глава VI Марк
Место, где старая волчица разродилась потомством, называлось Скутария. И место это было диким. Сплошь голые скалы, где даже козам негде попастись. Когда сыны волчицы подросли, сели они на лодки и, переплыв узкое море, захватили земли народа русов или трусов. Но некоторые знающие люди утверждают, что тот народ именовался Етрус. Как бы там ни было, этот народ не смог силе и доблести сынов волчицы противопоставить собственную силу и доблесть, и в результате подпал под власть пришельцев. На высоком месте, на семи холмах победители заложили город и дали ему имя Рум. Там потомство волчицы стало быстро разрастаться, и город в короткий срок набрал значительную силу. Это очень не понравилось его южному соседу – государству Карф. В один из дней Карф объявил войну. Чтобы выжить етрусам и сынам волчицы пришлось сплотиться и стать единым народом. Они приняли вызов врага, переправились через внутреннее море и, высадившись на берегах Карфа, в жестокой схватке разбили армию врага. В руки руминам досталась цветущая страна с замечательными пастбищами, садами и виноградниками. Богатая добыча сделала завоевателей еще сильнее, и впоследствии они захватили все земли на том краю суши, а именно обширную страну неких иберов. Не тронутой осталась только страна Северных львов, которых румины называли фризцами. Но и без этого Рум сделался могущественной державой.
Гэсер Татори. История от начала времен.
– Прошло четыре боя, – сообщил Кай Друз, когда Марк Красс вошел в сенатскую ложу. – Ты многое потерял. Особенно хороша была схватка Зарина с каким-то новичком из карфских. Карфяне мастера владенья сетью и трезубцем, и их юниор не осрамился. Но Зарин все равно устроил молокососу взбучку. Вне всяких сомнений, он сегодня лучший из бойцов, он просто рвет и мечет. Представляю, что будет дальше.
– А как Спитамен? – поинтересовался Марк, усаживаясь рядом с другом.
– Тоже хорош. Вышел в следующий круг, но выглядит, пожалуй. хуже Зарина.
– Так ты ставишь на скифа?
– Безусловно.
Покинув дом отца, Марк был переполнен гневом. Он «рвал и метал», как выразился бы его товарищ Друз. Очень хотелось ввязаться в драку. Он злился на отца и еще больше досадовал на самого себя. Что это за задача такая для молодого полного сил и решимости мужчины – добыть сто пятьдесят квинариев? Где и каким образом достать такую сумму, – этим были заняты его мысли всю дорогу до бойцовского зала. И когда он вошел в ложу и выслушал доклад товарища, его посетила внезапная идея.
– Есть вариант получше, – сообщил он другу, – можно поставить на меня.
Тот, кажется, его не понял.
– У тебя, как у завсегдатая, должен быть персональный лот?
– О чем ты?
– Выставь меня от своего имени, вот о чем.
Кай удивился:
– Зачем? Хочешь поразмяться? Или…
– С отцом я потерпел полное фиаско, – признался Марк.
Кай посмотрел на друга с сочувствием.
– Так я предупреждал, – напомнил Кай, – с Титом Крассом такое не проходит. Но ты не расстраивайся, —он попытался всем своим видом выразить сочувствие, – не принимай близко к сердцу. Отцы в большинстве своем все такие: щедро дают наставления и скупятся на деньги.
Марк нетерпеливо отмахнулся.
– Мои пот-кровь, твои деньги, – предложил он условия сделки. – Выигрыш делим пополам.
– Мне и четверти будет довольно, – проявил бескорыстие Кай. – Только выступать против Зарина не советую. Он в ударе. Ты пострадаешь, а я потеряю деньги.
– Так по рукам?
– Во славу богов и героев!
Компаньоны скрепили договор рукопожатием. И разошлись: Кай – оформлять лот, а Марк – готовиться к схватке.
В бойцовской, куда спустился Марк, чтобы снарядиться, молодого нобиля встретил сухопарый здоровяк с лицом цвета оливы.
– Марк Красс, – воскликнул здоровяк, проявляя неподдельную радость. – Собственной персоной!
У здоровяка от левой брови по верхнему веку и до уха багровым рубцом был прочерчен шрам, который придавал лицу необыкновенно зловещее выражение. Самым неприятным на этом лице был пугающе въедливый прищур увечного глаза.
– Чем порадуешь, дружище? – проговорил здоровяк, по-детски картавя слова, и широко развел руки. – По делу или просто так?
Марк шагнул ему навстречу и позволил заключить себя в объятья.
– По делу, по делу, – пробурчал Марк, прижатый к мускулистой груди приятеля. – Мне нужна экипировка.
– Зачем это? – здоровяк перестал обниматься и всем своим видом выразил удивление.
– Я выступаю сегодня.
– Во как? – шрам дернулся, и изуродованные левый глаз приоткрылись шире. – Решил подурачиться, или другая беда стряслась?
– Потребовались деньги.
Здоровяк аж причмокнул от удовольствия.
– Вот дела! Нет, конечно, свободные граждане среди нас давно не редкость, но чтобы бились нобили республики, такого на нашей арене не бывало! Марк – ты пионер, и это надо вспрыснуть.
Оливковый детина не упускал случая поиздеваться над свободными гражданами Этрусса, так как сам состоял рабом. Он был уроженцем юга. Его предки жили в пустыне, где пасли стада своих верблюдов. И сам он все детство, пока не угодил в неволю, занимался тем же. За десять лет жизни в метрополии он отучился от варварских причуд, стал сносно изъясняться на этрусском, если не считать того, что по старой памяти продолжал смягчать согласные, от чего речь его напоминала лепет, и еще сохранил скверную привычку держаться по-дикарски высокомерно. Прежде он был бойцом арены, а в последний год возвысился и сделался распорядителем турниров.
– Если тебя сегодня не уложат, – продолжил он начатую мысль, – я, так и быть, потрачусь на выпивку. Приглашаю в «Корабль пустыни».
Марк в знак согласия улыбнулся и качнул головой.
– Постараюсь уцелеть, чтобы нагреть тебя, как следует. И ты мне в этом можешь помочь, – Марк стер с лица улыбку и принял серьезный вид. – Скажи, Халим, стоит ли мне кого-то опасаться больше других? Кто сегодня бьется на арене?
Халим, а именно так звали оливкового верзилу, сделал пренебрежительный взмах рукой и скривил рот, от чего уродливое веко дернулось и полностью закрыло глаз.
– В основном сопляки. Дерутся не лучше твоего, и у тебя есть возможность дойти до полуфинала. А в финале, как ты понимаешь, будут биться Спитамен и Зарин. Публика этого желает, и хозяин рад ей угодить. Ожидаются высокие ставки.
– Ставки могут быть и выше, – заметил Марк. – И если ты мне поможешь, то один верблюжатник сегодня сумеет неплохо заработать.
Халим хмыкнул.
– Этрусс уважает деньги. А я в Этруссе прожил половину жизни, а посему наполовину ромлин. Так что соглашусь на половину куша.
Аппетит верблюжатника вызвал у Марка негодование.
– Имей совесть, Халим! Даю четверть, и только из дружеских чувств. Соглашайся.
– Если я буду совестливый, то ничего не выйдет, – заявил Халим. – Для проделок, на которые ты меня подбиваешь, нужны бессовестные люди. Но я соглашусь и помогу тебе, и только потому что ты мой друг. Иди, снаряжайся.
В оружейной Марк из всего разнообразия амуниции выбрал доспехи легионера: воловью варенку, защищающую грудь и спину, кольчугу, которую следовало одевать поверх варенки, бронзовые поножи и наплечники, а также кожаные птеруги на локти. Большому кавалерийскому мечу, называемому «спата» предпочел малый гладиус. А вместо тяжелого скутума18 взял легкий кавалерийский щит. На голову нацепил бронзовый шлем с гребнем из волос.
Трибуны встретили выход Марка дружным приветствием. Публика скандировала, схватившись за руки: «Марк Красс, Марк Красс!» и распевала гимн республики. Это выглядело удивительно и волнующе. Халим был прав – не каждый день на арене выступают нобили республики. И поэтому, когда на табло появилось выписанное мелом имя Марка, публику охватил восторг.
В первом бою против Марка вышел чернокожий юнец. Он был на голову выше противника, мускулистый, длинноногий. Все его вооружение составляло копье, а броню – леопардовая шкура. Он топтался на месте, широко расставив ноги, и угрожающе тряс копьем. Оно было длинной в два с половиной градуса19, имело удлиненный бронзовый наконечник со свинцовым набалдашником в основании, призванным утяжелять удар. Такое копье, брошенное умелой рукой, легко пробивает деревянный щит и кольчугу. Так что Марк сразу пошел на сближение.
В два прыжка он подскочил к противнику. Тот ткнул копьем, но Марк уклонился и сделал ложный выпад. Чернокожий был насторожен. Он отскочил и двумя руками выжидающе схватился за древко копья. «Мальчишка медлителен», – заметил Марк и решил воспользоваться этим. Он закружил в шаге от чернокожего, делая угрожающие выпады.
Длинное копье с тяжелым набалдашником было плохо приспособлено для ближнего боя. Марк заставил чернокожего юнца топтаться на месте и не давал возможности вырваться из круга. противник делал отчаянные наскоки, но под натиском Марка вынужден был снова возвращался к обороне.
Такая пляска продолжалась, возможно, с четверть часа. На трибунах начали скучать, раздались недовольные возгласы, когда Марк заметил, что движения противника сделались медлительнее. Марк стремительно ткнул мечом, целясь в чернокожего, прикрытую леопардовой шкурой. Тот отбил удар, перевел дыхание и перехватил копье. В этот момент Марк нырнул под руку чернокожего, заступил за его спину и с короткого замаха подрезал ему на обеих ногах поджилки. Юнец, как подкошенный рухнул на колени, и Марк, немедля, приставил острие испачканного кровью клинка к его горлу. Достаточно было чиркнуть, чтобы из артерии вылилась вся его жизнь.
На трибунах раздался вой. Публика неистовствовала удовольствия. Поклонники Марка так громко выкрикивали его имя, что Марк не услышал удар в гонг, которым оливковый Халим ударом озвучил конец поединка.
В раздевалке примчавшийся с трибуны Кай восторженно возвестил:
– Боги всемогущие! Вы бы видели, что творится там, на трибунах. Марк, ты как молодой Аполлон покорил всех своим великолепием! – он восхищенным взглядом уставился на потную спину приятеля, который, сидя на скамье, переодевался после боя. – Когда ты нырнул под руку чернокожему, на трибунах сразу сделалось тихо. Все словно в рот воды набрали.
– Да, трюк был неожиданный, – согласился Халим, со зловещим прищуром глядя на то, как Кай пялится на Марка. – Ты даже меня застал врасплох.
– И как оглушительно после этой пронзительной тишины прозвучали крики и вопли на трибунах, когда ты из-за спины полоснул по ногам нубийца. Все вопили, а я просто задыхался от восторга. И как эффектно ты приставил меч горлу черного бедняги! В этот момент я в буквальном смысле испытал физическое блаженство. Честное слово, будто в бабу кончил!
Халим, услышав последние слова Кая, перестал щуриться и скривил рот.
– Этот парень дрочится на тебя, – сказал он Марку и бросил ему сухое полотенце. – Гони его взашей.
– Кай держатель лота, – представил Марк компаньона и принялся растирать грудь и спину полотенцем. – Он принимает ставки на мою победу.
– Надо же! – лицо верблюжатника скривилось так, что уродливое веко полностью наползло на глаз. – Сейчас обосрусь от счастья.
Халим ничем не отличался от других, выражая презрение к Каю. Большинство друзей Марка были невысокого мнения о его компаньоне. И это понятно. Ведь Кай Друз Хорей мало в чем соответствовал мужским стандартам: он был слаб здоровьем, имел субтильное сложение, проявлял суетливость и нередко трусость. Многие держали его за тряпку и растяпу. Но Марк рассуждал так, что Кай в Ромле не единственный в своем роде. Таких как он сотни тысяч, но Кай в отличии от них знает свое место и не корчит из себя героя. К тому же, Кай никогда не проявляет скупость и охотно развязывал мошну, когда необходимо.
– Кай дока по части денег, – отрекомендовал Марк компаньона, чтобы возвысить его в глазах верблюжатника. – С ним мы не прогадаем. А если и ты не подкачаешь, то все мы сегодня станем чуточку богаче.
– Я-то не подкачаю, – пообещал Халим, перестав кривить лицо. – Следующим против тебя выйдет один здоровый фризец. Выше тебя на две головы. И я беспокоюсь, как бы ты не подкачал.
Марк закончил с переодеванием, встал перед зеркалом и начал разминаться.
– Фризец орудует тяжелым топором на длинном древке. Носит на груди бронзовую пластину. Но пузо оставляет голым. И есть у него еще один изъян – он медлителен. Порхай вокруг него, как ты умеешь, и, может быть, удача улыбнется тебе. К тому же фризец на днях потянул плечо и теперь справа бьет коротко, и все по ногам, а слева, наоборот, – через чур замашисто.
– Значит, ты предлагаешь ловить на долгом замахе, – уточнил мах, демонстрируя замашистый удар, – и уходить от короткого? – Марк подпрыгнул, глядя на себя в зеркало.
Халим не ответил. Он перевел взгляд на Кая и сказал ворчливо:
– И все-таки, твой приятель мне не нравится. Он напоминает напуганную свинку. Хрю-хрю! – неожиданно визгнул Халим и подскочил к Каю. – Бой начинается! Иди, колдуй со ставками. Я сегодня хочу заработать на дорогую шлюху.
Когда Марк вышел на арену, он убедился, что Халим нисколько не преувеличивал расписывая фризца и вправду оказался необыкновенно крупным. Примерно, восьми пальмов20 росту и с целым пассом в плечах. Глянув на него, Марк Красс проникся к себе состраданием: «Везет мне сегодня на великанов». Противника, к тому же, отличала решительность и злобность – он сам рвался в драку. Только Марк заступил на песок, как фризец с диким воплем бросился навстречу.
Боевой топор фризца просвистел в дигите21 над головой Марка. Молодой нобиль едва успел пригнуться. «А теперь по ногам», – вспомнил он подсказку Халима. И подпрыгнул над топором, разрезавшим воздух понизу.
Марк носился по арене, а фризец преследовал его. Фризец махал огромным топором, а Марк пригибался, когда удар наносился сверху, и подпрыгивал, когда удар наносился снизу. «Интересно, на сколько хватит этого детину?» – думал Марк с тоской, совершая нехитрые кульбиты.
Упражняясь таким манером, Марк успел заметить, что противник, по молодости лет и неопытности, чрезмерно горяч. Силы его не убывали, а вот терпения становилось все меньше. И едкий запах раздражения повалил от него, как смрад исходит от гниющей туши. Великан перестал думать о защите и был теперь озабочен только тем, как побыстрей достать врага. Удары его сделались размашистей, и часто топор заносило в сторону.
В один из таких моментов Марку удалось зацепить кончиком клинка его бедро. Лезвие едва коснулся кожи и только слегка оцарапало, но это привело великана в ярость. Он зарычал и со всей мощи так ударил топором, что тот зарылся в песок по обух.
Марк, дразня противника, задергался на месте, выплясывая фризскую джигу. От издевательства великан совсем потерял рассудок. Он взвыл. Занес топор высоко над головой и тем полностью открылся. Марк только этого и ждал. В тот же миг он шагнул вперед, в стремительном выпаде выбросил навстречу противнику плечо, и клинок гладиуса мягко вошел в плоть великана, пониже ребер, в «голое пузо», как выразился Халим.
Меч вошел всего-то на палец, но это ошеломило фризца. От вида собственной крови он мигом потерял кураж. Колени у него подогнулись. Склонившись, он схватился за живот и стал смотреть на то, как меж пальцев проступает кровь.
В высоком подскоке Марк запрыгнул фризцу на плечи. Ухватился за вихрастый рыжий чуб и, задрав его голову к небу, приставил к горлу лезвие меча, будто собрался свежевать барана.
Трибуны взорвались овацией. Кто-то захохотал, а кто-то начал улюлюкать. И удар в гонг возвестил о победе Марка.
После этого был еще один выигранный бой. Перед тем, как выпустить Марка на арену, оливковый Халим предупредил:
– Спитамен не то, что двое предыдущих, он боец серьезный. С ним тебе никак не совладать. Чтобы помочь тебе, я подрезал ремешки его сандалий. Выжидай момент, когда они порвутся. Это твой единственный шанс.
Спитамен вышел в тяжелых доспехах, в какие облачаются воины восточной империи: кожаный панцирь, двухслойная кольчуга до колен, войлочные рукавицы, шлем с шишаком, а на ногах вовсе не сандалии, а длинные чулки из толстой кожи, к которым ремешками прикреплялись деревянные подошвы. Из оружия он имел длинный иберийский меч и большой круглый щит, который удерживают горизонтальным захватом. Щит был выкрашен в синий цвет, и в центре его красовалась морская дева в непристойной позе. Халим сказал, что многие засматриваются на нарисованную шлюху, и тогда хитрый единобожец их разит.
Дева на щите была выписана очень живописно. Пышные формы, влекущий взгляд. Но Марк в жизни видел красавец и почище, и ему интересней было смотреть на самого единобожца. Смотреть ему в глаза и ощущать то, чем от него пахнет. А пахло от того луковой похлебкой, скутарским вином, и еще барсучьим жиром, который используют при ушибах. Но над всеми ароматами витал дух опасности. И этот последний запах, как нашатырь, бил в нос.
Единобожец стоял посреди арены, опустив руку со щитом, и веселым взором приглашал Марка начать атаку. Меч его был зарыт острием в песок, но Марк, видевший не один бой Спитамена, знал, как славно тот умеет подсекать с такого положения – закругленным пассом, вскидывая клинок снизу к чреслам.
Марк для поединка с единобожцем заменил кавалерийский щит на массивный скутум и дополнил вооружение дротиком. Древко последнего было изготовлено из маренного дуба, а длинный, распускающийся двумя лепестками наконечник выполнен из мягкой бронзы. Такой дротик весьма увесист, и называется он пилум. Он пробивает щит с тридцати шагов. Войдя в древесину, мягкий наконечник сминается, после чего его невозможно выдернуть из дерева. Тяжелое дубовое древко клонит щит к земле, и тогда щит становится обузой, и его бросают.
– Марк Красс! – прокричал Спитамен, вдоволь налюбовавшись на осторожного противника. – Твой скутум не окован. Я расколю его в четыре удара. Если сомневаешься, поставь серебро против золота. Посмотрим, чья возьмет! – пружинистым шагом единобожец двинулся на Марка.
Иберийский меч в длину едва не дотягивает до двух градусов, имеет широкий клинок, у которого полая часть для утяжеления залита свинцом. Это оружие не создано, чтобы фехтовать, им не колют, как гладиусом, а рубят, причем ловчей, нежели топором. «Но кто тебе предоставит время и возможность для четырех ударов? Уж точно не я».
Марк заслонился щитом и выставил поверх него пику. Его дротик против обычного имел в длину не шесть пальмов, а восемь. Им можно было удерживать противника на расстоянии.
Марк не заметил, как Спитамен увернулся от первого удара и утолщением щита в его центре поддал в бок по древку пики. В тот же миг единобожец нанес рубящий удар по скутуму. Большая щепа отлетела от дерева, кожа и войлок разорвались, и в верхней части щита образовалась щербина.
– Так тебе будет лучше видно мою девочку, – крикнул Спитамен. – Посмотри, ромлин, она смеется! Ей весело от того, как резво ты пятишься.
А Марк и вправду пятился, причем, как справедливо заметил насмешник, резво. «Что я делаю? – забеспокоился Марк. – Мне надо стоять на месте. Пусть он крутится вокруг меня! Ему-то с его невесомым щитом это куда легче». Противник будет крутиться, наскакивать, совершать обходы, броски, подумал Марк, а он будет прятаться за щитом, пока тот цел, и дожидаться, когда у единобожца на ремешках порвется кожа. И чем настойчивей и стремительней противник будет совершать маневры, тем быстрее то случится.
Спитамен сделал два ложных выпада подряд. С третьим выпадом он ударом меча плашмя по пилуму отбил его удар, и тут же, выбросив ногу в бок, вышел на разворот. Он выписал клинком сверкающий дугу и сильно рубанул понизу. От щита откололся нижний левый угол.
«Пожалуй, четырех ударов не потребуется, – с печалью отметил Марк. – Хватит и трех, чтобы я остался без прикрытия».
Удачный маневр понравился и самому Спитамену. Чтобы не дать противнику опомниться, он поспешил повторить заход.
– Марк Красс! – крикнул он задиристо. – Твое серебро, считай, у меня в кармане. А твоя смерть на острие моего меча!
Противник скакнул вправо, скакнул влево, и Марк, не целясь больше в лицо, вложив всю силу в удар, вогнал свой дротик в размалеванный щит единобожца, вогнал по набалдашник пики. Затем Марк выпустил древко и с силой качнул его. Легкий щит противника под тяжестью маренного дуба чуть накренился, и древко пилума тупым концом уткнулось в землю.
В этот момент Спитамен выходил на новый разворот. Кренясь, щит потянул единобожца за собой, и того немного занесло. Щит накренился еще больше, отчего древко засевшего в нем пилума тупым концом уткнулось в землю. Оно вспахало глубокую борозду длиной почти в два пасса, зарываясь в песок, и встало.
Вместе с дротиком встал и щит. А единобожца все уносило на развороте. Он не смог удержать равновесие и спотыкнулся. Ступня выставленной вперед ноги скользнула по деревянной подошве, ремешки натянулись и лопнули там, где их надрезал Халим. Единобожец, не понимая, что с ним происходит, с грохотом рухнул на землю.
Противник стоял на четвереньках, открыв спину для удара. Марк отбросил щит и вытащил меч из ножен. Но бить по спине не стал – ее защищала двойная кольчуга. Марк нацелился в шею. Ухватившись за рукоять меча двумя руками, Марк ударом сверху вниз вогнал клинок, точно кол, под череп. Противно хрустнули позвонки, и раздалось то, что опытные бойцы называют «стон металла» – бронза со вздохом ухнула, ломая кости.
Единобожец рухнул замертво.
Сначала над ареной нависла тишина – ни шороха, ни вздоха. А потом, будто гром грянул. Все, кто находился на трибунах, разом заголосили: одни завизжали, другие завыли, третьи запричитали. Марк с минуту смотрел на поверженного противника и не мог взять в толк, как удалось ему такое.
«Это первая жизнь, что я забрал», – только и пронеслось в его голове.
Марк подобрал изрубленный щит и едва живой побрел с арены. Щит обломленным углом чертил на песке глубокую борозду.
Халим, встретив его в бойцовской, принял оружие, похлопал по плечу и сказал с одобрением:
– Неплохо, ромлин, совсем не плохо.
– Жив? – поинтересовался Марк, доковыляв до скамьи и плюхнувшись на нее мешком.
– Где уж, – ответил верблюжатник. – Мертв. А жаль, хороший был боец.
Кай прибежал в бойцовскую вслед за Марком.
– Вы представить не можете, какая давка сейчас у кассы! Половина игроков спешит переписать заявки. Марк Красс, если ты сумеешь выиграть последний бой, мы сорвем небывалый куш!
Марк, вполуха слушая восторженный лепет Кая, избавился от поножей и претугов, затем снял кольчугу и панцирь из вареной кожи, а когда начал стягивать пропитанную потом стеганную рубаху, вдруг застонал и замер – судорогой свело мышцы на спине.
– Ты в порядке? – поинтересовался Кай.
– Нет, – Марк натужно улыбнулся. – Я вовсе не в порядке.
– Больно?
Марк, крякнув, стянул рубаху.
– Кай, – жалобно проговорил он, оставшись в одной тунике, – со вторым, подобным Спитамену, я не справлюсь. Даже, если Халим сподобится на чудо, – потная туника противно липла к телу. Марк поморщился. – Так что тебе лучше снять мой лот. Пока не поздно.
Кай Друз взмолился:
– Что ты говоришь. Победа сулит нам не меньше трехсот квинариев. Умоляю тебя, Марк, не падай духом.
– Триста квинариев, – Марк усмехнулся. – Эти слова сами по себе звучат, как музыка. А услышать звон монет было и того приятней. Но, увы, – Марк развел руками, – у меня нет шансов.
В ответ на печальный тон приятеля оливковый Халим нахально ухмыльнулся:
– Оказывается в твоей башке погуще чем в твоей мошне. Спитамен был хорош, а Зарин по-настоящему красавчик. Он от тебя и мокрого места не оставит, если ты вздумаешь выйти против него. Но я-то считал, что ты дурак, и потому сподобился, как ты сказал, на чудо. Зарин после каждой схватки пьет кобылье молоко, вы знаете? Так вот я подмешал в его питье мышиные какашки. Намел их в кладовой. Целый куль, представьте. Кошмар, как там нагадили! Надо будет кошку завести, – добавил верблюжатник рассудительно.
– И что? – поинтересовался Кай.
– Кошка мышек быстро изведет, вот что.
– Я про дерьмо.
– А что дерьмо? – Халим пожал плечами. – Дерьмо оно и есть дерьмо. А если не знаешь, что это такое, попробуй – мигом пронесет.
Кай опешил.
– Ты Зарину понос устроил?
– А я о чем твержу. Лошадник уже полчаса, как засел в уборной. И не понятно, когда он выйдет. Так что пойду-ка я, объявлю, что Зарин выступать не может.
– Одно не пойму, – проговорил Кай с недоверием, когда Халим поднялся и направился к выходу, – как Зарин мог выпить такое отвратительное пойло? Выпить и не почувствовать дерьмо на вкус?
– Да, ты и впрямь ничего не знаешь. Зарин пьет свое молоко с жидким камнем, – Халим задержался в дверях и глянул на Кая с высокомерием. – Мумиё называется. Тот, кто пьет мумиё, делается сильным. И кости у него не болят. А пахнет это мумиё, как дерьмо, мышиное дерьмо. Вникаешь? Вот Зарин и не заметил, что выпил на самом деле. Выпил приготовленное мной пойло и бровью не повел. Так что тебе следует поблагодарить меня, – обратился верблюжатник к Марку, – меня и мышек. Я и их какашки продлили твою жизнь.