Осень в горах ощущалась явственно, особенно здесь, возле самой вершины Бугры-горы. Хорошо хоть в громадных напольных масляных светильниках-чашах трепетал и метался яркий огонь – он и освещал, и согревал. Кругом царила ночная тишина, лишь изредка гудели проносящиеся верхом порывы ветра да позвякивали железом немые люди-стражники, поставленные по обе стороны дверей. Ни мелких служек, ни худов, никого лишнего не должно быть на предстоящей тайной встрече, для которой Огнегор выбрал Зубастую террасу, самую просторную в Громовых Палатах. Часть площадки скрывалась под каменным козырьком, другая же располагалась под открытым небом и с нее открывался вид на раскинувшиеся к востоку земли. Нияде терраса напоминала зёв великана с выдвинутой вперед нижней челюстью, а зубчатые поручни добавляли сходства с клыкастой пастью.
Ведьма со скучающим видом разглядывала искусно обработанные стены с резными колоннами, что поддерживали свод. Каменных дел мастер Ярозор расстарался, не отнять: в пляске огня мудреные узоры оживали и казались шевелящимся кублом змей. К слову, о гадах – задерживается что-то Горыныч…
Нияда поежилась. То, что именно ей поручили встречать столь важного гостя, поначалу льстило, однако теперь в голову закралась неприятная мысль: а вдруг Огнегору просто не хочется мерзнуть, вот старый сморчок и сплавил это дело помощнице? Нет, не может быть! Считай колдун Нияду обычной прислугой, не стал бы он в подробностях сообщать ни о самом Змее, ни о пленнике, ради которого Горыныч летит аж с самих Сорочи́нских гор. Повелитель ценит в ней ум, обязательность и преданность – потому и доверил торжественную встречу. А сейчас Огнегор просто занят, возможно, допрашивает того самого добытого в Железных горах мастера.
Пресловутого Змёду Шестипалого Нияда увидеть еще не успела и потому терзалась любопытством. Уж больно его расхваливали на Руси и на прозвища не скупились: «Искусник превеликий», «Главный», «Великий мастер»… Увы, Огнегор, добыв Змёду, тут же заперся с узником в пыточных покоях и велел не мешать, так что на знаменитого русича не удалось взглянуть даже одним глазком… Ну ничего, скоро взглянет. И не только на него.
Торчать на одном месте Нияде надоело, и она, неспешно пройдя к краю площадки, встала у зубца. «Слугам Тьмы тьма не помеха», и ведьма могла во всех подробностях видеть и предгорья, и леса, и низкий облачный потолок над головой. Серые хмары клубились лениво – тяжелые, крепкие… стянутые невидимой волшбой. Понятно, почему Огнегор назначил встречу на темную пору да приказал тучи к горе согнать. Визит такого гостя и в самом деле следовало сохранить в тайне.
Зубастую террасу колдун тоже выбрал неспроста. Нияда Змея еще не встречала, но по слухам был он огромным, такой не везде поместится. Те же слухи утверждали, что хозяин Сорочинских гор отличается любвеобильностью, мол, огненным змеям в этом деле не уступит, страшно охоч до женщин, особенно людских. Почему именно людских? Да кто ж их, змеев-оборотней, разберет? Может, думают не тем местом? Вот как Горынычу в его дурные головы взбрело племянницу самого Владимира выкрасть?.. Говорят, Забава Путятична славилась красотой неописуемой, потому и рискнул Змей, позарился на девицу, не подумав о последствиях… за что и поплатился.
Впрочем, раз он большой ценитель женских прелестей, пусть и трехголовый, нужно показаться во всем блеске. Для встречи Нияда выбрала длинное платье из аксамита золотисто-коричневого цвета, с разрезами, открывавшими нужные части тела, – пусть гость рассмотрит неприступную красавицу как следует. Ей нравилось потешаться, распаляя похотливых мужланов.
Сзади лязгнули раскрывающиеся створки дверей, и на террасе появился Огнегор. Колдун шагал быстро, заложив руки за спину, а бороду – предмет своей гордости – заправил за пояс, чтоб не мешала. Одеяния его были, как всегда, дороги и изысканны, а голову венчал украшенный золотым шитьем и самоцветами причудливый колпак, увы, не столько прибавлявший Огнегору роста, сколько подчеркивающий его невзрачность. Как же сложно воспринимать всерьез того, кто на три головы ниже тебя! Если бы не великая колдовская сила, бурлящая в тщедушном тельце…
На открытую площадку повелитель Громовых Палат не вышел – остановился под каменным навесом, возле одной из колонн, и знаком велел помощнице приблизиться. Судя по недовольно сморщенному лицу, его что-то раздражало.
– Все готово? – хмуро спросил хозяин Бугры-горы, подтягивая пояс.
– Да, повелитель, – коротко ответила Нияда. – Наш гость, полагаю, еще в пути…
– Нет, он уже прибыл, – криво усмехнулся колдун, глядя куда-то за спину помощницы.
Обернувшись, Нияда заметила вдали движение – и сразу из самой глубины сизых туч вывалилась темная громада. Он! Змей! Наконец-то! Сделав круг над горой и увидев огни на террасе, Горыныч стремительно ринулся вниз, на некоторое время пропав из вида. Скрывая волнение, ведьма отступила за спину Огнегора и замерла, предвкушая необычное зрелище. И оно не разочаровало.
Вынырнув из темноты, Змей Горыныч завис в воздухе во всей своей красе: огромный, в черной броне из крупных пластинчатых чешуй, с четырьмя жилистыми когтистыми лапами и гибким хвостом, длинным и тяжелым. Гость, будто нарочно, картинно развернул в разные стороны свои головы, украшенные венцами из крупных и мелких рогов. Зловеще блеснули острые частые зубы, полыхнули огненные глаза… Змей взмахнул исполинскими крыльями, которые, казалось, закрывали полнеба, и порыв ветра мигом задул стоявшие возле поручней светильники. Другая бы на месте Нияды оледенела от ужаса, но глава шабаша смотрела во все глаза. И углядела, что крылья-то у Горыныча не простые, а механические, отдаленно напоминающие нетопырьи, с перепонками из неведомой ткани, натянутой меж крепких железных пальцев. Что ж, слухи не врали – за похищение Забавы Путятичны похотливый гад и вправду расплатился собственными крыльями, но – глянь-ка! – сумел заменить новыми…
Вдоволь накрасовавшись, Горыныч подлетел поближе и тяжело опустился на чуть шероховатый пол. В тот же миг Огнегор шевельнул пальцами, и погасшие светильники вновь вспыхнули багровым огнем.
– Рад видеть тебя, Змей Горыныч, – колдун развел руки, будто собирался обнять чешуйчатую тушу. Рядом с гостем повелитель Бугры-горы казался крохотной зверюшкой. – Легок ли был твой путь?
– Летел высоко, глядел далеко, путь не близок, да крылья сильны, – усмехнулись все три головы одновременно.
Слова они произносили разом, и голоса сливались в один – утробный, глубокий, оглушающий, под стать внешности. Сложив крылья за спиной, Змей Горыныч приподнялся и…
Что именно произошло, Нияда толком не разглядела, но суть поняла: Змей оборачивается своей людской ипостасью. Во всполохах огненного смерча тело его вдруг сузилось, сжалось, забурлило, распалось, роняя на пол быстро затухающие искры… и на месте трехголового чудища возникли три высокие мужские фигуры. Видом напоминающие братьев-близнецов, они отпрянули друг от друга и неспешно направились к встречающим. Смок, Змий и Змай. В человечьем облике они – одно существо, но в трех телах. Огнегор предполагал, что Змей будет оборачиваться, а потому и помощницу заранее предупредил, чтоб «без чувств ненароком не упала при виде трех молодцев». Порой казалось, что колдун очень плохо ее знает. Несмотря на незабываемые впечатления от прибытия дорогого гостя, в обморок Нияда уж точно падать не собиралась.
«Близнецы» были похожи, как горошины из одного стручка, однако различить их, припомнив объяснения повелителя, ведьма все же смогла. Тот, что справа, Змай, чуть коренастей, левый – Смок, самый вертлявый, а посередке – Змий, этот на вид умнее своих «братьев» и куда как серьезней. А еще у всех троих разные глаза. То есть они у них вообще странные: правый похож на человеческий, а левый – на змеиный, но при этом еще и оттенки различаются. У Смока зеленоватые, у Змая желтые, а у Змия с оранжево-красноватым отсветом.
На людей высокие во всех смыслах гости походили только издали, нечисть в них опознавалась без труда. Носолобые, с продолговатыми, лежащими внахлёст темными чешуйками вместо волос на головах… Поначалу Нияде показалось, что братья закованы в ощерившиеся пластинами и шипами доспехи, но вскоре ведьма поняла свою ошибку. То, что она приняла за вороненую сталь, оказалось змеиной кожей, так легшей на человеческие тела, что вышло нечто вроде цельной живой брони. Смоку и Змаю после оборота достались еще и странные скошенные длинные плащи – видимо, преобразившиеся крылья. У среднего, Змия, «плаща» не имелось, зато на грудной броне горел багровым причудливый выпуклый камень.
«Близнецы» шли к Огнегору и Нияде нога в ногу – и в самом деле, как единое существо.
Да, любит мерзавец пустить пыль в глаза! На того, кто змеевичей никогда не видел, трехголовое чудище произвело бы впечатление, и немалое, но Огнегор лично знавал Старшего Змея. Тот был в разы и крупнее, и страшнее, а внучок, пусть силен да внушителен, не дотягивает… Нет, не дотягивает.
Впечатлил он колдуна не своим истинным обликом, и даже не оборотом в трех молодцев, а тем, как изменились механические крылья, превратившись в плащи. Многоопытный Огнегор подобной волшбы раньше не встречал – а потому прищурился, приглядываясь. Камень в груди Змия, похоже, управлял преображением крыльев… Он что, вживлен в грудь? Ого, как любопытно. Может, не так прост Горыныч, раз столь занятными секретами владеет? Надо будет разузнать да разведать, но не сейчас. Поначалу нужно союз заключить.
Хорошо, что Змей обернулся, как и в предыдущие встречи. Разговаривать с задранной головой – то еще удовольствие, но даже в образе близнецов гость изрядно превосходил хозяина ростом. Смотреть на будущего союзника снизу вверх все же пришлось, однако долго терпеть подобное колдун не собирался.
Заставив себя настроиться на радушный лад, владыка Бугры-горы приветливо улыбнулся.
– Что ж, добро пожаловать в Громовые Палаты, дорогой гость!
Змей будто не услышал. В его светящихся глазах, казалось, плещется пламя – как в масляных светильниках-чашах. И сам взгляд стал масляным: Горыныч увидел Нияду.
– Это…
– …кто ш-ш-ш…
– …такой…
– …крас-с-с-с-ивый…
– …тут…
– …у нас-с-с-с?
«Близнецы» говорили по очереди, по кругу, друг за другом, быстро и складно, будто произносило слова одно существо. При этом выговаривали все чисто, а шипение и свист, вырывающиеся из тонкогубых ртов, совсем не отвлекали. Потому и сказанное прозвучало цельно и внятно: «Это кто ж такой красивый тут у нас?» Отчего Горыныч в змеином обличье говорит одновременно всеми головами, а как «близнецы» – по очереди, Огнегор не знал, да его это и не волновало, к причудливой речи владыки Змеиных Нор он уже успел привыкнуть.
– Хороша у тебя девонька, – продолжал гость, достаточно громко, чтобы «девонька» услышала. – Умеешь помощниц выбирать.
Ишь ты, ведь прямо раздевает и ощупывает взглядом… Огнегор мельком глянул на Нияду, заметив, как исказилось от гнева красивое лицо. Да что ж ты будешь делать! Чуть ли не все гости на ведьму облизываются, сил уже нет это безобразие терпеть! А она-то чего ожидала, так вырядившись? Что известный своей похотью сластолюбец на нее внимания не обратит? Приказать ей, что ли, принимать облик старой карги – может, меньше внимания к себе привлекать будет?..
Огнегора смущала непоследовательность помощницы, сам он подобное поведение не понимал и не принимал. Колдун любил лад и порядок, а потому всегда поступал в соответствии со своими убеждениями, у Нияды же – ветер в голове, и вся она из себя какая-то… противоречивая.
Впрочем, толк от красотки есть даже сейчас. Своим нарядом ведьма невольно подсказала, как из произошедшего извлечь выгоду. Слухи не врут – Змей баб любит, раз в такую стойку сразу встал. Это слабость, и ею нужно воспользоваться. Правда, не сейчас, и уж точно не с Ниядой – чересчур гордая, ишь, как яро глазюки сверкают, еще немного – и учудит со злости что-нибудь эдакое, переговоры сорвет…