Был день как день. Над городом – жара.
Мы с пляжа шли, и было пить охота.
Смеялась где-то в парке детвора,
Но выстрелил из гаубицы кто-то…
И разорвалось время в тот же миг
На жизнь и смерть, точней, на «до» и «после».
Я навсегда запомню этот крик
И этот жёсткий раскалённый воздух…
Мы хоронили малышей без слов,
А слёзы высыхали в эту спеку,
И тяжелее лёгких тех гробов
Не поднимали руки человека…
Пускай с судьбой мы были не в ладах,
Мы верили, что где-то бродит счастье,
Но вот в закрытых прятали гробах
Тела детей, разорванных на части.
А тишина звенела у виска,
И батюшка стоял со мною рядом
И прятал крестик своего сынка,
Убитого на улице снарядом.
В то лето мы запомнили жару,
А остальное навсегда забыли.
В Луганске хоронили детвору,
Хотя мы там себя похоронили…
Я не боюсь, что смерть меня найдёт.
Пусть где-то ждёт она меня на свете.
Но пусть сначала этот гад умрёт,
Который может выстрелить по детям.
Я умею быть беспощадным.
Я бросаю слова, как нож…
На войне, которая рядом,
На которую ты зайдёшь
Мимоходом, почти проездом.
Будь готов получить сполна
Хоть своё, хоть чужое. Если
Ты зашёл, то пойми – война!
Здесь не смотрят, кому ты верил.
Здесь до фени, куда ты брёл.
Здесь всё просто – прицел отмерил
И расчёты все произвёл.
Здесь война. И распустишь сопли —
Сразу можешь ложиться в гроб.
Потому что сердца засохли,
Коллиматор отметил лоб.
Ну а если пометил лазер
Твою голову хоть разок,
Значит, ты предельно опасен,
И взведён потому курок…
Я привык ходить осторожно
И ударить готов в ответ.
Говорят, что теперь возможно
Спать спокойно. За много лет
Я лишь к брани привык площадной.
Не найдя лицá среди рож,
Я умею быть беспощадным.
Я бросаю слова, как нож!
Мне молиться поздно, да и некому,
Бог ведь не спасёт и не простит.
Я один на свете и поэтому
Верю, что заранее убит.
Но поэты по этапам адовым
Маются, изрезав жизнь свою.
И меня так редко что-то радует,
Потому что вечно на краю
Я стою и, пустотой наполненный,
Словно бомба, болью начинён.
Очень трудно оставаться бомбой мне,
Но я не прощён и не спасён.
Впереди пустыня, сзади пропасть,
Лишь
Справа, слева – выжженная даль.
Сердце словно бешеные лопасти.
Ничего не надо и не жаль…
Я снова больше не у дел
И, как мне кажется,
Мишенью новой на прицел
Попал вдруг вражеский.
Я столько песен перепел,
Пора и реквием.
На мушке я, как перепел,
Никто не внемлет мне,
Судьба меня навылет бьёт,
И пули вьются всё,
Как только я иду на взлёт.
То революции,
То войны, то теракты, блин!
То эпидемии,
И снова я совсем один
В своём падении,
Хотя свободно на душе,
Но миг не радует,
Ведь я всю жизнь вот так уже
Свободно падаю.
Пускай свободен мой полёт,
Но скоро кончится.
Судьба меня навылет бьёт
И рожи корчит мне.
Когда настанет момент и предъявлен счёт,
Мы часто не знаем, откуда так много цифр,
Но время, словно песок, меж пальцев течёт,
И я удивляюсь порой, как ещё я жив.
И хламом ненужным лежат на столе дела,
Которые должен был сделать.
Из всех окон
Вчерашней золой в очаге сгоревший дотла,
Развеется по ветру мой нерождённый сон,
Лишь сны окружают меня, сжимая кольцо.
И мой нерождённый сын снился мне вчера,
Я утром с трудом вспоминаю своё лицо.
Никто не напомнит, что я с утра перебрал,
Что я переделал и перелопатил вновь,
Но память в прорехах, и вспомнить мне не дано,
Когда поменял привязанность на любовь
И сам привязал себе камень, и с ним на дно
Ушёл,
А когда вернулся, не стал считать
Потери, потёртости, почести, по частям
Мы можем себя порой только раз собрать
И счёты сводить только раз,
Из души весь хлам
Поганой метлой выскребать, чтоб начистоту
Всё высказать, выкричать, выбросить и забыть,
Потом надолго уйти в себя,
В пустоту,
Смотреть,
Ненавидеть,
Не видеть
И тихо выть.
А после на пепелище былых надежд
Чуть-чуть наскрести добра, чтоб оттаял лёд.
Кусочек удачи чёрствой пускай несвеж,
Но в этот голодный год всё же он спасёт.
Я – пуля на излёте,
Летящая во тьму.
И нет в моём полёте
Ни сердцу, ни уму
Ни цели и ни места,
И нет пути назад.
Везде в полях окрестных
Такие же лежат.
Я упаду куда-то,
Лететь недолго мне.
Я – рядовая дата
Не на своей войне.