пехотинцев, против которой были бессильны нападения конницы и которая могла достаточно эффективно защищаться от метательного оружия легковооруженных, и были, вероятно, изобретены серпоносные колесницы. Ведь последние, расстроив ряды вражеских пехотинцев, облегчат действие своей коннице и пехоте.
Против какого же народа могла быть введена серпоносная колесница? Персы в войнах между собой опирались на свои же главные силы – конницу и стрелков из лука174, а позднее и на греческих наемных гоплитов175. Единственное известное мне исключение из этого правила, когда квадриги с серпами могли действовать и против персов, мы находим в битве при Кунаксе, где колесницы имелись у обеих сторон. Однако были ли колесницы Кира Младшего на поле боя и, если были, то где, неясно. Силы восточноиранских народов так же состояли в основном из всадников176. Тогда как ополчения горных племен Персии, таких, как кадусии, уксии, кардухи, марды, коссеи, элимы представляли из себя пеших метателей, главным образом лучников, что, впрочем, и естественно для горцев177. Малоазиатские народности были вооружены преимущественно по типу пельтастов178.
Военная организация жителей южной Месопотамии нововавилонского времени известна довольно плохо. Но, видимо, она во многом основывалась на ассирийских образцах179, согласно которым центр боевой линии составляли метатели под прикрытием впередистоящих щитоносцев, а на флангах размещались ударные колесницы и конница, стремящиеся зайти во фланг и тыл вражеской армии180. В бою же ассирийские пехотинцы действовали парами, состоящими из щитоносцев и лучников181. Смысл такой тактики, как показывают сопоставления с новогвинейскими папуасами дани, состоял в том, что стрелок ранил врага, а копьеносец добивал его182. Следовательно, стройкой массы тяжеловооруженной пехоты, построенный в глубокие отряды, мы и тут не найдем. Хотя щитоносцы в панцирях продолжали существовать и здесь, но, видимо, лучники продолжали играть ведущую роль183. Не случайно же цари касситской династии изображались на кудурру с луком, как с главным оружием. Также и телохранители вавилонского царя показаны на пьедестале трона ассирийского монарха Салманасара III (859–824 гг. до н. э.) как лучники с мечами и палицами184. В нововавилонскую и персидскую эпоху стражники получали из храмов лук, колчан, стрелы и копье (Camb. 93), т. е. они опять же являлись лучниками185.
Северо-западные индийцы в VI–V вв. до н. э. широко использовали слонов в военном деле, которых кони боятся и, следовательно, лошадей надо длительное время обучать для борьбы с индусами (Diod., 11,16,8–9; ср. Махабх., VII,8,15–17). Но самое главное состоит в том, что лучники занимали тут отнюдь не последнее, можно сказать, ведущее, место в армии186.
Серебряное блюдо финикийской работы (ок. 710–675 гг. до н. э.). Его происхождение точно не установлено, но, возможно, оно найдено в «Могиле Барберини» в латинском городе Пренесте. Блюдо представляет собой типичное смешение стилей, характерное для левантийской работы. Внешний регистр показывает процессию египетских пехотинцев и всадников, центральное место в которой занимает азиат (sic!) в колеснице с возницей-египтянином. Впереди едет другая колесница, возможно, охотничья. Средний регистр: сцены охоты этого азиата на льва; египтянин, борющийся с хищником. Центр: корова с теленком в зарослях папируса.
Воспроизведено по изданию: Markoe G. Phoenician Bronze and Silver Bowls from Cyprus and the Mediterranean. Berkeley; Los Angeles; London, 1985. PL E 13
Блюдо финикийской работы (ок. 710–675 гг. до н. э.). Шествие египетских пехотинцев и всадников. В центре традиционная сцена пленения азиата.
Воспроизведено по изданию: Markoe G. Phoenician Bronze and Silver Bowls from Cyprus and the Mediterranean. Berkeley; Los Angeles; London, 1985. PL E 7
Прорисовка чаши финикийской работы (ок. 710–675 гг. до н. э.). На внутреннем регистре (вверху) справа представлены две боевых египетских колесницы сопровождаются отрядами пехоты. Внешний регистр (снизу): египетская колесница в сопровождении повозки, запряженной мулом, и пехотинцами.
Воспроизведено по изданию: Markoe G. Phoenician Bronze and Silver Bowls from Cyprus and the Mediterranean. Berkeley; Los Angeles; London, 1985. Pi. E 9
Прорисовка серебрянной чаши финикийской работы неизвестного происхождения (ок. 710–675 гг. до н. э.). Museum of Fine Arts, № 27.170 (Boston). Верхний регистр: колесничий азиат в сопровождении запасной колесницы, которую впереди эскортируют египетские пехотинцы и всадник. Нижний регистр: охота египтян на льва (справа) и на горного козла (слева).
Воспроизведено по изданию: Markoe G. Phoenician Bronze and Silver Bowls from Cyprus and the Mediterranean. Berkeley; Los Angeles; London, 1985. Pl. E 11
Как представляется, остаются два народа, способные выставить стойкую тяжеловооруженную пехоту для борьбы с персами – египтяне и греки. У обитателей долины Нила в Саисский и Ахеменидский период войска делились на сухопутные и морские. Причем, первые сначала состояли преимущественно из пехоты и колесниц, конница упоминается реже (ср.: II Chron., 12,3). А в VI–IV вв. до н. э. мы слышим почти исключительно о пеших воинах, всадники редко упоминаются в источниках (Diod., XV,42,5)187. Пехота египтян состояла из ливийских военных поселенцев – гермотибиев и кала-сириев, как их называет Геродот188. В бою воины строились в своеобразную глубокую фалангу, сомкнув большие щиты и выставив копья189. Ксенофонт в своей «Киропедии» описывает как они храбро сражались при Фимбрарах и даже с успехом выдержали атаку серпоносных колесниц Абрадата (Xen. Cyr., VII, 1,29–32). Однако, как уже говорилось, «Киропедия» – это художественное произведение, где сама битва при Фимбрарах во многом является тактическим теоретизированием автора190. Совершенно по другому тот же историк описывает поведение тех же египетских щитоносцев в исторической битве при Kyi иксе: они просто бежали вместе с другими отрядами персов от атакующих греков, даже не вступив в рукопашную (Xen. An., 1,8,19; ср.: Diod. XIV,23; Plut. Artax., 9). А это – факт, в реальности которого никто не сомневается. Конечно, можно сказать, что египтяне так плохо воевали, поскольку сражались не за родину. Однако страна пирамид была в это время во власти фараона Амиртея, а не персидског царя царей, и данные египетские воины, вероятно, являлись военными поселенцами, выведенными персами (Xen. Cyr., VII,1,45)191. Также и Плутарх, возможно несколько гиперболизируя, вложил в уста фараона Нектанеба II (360–342 гг. до н. э.) характеристику египтян как гражданского ополчения ремесленников (Plut. Ages., 38; ср.: Polyaen.,VIII,4). Впрочем они и сами не очень-то надеялись на свои армии и нанимали еще в VII в. до н. э. греческих и карийских наемников (Hdt., 1,152; Diod., 1,66,12)192. По-видимому, сами египтяне стремились реформировать свою армию по греческому образцу, о чем свидетельствуют изображения на торевтике финикийского производства (первая половина VII в. до н. э.)193. Тут показаны жители долины Нила, вооруженные, по образцу архаических эллинских гоплитов, круглым щитом и парой копий194. Кроме того, как видим, позднее, греки вполне успешно могли противостоять превосходящим их по численности египетским войскам (Plut. Ages., 39; Diod., XV,92)195. Также нужно отметить, что применение серпоносных колесниц против щитоносных воинов долины Нила в сохранившихся античных исторических источниках не упоминается. Исключение составляет теоретическая битва при Фимбрарах и предстоящее применение колесниц Аброкомом, который, вероятно, собирал войска именно для вторжения в Египет. Также и Гелиодор в своей любовной повести упоминает серпоносные колесницы в войске персов, сражающихся с эфиопами (Heliod. Aeth., IX,14; 20). Диодор, перечисляя силы персидских войск, идущих походом на Египет в V–IV вв. до н. э., не упоминает колесниц с серпами в этих армиях (Diod., XI,74,1; 6; XII,3,2; ср.: Thuc., 1,101,1; Diod., XV,29,3; 41). Хотя так же возможно было бы объяснить это умолчание древнего автора особенностями стиля, ведь Диодор описывая и воинство Ксеркса, в котором были индийские и ливийские упряжки, он, в отличие от Геродота, их не упоминает (Diod., XI,3,6; ср.: Hdt., VII,86; Phot. Bibl., 72,39а). Ho, с другой стороны, сицилийский историк рассказывает о колесницах в ассирийском и карфагенском войске (Diod., 11,5,4; 16,5; XI,20; XX, 10). Так что, видимо, все зависело от источников Диодора, с которыми он обращался достаточно аккуратно. Следовательно, как мне кажется, колесница с серпами появилась не для борьбы с египтянами, хотя полностью исключить такую возможность все же на нашем уровне знаний нельзя.
В первой половине V в. до н. э. постоянными противниками персов являлись греки. Именно эллины имели стойкую тяжеловооруженную пехоту гоплитов, которую безуспешно атаковали своими наскоками персидские всадники (Hdt., IX,20; 49; Diod., XI,30,3; Polyaen.,VII, 14,3)196. В то же время именно у греков почти отсутствовали метатели, способные отразить атаку колесниц и, следовательно, гоплиты представляли удобную малоподвижную мишень для нападения упряжек. Но самое главное состоит в том, что именно эллины понимали значение строя и организации в борьбе с индивидуальными воинами197. Совершенно справедливо по этому поводу замечает профессор Академии Генштаба РККА А. А. Свечин (1878–1938): «…в сплоченности и спайке фаланги заключается секрет ее успехов… Регулярное начало, путем сомкнутости и сплачивания в одно тактическое целое позволяет рядовому бойцу побеждать бойца квалифицированного» (ср.: Thuc., IV,126,5; Xen. An., 1,2,18; Strab., VII,3,17)198. Именно эту сплоченность должна была уничтожить колесница, после чего эллины уже не смогли бы противостоять персам. Более того, во всех известных нам исторических случаях серпоносные квадриги Ахеменидов применялись именно против греческой, а позднее, и македонской фаланги.
Теперь можно попытаться установить хронологические рамки появления серпоносных колесниц. Terminus ante quem очевиден – битва при Ку-наксе (401 г. до н. э.). Причем колесницы имеются в значительных количествах у обеих противостоящих сторон, что говорит об их несиюминутном появлении199. Terminus post quem не так очевиден. Геродот в «Истории» рассказывает лишь о ливийских и индийских колесницах в войске Ксеркса (Hdt., VII,86), но они, очевидно, не являются серпоносными. О колесницах в этой же армии упоминает и Ктесий (Phot. Bibl., 72, 39а). Также упоминания об упряжках находим и в «Персах» Эсхила (11. 45–48), поставленных, судя по дидаскалиям, в 472 г. до н. э.200:
И многозлатные Сарды ездоков
на многих колесницах отправляют,
двудышловые и трехдышловые отряды,
чтобы представилось зрелище страшным.
Посмотрим, как понимали эти стихи сами древние. Схолиаст комментирует: «двудышловые – вместо «колесниц», вместо «отрядов четверок и шестерок»; а от этого количество коней обнаруживается» (Schol. ad Aesch. Pers., 47). Также интересное замечание по этому поводу встречаем у византийского комментартора XI в. Евстафия Фессалоникийского: «Как сказал Эсхил: “жеребцы в двудышловой колеснице”» (Eustath. ad Нот. IL, VIII,185 (Р. 706, 50); ср.: Eur. Androm., 277). Итак как видим, древние однозначно понимали данные стихи как описание отрядов колесниц определенных типов. Этого же мнения придерживаются и филологи Нового времени201. Чьи же колесницы описывает Эсхил, персидские вообще или лидийские в частности? Ведь речь могла идти о Сардах как сборном пункте войск царя, а многодышловые колесницы, при трудности их поворота, не очень удобны для использования в качестве обычной маневренной колесницы. Кроме того, серпы при параде могли сниматься. Но если почитать текст трагедии, то увидим, что в параде описываются азиатские войска Великого царя, как и у Геродота (Aesch. Pers., 12–58). Трагик говорит и о моряках-египтянах, и о дротикометателях-мисийцах, и о лучниках-вавилонянах, и, скорее всего, о колесничих-лидийцах. Автор таким обрзом показывает разнородность и многонациональность армии Ксеркса. Видимо, Эсхил имел ввиду именно знаменитых у греков коневодов-лидийцев (Xen. Cyr., VII,4,14; Philost. Imag., 1,17,1; ср.: Sappho, 27). Однако, «Персы» – это не историческое, а драматургическое произведение и не допустил ли Эсхил, зная любовь лидийцев к коням, простой анахронизм? Посмотрим текст. Так, автор верно подметил, что египтяне в войске Ксеркса служили лишь моряками и в морской пехоте (см.: Hdt., VII,89; IX,32), а мисийцы имели дротики (см.: Hdt., VII,74; Xen. Mem., III,5,26)202. Но вместе с тем, согласно Геродоту (VII, 38; 74), лидийцы в армии Царя служили лишь в пехоте, а об их колесничих мы ничего не слышим. Да и имена военачальников ополчений н. э. ой сатрапии различаются у Эсхила (Pers., 74: Митрогат и Арктей) и Геродота (VII,74: Артаферн, сын Артафер-на)203. Кроме того, вавилонские стрелки вообще не упомянуты Геродотом, в описании которого жители южной Месопотамии имели щиты и булавы (Hdt., VII,63). Таким образом, Эсхил мог как адекватно отразить действительность, так и придать повествованию восточный колорит, поскольку его сообщения все же отличаются от скрупулезного списка войск Геродота. Тем более, что трагик говорит об отрядах упряжек с шестью конями, которые в то время, видимо, были лишь парадным транспортом, но не боевым оружием. Ведь лидийцы, как считается, настолько любили езду на колесницах, что, свидетельству позднеатичного автора Филострата Младшего (Imag., 1,17,1), первыми запрягли в четырехдышловую колесницу восемь коней.
Фрагмент терракоты из Сард (ок. 530–520 гг. до н. э.). Cabinet des médailles, Paris. Колесница ионийского типа с передним и боковыми перилами, кузов, очевидно, плетенный, колесо с восьмью спицами. Возница в кирасе и шлеме из пластинок. Воин с греческим щитом, копьем, в шлеме напоминающем коринфский.
Воспроизведено по изданию: Head. D. The Achaemenid Persian Army. Stockport, 1992. Fig 41a
Но могли ли существовать в 480 г. до н. э. лидийские колесницы в принципе? Ведь уже в VII – середине VI в. до н. э. главный род войск лидийцев – всадники-копейщики (Mimnerm., 13; Hdt., 1,79), а колесницы в это время занимали второстепенное место (Sappho, 27,19–21)204. После же поражения Креза и восстания Пактия жители этой сатрапии были разоружены (Hdt., 1,155–156; Xen. Cyr., VII,5,14; Polyaen., VII,6,4; Just., 1,7,12). Однако Ксенофонт указывает, что Кир Великий оставил оружие некоторым из лидийцев, которые участвовали в походах персов (Xen. Cyr., VII,4,14; ср.: Hdt., VII,74). В общем, лидийские колесницы еще могли существовать во второй половине VI в. до н. э. Но не являлись ли эти упряжки серпоносными? Однако Эсхил, говоря о страхе, наводимом колесницами, ничего не сообщает о серпах, которые были в глазах древних наиболее ужасным оружием данных запряжек (Diod., XVII,53,1; Арр. Mith., 18; Veget., 111,24). Кроме того, сам Ксенофонт рассказывает о сохранении лидийцам прежних колесниц со стороны Кира, а не о введении им новых типов (Xen. Суг., VII,4,14). К тому же вряд ли стоит говорить о многочисленных отрядах невооруженных упряжек, которые в течение V в. до н. э. стали лишь средством транспорта военачальника к полю боя, тогда как последний мог даже сражаться на коне. В общем, следует признать, что квадриги и сэюги Эсхила – это эпическое преувеличение трагика.
Лидийские всадники. Мраморный надгробный рельеф (VI в. до н. э.). Отметим, что всадники имеют тяжелые копья (ср.: Hdt., 1,79). Конники одеты в легкие хитоны и в (персидские?) башлыки.
Воспроизведено по изданию: Всемирная история. Т. I. М., 1955. С. 511
Таким образом, видим, что ни Геродот, ни Эсхил а, позднее, и Фукидид205 не упоминают серпоносных колесниц. Особенно странно, что о квадригах с серпами ничего не говорит Геродот, хотя он описывает персидскую армию довольно детально206, а таких упряжек должно было набраться со всей империи немало. Ведь Дарий три года после Марафона готовился к войне, а после его смерти Ксеркс так же собирал армию еще пять лет207. Отряды были стянуты из всех сатрапий и все существующие рода войск были представлены в армии Ксеркса: морская пехота, конница, пешие отряды, мегаристы, колесницы. Но серпоносных квадриг тут нет. Также стоит отметить, что Ксенофонт в «Киро-педии» совершенно спокойно относит появление данных упряжек ко времени Кира II, давая этим как бы понять, что данный тип колесниц появился не в его время. К тому же и Ктесий (в изложении Диодора (11,5,4)) имел меньше бы шансов оговориться, что упряжки с серпами были уже в войске ассирийского царя Нина, если бы знал, что они появились лишь в то время, когда он находился при дворе Артаксеркса II (ок. 413–397 гг. до н. э.)208.
Итак, как представляется, можно принять argumentum ex silentio источников и посчитать, что в 480 г. до н. э. серпоносных колесниц у персов еще не было. Поэтому 480–479 гг. до н. э. для нас оказываются terminus post quem. Единственным исключением могло бы явиться замечание ритора конца II в. н. э. Максима Тирского, который рекомендует описывать поход персов на Элладу, используя «…варварское одеяние, мидийскую конницу, персидские колесницы, египетские щиты, так же заготовив и пращников-карийцев, и дротикометателей-пафлагонцев, и пельтастов-фракийцев, и гоплитов-македонян, и фессалийскую кавалерию» (Мах. Туг., XIII, 1). В данном пассаже всё перемешано: и поход Ксеркса, и завоевания Александра. Персидские квадриги можно, скорее, отнести ко времени македонского царя, чем к нашествию азиатов на Грецию.
Обычно важные изменения в военном деле обычно связаны либо с сокрушительным поражением, либо с переменами в системе комплектования, либо с возникновением новых врагов, либо это просто изобретение. Однако, основные враги персов в течение V в. до н. э. не изменились – это прежде всего восстающие покоренные народы, главным образом, египтяне, а из внешних противников постоянными являлись греки. Таким образом, представляется, что появление серпов на колеснице было связано с изобретением, а последнее, в свою очередь, вызвано к жизни невозможностью обычными средствами бороться с традиционными врагами, что, в свою очередь, повлекло и изменение в системе комплектования армии. К тому же, для создания нового рода войск нужны существенные причины, чтобы те затраты на обучение и обеспечение воинов окупились их пользой в бою. А для этого потребовалось бы время. К V в. до н. э. боевые колесницы в Передней Азии практически ушли в прошлое и нужно было создавать совершенно новый род войск, бойцы в котором должны были обладать смелостью камикадзе, чтобы лететь на квадригах прямо на ряды врага, обычно даже без поддержки конницы. Не случайно же и Ксенофонт указывает на почести, воздаваемые колесничим с этой целью персидскими владыками (Xen. Cyr., VII,1,47; VIII, 8,24). Таким образом, данные упряжки, скорее всего, могли распространиться в период подготовки к войне или во время какого-то длительного конфликта. Но какого? Чтобы ответить на данный вопрос, кратко рассмотрим греко-персидские отношения после похода Ксеркса209.
После битв при Платеях и Микале (479 г. до н. э.), персы активных боевых действий не вели, а Ксеркс, оставив часть войск в Сардах, ушел в Экбатаны (Diod., XI,36,7). Афиняне же, взяв в 479 г. до н. э. Сеет на Геллеспонте, в следующие два года были заняты организацией Делос-ского союза, тогда как спартанец Павсаний во главе греческих союзных сил покоряет большую часть Кипра и берет Византий (Thuc., 1,94; Diod., XI,44,2). В 476–475 гг. до н. э. афиняне воюют на фракийском побережье, захватили Эйон на Стримоне (Thuc., 1,98,1; Plut. Cym., 7). Но для персов все это – периферийные, незначительные военные действия (ср.: Just., II, 15,13). Лишь после того, как Кимон стал подчинять власти Афин греческие города западного побережья Малой Азии (Plut. Cym., 12), а затем персы, в 468 г. до н. э., были разгромлены в сухопутно-морском сражении при Евримедонте в Памфилии (Thuc., 1,100; Plut. Cym., 12–13), Ксеркс начал настоящую подготовку к войне (Just., 11,15,17; ср.: Diod., XI,58,2). Однако, он был убит заговорщиками в 465 г. до н. э., а на престол взошел новый энергичный царь Артаксеркс I (465–424 гг. до н. э.). Он не только сменил сатрапов, провел реформы при дворе, стал упорядочивать подати, но и занимался воинскими приготовлениями (Diod., XI,71,2; ср.: Plut. Them., 29; Just., 111,1,7–8), т. е. продолжил дело своего отца по подготовке к войне с эллинами. Однако, бунт наместника Бактрии Виштаспы (464 г. до н. э.) отвлек его от эллинских дел и царь все свое внимание обратил на «Верхнюю Азию» (Plut. Them., 29)210. Между тем в 460 г. до н. э. началось очередное восстание в Египте во главе с ливийцем Инаром (Hdt., VII,7; Thuc., 1,104; 109; Plut.Them., 31)211. Помощь, оказанная афинянами этому властителю, заставила Артаксеркса вновь вернуться к эллинским делам. Он стал собирать войска и потребовал от Фемистокла встать во главе их (Plut. Them., 31; ср.: Thuc., 1,138,4; Diod., XI,58,2). Так что очень возможно, именно во время этих долгих приготовлений к войне с греками, в период начиная с 467 г. до н. э. (Just., 11,15,17) и, кончая, видимо, 458 г. до н. э. (Diod., XI,74,1), и могли возникнуть новые колесничные войска. Ведь теперь подготовкой к войне занимались не местные сатрапы, а сам царь, который имел власть и средства для введения и распространения данного вида оружия. Хотя Диодор не упоминает колесницы в армиях вторжения в Египет под руководством Ахемена в 458 г. до н. э. и Артабаза с Мегабизом в 456 г. до н. э. (Diod., XI,74,1–5; 74,6; 75), однако он не говорит о них и в войске Ксеркса, где обычные упряжки могли быть (Diod., XI,3,6). Вместе с тем сицилийский историк специально указывает на обучение азиатских войск перед египетским походом (XI,75,3: καί γυμνασιάς των στρατιωτών έποιοΰντο), подчеркивая тем заботу Артабаза и Мегабиза о своей армии, что обычно не свойственно персидским полководцам.
Менее возможным представляется, что вооруженные квадриги появились позднее. Ведь через два года после осады Кимоном Китиона на Кипре, в 449 г. до н. э., был заключен Каллиев мир (Thuc., 1,112,1–4; Diod., XII,3,3; Plut. Суш., 18–19) и военные действия между греками и персами на суше практически не велись вплоть до начала 410 г. до н. э., когда сатрап Геллеспонтской Фригии Фарнабаз, вставший на сторону Спарты, активно помогал последней в борьбе против Афин своими наемниками, ополчением и конницей (Xen. Hell., 1,1,6; 15; 24–25; 3,5; Diod., ХШ,45;50)212. Можно было бы посчитать, что именно этот правитель ввел в данное время серпоносные колесницы, тем более, что позднее, в 396 г. до н. э., он умело использовал их в бое при Даскелионе, однако, тогда не совсем понятно, почему Ктесий и Ксенофонт могли относить появление исследуемых колесниц к древности. Тем более, что время Дария II (424 / 3-404 гг. до н. э.) было периодом нестабильности и, как следствие этого, ослабления административного контроля в персидской империи213, а для введения нового рода войск нужна сильная государственная власть и некоторый период времени214. К тому же в эту эпоху царству Ахеменидов никто не угрожал, как в предыдущий период. По этим же причинам я не думаю, что автором данного изобретения был Кир Младший, деятельность которого во многом послужила прообразом будущего главного героя «Киропедии»215. Еще менее возможно, что серпоносная квадрига появилась в столкновениях сатрапов между собой, у которых подчас имелись и отряды греческих гоплитов, но последние не были многочисленны и составляли обычно лишь гвардию наместника, тогда как основными их силами являлись ополчения сатрапии и поместная персидская конница.
В общем, можно предположить, что серпоносные колесницы, как род войск, появились, скорее всего, в царствование Атаксеркса I, во второй четверти V в. до н. э., для борьбы с греческими гоплитами. Именно для этой цели пришлось организовывать и обучать новый род войск.