Последние два месяца обстановка в стране, точнее, отношения между Великим князем Олегом Константиновичем, Местоблюстителем Императорского престола, и российским правительством, размещавшимся в Петрограде, не слишком заметно для постороннего глаза, но очевидно для посвященных накалялись.
Виноваты в этом, пожалуй, были обе стороны. А еще точнее, сейчас просто задымила фитилем бомба, заложенная под фундамент государственности еще в далеком двадцатом году.
Парламентская республика согласно решению Учредительного собрания, закрепленному Конституцией, второпях и не слишком умело скопированной с британской, несла в себе означенную мину в виде института Местоблюстительства (в просторечии – регентства), представляющего собой странный компромисс между идеями Президентской республики, парламентской и конституционной монархии.
Больше семидесяти лет большого вреда от такого политического гибрида не чувствовалось, скорее всего потому, что в период восстановления политических структур России после кровопролитной и разрушительной Гражданской войны, бурного экономического роста 20—30-х годов, создания Тихо-Атлантического союза, почти двадцати лет локальных войн и миротворческих операций по его периметру сам факт существования регентства почти никого не интересовал.
Ну, существует там, в Москве, что-то такое, никому не мешает, есть не просит, ну и бог с ним.
Однако, как нередко уже бывало в истории, в полном соответствии с принципом Питера, «если неприятность может произойти, рано или поздно она происходит».
Как-то так сложилось, что одновременно на постах Местоблюстителя и премьер-министра российского правительства оказались люди волевые, уверенные в себе, по-своему амбициозные. Причем инициативу конфликта взял на себя глава исполнительной власти, что объяснимо.
Олег Константинович принадлежал к династии, на свою должность был избран пожизненно, до определенного момента на какую-либо реальную власть за пределами вверенного ему Московского военного округа и Гвардейского корпуса не претендовал.
Господин же Каверзнев Владимир Дмитриевич, председатель победившей на выборах 1996 года партии социалистов-революционеров (правых), во-первых, лично был настроен крайне антимонархически, числя в своих учителях и предшественниках таких тираноборцев, как Борис Савинков, Михаил Бакунин и др. Во-вторых, в силу особенностей характера он с трудом скрывал раздражение при одной мысли о том, что в центре России имеется территория размером со среднее европейское государство, де-факто ему неподвластная. А в-третьих, господин Каверзнев лелеял мечту о преобразовании России в президентскую республику по французскому типу, а на посту президента видел, естественно, себя.
И вот тут-то фигура и должность Олега Константиновича возникала перед внутренним взором премьера во весь свой зловещий рост. Не только в буквальном смысле, хотя физический рост князя достигал двух метров и он внешне был удивительно похож на августейшего прапрадеда, Александра Второго Освободителя.
По замыслу членов Первого (и до сей поры последнего) Учредительного собрания, в случае попытки со стороны какой угодно политической структуры посягнуть на неизменность Конституции и государственного устройства державы Российской именно Местоблюститель во главе подчиненной ему Гвардии обязан был «таковое посягательство со всей потребной быстротой и решительностью пресечь». Затем, после необходимых консультаций с «лояльными Конституции и российской государственности общественными силами», либо назначить новые выборы в Государственную думу, либо созвать Второе Учредительное собрание или даже – Земский собор.
А в таком случае, и это прекрасно понимал господин Каверзнев, вероятность восстановления в России полноценной монархии, может быть, даже и самодержавной, становилась до неприличия высока.
Вот и приходилось премьеру уже шестой год демонстрировать Великому князю свое полнейшее расположение и дружелюбие, все это время мучительно размышляя, как же из такой историко-правовой коллизии выбраться с полным для себя преферансом.[7]
Не сразу, но суть происходящего стала ясна и князю. Он и сам был неплохим аналитиком, а в его ближнем окружении подобрались настоящие асы политических интриг, вроде того же генерала Чекменева, близкого личного друга и серого кардинала по совместительству, председателя военно-исторического клуба «Пересвет» генерала Агеева и многих других персон аналогичного калибра.
Все они старательно пытались довести до сознания своего сюзерена, что ждать, пока противник нанесет первый удар, – гибельно. Никто ведь пока не знает, каким этот удар может оказаться. Сил-то и политических возможностей у премьера намного больше.
Что стоит ему, например, спровоцировать парламентский кризис, предварительно (или одновременно) организовать крупные беспорядки в Москве, не остановившись перед террористическим актом против Его Императорского Высочества. А для маскировки устроить неудачное покушение и на себя тоже. И все!
Вводится чрезвычайное положение, объявляется о введении (разумеется, временном) диктатуры, а где-то через год-другой вполне можно будет уже диктатору Каверзневу созывать Учредительное собрание. И принять на нем какие угодно решения.
– И что же нам тогда, Олег Константинович, снова, как генералу Корнилову, с винтовкой и сумкой сухарей в очередной Ледяной поход отправляться? – говаривал обычно Чекменев, если находил к тому хоть малейший повод. – Тот раз вышло, слава Создателю и русскому офицерству, а как сейчас сложится? Ни нам, ни России это не надо…
Психологический прием, на новом историческом этапе повторяющий хрестоматийную методику Катона Старшего. «Кроме того, я полагаю, что Карфаген должен быть разрушен». Этой фразой он заканчивал все свои выступления в Сенате, какого бы вопроса они ни касались.
Такие разговоры происходили у князя с его «ближним боярином» последний год с неизменной регулярностью. Олег Константинович поначалу посмеивался только, потом пытался эту тему пресекать с разной степенью решительности, а начиная с весны сам стал задумываться всерьез.
Известно ведь, что вода камень точит не силой, а долгим падением.
А группа агеевских «пересветов», в которую входили наиболее надежные и способные старшие офицеры Гвардии и подчиненных Олегу Константиновичу военно-учебных заведений, тем временем заканчивала разработку теоретических обоснований необходимости «превентивного удара» и даже конкретных оперативно-тактических планов.
Вот и сейчас, закончив еженедельный доклад, Чекменев передал князю папку с документами, требующими рассмотрения, принял свободную позу, потянулся к палисандровому ларцу с сигарами.
Великий князь принимал Чекменева в картографическом кабинете, именуемом так потому, что все стены обширного, за сто квадратных метров площадью, помещения были завешаны картами материков, регионов и отдельных стран, на полках и столах лежали и стояли всевозможные атласы, справочники, лоции и тому подобная продукция, до которой Олег Константинович был большой охотник. Имелись также три громадных глобуса, один из которых был изготовлен еще в восемнадцатом веке для Петра Первого, а последний, трехметрового диаметра, не далее как год назад на основе цветных спутниковых снимков.
Другие собирают монеты, марки, картины и скульптуры, а князь обожал вот это. Были здесь карты обычные, многотиражные, на которых не жалко было рисовать всяческие значки и стрелки, проясняя для себя текущую политическую и военную обстановку, а были и уникумы, вроде подробнейших немецких, выполненных в масштабе пятьсот метров в сантиметре, а потом уменьшенных так, что целые государства помещались на стандартном листе, но с помощью лупы размером в тарелку открывали тайны всех своих «лугов, полей и рек».
– А вот я тут вчера позволил себе на рыбалку вырваться, – сообщил Чекменев, чтобы слегка отвлечь Олега Константиновича, дать ему расслабиться, стать более восприимчивым к очередным судьбоносным идеям, которые генерал собирался до него донести. – Есть у меня неподалеку одно заветное местечко. Пока на поплавок смотришь, мысли разные интересные в голову приходят.
– Ну-ка, ну-ка, – в отличие от последних царствовавших Романовых Олег Константинович рыбалкой в спортивном или гастрономическом смысле не увлекался, но как способ медитации признавал.
Они с удовольствием порассуждали о сравнительных качествах снастей, о том, какая вода лучше успокаивает, стоячая или все же текучая, о способах быстрого копчения свежевыловленной рыбы.
Князь был доволен, что наперсник[8] хоть сегодня не касается темы, которая, в общем-то, его пугала.
Словно Рок из древних мифов, своей неизбежностью и необратимостью. То есть, если начнется борьба за власть, то до окончательного результата, каким бы он ни был, на полпути не остановишься и назад не повернешь.
Олег Константинович наизусть цитировал куски из «Записок об ужении рыбы» Аксакова, вспоминал случаи из собственных географических экспедиций и вел дело к тому, что неплохо бы в ближайшие дни что-то такое сорганизовать.
Тут в дверь заглянул адъютант и жестом пригласил Чекменева выйти в приемную.
– Что такое? – недовольно вскинул голову князь. Он не любил, когда его перебивали. А генерал, напротив, предупредил поручика, что если последует вызов по определенной форме, то звать его к телефону невзирая ни на что. В его работе и минутное промедление может оказаться решающим.
Звонил Тарханов, назвавший дежурному по управлению пароль крайней срочности.
Услышав доклад полковника, генерал, честно сказать, обрадовался.
Конечно, то, что произошло, – для страны, правительства, простого обывателя, – шок и трагедия. Для него, разведчика и политика, все обстоит несколько сложнее. Столь масштабная вылазка неприятеля в глубоко тыловом районе подтверждает его проработанный и выстраданный прогноз – «черный интернационал «переходит в наступление по всему периметру Свободного мира. И этой своей сегодняшней акцией, сам того не понимая, сдал отличные козыри лично ему, генералу Чекменеву. В той игре, которую он ведет пока что против правительства собственной державы, но итогом которой станет победа над самим «интернационалом».
В это Чекменев верил несгибаемо. Иначе – зачем все?
Жертвы среди бойцов и местного населения – это, разумеется, плохо. Но они не так уж велики, вполне сравнимы со среднестатистическими жертвами от несчастных случаев всякого рода. Политический же выигрыш представлялся огромным.
Так он и доложил князю, возвратившись в кабинет.
Олег Константинович, если и был удивлен и взволнован сообщением, внешне этого никак не показал. Разве что лицо у него, только что благодушное и улыбчивое, посуровело.
Встав из-за стола, он безошибочно нашел на стеллаже для расходных карт нужные, прикрепил на демонстрационный щит.
План города Пятигорска с окрестностями и обзорные карты Северного Кавказа и Закавказья.
– Самое главное, – тоже подойдя к картам, продолжал Чекменев, – захвачен важный «язык». И захвачен моими людьми, без ведома местного ГБ. Я уже распорядился послать за ним самолет. Часа через три-четыре буду иметь удовольствие с ним разговаривать. То есть мы здорово выигрываем во времени.
– Поговори, поговори… – Олег Константинович тоже начал просчитывать в уме расклад. – Сразу же доложишь результаты.
– Тут еще один пикантный момент.
Самое интересное Чекменев приберег на десерт.
– Прежде всего, вчера вечером успешно завершена операция «Кулибин». Там же, в Пятигорске. Конструктор «Гнева Аллаха» изъят вместе со всей своей «кухней» и в настоящее время тоже этапируется в Москву. К вечеру, надеюсь, будет здесь. Я не хотел докладывать, пока не увижу его своими глазами. Но раз уж так вышло…
Уверен, что захват города предпринят в целях его освобождения. Мы нечто подобное предвидели, почему и немедленно вывезли объект из Пятигорска, организовав соответствующую отвлекающую операцию. Она, очевидно, сработала. Но самое интересное даже не это. Опять отличился наш герой, Тарханов-Неверов…
И пересказал то, что успел услышать по телефону от самого Сергея.
– Надо же! – поразился князь. – Это какой-то особый талант – попадать в такие переделки.
– А главное – выходить из них с минимальными потерями и максимальным успехом. Сам жив, заложники освобождены, важный «язык» захвачен. Конечно, если бы юнкера не подоспели, все кончилось бы для него и для заложников куда печальнее.
– Так в этом и мастерство. Вовремя сориентировался, вызвал подмогу, продержался до ее прихода. И, как я понимаю, дезорганизовал негодяев настолько, что егеря освободили гостиницу почти без потерь, – возразил Олег Константинович. – Снова придется награждать. Как считаешь?
– Ежели вашей властью, так единственно Георгием, но теперь уже третьей степени. А к государственным его представлять нет никакого смысла. Поскольку сейчас он в некотором роде поручик Киже, фигуры не имеющий.
– Кардинал Ришелье и король Людовик своих верных слуг вообще исключительно деньгами и перстнями награждали, – усмехнулся в бороду регент.
– Ну, деньги, что деньги. Они у меня и так ребята не бедные последнее время.
– Будь по-твоему, Георгий так Георгий, хотя третий – это уже генеральская награда.
– Не будем формалистами. А если требуются прецеденты, так государь император Павел Первый капитан-лейтенанта Белли за взятие десантом Неаполя ордена Андрея Первозванного удостоил, положенного лишь коронованным и особо высокопоставленным особам.
– Да-да, помню. «Ты меня, Белли, удивил, так теперь я тебя удивлю». Так дела пойдут, он скоро полным кавалером станет… Однако лучше бы таких возможностей ему больше не представлялось. Раз повезло, два повезло… Мне живые герои нужны!
Князь, внезапно задумавшись, отошел к окну. Наполовину сгоревшую сигару он подносил к губам так часто и затягивался так глубоко, будто это была обычная сигарета.
– Хотя вообще-то, – не оборачиваясь, заговорил он, – полковник Тарханов не только креста не заработал, а приличную ссылку как минимум, будь я самодержавным правителем.
– То есть? – осторожно поинтересовался Чекменев.
– Так сам посуди – что толку нам от его геройских подвигов? Прямо Козьма Крючков времен войны четырнадцатого года. Ну, убил он десяток немцев пикой и шашкой, так потом немецкая пропаганда четыре года своих граждан ужасами вторжения русских казаков пугала. И немало в том преуспела. Задумайтесь, генерал.
– Уже задумался, – кивнул Чекменев, начиная понимать ход княжеской мысли.
– Если бы местные бандиты или турецкий десант, какая разница, захватили Пятигорск, а то и весь район Кавминвод по-настоящему, да потом правительственные войска штурмовали его дня три, а я бы успел за это время кое с кем договориться, выбросить гвардейский корпус к Владикавказу якобы для прикрытия границ в условиях иностранной агрессии, сопряженной с внутренним мятежом!
Через месяц бы смог назначить тебя, скажем, наместником Кавказа. Со ставкой в Тифлисе и соответствующим парламентским кризисом в Петрограде. Как?
– Хорошо, Ваше Императорское Высочество. А это нам надо? Грубовато, на мой взгляд. И – торопливо.
Великий князь смотрел на «ближнего боярина» с усмешкой сквозь бороду. Намекая, что он все равно умнее.
– Значит, оставляем все как есть? Тарханову – орден, а нам что?
– Именно так. Тарханову орден, нам политический навар. Пусть на Кавказе происходит все, как происходит, а я ближе к ужину доложу про наши местные дела.
– Доложишь, конечно, доложишь…
Князь подошел к карте, начал водить карандашом, не касаясь, впрочем, бумаги, между Трапезундом, Эрзерумом и берегом озера Ван. Прекрасная оборонительная позиция на южных границах России, опирающаяся на три первоклассные крепости и пятикилометровую в глубину полосу дотов, надолбов и колючей проволоки. Одна беда – и по Черному, и по Каспийскому морям свободно ее можно обойти хоть на фелюгах, хоть на подводных лодках и высадиться в любом месте, от Одессы до Астрахани. В чем смысл такой «госбезопасности»?
– И что говорят ваши информаторы и аналитики? Да я и без них знаю. Тренировочные лагеря и базы хранения боевой техники у исламистов, мечтающих о возвращении Ванского пашалыка[9] примерно здесь? – Князь ткнул острием карандаша в район Деярбакыра.
– И здесь, и там, и в любом другом конце света. Ваше Высочество, ну почему это вас так волнует? Да пусть, наконец, эта мировая война начнется сама собой, с любого направления, тогда у нас с вами хоть цель появится…
– Циник ты, Игорь, – с сожалением ответил князь, сломал в сильных пальцах карандаш и бросил его на пол. Его прадед Александр Третий Миротворец вообще умел разорвать пополам полную колоду карт и согнуть серебряный рубль. – А как могло бы здорово получиться! Воздушные десанты здесь, здесь и здесь. Черноморский флот атакует район Зонгулдака, Средиземноморский отряд может за сутки дойти до Мерсины. И – все. Большая часть текущих проблем была бы снята. Никто бы и не пикнул.
Лицо его приобрело мечтательное выражение.
Что ж, с точки зрения оперативного искусства такая операция не была бы слишком сложной и увенчалась бы успехом с минимально возможными потерями. А с точки зрения большой стратегии? Мы бы просто удлинили линию боевого соприкосновения с противником, ничего особенно не выиграв. Сухопутные границы никогда не могут быть обороняемы достаточно надежно. Вот если бы занять всю территорию Евразийского континента, повсеместно выйдя к береговой черте, тогда, может быть…
Но для этого нужно иметь примерно пятнадцатимиллионную кадровую армию. И кое-что еще.
Примерно так Чекменев князю и сказал.
– Вот уж и помечтать нельзя! А пока я, значит, должен ждать, пока вы…
– Совершенно верно. Вы не договорили, и правильно сделали. Когда (и если!) войне придется возникнуть, на то есть Генеральный штаб, правительство, союзы и коалиции. В общем, реалполитик. А пока я бы вам посоветовал заняться более насущными вещами.
– Ну, давай займемся, – одновременно с усталостью и облегчением ответил претендент на Российский престол.
Знал его Чекменев почти пятнадцать лет и все эти годы считал своим главным достоинством – вовремя догадываться, когда Олег Константинович говорит всерьез, а когда занимается «дипломатией».
Они, конечно, друзья, пусть не детства, а офицерской юности, и единомышленники, а все равно – должна же быть разница между простым смертным и коронованной особой. Совпал вовремя – ну и молодец. Нет – не взыщи.
Это даже к самым лучшим начальникам относится.
– По официальным каналам информация о захвате города еще не проходила?
– До нас, как видите, пока не дошла. А в военном министерстве и в правительстве – не знаю. Ежели обычным порядком – из Ставрополя в округ, оттуда в столицу, так примерно сейчас и должна дойти. Оперативная, я имею в виду, а так пока рапорты напишут все, кому положено, в общую докладную сведут, зашифруют, расшифруют – премьеру на стол не раньше чем к ночи попадет. А мы уже и пленного допросим, и от Тарханова объяснительную отберем. В темпе мы хорошо выигрываем…
– А журналисты?
– Там же вся связь с внешним миром отрублена была. Только вот сейчас и включилась, когда Тарханов позвонил. Думаю, что в ближайшие минуты по радио и дальновидению что-то пойдет.
– Меня вот удивляет, как это за полдня никто из местных жителей из города не выбрался, тревогу не поднял. Там до Минеральных Вод, до Ессентуков за час пешком добежать можно…
– Не могу сказать. Не располагаю информацией. Может, желающих рисковать головой не нашлось, а может, и нашлись, да выходы из города хорошо перекрыты. Связь-то всех видов они обрубили грамотно. Очевидно, имели в городе разветвленную сеть. Мне вообще кажется, что произошло дикое совпадение по времени двух совершенно разных ситуаций. Захват города планировался независимо от нашей операции. Все было уже подготовлено, фигуранты расставлены по местам, предприняты меры по нейтрализации МГБ, полиции, гражданских властей, средств транспорта и связи. Дальней и ближней блокаде города. Но намечалось все не на сегодня, а на завтра-послезавтра. А тут Тарханов с Кедровым сработали. И у кого-то просто не выдержали нервы… Эх, пустили б меня туда, я бы плотненько поработал, – мечтательно закончил свою тираду Чекменев.
– Не пустят же, и нечего об этом говорить, – поморщился князь. – Скажи лучше, на повышенную готовность не пора Гвардию переводить?
– Не вижу необходимости. Батальон «печенегов» у меня всегда в полной боевой, а войска не стоит. Только гусей дразнить раньше времени.