Обосновавшись на равнине между Небесными горами и Крышей Мира, восточные дари создали четыре своих государства. По причине хорошего климата и прочих благоприятных условий население этих стран стало быстро разрастаться. Когда оно сделалось таким огромным, что перестало вмещаться в границах государств, часть дари отыскала в горах проход, впоследствии названный Гиндукуш, и перебралась с севера на юг. Там переселенцы нашли обширный, не занятый ни кем полуостров. Особенностью его являлось то, что там полгода царит невыносимая жара, а другую половину года – мокрота и слякоть. Одним словом, климат на полуострове оказался нездоровый, и таким же нездоровым пошло потомство переселенцев. Мужи дари в сердцах прокляли ту страну и дали ей имя «Хинд», что в переводе с древнего языка означает «недуг». Правда, некоторые знающие люди утверждают, что название произошло от старо-дарийского «худо», что значит бог. Но, как бы там ни было, с тех пор и до сего времени страна носит имя Хинд, а население ее – хинди или хиндустанцы. Особенной стороной образа жизни хиндустанцев является их приверженность к так называемым духовным практикам. Что это такое понять невозможно, но с помощью этих самых практик они пытаются восполнить недостаток в силе и здоровье, в том, в чем природа обделила их от рождения.
Гэсер Татори. История от начала времен.
Браговат Асора уверял, что поводов для беспокойства нет. Он уверял, что в горах безлюдно, и даже звери там большая редкость. Самое страшное в горах это холод, но от его натисков легко спасут теплая одежда и огонь. За перевалом, на северных склонах чуть-чуть похуже, предупреждал Браговат Асора. Там попадаются лихие люди. Но и они не так опасны, как может показаться. Пять лет назад, когда Браговат Асора проходил здесь в первый раз, разбойники только обобрали его и отпустили, даже оставили немного еды в дорогу. Правда, в горах случаются обвалы, но эту напасть можно переждать. Главное следить внимательно за облаками, и их движение предупредит о приближении ненастья.
Браговат Асора рассказал о многом, что может подстерегать в горах. Но он не сказал о главном. О том, что на подходе к перевалу стоит застава. Что держат ее неведомые люди. У этих людей белые волосы и синие глаза. Они хватают всех, кто хочет пройти из Хинда в северные земли, и держат у себя в плену. Браговат Асора не сказал, что эту заставу надо обойти.
Браговат Асора обманул. И что теперь делать трем неопытным юношам? Если бы он оставался с ними, он бы что-нибудь придумал, уж как-нибудь вызволил бы своих товарищей из плена, ведь он происходил из касты воинов (на это указывало его второе имя). Его отличали редкостное мужество, решительность и талант находить выход из самых, казалось бы, безнадежных ситуаций. К тому же Браговат Асора прекрасно владел мечом и умел метко стрелять из лука. Он один разделался бы с десятком белобрысых. Разделался бы, если бы оставался с ними. Но он покинул своих товарищей еще в низине. Он умер от ужасной болезни, которую подхватил на болотах среднего Хинда. Он оставил их, не пройдя с товарищами и четверти пути. Кем возродится Браговат Асора к новой жизни? Даст Господь, и его душа взойдет на ступень выше по лестнице совершенствований.
Браговат Асора скончался, оставив карту, и напутствие: «Идите и ничего не бойтесь. Будет непогода – переждите в пещере (там их много в горах). Попадете в руки разбойникам – отдайте серебро и золото, главное – сохраните книги. Собьетесь с пути – смотрите в карту». Браговат Асора дал много полезных советов, и трое неопытных юношей послушались его. Они последовали дальше по намеченному пути, хотя могли повернуть назад. Они поднялись в горы, и за два с половиной йоджана12 до перевала были схвачены дозором неведомого племени и доставлены в их лагерь, расположенный в узком месте между Крышей Мира и Драконьими горами (так указывала карта).
Это был именно лагерь, а не селение. Склон горы там занимали лачуги, но большинство людей жило в шалашах и палатках. На зеленых лугах в пойме речки паслись козы, попадались куры и утки, даже огороды были устроены на богаре. Но чувствовалось, что люди здесь недавно. Все, что они успели поставить и обустроить, было сделано на скорую руку. Однако, чувствовалось и другое: откуда бы ни пришло сюда это племя, оно решило закрепиться здесь надолго – вокруг лагеря спешно возводились стены.
Эти люди не знали языка вед, и лишь немногие из них кое-как изъяснялись на дари. Они не были особенно злыми, и не были добрыми. Их отличала холодность. Они были равнодушны к нуждам тех, кто их слабее. А равнодушные, как учат «Три корзины», самые опасные из всех людей. От таких надо держаться подальше.
Первые три дня было жарко. На четвертый внезапно набежали тучи, как это часто случается в горах, и небо пролилось слезами. А вечером пятого дня слезами пролился Свами Шарма Триведи, прячась под днищем повозки от снега. Прежде он только читал, что есть на свете места, где выпадает снег – белые хлопья наподобие пуха, которые сыплются с неба. Теперь он в этом убедился воочию.
Пленников вначале держали вместе, привязанными к стволу одного дерева. И это было не так уж плохо – товарищи по несчастью, по крайней мере, могли общаться. А потом с запада пришел большой отряд белобрысых и старший над ним – седой, но еще в силе старик – захотел узнать, кто они и откуда. За всех ответил Рамчандра Чукла. Он был самым бойким из троих и находчивым на слово. Рамчандра сказал: «Мы родом из Хинда и проживаем в городе Ченнаи. Мы направлялись в земли Согда, а оттуда к Драконьей гряде, чтобы, перевалив через нее, попасть в Поднебесную». Седой старик засмеялся и, сказав что-то на своем непонятном наречии, прочертил пальцем в воздухе дугу. Другой чужестранец, тоже в годах, знающий немного дари, объяснил:
– Отменный крюк. Вы собрались обойти все известные страны, – и поинтересовался. – Стало быть, вы купцы?
– Мы проповедники, – ответил Рамчандра.
Мужчина не знал этого слова и потребовал разъяснений. Рамчандра растолковал, как мог, что значит проповедовать.
– Зачем нести свет истины, и кому он нужен? Все равно не понимаю.
Седовласый старец оборвал переводчика и пророкотал что-то невразумительное.
– Кем бы вы ни были, – последовало разъяснение переводчика, – но, если вы ищите дорогу в Син, мы можем указать короткий путь.
Рамчандра выразил общую признательность:
– Это было бы весьма любезно с вашей стороны.
– Никакой любезности. Речь о золоте. Найдется ли у вас достаточно золота, чтобы купить проводника? Мы предоставим самого толкового.
Рамчандра рассказал о том, что в Ченнаи самая большая община просветленных во всем Хинде, что там самый большой храм приверженцев срединного пути, и о том, что есть среди общинников много богатых и знатных людей, которые не пожалеют денег, чтобы узнать дорогу в Поднебесную. Он сказал, что, если ему дадут резвого коня, он обернется всего за одну луну.
Лошадь Рамчандре дали и отпустили, а двух его товарищей оставили заложниками. Вериндара Кумара забрал старик, а Свами – переводчик.
С того дня Свами стали использовать на работах. Делать что-либо руками он не умел, поэтому его заставили таскать с гор камни и подавать на леса рабочим.
Никогда прежде до этого дня Свами не утруждал себя физически. Вся работа, какая ни наесть, в доме отца выполнялась слугами, а усилия Свами направлялись только на то, чтобы изучать веды и упанишаду и на духовную гимнастику.
В первый же день Свами до мяса истер ладони. К вечеру тело ломило так, что больно было пошевелиться. Оживила бы хорошая гороховая похлебка с бараниной и перцем, но на ужин дали толокняную болтушку, и это было первое, что он увидел за последние три дня. В довершении всех огорчений, ночью снова выпал снег. Укрыться было нечем, и Свами продрог до костей. Так что ночь не пошла на пользу, и утро следующего дня он встретил совершенно разбитым.
К тому же с утра обнаружилось, что раны на руках начали гноиться. Работать такими руками было невозможно. Но так думал только Свами. Беловолосые только посмеялись над его жалобами и погнали на работу.
Чтобы не беспокоить раны, Свами наловчился поднимать камни без помощи ладоней. Он брал их, подцепив локтями, и прижимал к груди. Однако нести ношу таким манером было куда сложнее, камни часто выпадали из рук. За одну ходку Свами уставал так, как за три прежде. Чтобы хоть как-то восстанавливать силы, Свами стал проделывать обратный путь без спешки. По сути, он брел от стены, еле переставляя ноги. Да только эта хитрость не укрылась от чужих глаз. «Эй, парень, – крикнул ему на дари каменщик со стены, – так не пойдет! К вечеру я должен поднять кладку на четыре пада13. Как же я успею, если ты отлыниваешь?» Свами показал свои израненные руки, и каменщик, сжалившись, кинул ему свои рукавицы. «Только начни работать».
В полдень во время перерыва Свами подсел к сердобольному каменщику и спросил:
– Вы ведь не принадлежите к этому народу? Вы дари?
Вопрос был глупый, не требующий ответа. Каменщик, как большинство рабочих на стене, был черноволос, кареглаз, имел мясистый нос и смуглую кожу. Тогда как стражи все до единого были белобрысы или рыжеволосы, глаза имели синие или зеленые, носы высокие костистые, часто с горбинкой, и были настолько белокожи, что казались призраками. Каменщик и его товарищи в большинстве своем обладали средним ростом, а беловолосые выглядели точно великаны и стояли на таких длинных ногах, что можно было подумать, к ним прикреплены ходули. По части одежды также наблюдалось полное отличье. Первые ходили в кожаных штанах, как это заведено у наездников дари, а на плечах носили полотняные рубахи, обувались в сапоги или кожаные колоши. Вторые же одевались в козьи шкуры, на голове носили шапки из тех же шкур (женщины еще зачем-то цепляли к ним рога), ноги обматывали опять же шкурами, а подметками их обуви служили несколько слоев воловьей кожи.
– Здесь прежде стояла наша деревня, – сказал каменщик и указал на каменные хижины. – Мы племени белых баранов, в прежние времена пасли свои стада на горных пастбищах возле Анахиты. Жили сами по себе, никого не трогали. Но когда согдийцы пожелали сделать нас своими данниками, мы поднялись выше в горы и пробрались с севера на юг, в эти самые места. Это случилось, когда я был еще мальчишкой. Земли здесь, как видишь, скудные, мало чем привлекательные, поэтому нас никто не трогал. Не трогал, пока не появились эти белобрысые.
– Откуда они? – поинтересовался Свами.
– Я не знаю. Свалились, как снег на голову и захватили нас.
– А много их?
Каменщик пожал плечами. Поковырялся в носу, извлек козявку, глянул на нее и сказал со скучающим видом:
– Не знаю. Сюда постоянно приходит кто-то из них. Сотня человек, иногда больше, иногда меньше. И снова уходят. Должно быть их много, а может быть, и нет. Но они отчаянный народ, и все головорезы.
– Это видно, – согласился Свами.
– Они себя называют серы, что по-ихнему означает «человек». Понимаешь, они вроде бы, как люди, а другие по-ихнему – зверье. И еще у них нет бога, – сообщил каменщик. – Вместо него они чтят своих героев. Но самое необычное это то, что они пользуют своих баб сообща.
– Это как?
– А так. На одну женщину у них приходится по несколько мужей, и женщины этим сильно гордятся.
Свами посмотрел на каменщика с недоверием. Тот снова принялся ковырять в носу и спросил:
– Скажи, зачем их бабы носят на голове рога?
Свами не знал.
– Рога указывают на количество мужей, – каменщик выковырял новую козявку и принялся разглядывать ее с тем же вниманием, что первую. – И чем рогов больше, тем женщине больше почета.
Свами не знал, как отнестись к услышанному. Даже смутился.
– Быть может, это от того, что у них мало женщин?
Каменщик опять пожал плечами.
– Может быть поэтому, а может быть просто от того, что эти люди дикие и не умеют отличить доброе от злого, – каменщик досадливо отмахнулся и встал на ноги. – Ну ладно, довольно болтать, пора приниматься за дело.
Этого Свами хотел меньше всего. Он готов был болтать о чем угодно и с кем угодно, только бы сидеть и ничего не делать.
– А куда торопиться? – спросил он с невинным видом. – Никто ведь не гонит.
– Когда мы закончим стену, – разъяснил каменщик, – белобрысые примут нас, как своих. Мы сможем остаться в крепости, а если захотим, вступить в их войско. Так нам было обещано.
– И вы поверили?
– Поверили или нет, какая разница? Закончим стену, а там будет видно. Так что, давай, поднимайся и живей неси камни.
Пришлось возвращаться к работе.
Так прошел месяц. Стена выросла на дханус14 и достигла в высоту одной гаруты15. А Рамчандра, который обещал обернуться за одну луну, как в воду канул.
Не вернулся он и через неделю, и к концу другой. «Он никогда не вернется, – заявил старейшина, явившись к Свами. – Он обманщик. Он нарушил клятву и должен быть наказан. А так как он далеко отсюда, за обман ответишь ты. С этого дня, носастый, твой паек станет вдвое меньше. И мы забираем у тебя одежду».
К тому времени ночи сделались морозными, и что ни день валил снег. Оставшись в одном льняном хитоне красно-желтого цвета, какие носят приверженцы срединного пути, и на голодном пайке, Свами неминуемо должен был погибнуть.
Прошло еще две недели. За этот срок Свами сильно исхудал. Руки и ноги у него покрылись язвами, а в груди поселился кашель.
Если вначале Свами еще надеялся на возвращение Рамчандры, то к концу второго месяца пришел к убеждению, что рассчитывать на избавление, по меньшей мере, глупо. Рамчандра не соврал, когда сказал, что в Ченнаи много богачей, и что многие из них приверженцы срединного пути. Правдой было и то, что первейшая задача всех просветленных и самое их горячее желание – это отыскать дорогу в Поднебесную. Никто из тех, кто избрал срединный путь, не поскупится, когда речь зайдет о такой желанной цели. «Но богачи – просветленные или нет – все одного сорта, – вынужден был признаться сам себе Свами, размышляя о своей участи. Ночь тогда выдалась особенно морозной, а болтушки налили меньше обычного. – Всех богачей отличает рассудительность, иначе они не сумели бы обрести богатство. А какой рассудительный человек поверит обещаньям дикарей, народа, как известно, вероломного и не знающего чести? Я бы на их месте не поверил. Так что не добудет Рамчандра золото. А без золота зачем ему возвращаться. И по сему выходит, что пропаду я здесь зазря, не успев сделать ничего достойного». Сказал так себе Свами Шарма и заплакал.
Вспомнились домашние пироги, булочки, которые готовила мать. Какими они были вкусными: пышные, румяные, присыпанные пудрой, а в середочке начинка из кураги и лимонов. Мама за раз выпекала три противня, и каждый мог брать себе, сколько влезет.
В начале третьего месяца в лагерь с запада пришел большой отряд: двадцать всадников и триста человек пеших воинов. Они доставили обоз из сотни повозок и пригнали большую толпу пленных.
Возглавлял отряд высокий сухопарый мужчина с длинными до плеч белыми волосами, высоким, горбатым носом и большими глазами зеленого цвета. При нем находилась маленькая девочка, такая же белобрысая, горбоносая и глазастая. Впрочем, не такая уж маленькая, просто тощая и нескладная, как все переростки.
В лагере заговорили, что этот отряд вернулся из Бактрианы, и будто бы беловолосыми захвачена Арахозия.
– Видишь, – сказал Свами сердобольный каменщик, – у пленных коричневые одежды и накидки из козьей шерсти. Так одеваются одни бактрийцы. И бороды стригут, и волосы красят хной только они. Посмотри, какие у всех крашенные гривы. И не стыдно же ведь.
– А верно, что Арахозию? – спросил, не поверив, Свами. – Я-то слышал, что крепость этого города непреступна.
– Про крепость я ничего не знаю, – ответил каменщик. – Но ты посмотри, столько они награбили добра!
С повозок сгружалась всякая утварь, короба, сундуки и мешки каждый, по меньшей мере, по полтора киккара16.
– Одного хлеба всем нам с избытком хватит на год вперед. Такого в деревне не держат. По всему видно, что разграблен не малый город. А ближайший из таких – Арахозия, – каменщик с живым участием следил за разгрузкой добычи и от полноты чувств крякнул. – Эх, похоже, что их шад удачливый налетчик и умелый командир. А посему, как закончим стену, разумным будет поступить в их войско. А ты что скажешь?
– А кто это «Шад»?
Каменщик указал на высокого мужчину.
– Это имя?
– Не знаю. Да только шад у них второй после вождя. Здесь он главный. У него есть сын и дочь. Вон та, на журавлиных ножках, как раз она, – каменщик показал на белобрысую девчонку. – Шад ее любит больше, чем сына и всегда держит при себе. Ничего девчонка, да?
Свами пожал плечами.
– Эх, был бы я моложе, да хотя бы в твоих годах, поверь мне, заполучил бы эту птаху.
– Зачем это вам? – удивился Свами.
– Затем, чтобы жениться, – ответил каменщик, не отрывая глаз от белобрысой девочки. – У серов закон такой: они не разбираются, кто ты, каменщик, скажем, или знатный господин. Будь ты хоть самый разнесчастный горемыка, но, если приглянулся их девице, никто препятствовать не станет – поженят и звания не спросят.
– Но ведь она еще мала. И некрасива.
– Где же мала? Вон, какая дылда. И зацвела, небось, – каменщик перестал глазеть на девочку и принялся ковырять в носу. – Я такое сразу вижу. А то, что некрасива и белобрыса, так это легко исправить. Взять у бактрийцев хны – у них этого добра навалом – и покрасить. Главное, что она дочь шада. К тому же любимая. Ты что, в таких делах не смыслишь? – каменщик закончил с носом и уставился на Свами. – Ты девственник, что ли?
Свами покраснел.
– Ты не пробовал между ног у женщин?
От непристойных вопросов у Свами загорелись уши.
– Можешь не отвечать. И без слов видно, что не пробовал, – каменщик глумливо ухмыльнулся. – А если бы попробовал хоть раз, знал бы, что, все женщины – красивые или нет – сделаны одним манером: между ног у них одна и та же дырка.
«Какой же он болтун, – подумал Свами, – и бесстыдник».
В сумерках, когда Свами только закончил ужинать, к нему заявился шад.
Свами заметил его еще тогда, когда он вышел из каменной лачуги – самой большой в лагере. Вышел в низкую дверь, согнувшись в три погибели, огляделся и направился к окраине, туда, где содержались отхожие места, и где Свами на ночь привязывали к сломанной повозке. И за ним последовала девчонка.
«Куда это они? – удивился Свами. – Неужто эти двое и в нужнике не расстаются?» Но они прошли мимо отхожих мест и пошли дальше, покуда не добрались до повозки, к которой был привязан Свами.
– Смотри, он напоминает мертвеца, – пролопотал белобрысый, указав на пленника. – Замучили без нас парнишку.
Вблизи белобрысый великан выглядел еще безобразней, чем издали. Его белые, с рыжиной, брови были сведены у переносицы, и лоб перерезала глубокая, поперечная морщина. Белые, загнутые к верху ресницы придавали его водянисто-зеленым глазам телячье выражение. Но взгляд их был холоден и строг. Рот рассекал свежий шрам, так что виднелись черные зубы, и казалось, что он беспрестанно скалится.
– На тебе красные лохмотья. Ты из красных колдунов?
Шад говорил на ужасном дари, и Свами не был уверен, правильно ли он понимает его речь.
– Ты часом не глухой?
Свами мотнул головой.
– Может быть немой?
– Мы не колдуны, – ответил Свами.
– Тогда кто же?
– Мы монахи. Мы не знаем заговоров и заклинаний. У нас для всего припасена молитва. И еще медитация.
– Что? Я его не понимаю, – пожаловался шад на серском девочке.
Девочка перевела. Она обладала звонким голосом, и, как все люди ее племени, совсем не использовала твердых согласных, а гласные произносила звучно и напевно, так что казалось, что она не говорит, а воркует.
– Хош-хош, – отозвался шад, выслушав девочку. – В Арахозии, откуда мы вернулись, я видел дом вашего бога, – сообщил он Свами. – В тех краях у вас много приверженцев. Однако, говорят, в северных землях их еще больше. Так ли это?
«Вся суровость в нем от привычки повелевать. Он не так страшен, как хочет казаться».
– Мы проповедуем истинность срединного пути, и многие следуют за нами. На севере просветленных больше, чем на юге.
Девочка повторила слова Свами на серском языке.
– А, правда ли, что ваши колдуны могут держать огонь и не получают при этом ожогов?
– Это так, – подтвердил Свами. – Некоторые из тех, кто достиг должного уровня в медитации, способны творить чудеса.
– Проверим, – шад окликнул часового и повелел принести жаровню.
«Что он задумал?»
Самые худшие опасения оправдались, когда перед Свами возник мангал с углями. Шад выбрал самый крупный, окутанный алыми языками пламени. Захватил его щипцами и, как ни в чем ни бывало, бросил Свами.
– Лови, – сказал он при этом.
И Свами поймал.
Несколько мгновений уголек полыхал в его ладонях. Несколько мгновений, потребовавшихся на то, чтобы донести уголек и положить обратно в чертову жаровню.
Было темно, и шад не увидел волдырей, выступивших на ладонях у Свами. А у того хватило выдержки, чтобы не завыть от боли. Он застонал только тогда, когда шад ушел и увел с собой девчонку. «Хош-хош, – проговорил шад напоследок, довольный результатом. – Ты не так уж плох, колдун. Мои люди заберут тебя. Завтра утром они выступают на север».
Шад и девочка ушли, а Свами рухнул на колени, приложился обожженными ладонями к мерзлой земле и завыл. Выл долго, пока не наступила ночь, и черное небо не осветилась звездами. Когда сил не осталось, не осталось чувств, Свами замолчал. Он вскинул голову к небу, и мириады звезд глянули на него из черной бездны. «Грустно, тоскливо, безрадостно, – прошептали звезды из неведомых глубин, – тяжко жить в подлунном мире. Но так устроен мир. Терпи».