Утром я решил нанести визит в музей. Старушка-экскурсовод Клавдия Федоровна встретила меня с улыбкой.
– А я думала, больше не приедете. Понравилось у нас?
Я усмехнулся:
– Разве может не понравиться? Вы, наверное, как люди привыкшие, и не представляете, как чувствует себя человек у моря. Кажется, все можно отдать, чтобы наслаждаться этим прекрасным пейзажем и каждый день погружаться в чистую волшебную воду. Она и мертвого поднимет.
Клавдия Федоровна усмехнулась:
– Да, пейзаж у нас действительно великолепный, не спорю. Впрочем, и у вас не хуже. У меня сестра в Подмосковье живет. Как приеду к ней в гости, так часами любуюсь березами и речкой. Но, – она резко сменила тему, – перейдем к делу. Признаюсь, я кое-что вспомнила, хотела вас найти, да только вы адреса-то не оставили.
Я похолодел. Обычно такие люди по пустякам не беспокоят.
– И что же вы вспомнили?
– Один ваш коллега уже интересовался этой историей, – пояснила экскурсовод. – Я случайно обнаружила его визитку. Слыхал о таком? – она протянула мне белый картонный прямоугольник, на котором коричневыми буквами, переплетенными в какую-то причудливую вязь, было написано: Артем Петрович Коваленко.
Внутри меня что-то оборвалось.
– Да это же известный киевский журналист!
Хотя я лично незнаком с Коваленко, его скандальная передача «Хотите – верьте», пользующаяся огромной популярностью как в Украине, так и в России, снискала ему славу. Это в своем роде украинский вариант малаховской «Пусть говорят». Правда, надо отдать ему должное, Артем готовил свои выпуски более тщательно. К нему никогда не приходили престарелые граждане, желающие посплетничать, или спившиеся сельские жители средней полосы, совершенно неожиданно ставшие знаменитыми по какой-нибудь смешной причине. Впрочем, как коллега я понимал Малахова. Хочешь заработать – надо крутиться, ежедневно радовать зрителей, а где отыскать такое количество сенсационных сюжетов? Коваленко, в отличие от Андрея, не гнался за количеством и деньгами. В течение месяца он лично рыскал по странам СНГ, выискивая настоящие сенсации, и в конце концов находил. Каждую его передачу я и мои коллеги смотрели с открытыми ртами. Помню, когда приреченское телевидение отключило киевский кабельный канал, мы, журналисты, даже ходили к главе администрации города, объяснившему, что подобными делами он не занимается. С этого момента прошел, наверное, год, и я сильно скучал по Коваленко и его передаче. Сейчас, кажется, выпадала возможность пообщаться с ним.
– Он вам что-нибудь говорил? – осведомился я.
Старушка закивала:
– Разумеется. Артем очень радовался, что наконец напал на настоящую сенсацию. Именно так он и сказал: настоящая сенсация в маленьком городишке Крыма.
Услышав это, я помрачнел. Согласитесь, как порой ни преклоняешься перед более маститыми специалистами в твоей области, все равно обидно, если они успели схватить с неба ту звезду, на которую ты положил глаз.
– Артем, кроме передачи, намеревался написать книгу, – не замечая моего состояния, продолжала экскурсовод, – обещал приехать и подарить, да, видно, закрутился. – Она немного помолчала. – Особенно тщательно он изучал дневник и искал вторую часть.
Мои глаза округлились до такой степени, что стали похожи на пятикопеечные монеты советской эпохи.
– Какой еще дневник?
– Вячеслава Котикова.
Я попытался взять себя в руки, чтобы не обрушить на женщину свой гнев. Надо же, умолчала о самом главном!
– Котиков вел дневник? Почему же вы мне о нем не рассказали? Вы должны были сделать это в первую очередь! – Переведя дыхание, я спросил: – А что там было?
Клавдия Федоровна развела руками:
– Можете посмотреть и сами. Вот первая часть.
Я осторожно взял в руки черную тетрадь.
– Здесь рассказывается об удачах и неудачах подпольной группы, – пояснила старушка. – Коваленко переснял листы, однако не сделал однозначного вывода. К сожалению, все обрывается на самом интересном месте. Хотя у читателя и появляются кое-какие мысли, но… – она помедлила с продолжением.
– Но? – поторопил ее я.
– Они вряд ли верны, – закончила Клавдия Федоровна. – Ходили слухи, что Котиков написал еще. Только куда тетрадочка потом делась – ума не приложу. Во всяком случае, ни немцы, ни наши ее не нашли, – она сморщилась. – Может, это и неправда, во всяком случае, я уже начинала так считать, однако Артем разубедил меня. Он сказал: «Эту часть Котиков отдал кому-то из соратников или спрятал. Но нет ничего тайного, что бы не стало явным. Кажется, я знаю, где ее искать».
– И нашел?
Клавдия Федоровна пожала плечами:
– Не знаю. Мне кажется, да. В последний день своего пребывания он заглянул сюда, позвонил Валерии Ярцевой, нашему заместителю мэра, сказал о какой-то сенсации и назначил ей встречу. В полдень она пришла ко мне и попросила показать материалы о Котикове. Больше я его не видела.
– Пожалуйста, оставьте меня одного, если можно.
Вообще-то я не собирался засиживаться, но ноги отказались слушаться. Черная тетрадь жгла руки. Я примостился в старом кресле и с волнением раскрыл ее. Командир подпольной группы Вячеслав Петрович Котиков описывал все красочно и обстоятельно. Несомненно, он обладал литературным даром, и я представлял картины страшного сражения, после которого оставшихся в живых бойцов немцы загнали в скалы, а те, поняв безнадежность положения, решили сдаться. А потом – долгая дорога, длинной лентой окаймлявшая родной город, драка с конвоирами, удачный побег. Котикову удалось отыскать Инну Рожнову, к которой он испытывал сильные чувства, к счастью, взаимные. Она и Надежда Ивановна спрятали его в полуразрушенном домике.
Вместе они придумали хитрый ход. Вячеслав нашел поручителей, отправившихся с ним в полицейский участок и подтвердивших, что он потерял документы и что перед ними учитель истории, больной туберкулезом и поэтому получивший броню. Немцы поверили. Они выдали ему вид на жительство, зарегистрировали в домовой книге и на бирже труда.
Котиков неоднократно пытался связаться с партизанами, однако это ему не удавалось. И молодой человек решил бороться с гитлеровцами своими способами. Из оставшихся в городе учеников он создал подпольную организацию. Сначала им везло. Все запланированные мероприятия проходили без сучка без задоринки. Что случилось потом? Этого так и не удалось ни понять, ни объяснить. Вне сомнения, в группе появился предатель, сливавший немцам информацию. Каждая тщательно разработанная операция заканчивалась провалом. Один за другим погибали молодые ребята. Растерянный Вячеслав не знал, на кого думать. Он сузил круг доверенных людей, но это ни к чему не привело. Каждый вечер учитель анализировал события и не переставал поражаться. Прежде чем подпольщики шли на задание, они готовились, то есть узнавали все подробности об интересующих их объектах. Никогда их действия не были спонтанными. Как же в таком случае получалось, что их там ждали? Да, именно ждали. Значит, кто-то предупреждал фашистов. Благодаря чьим-то наводкам гитлеровцы проникались уверенностью: данные происшествия – это не дерзкие вылазки одиночек. В городе действует подпольная организация. Однако кое-что не сходилось. «Почему же мы до сих пор не арестованы? Почему предатель, если таковой имеется, не выдал наше местонахождение? Ведь стоило ему намекнуть, и немцы, ворвавшись в домик Рожновых, нашли бы и оружие, и листовки, – писал Котиков. – Кто-то, желавший гибели организации и сообщавший немцам о каждой операции, не хотел сдавать все подполье. Почему? Ответ напрашивается один. Предатель не хотел, чтобы пострадали все. Кого он жалел, кого выгораживал? Если Инна беременна, она беспокоится за меня и ребенка. Допустим, о своей беременности она узнала намного раньше, чем сказала мне, и придумала способ разрушить организацию вот так…»
Я вытер рукой вспотевший лоб. Можно представить, как мучился этот человек.
Если бы я не знал о существовании второй тетради, для меня не составило бы труда определить предателя. Однако вторая часть существовала, и это не давало покоя. Котиков вычислил стукача. Недаром все очевидцы казни были тверды в своих показаниях – командир подпольной группы кричал: «Инна ни в чем не виновата… Это сдела…» Пуля попала ему в сердце. Фраза осталась незаконченной.