Они шли вдоль железнодорожного полотна. Со стороны Байришештрассе вокзал был оцеплен солдатами вермахта и железнодорожниками, поэтому они не решились воспользоваться входом с Винерплатц. Если молодой человек с руками и ногами, в призывном возрасте, без мундира, в городе вызывал только любопытство, то в случае официальной проверки документов он подвергался серьезной опасности.
Они остановились в конце платформы, у небольшой кирпичной будки с зарешеченными окнами, похожей на сторожку. Поблизости был бетонированный колодец. Из крышки колодца торчала длинная оцинкованная труба. Внутри будки горели свечи. Она увидела фигуру солдата. Достала из чемодана две бутылки водки и засунула их в карманы пальто. Потом подошла к открытым настежь дверям. Молодой парень в мундире вздрогнул, когда она вдруг появилась на пороге, и протянул руку к автомату. Она заметила, что его ладонь перебинтована. И замерла на месте.
– Послушай, – начала она, – мы с братом должны быть завтра в Кельне. Наша мать умирает. Понимаешь? Мать!
Солдат быстро подошел к ней.
– Что ты здесь делаешь?! – крикнул он.
– Прошу тебя помочь. Я хочу сама закрыть глаза моей матери. Ты поможешь мне?
Парень какое-то время смотрел на нее, потом затащил в будку и захлопнул дверь.
– Я дам тебе за это водки, – сказала она и поставила две бутылки на подоконник зарешеченного окна.
– Это не так просто, – ответил он, поглядывая на бутылки. – Приходи завтра. Я уточню расписание, потому что сегодня…
– Завтра? Завтра может быть слишком поздно! – прервала она его. – Тебе очень больно? – Она подошла к нему и осторожно прикоснулась к забинтованной руке. – Поменять тебе повязку? – предложила она, заглянув ему в глаза.
Солдат улыбнулся и заглянул в кожаную сумку, висевшую у него на плече. Вытащил оттуда мятый лист бумаги и подошел к свече, стоявшей на небольшом деревянном столике.
– В два часа должен прибыть транспорт до Дортмунда. Они будут заправляться водой. В конце состава несколько пассажирских вагонов. У тебя есть еще водка? – спросил он, оторвав взгляд от бумаги.
– Есть.
– Нужно еще две бутылки.
– Почему две?
– Одна для сторожа на путях и одна для сержанта в вагоне. С сержантом будет потруднее.
– А где эти вагоны остановятся?
– Ближе к Будапештерштрассе.
– Перебинтовать тебе руку? – спросила она с облегчением.
– Нет. Я бы предпочел, чтобы ты перебинтовала мне кое-что другое, – ответил парень и заржал.
– Спасибо, – сказала она и поцеловала его в щеку.
– Подожди, – остановил он ее и протянул ей обрывок бумаги. – Отдашь эту квитанцию вместе с водкой сторожу на путях. Это у нас вместо билета…
Транспорт до Дортмунда появился около трех часов ночи. Сторож оказался лысым мужчиной с огромным пузом. Он сначала внимательно рассмотрел бумажку, потом бутылку водки. Вытащил пробку и осторожно сделал маленький глоток. Потом глоток побольше. И только после этого взял у нее чемодан и подал ей руку.
В пассажирском вагоне, в который они вошли, были сняты перегородки купе. Они шли мимо лежавших на полу солдат. Железнодорожник указал им на свободный закуток у стены в самом конце вагона. Они сели на пол. Парень прижался к ней.
Она чувствовала, как он напряжен. С тех пор как они покинули склеп, он не произнес ни слова. Ей очень хотелось, чтобы поезд наконец тронулся. Ей тоже было страшно.
В вагон вошел эсэсовец. Она видела, как он наступает на ноги спящим солдатам. Вот он заметил их. Остановился. Подошел, взял в руки футляр со скрипкой. Открыл его и некоторое времени благоговейно гладил деку.
– Замечательный инструмент, просто замечательный, – сказал он.
Железнодорожник, следовавший за эсэсовцем, прошептал ему что-то на ухо. Эсэсовец снял шинель и сел на пол. Взял смычок. В этот момент поезд тронулся. Эсэсовец начал играть. Стук колес поезда и музыка слились в одно целое.
– Брух никогда бы не стал это так играть. Никогда! – подал голос парень.
– А как, господин гражданский? – спокойно ответил эсэсовец.
Парень встал. Вырвал смычок из рук эсэсовца.
– Вот так! – воскликнул он.
И заиграл. Эсэсовец сидел на полу. Вокруг сгрудились проснувшиеся солдаты. Парень продолжал играть в движении, ходил взад-вперед и играл. Когда он закончил, раздались аплодисменты.
– Вот так нужно играть Бруха, господин эсэсовец. Так! И никак иначе, – сказал он, опуская скрипку.
Солдаты засмеялись. Эсэсовец поднялся. Она видела ярость на его лице. Железнодорожник услужливо подал ему шинель.
Она проснулась от холода. Обнаружила, что лежит на полу вагона, прижавшись к парню. Подняла голову и огляделась. Вагон был пуст. Она встала. Подошла к окну. Вдоль насыпи стояли солдаты. Она подошла к чемодану и вытащила фотоаппарат. Остановилась. Он лежал с перевязанной окровавленным бинтом головой на футляре скрипки. Она нажала кнопку затвора. Укутала его шинелью и вышла из вагона.
Зажмурилась от яркого солнца, отражавшегося от белоснежных сугробов. Медленно пошла вдоль поезда, стоявшего у въезда на виадук. Вдали, за виадуком, она увидела очертания зданий какого-то города. Вдруг послышались громкие окрики. Она увидела ряд ухмылявшихся солдат, стоявших у товарного вагона. Солдаты мочились на сугроб под вагоном. Остановилась. Взяла аппарат. Солдаты заметили ее.
– Ближе, фройляйн, ближе! Это всего лишь члены! – услышала она громкий смех.
Отвернулась и пошла обратно. Пузатый железнодорожник крикнул, что поезд отправляется. Подойдя к вагону, она увидела, как он спрыгивает на снег. Без шинели, одетый только в дырявый свитер.
– Привет, Марта, – сказал он с улыбкой, – я сейчас вернусь. В этом поезде нет туалета…
Он пошел по направлению к развесистому дереву у дороги, ведущей к виадуку. Она почувствовала, что замерзла. Поднялась по ступенькам в вагон. Сидевшие на полу солдаты с любопытством рассматривали ее. Она присела к стене. Закурила. Услышала свист локомотива и почувствовала сильный толчок. Поезд тронулся. Она вскочила на ноги и с громким криком бросилась к окну вагона. С трудом опустила раму и высунулась. На дороге у виадука стоял военный вездеход. Возле него эсэсовец объяснял что-то двум солдатам. Парень стоял между ними, опустив голову. Она подбежала к двери вагона, попыталась открыть ее. Дверь была заблокирована. Поезд набирал скорость. Она вернулась к окну и отчаянно закричала.
– Боже, почему?! Боже… Как тебя зовут?! – крикнула она, когда окно, из которого она высунулась, поравнялось с вездеходом у виадука.
Он заметил ее. Попытался подбежать, но солдаты преградили ему дорогу.
– Береги мою скрипку! Я люблю тебя, Марта! Меня зовут…
Стук колес заглушил его голос. Она видела, как эсэсовец заталкивает его в вездеход. Через минуту виадук исчез за поворотом. Она так и стояла, высунув голову из окна. Ее будто парализовало. Сжимала металлическую окантовку опущенного окна и не могла сдвинуться с места. Через какое-то время один из солдат и решительно потребовал:
– Закрой ты, наконец, это окно! Хочешь, чтобы у нас яйца отмерзли?
Она не реагировала. Солдат силой оторвал ее ладони от оконной рамы и захлопнул окно. Отвел ее в конец вагона, где на полу лежал прикрытый шинелью футляр со скрипкой. Она забилась в угол. Вытащила скрипку. Обняла ее, прижала к груди. И заплакала…