Часть вторая Ходячее изваяние

Бей киркой,

Кроши породу,

В твердь вгрызайся,

Жилу режь,

Чтобы каменному сердцу

Дать живительную брешь.

Старая песня рудокопов

Глава 4

Райф остался в живых только потому, что его мочевой пузырь был переполнен.

Единственным предупреждением об опасности стало облачко пыли, повисшее в воздухе над известняковым полом штрека. Райфу хотелось бы приписать это необычное явление силе и ярости струи, бьющей из него в стену. Но он сразу же понял, что случилось. Страх мгновенно остановил струю и заставил его упасть на четвереньки. Райф уперся рукой в здоровенную глыбу, за которой он укрылся, чтобы справить нужду. Камень задрожал под его ладонью.

Он бросил взгляд на масляную лампу, подвешенную к кожаному поясу. Огонек колыхался и трясся за матовым стеклом.

У Райфа стиснуло грудь от ужаса.

В глубине штрека другие заключенные вопили и кричали, громыхая цепями в попытке бежать. Но было уже слишком поздно. Камень зловеще застонал под неудержимым напором – затем раздался оглушительный грохот. Земля взметнулась, подбрасывая Райфа в воздух. Каменная глыба рядом с ним подлетела высоко вверх, отскочила от свода и рухнула на пол, уже испещренный трещинами.

Райф упал, больно ударившись копчиком, и пополз назад, прочь из рушащегося штрека. Лампа, к счастью, уцелевшая, болталась на поясе. Впереди большой кусок свода обвалился, разлетаясь на мелкие куски. Новые трещины, разбегающиеся по своду, стенам и полу, гнали Райфа вперед.

В воздухе кружилось удушливое черное облако, насыщенное песком и известью.

Райф закашлял, чтобы не захлебнуться в этом плотном облаке. Поспешно перекатившись на живот, он поднялся на ноги и побежал прочь. Мерцающий огонек у него на бедре был похож на одинокого светлячка, затерявшегося во мраке подземелья. Слабый свет не мог проникнуть сквозь плотную пелену пыли. И все же Райф бежал вперед, выставив перед собой руки. Кандалы на ногах гремели в такт его шагам, металлическим лязгом подыгрывая его отчаянию.

В спешке Райф задел бедром за выступ в стене. Его развернуло, и стекло лампы у него на поясе разбилось. Осколки вспороли грубую ткань портков и впились в ногу. Поморщившись от боли, Райф замедлил бег, старательно заботясь о том, чтобы не погасла лампа. Только у надзирателя был кремень, чтобы снова зажечь погасший огонек.

«Этого не должно случиться!..»

Райфу доводилось видеть других каторжников, наказанных темнотой. Бедолаг спускали без лампы в колодец и оставляли там на несколько дней. Нередко на поверхность они поднимались уже сломленными, обезумевшими. Этого Райф боялся больше всего: вечного мрака без конца. Да и как могло быть иначе? Все свои три десятка лет Райф прожил в землях Гулд’Гул на восточной окраине Венца, на границе выжженного солнцем мира, где никогда не наступает ночь и земля представляет собой песчаную пустыню, в которой обитают лишь омерзительные твари, а также племена дикарей, влачащих жалкое существование. Прожив всю свою жизнь под солнцем Гулд’Гула, Райф воспринимал ночь как выдумку, темноту, внушающую страх.

Кое-как выбравшись из облака пыли, Райф наконец остановился. Открепив от пояса лампу, он поднял ее вверх – осторожно, опасаясь, что от резкой встряски погаснет огонек на кончике опущенного в масло фитиля.

– Ты только не вздумай погаснуть! – предупредил он мерцающее пламя.

Глядя на оседающую пыль, Райф прислушался к успокоившейся земле позади. Сердце у него в груди также стало стучать тише. Он осмотрел подземный проход. Обвал закончился в ста шагах от него, полностью перегородив штрек. Со сводов продолжали осыпаться мелкие камешки. С громким треском сломалась деревянная подпорка, отчего Райф испуганно отскочил назад.

И все-таки, похоже, худшее осталось позади.

«Но что дальше?»

Райф громко чихнул, напугав себя, затем повернулся и огляделся вокруг. Этот уровень каменоломен был ему незнаком, хотя он наслушался рассказов о нем. Некоторое время назад его и десяток других каторжников подняли с соломенных подстилок в подземной темнице и под угрозой батогов отвели сюда, в этот отдаленный конец известнякового штрека. Здесь их спустили вниз на конопляных веревках, привязанных к пустой вагонетке, с помощью лебедки, приводимой в движение могучими буйволами где-то за входом в шахту. Говорили, что эта часть каменоломен давно заброшена. Кто-то утверждал, что штольни и штреки иссякли столетия назад, но большинство верили, что это место про`клятое, здесь обитают злые духи и злобные ведьмы.

Райф не придавал особой веры этим рассказам. Он знал, что кое-кто из рудокопов запихивает хлебные корки в трещины в камне; надзиратели так же в точности поступали с монетами, по большей части с медными пинчами, но иногда и с серебряными эйри. И все это для того, чтобы ублажить духов.

Но только не Райф.

У себя на родине, в глухих переулках Наковальни, он научился доверять только тому, что можно потрогать своими руками или увидеть собственными глазами. Он не признавал рассказы о богах, призраках и привидениях. Живя в Наковальне, Райф усвоил, что в мире и так достаточно того, чего нужно бояться. Ночами в Наковальне разбоем и грабежами занимались не какие-то там привидения, а живые люди из плоти и крови, пытающиеся стянуть чужое.

Впрочем, как правило, именно Райф и был одним из них.

Наковальня была главным портовым городом Гулд’Гула. Она вытянулась вдоль берега моря, убогая дыра, каких еще поискать. Город головорезов и бандитов всех мастей. Он потел и испражнялся подобно живому существу, весь пораженный развратом, заразой и гнилью. Независимо от времен года, в бурю и хорошую погоду, Наковальня никогда не менялась. Ее бухта постоянно пестрела парусами сотни кораблей, в кабаках продолжалась непрерывная гулянка.

Жители города горько шутили, что в Наковальне никто не живет; здесь только выживают.

Райф вздохнул.

«Как я по ней соскучился…»

Хотя у него не было никакой надежды снова увидеть родной город. Гильдия воров предала его, и он оказался в сотне лиг к югу, осужденный провести остаток дней погребенным в каменоломнях. Он перешел дорогу другому вору, мастеру гильдии Ллире хи Марч, и за это его наказали. Райф находил наказание несоразмерным проступку, краже какой-то мелочовки у бывшего возлюбленного Ллиры, архишерифа Наковальни. Добыча была уж слишком соблазнительной, да и Ллира не относилась к тем, кто долго терпит одного ухажера, не говоря уже о верности. На самом деле сам Райф не раз делил с ней теплое ложе.

Он покачал головой.

Даже сейчас Райф оставался в полном недоумении. Он подозревал, что за таким суровым наказанием скрывалось нечто такое, во что он не был посвящен.

«Неважно, я жив».

Но где он находится?

Когда пыль улеглась, оставив лишь висящую в воздухе дымку, Райф засунул свободную руку в потайной карман, пришитый изнутри к порткам. Он достал путевод, который стащил у надзирателя, присматривавшего за другим отрядом, и тотчас же спрятал. В пропаже обвинили других заключенных, которые лишились каждый по пальцу. Прекратилось это только тогда, когда кто-то взял вину на себя, чтобы прекратить мучения, и сказал, что будто бы испугался и выбросил добычу в нужник. Копаться в дерьме никому не захотелось.

Райф поднес путевод к дрожащему огоньку. Полоска самородного магнитного железа колебалась из стороны в сторону, не желая остановиться. Странно. Райф украл путевод в смутной надежде когда-нибудь совершить побег. Хотя, если честно, на самом деле он просто увидел возможность что-то спереть – и не смог устоять. Проведя погребенным в каменоломнях почти два года, Райф мог думать только о свободе. И путевод мог тут оказаться полезным. Райф рассудил, что, если ему когда-нибудь представится случай бежать от бдительного ока надзирателя и укрыться где-нибудь в заброшенной части каменоломен, такой инструмент поможет определить правильное направление.

Как это было сейчас.

Дойдя до разветвления штреков, Райф остановился и описал на месте круг, стараясь определить, как ему быть дальше. Он мечтал о свободе, но притом также очень ценил свою шкуру. Если это будет означать жизнь, он с радостью вернется к кнуту и дубинкам. Бегство ценой собственной жизни не рассматривалось.

В конце концов Райф остановился на одном из штреков, выбрав его только потому, что магнитная полоска там вроде бы колебалась меньше.

– Сойдет.

* * *

Через несколько сотен шагов Райф окончательно заблудился.

Ему начало казаться, будто он ходит кругами, медленно спускаясь вниз, словно направляясь к своей собственной могиле. Что же касается путевода, тот только сбивал его с толку. Полоска теперь непрерывно крутилась, словно издеваясь над ним.

«Может быть, это место про`клятое…»

Близкий к отчаянию, Райф свернул в другой штрек. Сердце гулко стучало. Масла в лампе оставалось в лучшем случае на полдня. Райф напрягал слух, стараясь уловить характерные звуки забоя: команды надзирателей, стук кирок, крики заключенных, получивших удар плетью. Но он слышал лишь свое собственное учащенное дыхание да срывающиеся изредка с уст приглушенные ругательства.

Ему приходилось пригибаться, чтобы не задевать головой о низкие своды – что само по себе было утомительно. Подобно всем жителям Гулд’Гула, Райф был кривоногий и твердоголовый во всех смыслах. Казалось, палящее солнце высушило их, не давая набраться росту, оставляя невысокими и коренастыми, что, пожалуй, было и к лучшему для работы в тысячах каменоломен и рудников, раскинувшихся вдоль всего побережья Гулд’Гула, от каменного Мертвого леса на севере до бескрайних южных Пустошей.

Проведя ладонью по стене, Райф нащупал в известняке трещины. Здесь деревянные подпорки давно превратились в камень, затвердев за многие столетия в богатом минералами воздухе. По мере того как Райф продвигался дальше, трещины увеличивались числом и становились шире.

Подняв голову, он увидел, что свод также покрыт трещинами.

Отвлекшись, Райф споткнулся о груду камней и упал. Он едва не разбил путевод, но вовремя ухватился за стену другой рукой. Лампа на поясе резко качнулась. Райф затаил дыхание, испугавшись, что пламя погаснет.

Огонек судорожно затрепетал, но не погас.

Райф осмотрел камни на полу. Их края были острыми, а пролом в своде указывал на то, что они только что отломились оттуда. Если у Райфа и оставались какие-то сомнения относительно того, что он ходил кругами, теперь доказательства были налицо.

– О боги, – пробормотал он, – я вернулся прямиком под тот участок, где произошел обвал!

Ладно.

Он двинулся вперед по сужающемуся проходу, но шагов через сто обнаружил, что тот превращается в крутой откос, заваленный острыми камнями и толстым слоем песка. Райф сверился с путеводом. Магнитная полоска по-прежнему указывала вперед, прямо на опасную осыпь.

Он в отчаянии стиснул устройство.

– Клянусь своей задницей, я здесь застрял!

Охваченный не столько страхом, сколько раздражением, Райф в злости махнул рукой. От этого резкого движения слабый огонек в лампе на бедре погас. Вокруг сомкнулся непроницаемый мрак.

«Нет, нет, нет!..»

Темнота заставила Райфа опуститься на корточки, затем встать на четвереньки. Его охватила дрожь. Крепко зажмурившись, он затем снова открыл глаза, пытаясь что-либо разглядеть, отказываясь принять свою участь.

– Только не так! – пробормотал Райф.

Перевернувшись на задницу, он подобрал к груди колени.

Хоть и безбожник, Райф помолился всему пантеону. Матери Снизу и Отцу Сверху, серебристому Сыну и сумрачной Дочери, окутанному саваном Модрону и ясной Белль, гиганту Пивллу, держащему небосвод, и Нефине, скрывающейся в глубинах Урта. Райф молился, не забывая никого, упоминая каждого. Запинаясь, он произносил полузабытые молитвы, усвоенные еще на коленях у своей матери.

И тут, словно его услышали, впереди появилось слабое сияние. Райф потер кулаками слезящиеся от напряжения глаза. Сначала ему показалось, что это лишь видение, порожденное его страхом. Но сияние не исчезало. Возможно, оно присутствовало всегда.

Райф поднялся на четвереньки и пополз вперед. Добравшись до края осыпи, он задел рукой камень, покатившийся вниз по склону. Сияние, слабая перламутровая голубизна, поднималось снизу. Райф не знал, чем оно порождается. Имело значение только то, что это был безопасный приют в темноте, горящий огнями порт, в котором можно было укрыться от черного шторма.

Гремя кандалами, Райф опустил ноги и, стиснув зубы, начал сползать вниз по крутому склону. Спуск был опасный, коварный.

И все же…

«Все что угодно будет лучше этого адского мрака».

Глава 5

Окровавленный, весь в ссадинах, Райф наконец сполз до конца осыпи. И остановился перед внушительной глыбой черной серы, укрепившись на заскорузлых пятках. В десять раз выше его, глыба торчала из белого известняка подобно плавнику чудовищной акулы Фелл.

Свечение исходило из-за глыбы.

Сглотнув страх, Райф смахнул прилипшие к мокрому от пота лбу пряди волос и заправил их под фетровую шапочку, защищавшую голову. Настороженно пригнувшись, он постарался как мог подтянуть портки, сзади разорванные в клочья, и поправил короткий кожаный жилет, надетый поверх рубахи из грубой холстины.

Райф не знал, что ждет его впереди, но постарался подготовиться как можно лучше.

Внизу провал был заполнен едким зловонием, напоминающим запах жженой извести и масла. Райф делал неглубокие вдохи, опасаясь, что воздух может быть ядовитым. Ему доводилось видеть, как рудокопы, спустившиеся в глубокую штольню, где еще накануне было безопасно, теряли сознание и даже умирали, отравившись испортившимся воздухом.

Сделав несколько вдохов и выдохов и не обнаружив ничего плохого, Райф двинулся дальше.

Осторожно обойдя вокруг выступающей глыбы серы, он выглянул из-за ее края. Ему пришлось несколько раз моргнуть, чтобы понять, что перед ним. Голая стена известняка впереди казалась разбитым зеркалом; трещины расходились во все стороны от расколотого медного яйца в ее основании. Судя по виду, яйцо лопнуло давным-давно, его неровные края успели почернеть от времени.

Свечение исходило из яйца.

Райф прищурился, однако с такого расстояния ничего не смог разглядеть.

– Просто подойти поближе и посмотреть, – произнес он вслух и тотчас же возразил себе: – А может быть, лучше не сто`ит.

Пожевав губу, Райф кивнул, принимая решение, и направился к таинственной загадке. С каждым шагом горелая горечь в воздухе усиливалась. Райф не отрывал взгляда от стены перед собой, пытаясь проникнуть сквозь трещины в темноту за ними. Тревога нарастала.

«А что, если в этом и кроется причина недавнего землетрясения, вызвавшего обвал?»

Если так, следовало опасаться того, что один неверный шаг может все обрушить. Райф замедлился, но не остановился. Любопытство влекло его вперед. Он не мог устоять перед желанием узнать истину. Или это, или возвращение в вечный мрак.

Поэтому Райф продолжал идти вперед.

Приблизившись к разбитому яйцу, он смог рассмотреть, что медная скорлупа, гладкая и без швов, имеет в толщину больше двух пядей. Наклонившись, Райф заметил что-то у края яйца. Прямо под ним лежал распростертый скелет, наполовину погребенный в известняке, словно утонувший в камне. Кости были не белыми или серовато-желтыми, а зеленовато-синими. Райф догадался, что этот оттенок обусловлен не свечением, а какой-то алхимией минералов и пиритов, проникавших в кости на протяжении несчетных столетий.

Он обошел распростертого мертвеца, почтительно прикоснувшись пальцами ко лбу, губам и сердцу, чтобы не разбудить заточенную внутри душу, и приблизился к разорванному краю скорлупы, желая – нет, сгорая от желания узнать, что проливает в темноту такое сияние.

Пригнувшись, Райф просунул голову под медную притолоку, искореженную и обугленную, навстречу свечению. Увиденное заставило его застыть на месте.

«О боги!..»

Внутри скорлупа была из той же самой гладкой меди без швов, подобная стеклянному пузырю, который выдула подземная богиня Нефина. Ее внутренняя поверхность светилась от сложной паутины стеклянных трубок и медных соединений. В трубках бурлила какая-то золотистая жидкость. Однако истинный источник света находился в дальнем конце, куда и вело все это хитросплетение. В сияющей стеклянной нише застыла фигура, похожая на сверкающего бронзового паука в центре своей паутины.

«Что это, бог или демон?»

Несмотря на охвативший его леденящий ужас, Райф не мог оторвать взгляда.

Фигура, отлитая из бронзы и такая же бесшовная, как и медная скорлупа, изображала женщину. Красивый овал ее лица обрамляли ровные пряди волос из той же самой бронзы. Конечности были длинные и изящные, скрещенные на животе руки прикрывали срамные места. Груди, только обозначенные, добавляли красоты.

Это было творение искусного художника.

Но внимание Райфа привлекло выражение лица женщины. В ее закрытых глазах таилось скрытое изящество, в то время как полнота и форма губ говорили о глубокой печали, словно Райф уже успел каким-то образом разочаровать ее.

– Кто ты? – прошептал он.

У него за спиной раздался крик.

Вздрогнув, Райф огляделся по сторонам. Он был вором, поэтому первым его стремлением было спрятаться. И Райф последовал этому порыву. Поспешно выбравшись из скорлупы, он нырнул за груду кусков известняка слева от нее. Камни оказались на удивление теплыми, даже горячими. Тем не менее Райф втиснулся между глыбой и стеной. Бросив взгляд на яйцо, он увидел, что известняк, обрамляющий скорлупу, почернел и обуглился. Райф прикоснулся к поверхности рукой. Его убежище находилось совсем рядом с яйцом, и он смог дотянуться до изгиба медной скорлупы. Его ладонь не ощутила исходящего от металла тепла. Райф осторожно прикоснулся к холодной меди кончиком пальца, затем всей рукой, подтверждая свою догадку.

«Сплошные странности».

Ладонью Райф ощутил слабую дрожь. Его внимание привлекли новые крики, донесшиеся сверху склона. Там проход озарился огнями двух десятков ламп и факелов. Прозвучали резкие команды. Огни начали спускаться по осыпи. Дрожь яйца под ладонью Райфа затихла. Даже слабое свечение погасло, сменившись темнотой.

Из своего укрытия Райф больше не мог заглянуть внутрь скорлупы.

Тем не менее он мысленно представил себе бронзовое изваяние в стеклянной нише. Райф готов был поклясться, что оно откликнулось на его голос, подняв веки. Он покачал головой, прогоняя из головы подобную чушь.

«Всего лишь игра света».

Плотной группой поисковый отряд спускался вниз по камнепаду. Пробыв столько времени в полумраке, Райф вынужден был щуриться, глядя на яркий свет их ламп и пылающих факелов. Сжавшись в комок, он забился в тень. Но все внимание, похоже, было приковано к яйцу. Никто не искал Райфа, беглого каторжника, как тот сперва опасался. В спешке эти люди не заметили красноречивые следы его пребывания.

Возглавляли шествие двое мускулистых надзирателей, облаченных в синие плащи с капюшонами, с короткими хлыстами на поясе. Они держали высоко над головой лампы. За ними двигалась горстка рабов-рудокопов. Некоторые несли горящие факелы, но у всех за спиной были привязаны кирки и заступы.

Но именно при виде последнего члена группы Райф едва не вскрикнул от изумления. Расталкивая остальных, этот человек выдвинулся вперед. Он был значительно выше ростом и более худой, чем все остальные. Его серебристо-белые волосы, заплетенные в косички, были завязаны петлей у него на шее. Он был в длинной серой рясе с откинутым капюшоном. Его глаза обрамляла черная вытатуированная полоса. Говорили, это должно изображать повязку на глазах, знак способности таких людей видеть то, к чему остальные были слепы. Его грудь была перехвачена наискось широким кожаным ремнем, утыканным железными заклепками, с нашитыми квадратными бляхами, каждая с высеченным на ней символом.

Райф распластался еще ниже.

Никто из закованных в кандалы рудокопов не смел даже поднять взгляд на этого человека.

Да и как такое было возможно?

Это был сам святой Исповедник.

«Не может быть!»

Райф лишь краем уха слышал слухи об этой тайной секте. Ее члены редко показывались на людях. Утверждалось, что возраст многих Исповедников – сто лет и больше, хотя тот, который сейчас стоял перед Райфом, на вид был старше его лишь на один-два десятка лет.

– Стойте здесь! – приказал Исповедник, приближаясь в одиночку к яйцу, погрузившемуся в темноту.

Надзиратели застыли по краям, а рудокопы испуганно переступали с ноги на ногу, гремя кандалами.

Исповедник вошел в скорлупу без лампы, светильника или факела. Однако внутри тотчас же вспыхнули странные огни. Прозвучало негромкое пение – затем раздался нечеловеческий пронзительный крик, от которого у Райфа заныли зубы. Все те, кто находился снаружи, отпрянули назад и заткнули уши.

Поскольку ладонь Райфа по-прежнему лежала на медной скорлупе, он ощутил, как металл на мгновение задрожал – после чего снова успокоился.

Из яйца появилось облачко белого дыма, наполненного едким запахом алхимикалий. Надзиратели и заключенные-рудокопы отпрянули назад. Из пелены появился Исповедник. Его лицо оставалось непроницаемым, однако на лбу высыпали бисеринки пота.

Он подошел к одному из надзирателей, в котором Райф теперь узнал главного маэструма каменоломен.

– Пусть твои люди извлекут изваяние из яйца и идут со мной. – Выделенные татуировкой глаза затвердели. – И пусть будут поосторожнее!

– Твоя воля для нас закон! – заверил его маэструм.

Прежде чем уйти, Исповедник шагнул к нему. Следующие его слова предназначались только для ушей маэструма, но Райф услышал их из своего укрытия.

– Потом не должно остаться никого из тех, кто узнал правду.

Исповедник бросил взгляд на скованных каторжников.

Склонив голову, маэструм положил руку на рукоятку кривого кинжала в ножнах на поясе.

– Все будет сделано как надо.

Райф забился в свою щель, сбитый с толку, но уверенный в одном.

«Меня не должно здесь быть!»

* * *

К тому времени как бронзовую богиню извлекли из разбитой скорлупы и втащили по коварному камнепаду, колени у Райфа ныли от долгого сидения на корточках. Потребовалось шесть заключенных, по три с каждой стороны, чтобы поднять изваяние до входа в штрек. Исповедник шел рядом, маэструм замыкал шествие с хлыстом в руке.

Второй надзиратель остался внизу охранять медное яйцо и его тайны. Райф презрительно усмехнулся. Он слишком хорошо знал надзирателя Маскина, чей путевод и лежал в его кармане. Надзиратель получал огромное наслаждение, отсекая заключенным пальцы в наказание за кражу и прижигая обрубки дымящейся головешкой. Заключенному, который в конце концов сознался – хотя на самом деле он оговорил себя, – Маскин перерезал горло.

Райф чувствовал в кармане тяжесть путевода. Хотя совершенная им кража повлекла за собой страдания других заключенных, он не чувствовал своей вины в их муках и смерти. Такое суровое наказание не соответствовало мелкому преступлению. Даже здесь, в каменоломнях. Райф по-прежнему хотел думать, что Маскин просто решит, что где-то забыл свой путевод или потерял его. Он никак не предполагал, что надзиратель станет с наслаждением причинять боль, клеймя тех, кто в его власти.

Из своего укрытия Райф проследил, как в штреке наверху исчезли огоньки, один за другим, и мир снова ужался до одинокого пятнышка света от лампы Маскина на земле. Надзиратель расхаживал взад и вперед перед яйцом, определенно не радуясь тому, что его оставили здесь, особенно после того как вокруг сгустились тени. По его испуганным взглядам и тому, как он вздрагивал, услышав шорох осыпавшегося песка или стук упавшего камешка, чувствовалось, что Маскин не меньше Райфа страдает от темноты.

Райф дожидался своего шанса.

Ему не пришлось долго ждать.

Напряжение, охватившее надзирателя, передалось его мочевому пузырю. Характерными свидетельствами этого явилось нарастающее беспокойство: тот то и дело хватался за причинное место. Наконец Маскин выругался вслух и подошел к стене подальше от яйца. Кряхтя, он расстегнул штаны.

Дождавшись плеска струи и стона облегчения, Райф выскользнул из-за камней и со всей скрытностью, выработанной за долгие годы воровского ремесла, подкрался к надзирателю сзади. Ни разу не звякнув кандалами, он остановился за спиной у Маскина.

Его взгляд не отрывался от кинжала в ножнах на поясе у надзирателя.

«Надо поторопиться!» – подбадривал себя Райф.

И все же он медлил. Ему еще никогда не приходилось убивать человека. Однако он понимал, что сейчас только смерть Маскина принесет ему спасение. Нельзя было рисковать тем, что крик заставит остальных вернуться.

Сглотнув комок в горле, Райф протянул руку.

И как раз в этот момент у него за спиной раздался шорох. Ручеек камней скатился по осыпи. Вздрогнув, Маскин резко обернулся. Его струя шумно плеснулась, затем еще раз, когда он увидел стоящего за спиной Райфа.

Надзиратель потянулся за хлыстом, а Райф бросился к его кинжалу. Оба успели завладеть оружием. Маскин побагровел от ярости, его грудь вздулась, готовая издать крик. Райф понял, что нельзя терять ни мгновения. Проворный и стремительный, он набросился на своего противника. Маскин, все еще ошеломленный, попытался остановить его, но тщетно. Райф вонзил лезвие ему в горло. Острие вышло с противоположной стороны шеи.

Сделав свое дело, Райф отскочил назад.

Выронив хлыст, Маскин вскинул руки к торчащему в горле кинжалу и рухнул на колени. У него изо рта вырвался хрип, перешедший в кровавое бульканье. В выпученных глазах мелькнуло удивление, а также понимание того, что это конец.

Охваченный дрожью, Райф попятился назад.

– П… прости, – пробормотал он.

Хотя надзиратель заслужил столь суровую участь, Райфу было неприятно то, что именно ему пришлось совершить убийство. Ему несчетное число раз доводилось видеть смерть, но от его руки еще никто не умирал.

Он сделал еще один шаг назад.

Конец Маскина занял дольше времени, чем хотелось бы Райфу. Еще долго после того, как надзиратель повалился на бок, из раны вытекала кровь, собираясь в лужицу. Его грудь вздымалась и опускалась. Райф не моргая смотрел на умирающего до тех пор, пока с последним хриплым вздохом не прекратились все движения.

Он еще постоял, делая глубокие вдохи и выдохи, затем наконец приблизился к трупу. Лежащий рядом голубоватый череп таращился на него своими пустыми глазницами. Райф снова прикоснулся кончиками пальцев ко лбу, губам, сердцу, на этот раз не столько чтобы оградиться от духов, сколько чтобы набраться решимости для предстоящего дела.

Смертью надзирателя Райф предопределил себе один-единственный путь.

«Бежать или принять еще более страшную смерть, чем Маскин».

– Что ж, за работу, – прошептал он.

Быстро обыскав труп Маскина, Райф нашел ключ от кандалов. Поскольку рудокопов постоянно переводили из одного отряда в другой, все замки были одинаковые. И все же Райф облегченно вздохнул, когда кандалы спали с его ног. Он почувствовал себя на сто камней легче.

Ободренный, Райф снял с Маскина синий плащ и водой из бурдюка как мог сполоснул кровь. Удовлетворившись, он переодел мертвеца в свою одежду и натянул на ноги его короткие сапоги, чтобы скрыть покрытые ссадинами щиколотки.

В последнюю очередь Райф опоясался широким ремнем и закрепил на нем хлыст и кинжал. Оглядев себя еще раз, он накинул на голову капюшон, скрывая свое лицо.

Райф уже собирался взять с земли лампу, но тут спохватился.

Вернувшись к трупу, он порылся в своей одежде и выудил из потайного кармана путевод. Райф уже собирался вернуть прибор в тот самый карман, из которого недавно его стащил, как вдруг заметил, что магнитная полоска больше не указывает на яйцо. Теперь она развернулась в противоположную сторону, к штреку, куда уволокли бронзовую женщину.

«Странно».

Райф двинулся в том же направлении, осторожно поднимаясь по камнепаду.

Добравшись до штрека, он пошел по следу, оставленному босыми ногами и сапогами. След был очень заметен. Райф не сомневался в том, что этот путь в конечном счете приведет его в каменоломни. И тем не менее он не торопился, не собираясь настигнуть остальных. Райф был уверен в том, что как только сориентируется и определит свое местонахождение, он сможет найти другую дорогу к выходу. Переодетый, скрывающий свое лицо, он сделает все возможное, чтобы выбраться из каменоломен и бежать.

Если же он потерпит неудачу, это будет означать неминуемую смерть – причем гораздо более страшную, чем та, что принял Маскин. Как и все заключенные, Райф знал, какое наказание бывает за попытку к бегству. Еще когда его только впервые приволокли в каменоломни Мела, он обратил внимание на вереницу насаженных на колья разложившихся трупов, исклеванных птицами, тянущуюся вдоль входа в каменоломни.

Это воспоминание заставило Райфа ускорить шаг. Пришлось сделать над собой усилие, чтобы не торопиться. Надзиратели, полновластные хозяева каменоломен, никогда не торопятся. И сейчас явно не время для спешки. Даже несмотря на переодевание, для успешного бегства ему потребуются скрытность и ловкость.

Идя по штрекам, Райф представлял себе свободу и всё вытекающее из нее – однако у него перед глазами то и дело непрошено возникало строгое лицо бронзовой богини.

– Не моя забота, – вслух произнес он.

Но в глубине души подозревал, что это не так.

Глава 6

Райф еще никогда так не радовался, услышав свист кнута.

Затем последовал проникнутый болью крик, раскатившийся отголосками в темноте штрека. Это означало, что Райф приблизился к каменоломням. Он проверил украденную одежду и опустил капюшон ниже.

«Наконец…»

Он шел по следу остальных на протяжении по крайней мере двух колоколов. По его прикидкам, близилось время последней трапезы. Обыкновенно еда состояла из кишащей червями похлебки, черствого хлеба и, может быть, кусочка жесткого сыра или иногда дынной корки, оставшейся от кормления буйволов. И тем не менее пустой желудок Райфа протестующе урчал, лишенный этой скудной пищи.

– Тише! – прошептал он. – Я наполню тебя позже.

В качестве дополнительной предосторожности Райф убрал фитиль масляного светильника, оставив лишь крохотный трепещущий огонек. Вокруг плотнее сгустились тени. Райф понимал, что ему нужно поторопиться.

Если действительно подошло время последней трапезы, это означало, что сотни надзирателей скоро начнут сгонять своих подопечных в застенки, после чего поднимутся наверх, оставив под землей лишь горстку тех, кто будет присматривать за каменоломнями.

Райф намеревался покинуть подземелье вместе с ними.

Он по-прежнему шел по следу, огибающему оживленное сердце каменоломен. Определенно, Исповедник не хотел привлекать внимание к тайне, извлеченной из медного яйца.

Пока что Райф мыслил так же.

Грохот и скрежет каменоломен усиливались. Вскоре со всех сторон уже доносился непрерывный стук кирки, неровный, режущий слух, прерываемый резкими командами и грубым смехом. И все это накладывалось на какофонию скрипа колес по железным мосткам и пронзительных свистков, доносящихся из главных штолен, где поднимались наверх бадьи, полные мела и сурьмы, чтобы затем спуститься вниз пустыми.

Райф уже давно привык к этим звукам и замечал их не больше, чем биение своего сердца. Но не сейчас. Он напрягал слух, улавливая каждую ноту этого мрачного хорала беспросветного отчаяния, выискивая в нем малейшие признаки того, что его обнаружили, а также определяя свое местоположение.

Райф был в достаточной степени уверен в том, что он понял, где находится. Его нос чуял запах горящей серы от плавильных костров наверху, что могло означать только непосредственную близость к главной штольне.

«Должно быть, я у цели».

Райф стиснул зубы. Труп Маскина мог быть обнаружен в любую минуту. Как только это произойдет, каменоломни огласятся звоном гонгов и все штреки будут перекрыты охраной. Затем спустят жутких филасозавров, и те пойдут по кровавому следу, обнюхивая землю растопыренными ноздрями, преследуя добычу.

«А именно меня».

Райф ощупал влажные места своего плаща. Кровь почти высохла, став неотличимой от синей материи. Однако острый нюх филасозавра это не обманет. Сознавая это, Райф не мог больше ждать.

«Сейчас или никогда».

Стиснув кулак, он покинул след, свернув в штрек, ведущий к сердцу каменоломен. Полностью сосредоточенный на краденом плаще, Райф повернул за угол и натолкнулся прямо на двух здоровенных надзирателей, шедших навстречу.

Вздрогнув от неожиданности, он отпрянул назад – но покрытые шрамом пальцы уже стиснули ему плечо. Уверенный в том, что его разоблачили, Райф застыл, опустив голову.

– Ты идешь с нами, – сказал надзиратель, увлекая Райфа за собой.

Не смея сопротивляться, тот предпринял робкую попытку.

– Я… я уже запер свой отряд и направлялся наверх.

– Это подождет, – сказал второй надзиратель. – Работа еще не закончена.

Его напарник отпустил Райфа, предлагая тому следовать за ними. Райф подчинился, но отстал на несколько шагов. Через несколько мгновений он снова очутился в штреке, который только что покинул.

«Похоже, мне суждено пройти по этому пути».

Надзиратели, не больше Райфа довольные дополнительной работой, ворчали между собой.

– Как ты думаешь, Граль, что это за шум?

Верзила пожал здоровенными плечами.

– Лучше не проявлять слишком много любопытства, Беррил.

Райф пожалел о том, что сам прежде не прислушался к этой мудрости.

– Говорят, тут замешаны Исповедники, а? – склонился к своему напарнику Беррил.

– Что я тебе только что сказал? – нахмурился тот.

Они были похожи на родных братьев – оба черноволосые, с толстыми носами, мясистыми губами и глазами, сощуренными от долгих лет бесконечного солнца, отражающегося ослепительными бликами от песка и скал. Лишь паутины шрамов, которыми были иссечены их лица, были у них разные.

Мать Райфа родилась и выросла за морем, в высокогорных лесах Приоблачья. Он ее помнил смутно. Она была стройная, светловолосая, с бледной кожей, нисколько не похожая на обитателей Гулд’Гула, со смуглой кожей, опаленной солнцем, коренастых, массивных. От такого смешения кровей Райф оказался выше ростом и стройнее большинства местных жителей. У него были рыжеватые светлые волосы, черты лица смотрелись не так грубо. Что лучше всего, он унаследовал от матери прирожденный дар ловкости, быстроты и умения сохранять равновесие. Вот почему его уже в юном возрасте с готовностью приняли в гильдию воров. «Скользкий, словно смазанный маслом угорь», – как-то раз сказала про него Ллира, подразумевая и его тело, и мастерство.

– А теперь молчи, – предупредил Граль, толкнув Райфа в бок и указав вперед.

Здоровенные туши надзирателей загораживали ему вид. Он услышал доносящиеся из глубины штрека голоса. Среди них выделялись негромкие интонации Исповедника, которому вторил подобострастный поддакивающий голос маэструма каменоломен.

Райф внутренне сжался.

«Никак не получается отделаться от этих проклятых каторжников».

– Эй вы, двое, – окликнул надзирателей маэструм, – отведите этот сброд в карцер наверху и ждите меня там.

Грохот и звон цепей возвестил о присутствии обреченных рудокопов. Райф вспомнил произнесенные шепотом слова Исповедника, руку маэструма на рукоятке кинжала. Ему захотелось закричать, предостерегая несчастных, но что это дало бы?

«Меня лишь убьют заодно с ними».

Послушно рявкнув в ответ, Граль и Беррил поспешили вперед, открывая Райфа взглядам маэструма и Исповедника. Беглый каторжник низко склонил голову, что было совершенно естественно в присутствии святого, достигшего статуса Высшего Прозрения как в алхимии, так и в религии.

Даже братья-надзиратели поспешили пройти мимо, не поднимая взглядов.

– А ты поможешь мне с этим, – повернувшись к Райфу, повелительным тоном произнес маэструм.

Исповедник склонился над бронзовым изваянием, уложенным на тележку. Он поднес ладони к позолоченной фигуре, не прикасаясь к ней, словно грея их над огнем.

Наконец Исповедник выпрямился и обернулся, показывая черную татуировку вокруг глаз.

– Следуй за мной, – приказал он, сворачивая в боковой проход. – А ты будь настороже, маэструм Киль!

Понимая, что он не может отказаться, не привлекая к себе внимания, Райф поспешил к нему. У тележки были ручки спереди и сзади. Киль взялся за ту, что сзади. Не дожидаясь приглашения, Райф обогнул тележку и взялся за другую.

Они покатили тележку в проход, Райф тянул, а Киль толкал.

* * *

Они двигались следом за Исповедником. Через какое-то время Райф поймал себя на том, что то и дело оборачивается на бронзовое изваяние. Он изучал его блестящую поверхность, полностью лишенную налета. Изящные гладкие формы вызывали у него благоговейное восхищение. Его взгляд непроизвольно снова и снова возвращался к лицу. Райф хорошо запомнил застывшее на нем выражение спокойствия, однако сейчас, под некоторым углом, лицо уже не казалось ему таким умиротворенным. И полные губы были уже поджаты. Райф склонял голову туда и сюда, разглядывая глаза. Ему запомнилось, что веки как бы начали подниматься, однако сейчас глаза были закрыты, даже зажмурены.

Райф заметил более мелкие подробности. Тонкие волоски из более темной бронзы изображали изящные ресницы. Даже волосы женщины – как ему сперва показалось, сплошные пряди – в действительности состояли из сложного переплетения тончайших бронзовых волосков.

Райф не мог этого понять.

«К чему такие подробности?»

Тележка подпрыгнула, наехав на неровность на полу, прервав его размышления.

– Осторожнее! – прикрикнул Киль. – Если с ней что-нибудь случится, я с тебя шкуру спущу!

Пробормотав слова раскаяния, Райф сосредоточился на дороге впереди, стараясь не отставать от облаченного в рясу Исповедника. Он катил тележку как можно более плавно. Лишь только сейчас до него дошло, что он снова заблудился. Исповедник углублялся в лабиринт все более узких проходов. Райф даже не подозревал о существовании этой части каменоломен.

Белый известняк стен и свода сменился черным камнем, похожим на стекло, на котором не было следов от кирок и молотков. Проход казался не вырытым, а выжженным.

«Где мы?»

Райф рискнул оглянуться на Киля. Даже маэструм, похоже, пребывал в растерянности; он нервно оглядывался по сторонам, словно также впервые оказался здесь.

Наконец Исповедник привел их туда, где проход заканчивался бронзовой дверью. Инкрустированные в ее поверхность черные бриллианты образовывали свернувшегося аспида, увенчанного шипами. Всем был известен этот зловещий знак: рогатая гадюка, печать бога тьмы Дрейка.

Райф с опаской взглянул на Исповедника. Тот распахнул массивную дверь. Хотя Исповедники в целом образовывали замкнутую группу избранных, ходили слухи, что внутри нее существовала особая секта под названием Ифлелены: ее члены занимались запретными искусствами, древней магикой и черными заклинаниями, а также еще более черной алхимией. Говорили, что Ифлелены поклоняются Дрейку, обозначая свои труды знаком рогатой гадюки. Перешептывались о кровавых ритуалах, человеческих жертвоприношениях, сожженных заживо людях и вызове демонов.

Райфу захотелось побежать и не останавливаться. Но он перехватил решительный взгляд Киля. Выражение лица маэструма не оставляло сомнений.

«Только шевельнись – и ты умрешь».

Распахнув дверь, Исповедник шагнул внутрь и подал знак следовать за собой.

– Поставьте изваяние посредине.

Райф замешкался, но Киль толкнул тележку, натыкаясь на него. Не имея выбора, Райф покатил тележку через порог. Следующим помещением был круглый зал с куполообразной крышей. Все остекленевшие поверхности были отполированы в тысячеликое зеркало, отражающее всё, отчего у Райфа заболели глаза. Он словно шагнул в глаз овода.

Изображение еще больше усложняли черные фигуры, окружившие тележку. Их движения, многократно отраженные со всех сторон, вызвали у Райфа тошноту.

Он вынужден был отвести взгляд, сосредоточившись на тележке и изваянии. И все же краем глаза он увидел колышущиеся рясы и лица, пересеченные черной татуировкой.

«Опять Исповедники…»

Того, который привел сюда Райфа и маэструма, здесь встретили еще трое. Они быстро заговорили друг с другом на языке, который Райф не понимал. Остальные Исповедники были значительно старше, их морщинистые лица были усыпаны оспинами. У одного голова напоминала череп, обтянутый кожей.

Тут вперед шагнула еще одна фигура.

«Ну точно боги прокляли меня!»

Последним был черноволосый мужчина, высокий, с острым лицом, подбородок и щеки его скрывались под ухоженной и намасленной бородой. На поясе у него висел меч в ножнах, рукоятка которого была украшена бесценной диадемой из небесного железа.

Два года назад Райф пытался украсть этот клинок.

Опустив лицо, он ниже надвинул капюшон, гадая, узнает ли его архишериф Наковальни, однако рисковать было нельзя.

Только не здесь, только не сейчас.

«Что делает Лаах в Меле, в сотне лиг к югу от Наковальни?»

Ответом на этот вопрос явились следующие слова архишерифа, подошедшего к тележке.

– Не понимаю, как эта про`клятая вещь сможет изменить ход предстоящей войны?

Райф нахмурил скрытое капюшоном лицо. До того как по приговору суда попасть в каменоломни в Мел, он краем уха слышал о нарастающей напряженности между расположенным на севере королевством Халендия и Южным Клашем. Судя по всему, за последние два года положение дел изменилось к худшему.

– Потребуются дополнительные исследования, но мы уже выяснили… – попытался было ответить на вопрос Лааха один из Исповедников.

Его перебил тот, что привел Райфа сюда.

– Скеррен, лучше не высказывать наши предположения и догадки, – выразительным тоном произнес он. – Пока мы не узнаем больше.

У первого Исповедника глаза сузились в щелочки, но он почтительно склонил голову.

– Да, до тех пор пока мы не узнаем больше, – повторил Скеррен. – Ты совершенно прав, Врит.

Врит, несомненно, занимающий главенствующее положение среди братьев, повернулся к другому Исповеднику.

– Теперь, когда у нас есть подтверждение, приготовь все необходимое.

Второй Исповедник кивнул.

– Мы уже освятили кровожитницу. – Он кивнул на стоящего рядом Исповедника. – Принесем ее сюда.

– Очень хорошо.

Двое Исповедников направились к маленькой двери в глубине зала.

В ожидании их возвращения Врит обратился к архишерифу Лааху, однако его взгляд оставался прикован к изваянию.

– Семь дней назад мы заметили, что она пошевелилась. Вот что заставило нас собраться здесь.

– Почему меня не известили своевременно?

– Мы хотели сначала получить полную уверенность. И, как можешь видеть, ты прибыл в самый благоприятный момент. Когда ты вошел в каменоломни, произошло землетрясение. Возможно даже, твое присутствие сыграло судьбоносную роль. Если так, это позволяет предположить, что владыка Дрейк считает тебя человеком важным и достойным.

Лаах расправил плечи. Всем в Наковальне было известно, что архишериф обладал очень высоким самомнением и впитывал лесть подобно сухой земле. И тем не менее сейчас недовольный изгиб его губ показал, что он не слишком рад такой чести.

Все знают, что нет ничего хорошего в том, чтобы привлекать к себе взгляд мрачного божества.

Сглотнув комок в горле, Лаах указал на изваяние.

– Что вы собираетесь с ней сейчас сделать?

– Простое испытание. Чтобы проверить истинность древних рукописей.

– А затем?

– Подозреваю, нам придется подождать по крайней мере еще одну луну – а может быть, и вдвое дольше, чтобы узнать, есть ли у этого артефакта какая-либо ценность, помимо чисто ученой.

Дверь в дальнем конце снова открылась, и вернулись двое Исповедников, ведущих гиганта-гюна. Райф разинул рот при виде здоровенного раба, которому пришлось пригнуться, чтобы пройти в дверь. Лысый, со сморщенным лицом, гюн напоминал скорее камень, отрастивший ноги и руки. Он был совершенно голый, если не считать набедренной повязки. Под волосяным ковром на груди и ногах перекатывались могучие мышцы. Райфу редко доводилось встречать представителей этой народности, обитавшей в степях на севере Аглероларпока, страны далеко на западе. Гюнов, считавшихся недалекими тугодумами, обыкновенно использовали для самых тяжелых работ. Однако тело этого покрывала сотня клейм, символов древней алхимии повиновения и покорности.

Раб толкал перед собой тележку размерами вдвое больше вагонетки для перевозки руды. Над тележкой поднималось сложное сооружение из железа, бронзы и меди, похожее на маленькую копию сияющего города. Отдельные детали соединялись между собой затейливым переплетением медных трубок. По всему сооружению вращались зубчатые колеса, подчиняясь какому-то неведомому закону, приводимые в действие магикой или алхимией.

В задней части тележки возвышался стеклянный цилиндр, наполненный бурлящим золотистым эликсиром. При виде ее Райф вспомнил жидкость, текущую из жуткого адского медного яйца. Но только здесь эликсир не обладал ни свечением, ни сиянием.

Гюн и двое Исповедников приблизились к остальной группе, и только теперь Райф разглядел то, что находилось в основании сооружения. Молодая женщина, еще девушка, лежала на спине, заключенная внутри чудовищного сооружения, словно она служила фундаментом этому мертвому городу. Однако самым страшным было даже не это.

Не в силах сдержаться, Райф ахнул и попятился назад. Однако никто не обратил на него внимания, особенно потому, что реакция Киля была такой же. Даже архишериф побледнел и непроизвольно вскинул руку к лицу.

Гюн подкатил тележку к бронзовому изваянию.

Райфу хотелось отвернуться, но его охватило отчаяние. У девушки в груди было вырезано окошко, открывающее бьющееся сердце и расправляющиеся и сжимающиеся легкие. Засунутая в рот трубка была подсоединена к раздувающимся кузнечным мехам.

Единственным свидетельством милосердия можно было считать то, что девушка, похоже, уже покинула этот мир: она была еще жива, но больше ничего не чувствовала. Ее остекленевшие глаза не мигая смотрели на купол. Привязанные члены не пытались бороться с железом и бронзой, удерживающими их на месте.

– Что… что это такое? – спросил Лаах, делая шаг вперед и отнимая руку от лица, словно мгновение ужаса миновало.

– Кровожитница, – объяснил Исповедник Врит. – Тебе необязательно понимать. Из непосвященных вне нашего круга мало кто это понимает. Но она станет испытанием, о котором я говорил.

Подойдя к высокому стеклянному цилиндру, Врит что-то с ним сделал. И тотчас же в золотистую жидкость потекла струйка мрака. Закрутившись спиралью, черная струйка рассеялась. Обнаженное сердце девушки забилось быстрее, словно в панике.

Присмотревшись к потемневшему цилиндру, Райф сообразил, что` загрязнило золотистый эликсир.

Кровь.

Закачанная в сосуд сердцем девушки.

Исповедники ждали, перешептываясь между собой на своем неведомом языке, время от времени указывая на девушку или склоняясь к ней, чтобы разглядеть получше. Прошло совсем немного времени, и удары сердца замедлились, перешли в легкую дрожь – и прекратились совсем. Сдувшиеся легкие сжались, погрузившись в разверзнутую грудь.

Врит кивнул, по-видимому, удовлетворенный. Подойдя к девушке, он вытащил у нее изо рта трубку, подсоединенную к темному цилиндру. Повернувшись к изваянию, Врит с помощью Исповедника Скеррена подсоединил трубку к пупку бронзовой женщины.

После чего Врит кивнул своему напарнику, и тот потянул рычаг.

Со зловещим стоном цилиндр опустел, выливая эликсир по трубке в полый живот изваяния. Как только жидкость в сосуде закончилась, Врит выдернул трубку и бросил ее обратно на тележку. Все его внимание было приковано к изваянию.

– И что должно произойти? – спросил Лаах.

– Терпение! – прошептал Врит. – Сейчас увидим.

Райф затаил дыхание – и тут бронза озарилась мягким сиянием, настолько слабым, что заметил его, похоже, только он один. Остальные не выказали никакой реакции. Вздрогнув, Райф попятился было назад, но остановился, опасаясь привлечь к себе внимание.

Казалось, сияние нагрело бронзовое изваяние. Хотя сам металл оставался твердым и застывшим, отражения светильников на его поверхности задрожали и поплыли, разлагая белый свет в яркие алые, лазурно-синие и изумрудно-зеленые краски, подобные краскам масляной пленки, расплывающейся по воде.

Теперь уже и Исповедники не скрывали своего потрясения. Одни шагнули вперед, другие отступили назад.

Райф не двигался с места.

У него на глазах бронзовая рука, лежавшая на груди, распрямилась и поднялась.

Теперь уже все попятились назад, кроме Райфа. Он застыл в оцепенении, завороженный этим чудом. Значит, тогда ему не померещилось: эти глаза действительно открывались. Словно пробужденные его воспоминаниями, бронзовые веки задрожали и поднялись, зажигаясь золотистым свечением.

«То был не обман зрения».

Бронзовая голова повернулась вбок.

Архишериф попятился прочь, словно стремясь бежать от взгляда изваяния. Поцеловав кончики пальцев, он потрогал себя за мочки ушей, ограждаясь от сил зла.

Райф не отрывал взгляда от бронзового изваяния, внезапно охваченный желанием узнать, что скрывается за этим золотым свечением. Однако этому не суждено было случиться. Свет в глазах погас, и веки снова сомкнулись. Рука безжизненно упала на грудь. Вся магика бесследно улетучилась. Даже радужные масляные переливы исчезли, оставив тусклую бронзу.

Какое-то мгновение никто не шевелился. Никто ничего не говорил.

– Что это было? – наконец срывающимся голосом спросил Лаах. – Какого демона вы поселили в эту оболочку?

– Не поселили, – поправил Врит. – Разбудили.

– Что вы хотите этим добиться? – настаивал архишериф.

Ответ Врита был наполнен черной жаждой.

– Возможно, придется подождать одну-две луны, прежде чем мы это узнаем. И совершить несчетное количество кровавых жертвоприношений.

Оглянувшись на мертвую девушку, Райф поежился, радуясь тому, что его лицо скрыто капюшоном.

Недовольно нахмурившись, Лаах побледнел от ужаса.

– Я не смогу так долго оставаться в подземных глубинах Мела. Меня ждут дела в Наковальне.

– Вне всякого сомнения. Возвращайся к исполнению своих обязанностей и предоставь нам заниматься этим делом. Я отправлю почтовую ворону, чтобы держать тебя в курсе. Нам предстоит многое изучить.

– В таком случае я покидаю вас. – Развернувшись, архишериф нетвердым шагом направился к двери в глубине зала. Похоже, ему не терпелось поскорее покинуть это место.

Прищурившись, Райф проводил его взглядом.

«Эта дверь ведет к другому выходу из каменоломен, о котором почти никому не известно?»

Но прежде чем он успел обдумать эту мысль, Исповедник Скеррен обратился к Вриту.

– Я бы хотел осмотреть то место, где хранился артефакт. Возможно, это даст нам какие-либо мысли относительно того, в какую сторону двигаться дальше.

Остальные дружно поддержали его.

Даже Врит кивнул.

– Уверяю вас, имеет смысл совершить это путешествие. Мне следовало поспешить раньше. А спешка – это бич познания.

Райф постарался сохранить свое лицо бесстрастным, однако ему стиснуло грудь. Представив себе медное яйцо и распростертый в луже крови труп у входа, он мысленно помолился о том, чтобы Исповедники отложили свой поход на другой день.

Однако следующими своими словами Врит разбил вдребезги его надежду.

– Я сейчас отведу вас туда. Мне самому не терпится изучить это место получше.

Он направился к главной двери, увлекая за собой остальных, в том числе и верзилу гюна. Врит задержался только для того, чтобы указать маэструму Килю:

– Позаботься о тех каторжниках. Они никому не должны рассказать о нашем открытии.

Кивнув, Киль собрался уходить.

– Будет исполнено.

Райф сделал было шаг к двери, но тем самым привлек внимание Врита.

– А ты остаешься здесь, – приказал Исповедник. – Охраняй зал. Никто не должен сюда войти!

Следуя примеру маэструма, Райф склонил голову.

– Будет… будет исполнено.

После чего остальные подошли к выходу, один за другим покинули зал и захлопнули за собой массивную бронзовую дверь.

Оставшись один, Райф повернулся к лежащему на тележке изваянию и остывающему телу несчастной девушки, принесенной в жертву. Свет его лампы, висящей на поясе, тысячекратно отразился в зеркальных гранях.

Райф приблизился к бронзовой женщине.

– Похоже, мне никак не удается расстаться с тобой, – прошептал он.

Ему вспомнилось то, как магнитная полоска путевода привела его к изваянию, после чего продолжала указывать вслед ему, словно прикованная. Такое же в точности притяжение Райф ощущал у себя в груди. То ли все объяснялось простым любопытством, то ли тут было что-то более глубокое, но он чуял некую связь, словно огромные шестеренки, приводящие в движение небеса и Урт, повернулись, сводя их вместе.

Райф покачал головой, поражаясь подобным иллюзиям, особенно если учесть то, что он был лишь простым вором из Наковальни. Он прогнал прочь эти мысли. У него не было ни малейшего желания оставаться здесь. Время поджимало, и лучший путь для него – найти другой выход из каменоломен Мела, хотелось надеяться, через дверь в глубине зала, которой воспользовался архишериф Лаах.

И все-таки Райф приблизился к тележке.

Протянув руку, он прикоснулся к бронзовой руке, которая уже поднималась, подпитанная запретными алхимикалиями. На удивление, бронза оказалась теплой, но по-прежнему застывшей и твердой – отчего у него внутри все оборвалось.

«А ты чего ожидал, подлый каторжник?»

Отняв руку от изваяния, Райф развернулся к двери в глубине зала, понимая, что ему нужно поторопиться.

Но прежде чем он успел отойти, он ощутил прикосновение – после чего теплые пальцы сомкнулись у него на запястье.

Глава 7

Райф пришел в ужас от прикосновения бронзовых пальцев. Он попытался высвободиться – но пальцы только стиснулись еще сильнее. Райф попробовал снова, однако чем больше он дергал руку, тем крепче сжимались пальцы. Испугавшись, что это может закончиться сломанным запястьем, Райф прекратил попытки.

– Чего ты хочешь? – задыхаясь, спросил он у изваяния.

Бронзовая рука потеплела, металл, как это ни странно, стал мягче.

Сглотнув комок в горле, Райф огляделся по сторонам. Его взгляд остановился на двери, через которую он намеревался совершить бегство. Теперь, когда он был прикован к месту изваянием, дверь казалась бесконечно далеко. И в то же время вскоре должны были прозвучать гонги, возвещающие об обнаружении трупа надзирателя. Необходимо покинуть каменоломни до того, как по его следу пустят свору филасозавров.

– Отпусти! – взмолился Райф. – Мне нужно идти!

Поморщившись, он снова потянул руку, ожидая услышать хруст костей. Однако хватка бронзовых пальцев оставалась неизменной. Вот только отклик на его слова оказался значительно хуже.

Лежащая на тележке бронзовая женщина зашевелилась. Согнувшись в поясе, она поднялась прямо, хотя это получилось у нее только со второй попытки и ей пришлось опереться на другую руку. Голова качнулась к плечу, словно разминая затекшие мышцы, и бронзовые волосы задрожали, высвобождаясь, словно обыкновенная прядь.

Глаза, обрамленные длинными изящными ресницами, открылись.

Райф отпрянул назад, ожидая увидеть пламя проклятия. Но вместо этого он обнаружил, что на него смотрели глаза, похожие на его собственные, только остекленевшие, с лазурно-синими зрачками, которые, казалось, слегка светились – хотя последнее могло быть плодом его воображения. Взгляд изваяния отыскал его, скользнув по зажатой руке к лицу.

Бронзовая женщина с нескрываемым любопытством склонила голову набок. Ее рот приоткрылся, обнажая белые зубы. Вторая рука поднялась и прикоснулась к губам, бронзовый лоб наморщился, став похож на загорелую кожу.

Райф отметил, что пальцы, удерживающие его руку, мягкие и теплые.

«Что за демон оживил это изваяние?»

Объятый ужасом, он тем не менее не мог оторваться от того, как пробуждалась бронзовая женщина. Неужели до этого она притворялась, возможно, почувствовав злой умысел тех, кто собрался вокруг? Райф знал, что многие животные притворяются мертвыми, отгоняя хищников. Или же изваяние просто накапливало силы, подпитывало алхимикалиями огонь, который должен был полностью его пробудить?

Райф не мог это объяснить – но где-то в глубине души он чувствовал, что движения ожившего изваяния предназначались для него одного. Взгляд бронзовых глаз не отрывался от него, словно его оценивая.

Оторвав руку от губ, женщина медленно провела пальцами по своим бронзовым прядям, успевшим принять более темный оттенок. Затем, выгнув спину, отчего ее маленькие груди поднялись вверх, женщина скинула ноги с тележки на пол.

Райф отступил назад, насколько позволило держащее его за руку изваяние.

Встав, женщина пошатнулась. Райф посмотрел ей на ноги, на аккуратные ногти. Потеряв равновесие, женщина качнулась и начала заваливаться на него.

Райф попытался ее поймать, однако вес ее тела вынудил его присесть. Несмотря на то что изваяние ожило, оно по-прежнему оставалось тяжелым, как бронза. И все же Райфу удалось подхватить женщину свободной рукой и помочь ей удержаться на ногах. Для этого ему пришлось полностью напрячь ноги и спину.

– Я тебя держу, – прошептал он.

Наконец женщина обрела равновесие и выпрямилась.

Райф изучил ее лицо. Много лет назад он побывал в Святом Кафедрале в Наковальне. Главный его неф[1] украшал величественный витраж, изображающий пантеон богов. И если лик Матери Снизу дышал любовью, лицо Дочери было твердым, как стекло, решительным и беспощадным. В руке она держала лук, а за спиной у нее висел колчан со стрелами. Иногда ее также называли Охотницей.

Райф окинул взглядом бронзовую фигуру, обнаженную, не знающую стыда. Ее лицо и тело – казалось, Дочь сошла на Урт и обрела материальное воплощение.

Но каким бы восхитительным ни было все это, время поджимало. Снова сглотнув комок в горле, Райф попробовал еще раз.

– Я должен идти.

Он направился к маленькой двери в глубине зала, пытаясь высвободить руку. Женщина не отпускала его. Вместо этого она последовала за ним.

Райф облегченно вздохнул.

«Пока что и так сойдет».

Он направился через зал, опасаясь, что бронзовая женщина в любой момент остановится и снова прикует его к месту. Он чувствовал, что ему необходимо заставить ее непрерывно двигаться, подобно камню, катящемуся вниз по склону. И все же Райф не торопился, опасаясь, что она может потерять равновесие. Следуя за ним, изваяние обводило взглядом вокруг, но выражение его лица оставалось непроницаемым.

Дойдя до двери, Райф обнаружил, что она не заперта. Распахнув ее настежь, он вместе с женщиной прошел в маленькое помещение, и тут же ему в нос ударил смрадный запах крови и внутренностей. Даже бронзовое изваяние отшатнулось назад.

Слева стоял каменный стол с оковами, залитый кровью. На полу, словно отброшенный за ненадобностью, лежал квадрат кожи, плоти и костей. Райф представил себе несчастную девушку, принесенную в жертву.

Бронзовая женщина шагнула было к окровавленным останкам, однако Райф удержал ее – точнее, учитывая ее значительный вес, по крайней мере, предложил так не делать.

– Нет, тут мы ничем не сможем помочь.

Бросив взгляд в другую сторону, он увидел брошенную одежду: поношенные кожаные сандалии, мешковатое коричневое платье и плащ, на котором заплаток было больше, чем собственно ткани.

«Должно быть, это вещи принесенной в жертву девушки».

Райф увлек свою бронзовую спутницу к груде одежды.

– Тебе нужно одеться. Нехорошо будет предстать перед миром с голой задницей.

Нечего было и думать о том, чтобы незаметно улизнуть в сопровождении ходячего бронзового изваяния.

Женщина вопросительно склонила голову набок.

«Господи, женщина, неужели мне придется делать все самому?»

Райф красноречиво показал одной рукой, что нужно сделать, после чего начал натягивать на изваяние через голову платье. Наконец женщина поняла его намерения. Она отпустила руку Райфа, чтобы расправить платье до колен. После чего склонилась к плащу и на мгновение застыла в нерешительности. Но прежде чем Райф успел что-либо сказать, женщина надела плащ.

– Сандалии тоже, – предупредил Райф.

Здесь никто не ходил босиком, особенно по раскаленному, словно зола, песку, на котором за пару шагов пятки покрывались волдырями ожогов. В частности, именно поэтому каторжников держали без обуви – чтобы они не вздумали бежать. Райф задумчиво смерил изваяние взглядом. Он не знал, подействует ли жар на бронзу, но странная женщина, идущая босиком, определенно привлечет нежелательное внимание.

И только тут до него наконец дошло. Он посмотрел на свои пустые руки.

«Я свободен!»

Райф бросил взгляд на уходящий вперед проход. Пока женщина возилась с плащом, он шагнул в ту сторону. Если побежать, возможно, ему удастся от нее оторваться. Ускользнуть незаметно будет значительно проще без такой загадочной спутницы.

И все-таки Райф закрыл глаза, обреченно вздохнув, сознавая, что должен остаться.

«Ты просто каторжник!»

Открыв глаза, Райф повернулся к женщине, которой наконец удалось надеть плащ. Подойдя к ней, он набросил ей на голову капюшон, постаравшись скрыть ее неестественный вид. Райф посмотрел женщине в глаза, которые в тени капюшона действительно слабо светились. Выражение ее лица, как и все бронзовое тело, заметно смягчилось.

Женщина подняла руку. Райф ждал, что она снова его схватит, но она лишь провела тыльной стороной ладони по его щеке. От этого прикосновения по всему его телу разлилось тепло. Затем женщина опустила руку и нагнулась за сандалиями.

Райф помог ей их надеть, после чего еще раз окинул критическим взглядом.

– Если никто не будет присматриваться внимательнее… – пробормотал он, после чего мысленно добавил: «О чем я думаю?»

Пожав плечами, Райф направился в проход.

И в это мгновение вдалеке раздались громкие звенящие удары. Они становились громче, распространяясь по всем каменоломням.

Гонг.

Райф оглянулся на свою бронзовую спутницу.

«Мы опоздали!..»

* * *

Он отбросил всякую осторожность. У него не было времени на то, чтобы тщательно оценить маршрут. Он просто бежал, лишь оглядываясь время от времени, чтобы убедиться в том, что женщина следует за ним. Она от него не отставала. Ее глаза сияли в тени капюшона. В их взгляде не было страха, что сильно раздражало Райфа.

«О боги, один я бы уже давно выбрался отсюда!»

Звон гонгов гнал его вперед. Райф, как ему казалось, старался держаться главного прохода. Тут и там вбок отходили другие проходы, но они были меньше и, скорее всего, вели в тупик. По пути встречались и другие помещения, одни открытые, другие за наглухо запертыми дверями. Райф не обращал на них внимания – хотя, будучи вором, он гадал, какие сокровища могли храниться в этих лабиринтах Исповедников.

Единственным многообещающим знаком было то, что остекленевший черный камень снова сменился белым известняком с темными прожилками серы. Кроме того, проход постоянно поднимался. С каждой сотней шагов давление в ушах заметно уменьшалось. Учащенно дыша, Райф чувствовал, что воздух становится суше.

Наконец проход выровнялся и какое-то время шел прямо. Надеясь на лучшее, Райф ускорил бег. Впереди проход перегораживала закрытая дверь. Райф подбежал к ней, чувствуя, что у него вот-вот разорвется сердце.

Он опасался, что надзиратели уже заперли эту дверь, как они должны были запереть все выходы при звуках гонга. И все-таки ему хотелось надеяться, что они успели. Добежав до двери, Райф подергал запор. Тот не поддавался. Райф дернул сильнее, но тщетно.

«Уже заперли…»

Райф прижался лбом к укрепленному мощными гвоздями дереву, проклиная свою судьбу.

Но тут сильная рука отстранила его. Бронзовая женщина уперлась обеими руками в дверь, расставив ноги. Она напряглась, затем прижалась к двери плечом и надавила сильнее. Ее ноги, разорвав кожаные сандалии, глубоко погрузились в мягкий известняк.

Райф отступил назад.

«О боги!..»

Послышался металлический скрежет – бронзы или железа, Райф не мог сказать. Затем раздался громкий треск, и выломанная дверь распахнулась. В темноту прохода ворвался солнечный свет.

Райф прикрыл глаза рукой, защищаясь от ослепительного сияния. Шатаясь, он вышел из прохода.

– Быстрее! – поторопил он женщину, которая его спасла.

Однако до спасения еще было далеко.

Райф выбрался на открытое место и, прищуриваясь в ярком свете, огляделся по сторонам, стараясь сориентироваться. Повсюду слышались крики. Справа доносилось мычание буйволов. Со всех сторон звучал стук кирок по породе. Неподалеку промывальщики и сеятели весело пели, работая с лотками и ситами.

Через какое-то время к Райфу вернулось зрение, и он разглядел царящую наверху суматоху. За многочисленными входами в каменоломни раскинулся целый поселок. Шатры, деревянные конюшни, кузницы, литейные мастерские и публичные дома теснились среди высоких отвалов пустой породы. По хитросплетению дорог, за многие столетия под колесами превратившихся в камень, сновали телеги, запряженные буйволами. Повсюду работали люди: кочегары, плавильщики, сортировщики, плотники. Кто-то ездил верхом на лошадях или крепких аглероларпокских пони – редкое зрелище так далеко на восток; по слухам, пони здесь ценились на вес серебра.

Райф оглянулся на выломанную дверь и зияющий вход в подземелье. До ближайшей штольни было далеко. Похоже, никто не услышал громкий треск и не заметил появления беглецов.

«Очевидно, этот вход специально устроили подальше от любопытных глаз».

Тем лучше.

– Сюда, – указал Райф своей спутнице.

Он направился по тропе, огибающей поселок Мел. Ему хотелось оставаться за горами отвалов, укрываясь от обращенных в эту сторону взглядов. Райф торопился, однако всеми силами старался скрыть спешку, чтобы не выглядеть подозрительным. У него была четкая цель, и он намеревался ее достичь.

Шедшая рядом с ним женщина замедлила шаг, поднимая лицо к усыпанному облаками небу и яркому солнцу. Наконец она совсем остановилась и подставила палящим лучам и ладони.

– Нет времени пялиться по сторонам, – подойдя к ней, с укором произнес Райф.

Не обращая на него внимания, женщина стояла совершенно неподвижно, словно снова превратившись в изваяние. Райф был готов бросить ее, но ведь это она вызволила его из каменоломен. Он отметил, что под солнечными лучами бронза ее лица и ладоней стала светлее, словно ее отполировали до блеска. А может быть, это ее благословил Отец, даровав жизненные силы.

И тут вдалеке послышалось характерное рычание.

Вздрогнув, Райф огляделся вокруг, ища, где укрыться.

Филасозавры!..

Прищурившись, он посмотрел в сторону поселка, где находился главный вход в каменоломни. Двое надзирателей вели на поводках каждый по три филасозавра. Все, кто находился поблизости, разбегались в стороны, позволяя видеть лучше. Надзиратели спустили с поводков четырех филасозавров, оставив каждый по одному.

Две пары чудовищ устремились в поселок. Каждое было ростом в четверть лошади и имело вдвое большую длину. Их гибкие полосатые тела извивались между строениями. Длинные хвосты заметали за ними след, наполняя воздух терпким запахом, в котором тонуло все остальное.

Кровь!..

Сначала один, затем другой зверь поднялись на задние лапы. Ноздри раздулись, открывая розовые пятна чувствительных рецепторов. Филасозавры обнюхивали воздух, улавливая тончайшие запахи. Раздалось торжествующее завывание. Затем еще одно. И еще.

Райф понял, что это означает.

Он схватил бронзовую женщину за плащ.

– Хватит! Мы должны уходить!

Оторвав взгляд от неба, женщина нашла глазами Райфа и едва заметно кивнула. Они побежали по каменистому песку. Райф вел свою спутницу между отвалами пустой породы, откуда уже давным-давно было отбито и отсеяно все ценное.

Рычание филасозавров преследовало беглецов, и Райфу казалось, что страшные звери приближаются. Обогнув очередной отвал, он всмотрелся вперед и напряг слух.

«Боги, пожалуйста, сделайте так, чтобы он еще не ушел!»

Райф бежал вперед, и вскоре до него донеслось пение, разливающееся по простирающимся до самого горизонта пустынным равнинам. Затем он услышал тяжелый скрип железных колес.

«Нет, нет, нет, нет!..»

Райф ускорил бег, хотя это, скорее всего, было уже бесполезно. Он наконец обогнул отвал, и его взору открылась обширная полоса песка. Впереди, где-то в четверти лиги, вытянулся длинный караван. Десяток скрепленных железными полосами деревянных повозок – доверху нагруженных серой, мелом и железной рудой, – установленных на огромные железные колеса, закрепленные на стальных рельсах. Рельсы начинались на соляных копях далеко на юге и тянулись на сотню лиг на север, до самой Наковальни. В конце дня караван совершал долгий путь до порта, чтобы на следующее утро вернуться за новым грузом.

Райф увидел, как караван подкатил к окраинам Мела.

Впереди по обеим сторонам от колеи шли два огромных пескокраба, привязанные цепями к головной повозке. Черные гиганты, облаченные в прочный панцирь, размерами вдвое превосходили повозки. Все восемь членистых конечностей заканчивались шипами, вонзавшимися в каменистый песок. Спереди у крабов должны были быть похожие на косы клешни, но их отрубили давным-давно, еще когда животных только отловили в безлюдной глуши пустыни. Два пескокраба тащили десять здоровенных повозок. Здоровенные твари без труда могли опередить самую резвую лошадь. Однако сейчас они только тронулись, с трудом приводя в движение тяжелые повозки. Впрочем, скоро все это изменится.

На первой повозке сидел возничий, давным-давно работающий вместе с ними. Он напевал какую-то песню, подбадривая огромных животных, управляя ими, заставляя их двигаться. В отличие от каторжан-рудокопов пескокрабам не требовались кнуты и палки. Пение возничего проникало под панцирь, воздействуя на мозг. Райф этого не понимал; впрочем, он готов был поспорить, что мало кто это понимал. Подобный талант встречался редко и становился еще более редким. За свои услуги возничие запрашивали хорошие деньги.

Сознавая тщетность своих усилий, Райф побежал вслед за удаляющимся караваном. Может быть, караван остановится, чтобы поправить груз, разложить его более равномерно. Но в первую очередь Райф бежал, поскольку сзади приближалось жуткое завывание.

Выбежав из-за отвала, он устремился через полосу открытого песка, не смея даже оглянуться.

Однако вереница повозок, вместо того чтобы остановиться, только ускорилась.

И все-таки Райф бежал – и тут краем глаза заметил справа какое-то движение. Одинокий филасозавр, обогнув каменистую груду, устремился наперерез ему. Морда его была покрыта пеной, сквозь которую блестели клыки. Ужасный зверь не убьет беглеца – такой конец был бы слишком милосердным. Нет, филасозавры были натасканы валить беглых каторжников на землю, перегрызая им сухожилия на ногах.

И дальше несчастного за его преступление сажали на кол, и тогда смерть становилась медленной и мучительной. Многие бедолаги умирали даже не от острого кола, разрывающего внутренности, а от стай стервятников и полчищ жгучих муравьев, которые пожирали их живьем, раздирая острыми как бритва клювами и огненными челюстями, под истошные вопли страдальца, извивающегося в агонии.

Несмотря на этот угрожающий образ, Райф поймал себя на том, что замедляет бег, истощенный долгим пребыванием в каменоломнях. Даже порожденный ужасом огонь у него в груди моргнул и погас.

И тут сильнейший удар в спину повалил его вперед.

Филасозавр!..

Райф распластался ничком на земле, ожидая почувствовать острые клыки, вгрызающиеся в плоть. Однако вместо этого сильная рука подхватила его под пояс и поставила на ноги. Значит, это был не филасозавр. Оглянувшись, Райф увидел бронзовую женщину. Подняв его так, что он касался земли только цыпочками, она потащила его вперед.

– Что ты…

Женщина набрала скорость, мощно работая ногами, погружаясь по щиколотку в песок. Она бежала, словно гонимый по пустыне ураганом шар перекати-поля. Райф поймал себя на том, что пытается подстроиться под ритм ее шагов, бесполезно шаркая ногами по мелькающей внизу земле.

Бронзовая женщина обогнала филасозавра, который попытался было преследовать ее, но быстро отстал в облаке поднятой ею пыли. Чудовище злобно зарычало вслед беглецам, и остальные филасозавры дружно подхватили его рык.

Впереди показались последние повозки каравана.

Женщина рванула вдогонку, но даже ее значительной скорости оказалось недостаточно. Когда до последней повозки оставалось всего несколько десятков шагов, караван набрал скорость. Вереница повозок начала удаляться.

«Так близко…»

Но тут у Райфа в груди все оборвалось. Женщина высоко выпрыгнула вверх, взмывая в воздух, словно пустынный заяц, спасающийся от смертельного укуса аспида. Пролетев последний участок, она с силой налетела на заднюю часть повозки. Райф не удержался бы, если бы не ее крепкая хватка. Другой рукой женщина ухватилась за борт.

Женщина постаралась как могла затолкнуть Райфа наверх, едва не уронив его, но он вцепился в борт и забрался в повозку. Оказавшись на груде железной руды, Райф растянулся на спине, обессиленный и измученный, не обращая внимания на острые камни, впившиеся в тело. Ему было все равно. В настоящий момент это было самое уютное ложе на свете.

Забравшись в повозку, женщина устроилась рядом с ним на коленях. Она оглянулась на поселок.

– Все в порядке, подруга, – выдавил Райф. – Теперь нас не догонят.

Он даже не потрудился проверить, нет ли за ними погони. Колеса повозок вращались все быстрее. Мало кто из живых существ мог сравниться в скорости с пескокрабами, способными обогнать даже почтовую ворону. При такой скорости караван достигнет Наковальни задолго до того, как туда можно будет прислать сообщение. А оказавшись в городе, Райф быстро затеряется в беспорядочной сутолоке порта. Быть может, если потребуется, он даже сядет на какой-нибудь отплывающий корабль.

– Мы в безопасности, – выдохнул Райф, подбадривая не только женщину, но и себя самого.

Он потрепал ее по бедру, вновь отметив странную податливость бронзы, словно это была лишь загорелая плоть.

Женщина не обращала на него внимания. Ее взгляд был устремлен на небо, но не на солнце. Она смотрела на горизонт, на низко висящую заходящую луну. Райфу вспомнились его первые впечатления о ней, то, как ее облик напомнил ему Охотницу. На луне устроили свой дом и черная Дочь, и серебристый Сын. Говорили, что они постоянно гоняются друг за другом, снова и снова, что приводит к убыванию и нарастанию луны. Однако эта гонка вызывала жаркие философские споры. Кто кого преследовал, Дочь Сына? Или наоборот? Из-за этой религиозного противоречия неоднократно велись кровавые войны.

Однако в настоящий момент Райфу не было до этого никакого дела.

«Я свободен!..»

Подняв лицо к небу, он расхохотался.

Это казалось невозможным. Его захлестнула радость, успокоившая бешено колотящееся сердце и учащенное дыхание. Он наконец сел и окинул взглядом караван, растянувшийся по морю превратившегося в черное стекло песка, расплавленного каким-то природным катаклизмом. На блестящей поверхности сверкали ослепительные солнечные блики.

Зной усиливался. Райф огляделся вокруг. Им нужно было укрыться от прямого солнца – по крайней мере, ему точно. Райф задумался над тем, как лучше всего выкопать укрытие в груде руды.

«Похоже, моя работа рудокопом еще не закончилась».

Несмотря на палящее солнце, Райф снова повернулся к стоящей рядом с ним на коленях загадке. Кого именно он украл у Исповедников? Что за дух заключен в этой бронзе? Райф вспомнил, как архишериф обмолвился о надвигающейся войне, сказав, что это изваяние сможет переломить ее ход. Войско, возглавляемое подобным созданием или целым легионом подобных созданий, будет непобедимым.

И все же Райф в глубине души чувствовал, что такое использование бронзовой женщины было бы чем-то неправильным.

«Это не в ее природе».

Он постарался прочитать выражение ее лица, обращенного к луне. Теперь на ее чертах застыло горе, словно она скорбела по большой утрате. Райф протянул было к ней руку, но в последний момент остановился. Он был обязан этому существу, этому духу, который дал ему свободу, спас жизнь. Райф хотел спросить у женщины, как ему оплатить такой долг, но опасался, что она не может говорить. А может быть, ей просто требовалось больше времени, чтобы дух полностью обосновался в бронзе. В любом случае Райф ничего не мог сказать.

Они оба хранили молчание. Женщина не отрывала взгляда от луны. Караван продолжал свой путь на север, и Райф устроился поудобнее. Его охватила летаргия, порожденная смертельно опасными испытаниями, выпавшими сегодня на его долю. Слушая доносящееся спереди пение возничего, размеренный скрип колес, Райф рассеянно подумал о том, что нужно приниматься за рытье укрытия, однако его тяжелые веки сомкнулись.

Через какое-то время его разбудил прозвучавший рядом тихий стон. Открыв глаза, Райф повернулся и посмотрел на женщину, чей взгляд по-прежнему был прикован к горизонту. Он не смог определить, этот стон был выражением бесконечной скорби или же первой попыткой заговорить.

Тем не менее у него по спине пробежала холодная дрожь.

Губы женщины снова приоткрылись, сказав одно-единственное слово, обращенное к луне.

– Гибель…


Загрузка...